В квартире Мартышкиных никого не оказалось. Курсанты звонили в дверь добрых пять минут, но им так никто и не открыл.
– Странно, где же Наталья Александровна может быть, ведь час-то уже поздний? – удивился Антон, взглянув на свои наручные часы.
– Может, она на работе, – предположил Леха.
– Не может, – покачал головой Веня. – Насколько я понял, прошлой ночью она работала в ночную смену, а значит, сегодня у нее выходной.
– Тогда она в магазин пошла, – высказал догадку Андрей.
– Ну ты даешь, – усмехнулся Антон. – У нее мужа убили, а она по магазинам, что ли, разгуливает?
– Тогда где она? – вспылил Андрей. – Может, ты знаешь?
– Не знаю, – вздохнул Антон.
Но не успели курсанты окончательно озадачиться исчезновением гражданки Мартышкиной, как она сама появилась на лестнице. Щеки ее раскраснелись, и на лице блуждала странная улыбка, какая бывает у тихих сумасшедших. Однако при виде курсантов улыбка тут же сползла с лица женщины, и Наталья Александровна удивленно спросила:
– Ой, а что это вы тут делаете?
– А где вы были? – вопросом на вопрос отозвался Веня.
Мартышкина растерялась, забегала глазами, а потом сказала:
– Да я к подруге ходила, невыносимо мне одной дома сидеть, после того как… – Она не договорила и начала всхлипывать.
– Наталья Александровна, – не давая женщине окончательно расплакаться, приступил к делу Кулапудов, – кажется, мы нашли убийцу вашего мужа.
– Как? – вытаращила глаза Наташа. – И мужа тоже нашли?
– Нет, тело пока не найдено, но думаю, это лишь вопрос времени. Скоро подозреваемого допросят, и он скажет, где спрятал тело вашего мужа, – пояснил Веня.
На лице женщины отразилось такое изумление и недоверие, что курсанты даже подумали, что она вот-вот упадет в обморок, а потому близнецы Утконесовы предусмотрительно встали позади нее, чтобы не дать ей упасть. Однако Мартышкина в обморок падать не стала, а только напряженно спросила:
– И кто же он, этот убийца?
– Некий гражданин Недоделов, местный слесарь, пьяница и дебошир, – опередив Кулапудова, доложил Дирол.
– А… а зачем он его убил? – с какой-то странной улыбкой спросила Наталья Александровна.
– Вот это мы и собираемся узнать завтра утром, сейчас подозреваемого допросить просто невозможно по причине сильного опьянения, – объяснил Веня. – Ирма привела нас к его дому, жена опознала кепку и сообщила, что муж ее не ночевал дома, а вернулся под утро весь в крови.
Наталья Александровна посмотрела на Веню как на умалишенного и вдруг, яростно замотав головой, забормотала:
– Нет, этого не может быть. Этого просто не может быть…
– Почему? – удивился Кулапудов.
– Да потому что… – начала было женщина, но тут же осеклась, закрыла рот ладошкой, как будто боялась о чем-то проболтаться, и сказала: – Не может, потому что Коля ни с какими слесарями знакомство никогда не водил. Да и с чего бы какому-то пьянице моего мужа убивать?
– Вот это мы и хотим выяснить, – заметил Кулапудов.
– Тогда выясняйте, – безразлично пожала плечами Мартышкина, и на ее лице вновь появилась странная улыбка.
– Гляди, видимо, она совсем свихнулась, – шепнул Феде Пешкодралов. – Мы ей про убийцу мужа рассказываем, а она улыбается.
– Ага, если бы ты близкого человека потерял, то и у тебя, наверное, крыша бы поехала, – отозвался Ганга.
Наталья Александровна тем временем открыла дверь квартиры и, повернувшись к курсантам, тихо сказала:
– Вы меня извините, но мне нужно побыть одной. Я так устала за сегодняшний день…
– Конечно, конечно, – успокоил ее Веня. – Мы пойдем. Если что-то выяснится насчет убийства вашего мужа, то вы узнаете об этом первая.
– Да, да, хорошо, – растерянно пробормотала Мартышкина и закрыла за собой дверь.
– Вам не показалось, что Наталья Александровна как-то странно себя вела? – обратился к ребятам по дороге в школу Веня.
– В смысле? – не понял Антон.
– Ну, улыбочка эта дурацкая, как будто у нее вдруг проявилась начальная стадия шизофрении. И потом, она сначала сказала, что ей невыносимо дома оставаться, а потом решила побыть одна. Что-то тут не так…
– Да все нормально, – перебил его Федя. – Дома она боялась оставаться из-за боязни, что вдруг убийца вернется, ведь убийцы всегда возвращаются на место преступления.
– Вот дураки, – хохотнул Санек. – Их же поймать могут.
– Вот это их и тянет на место злодеяния. Психология у преступников такая, – вздохнув, пояснил Федя.
– А ты откуда знаешь? – с опаской глянул на него Санек.
– Эх, Дирол, если бы ты на лекциях хоть иногда обращал внимание на то, что говорит преподаватель, и ты бы знал, – поучительным тоном заявил Ганга.
Дирол мгновенно надулся, но пререкаться больше не стал, зная, что Федя все-таки прав.
– Тем не менее она очень странно себя вела, – покачал головой Веня.
Шарикова ребята встретили у ворот школы. Не успели они подойти ближе, как кинолог накинулся на них с упреками:
– Ребята, ну разве так можно. Вас же целый день не было. Я уже беспокоиться начал.
– Простите нас, – за всех извинился Федя. – Обстоятельства вынудили. Зато теперь вы можете Ирмой гордиться, она сегодня выследила особо опасного преступника.
– Правда? – уже более дружелюбно спросил Шариков.
– Правда, – одновременно кивнули все курсанты.
– Ирмочка, какая ты у меня молодец, – защебетал кинолог, наклоняясь к собаке. Но тут он принюхался, поморщился и спросил: – А что это за запах? Вы ее что, водкой напоили?
– Заметил все-таки, – процедил Веня и поспешил исправить неловкую ситуацию. – Понимаете, Ирма нечаянно хлебнула водки, но зато она перестала капризничать и начала вести себя очень хорошо. Даже ни разу не попыталась к Феде на спину залезть.
– Да? – не поверил Шариков. – Хм, может, стоит ей иногда наливать крышечку-другую, а то порой с ней невозможно сладить.
Сказав это, Шариков взял Ирму за поводок и направился в общежитие, а курсанты двинулись в учительскую, где, по их расчетам, в это время должен был находиться капитан Мочилов.
Расчеты оказались верными, Глеб Ефимович действительно сидел за одним из столов в учительской и корпел над очередным учебным планом. Надо сказать, составление, исправление и усовершенствование учебных планов было излюбленным занятием капитана.
– Глеб Ефимович, к вам можно? – осторожно заглянул в учительскую Дирол.
Мочилов поднял голову от бумаг и недовольно взглянул на курсанта.
– Что еще у тебя случилось, Зубоскалин? – спросил он.
– Это не у меня случилось, а у всех нас. Можно войти?
– Ну, входи, коли не шутишь, – озадаченно хмыкнул Мочилов.
Санек махнул рукой, и через минуту вся группа уже стояла в учительской, выстроившись перед Глебом Ефимовичем. Мочилов окинул курсантов внимательным взглядом, и на лице его промелькнула догадка, которую он тут же и высказал:
– Если вы все заявились, значит, есть какие-то сведения по тому делу, на которое вас пригласила милиция. Так?
– Так точно, – одновременно гаркнули курсанты.
– Тогда рассказывайте, что произошло, – милостиво позволил капитан. – А раз Зубоскалин решился заглянуть сюда первым, то ему и предоставим слово. Говори, Зубоскалин.
Санек глянул на своих товарищей и, заметив на их лицах одобрительное выражение, начал говорить:
– Товарищ капитан, убийца Николая Мартышкина найден. Им оказался гражданин Недоделов Иван Иванович, по профессии слесарь.
– Вот так новость! – присвистнул Глеб Ефимович. – Давайте-ка все по порядку.
Пришлось Диролу подробно изложить все сегодняшние приключения группы, начиная с осмотра квартиры Мартышкина и заканчивая дачей свидетельских показаний гражданкой Недоделовой.
– Интересно, очень интересно, – пробормотал Мочилов, когда Санек замолчал. – Но где же тогда труп?
– Не могу знать, товарищ капитан, – пожал плечами Дирол. – Возможно, Недоделов нам сам и расскажет, куда спрятал свою жертву, когда протрезвеет.
– А если удерет? – засомневался Глеб Ефимович.
– Не удерет, – успокоил Веня. – Мы к нему охрану надежную приставили. А вот это, – он вытащил из кармана письменное признание Недоделовой и протянул его Мочилову, – свидетельские показания его супруги. Мы подумали, что лучше пусть они у вас побудут.
– А почему Стеблову не отнесли? – принимая бумаги и внимательно просматривая их, спросил капитан.
Пришлось курсантам рассказать и про инцидент в отделении милиции, случившийся то ли по вине несознательных стекольщиков, то ли просто от недогляда начальства.
– Что творится, – покачал головой Глеб Ефимович. – Вы смотрите, никому про это не рассказывайте. У милиции тоже тяжелые дни бывают, – решил он заступиться за все отделение.
– Есть, – снова хором ответили курсанты.
– Ладно, можете идти, – отпустил группу Мочилов. – Завтра я сам Стеблову позвоню и все ему расскажу. Спокойной ночи.
Курсанты развернулись, вышли из учительской и наперегонки бросились из школы в столовую, надеясь, что там еще хоть что-то осталось из еды и на их долю, ведь, судя по времени, ужин уже подходил к концу.
Они не ошиблись. Тетя Клава, предупрежденная Мочиловым о важном задании его группы, оставила ребятам по одной порции картофельного пюре и по две куриные котлеты. Ребята сердечно поблагодарили ее, поели и, довольные собой, отправились спать.
Пока курсанты спали и видели сладкие сны о том, как завтра им будет выносить особую благодарность полковник Стеблов за быстрое и профессиональное раскрытие убийства, в доме подозреваемого Недоделова разыгрывалась настоящая трагедия.
Проводив курсантов, Валентина Петровна радостно потерла ладошки в предвкушении скорого избавления от мужа-ирода, пробормотала: «Теперь-то я поживу спокойно», – и стала заниматься домашними делами, прислушиваясь, не проснулся ли муж. Муж не просыпался очень долго, и Недоделова, решив, что теперь он, видимо, будет отсыпаться до самого утра, тоже решила лечь спать.
Она прошла в другую комнату, разобрала постель и вдруг подумала, что, пока она будет отдыхать, ее Ванька может проснуться и уйти, чтобы поискать опохмелиться, как обычно он и делал. А такому она никак не могла позволить случиться, иначе никогда ей от Ваньки не избавиться.
Постояв с минуту, Валентина Петровна решительно стащила с кровати матрас, подушку и одеяло, волоком переместила все это к двери в спальню, где почивал ненавистный супруг, разровняла как следует и улеглась.
То ли женщина устала за этот день, переделав кучу работы по дому, то ли приятные перспективы счастливой жизни без скандалов и побоев успокоили и согрели душу, но уснула Валентина Петровна очень быстро. И приснился ей сон, будто Ванька ее вдруг помолодел да похорошел. Идет он к ней в новом костюме, в руках цветочки, а из кармана пиджака бутылка шампанского торчит. Смотрит на него Валентина Петровна, и душа у нее словно соловей поет.
– Здравствуй, Валюсик, – говорит ей Ваня.
– Здравствуй, Ванечка, – отвечает Недоделова и спрашивает: – Откуда же ты такой красивый?
– Из тюрьмы, – признается Иван. – Видишь, как тюрьма людей перевоспитывает. Раньше-то я плохим был, дрался, но теперь понял, что так нельзя, надо ближних любить, а особенно свою жену, то есть тебя, Валюсик.
И чувствует Валентина Петровна, как сердце ее при этих словах начинает биться сильно-сильно и даже вроде бы перемещается куда-то в район желудка. А удары становятся все сильнее и сильнее, и вот уже совсем невмочь становится терпеть эту боль…
Недоделова застонала во сне и открыла глаза. Однако удары не прекратились, мало того, где-то рядом послышались приглушенные ругательства. Валентина Петровна уселась на матрасе, огляделась и только теперь поняла, что являлось причиной ее боли. Видимо, пока она спала, муж проснулся и решил выйти из комнаты, но не тут-то было. Дверь оказалась снаружи чем-то намертво придавленной. Ваня, никак не ожидавший такого подвоха в собственном доме, начал злиться и решил толкать дверь до тех пор, пока она не поддастся. А так как дверь оказалась придавленной Валентиной Петровной, то все удары достались бедной женщине. Естественно, все свои действия Недоделов сопровождал ругательствами и призывами на помощь собственной супруги.
Валентина Петровна поднялась на ноги, отодвинула свою импровизированную постель в сторону и, приложив губы к дверной щели, прокричала:
– Чего буянишь, вредитель проклятый?!
– Открывай дверь, извергиня! – в тон супруге заорал Иван. – Иначе убью!
– Тогда не открою, – категорически отказалась подчиняться женщина. – А чего тебе надо-то, что ты так из комнаты выйти хочешь?
– Смерти твоей.
– Чего нет, того нет, – отрезала Недоделова. – А значит, придется тебе до утра запертым посидеть.
В комнате на некоторое время наступила тишина, лишь изредка нарушаемая недовольным бормотанием супруга. Затем раздались шаркающие шаги.
– Ты чего там ходишь, а? – не выдержала напряжения Валентина Петровна.
– Думаю, – откликнулся муж.
– Ха, думает он, – усмехнулась коварная супруга. – Да тебе и думать-то нечем, потому что у тебя вместо головы мочалка проспиртованная.
– Вот ею и думаю, – ничуть не обиделся Недоделов.
– А о чем?
– О том, что я с тобой сделаю, когда отсюда выберусь. Может, я тебя зарежу, а может, в погребе сгною.
– Ага, разбежался, держи карман шире, – не сдавалась Валентина Петровна.
– А я сейчас возьму и в окно вылезу, – пригрозил супруг.
– Вот Пупсик обрадуется, я его как раз на ночь с цепи спустила, – откликнулась жена.
Иван Иванович выглянул в окно и увидел, что под ним действительно сидит Пупсик. Недоделов пса жутко не любил, впрочем, эта антипатия была взаимной. Каждый раз, выходя во двор, хозяин дома так и норовил зарядить Пупсику сапогом в живот, а пес в ответ на это всегда рычал и скалил свои огромные желтые клыки, как будто предостерегая: «Вот когда-нибудь доберусь я до тебя, тогда поищут твои кости». Нет, что ни говори, а лезть через окно – не самый удачный способ выбраться из подстроенной женой ловушки. И тогда Иван Иванович решил пойти на хитрость и кардинально изменить тактику поведения.
– Валюшенька, я кушать хочу, – прогнусавил он.
– Нормальные люди по ночам спят, а не кушают, – возразила супруга.
– Я и в туалет хочу, – не сдавался пленник.
– Потерпишь, – продолжала измываться над мужем Валентина Петровна.
– Слушай, а если я пообещаю тебя не трогать, тогда выпустишь? – решился на последний шаг Недоделов.
– Знаю я твои обещания, я тебя выпущу, а ты до утра меня по двору гонять будешь, – не поверила женщина.
– Буду, – подтвердил Иван, поняв, что и таким образом не удастся уговорить жену его выпустить.
Недоделов был очень удивлен странной выходкой своей жены. Раньше она никогда его не запирала, а, наоборот, пряталась сама куда-нибудь подальше, чтобы не попасться страдающему похмельем мужу под горячую руку. Чего она теперь добивалась и на что надеялась, заперев своего мучителя в комнате, Ивану Ивановичу было непонятно. Что-то, по всей видимости, жена задумала против него, и это необходимо было немедленно выяснить.
– Хорошо же, я тебе еще покажу, – процедил слесарь и, громко бухнувшись на колени, протяжно застонал: – А-а, умираю.
– Только до утра не помри, – предупредила его Валентина Петровна.
Однако муж так больше и не отозвался.
– Ванька, – позвала женщина, но ответа не последовало.
Валентина Петровна прислушалась, но из комнаты не доносилось ни единого звука.
– Неужели и правда помер? – испугавшись, перекрестилась Недоделова.
Она попыталась разглядеть что-нибудь в замочную скважину, но в комнате было слишком темно. Пораздумав минуту, Валентина Петровна все же решилась открыть дверь и посмотреть, что случилось с ее ненавистным муженьком. Однако едва женщина заглянула в комнату, как Ваня кинулся на нее, выскочив из-за двери, и сжал пальцы на шее супруги.
– Хах-хах, – начала задыхаться Валентина Петровна, а Недоделов тем временем приступил к допросу:
– Говори, зачем меня заперла?
– Не скажу, – прохрипела женщина.
– Задушу, – пообещал муж.
– Посадят. Хотя… тебя и так посадят, – выдохнула Недоделова и тут же осеклась, поняв, что неожиданно для самой себя проболталась.
Услышав подобное заявление, Недоделов так удивился, что даже ослабил хватку.
– Это еще почему меня посадят? – спросил он.
Валентине Петровне очень не хотелось говорить о визите милиционеров, но молчать дальше – верный способ вызвать на себя еще больший гнев мужа. И тогда женщина решила врать напропалую:
– Потому что ты человека убил.
– Я убил? – вытаращил на жену глаза Недоделов. – Какого?
– Тебе лучше знать какого, – всхлипнула женщина. – Скажи еще, что ничего не помнишь.
– Не помню, – согласился Иван Иванович. – А когда?
– Милиционеры сказали, что прошлой ночью, – доложила Валентина Петровна.
– Так что, к нам и милиция уже приходила? – похолодел от ужаса слесарь.
– Приходила, – кивнула его жена. – Кепку твою шоферскую нашли в квартире убитого.
– Так я же ее два дня назад потерял.
– Это ты в отделении будешь рассказывать, где потерял. Они тебя, между прочим, допросить хотели, но разве же из тебя хоть слово можно было вытянуть, вон как нализался, – скорчила плаксивую мину коварная супруга.
Эта новость так ошарашила Недоделова, что он даже не обратил внимания на издевательский тон жены. Он, Ваня Недоделов, убил человека. Такого не может быть!
– Такого не может быть, – вслух повторил свою мысль Иван Иванович.
– Раз милиция сказала, значит, может, – отрезала Валентина Петровна. – Допился.
Но Недоделов уже не слушал жену. Он прошел на кухню, уселся за стол и спрятал лицо в ладонях.
Таким подавленным собственного мужа Валентина Петровна никогда не видела. У нее даже сердце кольнуло, когда она заметила, что из-под ладоней на колени Ивана Ивановича капнула слеза.
– Валечка, но как же так, – неожиданно подал голос Недоделов. – Я же не убийца.
– Как же, не убийца. А меня всю жизнь бил?
– Так это из-за того, что ты во всем упрекала, вот я и злился. Я же тебя на самом-то деле люблю, это ты от меня нос воротишь. Я и пить потому стал, что ненужность свою в этом доме почувствовал. Эх, доля моя тяжкая, – тяжело вздохнул «убийца». – Значит, за мной завтра придут?
– Ага, обещали утром тебя забрать, – подтвердила женщина.
– Тогда запирай меня, Валька, обратно, чтобы не сбежал ненароком. Раз уж сотворил злодеяние, то отвечу за все сполна. – С этими словами Недоделов поднялся и направился в комнату.
Валентина Петровна перечить ему не стала, повернула в замочной скважине ключ два раза, проверила надежность запора и решила лечь спать. Только вот сон к ней теперь уже не шел, в голове все еще звучали слова мужа о том, что он ее любит. «А может, не такой уж он и плохой? – закралось в душу женщины сомнение. – Может, зря я на него поклеп учинила? Ну, подумаешь, бил. А какую бабу мужик не гоняет? И мамку мою отец побивал, и дед бабку – тоже. Нет, не могу я этим милиционерам своего Ваньку отдать. Пусть пьяница, пусть хулиган, а все равно мой», – приняла окончательное решение Валентина Петровна и собралась уже со спокойной душой уснуть, но вспомнила, что дала милиции письменное показание против своего супруга. Воспоминание это подействовало на Недоделову как электрический разряд. Она подскочила на кровати, схватилась за голову, потом спрыгнула на пол, заметалась по комнате, споткнулась о кресло, упала и, не выдержав, зарыдала.
Плакала она долго, пока не устала. И тогда Валентина Петровна решила найти выход из этой страшной ситуации.
– Я тебя в петлю сунула, я тебя из нее и вытащу, – пробормотала она, обращаясь к супругу, который в данный момент ее совершенно не слышал.
Полночи Валентина Петровна провела в томительном ожидании утра. Когда же стрелки на часах показали половину восьмого, женщина быстро оделась и вышла из дома. Она направлялась в отделение милиции.
В отделении милиции в этот ранний час было еще пусто и тихо. За столом дежурного сидел молоденький милиционер, сменивший отоспавшегося и протрезвевшего Васюкова. Он разгадывал кроссворд и, судя по всему, кроме этого занятия его ничего не волновало, он даже не заметил прихода посетительницы.
– Здравствуйте, – робко поздоровалась Недоделова и замолчала.
– Здравствуйте, – ответил на приветствие дежурный, не взглянув на пришедшую, но поскольку та больше не издавала ни звука, ему все же пришлось обратить на нее внимание. – Вы по какому вопросу?
– Мне бы начальника вашего самого главного увидеть надо, – все тем же робким голоском проговорила Валентина Петровна.
– Начальника? – переспросил дежурный таким тоном, будто женщина просила его о встрече по меньшей мере с президентом страны. – А начальник так рано не приходит. Он обычно часам к девяти появляется, а сейчас только восемь.
– Ничего, я подождать могу, – сразу же согласилась настойчивая гражданка и, указав на несколько стульев, выставленных вдоль коридора, попросила: – Можно, я вот здесь посижу?
– Сидите, – пожал плечами дежурный и вновь склонился над кроссвордом.
Ждать Валентине Петровне пришлось дольше, чем обещал дежурный. Шел уже десятый час, по коридору туда-сюда сновали сотрудники милиции: кто-то бегал из кабинета в кабинет с какими-то папками в руках, кто-то выходил покурить. Один раз мимо Недоделовой даже провели какого-то небритого типа в наручниках. «Наверное, бандит», – глядя на физиономию арестанта, решила Валентина Петровна. Однако самого главного все еще не было, ведь дежурный обещал ей сказать, когда начальник придет, но тот до сих пор молчал.
Недоделова совсем разволновалась. Она приблизилась к столу дежурного и спросила:
– А может, у него сегодня выходной?
– У кого? – поднял на нее непонимающий взгляд молоденький милиционер.
– У начальника вашего, – напомнила женщина.
– У Стеблова выходных не бывает, – серьезным тоном проговорил дежурный. – Сейчас должен подойти.
Как будто в подтверждение его слов за спиной у Валентины Петровны вдруг раздался звучный бас:
– Семечкин, мне никто не звонил?
Семечкин быстро соскочил со стула, при этом умудрившись запихать под него журнал с кроссвордом, и, вытянувшись, прокричал:
– Здравия желаю, товарищ полковник! Разрешите доложить, вам никто не звонил. Зато к вам посетительница. Уже полтора часа ждет.
– Где? – удивился Стеблов, который из-за похмелья после вчерашнего «согревающего мероприятия» соображал довольно туго.
– Да вот же она, Василий Наумович, – указал Семечкин на Валентину Петровну, и та с заискивающей улыбкой кивнула:
– Да, я вас давно жду.
– По какому вопросу? – приосанившись, осведомился Стеблов.
– По поводу убийства человека…
– Убийство? – тут же напрягся Стеблов. – Тогда прошу в мой кабинет.
Они прошли в кабинет Стеблова, там Валентина Петровна уселась на предложенный ей стул и приготовилась к разговору.
– Итак, для начала скажите мне, как вас зовут, – начал Стеблов.
– Валентина Петровна Недоделова.
– Замечательно. Я вас внимательно слушаю, – усевшись напротив женщины, сказал Василий Наумович. – Кого убили?
– Какого-то Мартышкина, – припомнила Недоделова фамилию, которую называл ей Кулапудов.
Стеблов наклонился вперед и переспросил:
– Мартышкина?
– Ну да, – кивнула Валентина Петровна. – Это же мой муж подозревается в его убийстве. Разве вам ваши сотрудники ничего не говорили? Я ведь им и показания дала в письменном, между прочим, виде.