Я не писатель…
Куда мне…
Просто конструктор слов.
Старый, скрипучий маяк…
Проектор для твоих снов..
Открываю грудную клетку…
Достаю свою лампу-сердце…
Протираю, вставляю обратно
И на ключ закрываю дверцу.
Я – немая башня со светом…
Руки мои – лучи.
Убери ладони, открой глаза…
В темноте никогда не кричи…
Я буду стоять сто, двести…
Захочешь, хоть триста лет.
Я твой сигнальный огонь…
Жизни твоей амулет.
Если тьма случится повсюду…
Если некому будет согреть.
Вспомни… маяк – человек…
Будет тебе гореть…
Будет в тебе гореть…
Лишь для тебя гореть…
Я бы надела сейчас косуху…
Завела бы свой старый Харлей…
Крутила бы ручку с газом,
Стараясь выжать насухо.
И неслась, не боясь ни ветра…
Ни встречных людей.
Я спала бы, укрывшись брезентом.
Разводила бы на ночь костры.
И смотрела на звезды,
Представляя, что между ними
Огромные, кованые мосты…
Я могла бы дарить тебе
Скорость, ветер и небо…
Я могла бы писать тебе
Миллионом хвостатых комет.
Жаль вот только, что у меня ни косухи…
И ни Харлея… нет…
Я – размазня. Я – старое молевое пальто.
Ты приходишь. Меня надеваешь.
И говоришь, что я без тебя никто…
Ты презрительно шепчешь:
«Ну что за тоска? Что за вид?
Дыры и те полиняли».
А у меня в плечах, и где пуговицы болит…
Я не люблю тебя в гневе.
Ты страшен как ураган.
Швыряешь меня и орешь:
«Продам тебя, на хер, продам!»
И вот я в ломбарде.
Мне страшно. Я – молевое пальто.
Меня не возьмут и не купят
В ближайшие лет эдак сто…
Вдруг рядом со мной говорят:
«Мне это пальто заверните.
И будьте поаккуратней.
Смотрите, его не помните!»
Я еду в пакете свернувшись.
От страха подкладка дрожит…
Сейчас распакуют, примерят,
Увидят убогий мой вид…
Вот дом. Достают из пакета
Меня как ценный товар.
И бережно так надевают,
Как никто еще не надевал…
Я вскрик восхищения слышу:
«О Боже, какое пальто!
Я в нем – дворянин, англичанин!
Я – лорд… И не меньше того!»
Тебя я носить буду редко.
Почищу, повешу в свой шкаф.
Ну, может быть только на праздник.
Вместе с рубашкой в шелках.
Кричу я: «Носите! Носите!
Мне всё ведь еще невдомек…
За все мои 30 лет
Меня так никто не берег…»
Я хотел бы тебя обнять,
Но я просто текст…
Тридцать три алфавитные буквы.
С пробелами или без…
Я тянусь к тебе всеми дефисами и тире,
Через весь земной шар.
Мегабайтами фраз во тьме.
Ты прими меня, ты пойми – я конструктор слов.
Я не знал ничего, кроме ямбовых этих оков.
Да местами я вычурен, слишком криклив.
Но едва я вижу тебя, я смущенно затих…
Мой хозяин – поэт… алкаш…
Хлещет водку, вино и ром.
Я бы бросил его, но знаю
Не выдержит, кончит дном…
Если б он не вдыхал в меня жизнь,
Не строчил бы строку за строкой,
За ним бы давно пришла
Та самая гостья с косой…
Я хотел бы тебя обнять,
Но я просто текст.
Не могу согреть, но зато
Могу рассказать:
Каждый вечер он письма шлет…
Только глупый огонь,
Хоть ты тресни, не может их прочитать…
Вроде умный хозяин, толковый.
Но что за беда?! Как не может понять,
Что в камине они не дойдут никогда!!
Он сжигает и пишет…
Заливает тетради вином.
Хлещет водку. А в промежутках – ром.
Пламя лижет буквы, строчки, слова…
Я всего лишь текст…
Мне тебя не обнять никог…
Вот что бывает, когда наизнанку душа…
Когда выпиваешь тонну полусухого.
Когда сообщение прочитано,
Но не отвечено.
Ты сердце открыл…
А тебе же в ответ – ни слова.
Когда так бомбит,
Что в высоких окопах
Не скрыться.
Дрожь в голове и в ватных моих ногах.
Я столько раз хотела забыться,
Что распята за это
На всех известных крестах.
Как человек, прочитав, может
Вдруг не ответить?..
Раньше такое было мне невдомек.
Но я ведь взрослею…
И, в общем, не глупая девочка.
За тысячу раз можно усвоить урок.
Когда нет ответа: Значит, тебя не помнят.
Не ценят. Не любят. И точно не берегут.
Нет. Нет. Я не злюсь. Какое имею право?
Я трубку на твой звонок больше не подниму…
Помнишь, я говорила, что будет легче?
Я соврала тебе. Легче уже не будет.
Парочку книг и точно не выдержит печень…
Десяток стихов и к черту слетит рассудок.
Я торговала собою как на базаре:
«Что вам? Тепла? Завернуть?
Килограмма два хватит?
Вам что? Улыбок? Сколько?
Граммов на двести?
На мерных весах я вешала свое сердце.
Я отрезала с лихвою по сантиметрам…
Вот вам любовь, доброта, сострадание…
Я не жалела… вам ведь оно нужнее.
Заботу в пакет положу и на сдачу внимание…
Я вдруг оглянулась… О, боже, и что же я вижу?!
Исчерпан лимит! Ведь сердце Мое не резина.
Лавку закрою, повешу на Сердце табличку:
«Окончен прием! Учет на дверях магазина…»
И больше ни строчки. Не выдавлю. Не скажу..
Надо признаться: бремя не по размеру.
Надо уйти живому с этой войны.
Надо во всех делах знать свою меру..
В спину кричат: Дезертир…
Да пошли они на хер.
Сожгу все листы и смою в речной воде.
Светятся строчки как серебро на бляхе..
Я не писатель…
Это все не по мне.
Бегу с корабля я как та оголтелая крыса…
Сжигаю тетради. Сжигаю мосты за спиной…
Я проиграла. Довольны? Ведь вы говорили…
Предупреждали, жизнь не считать игрой…
Стану обычной. В офис, наверно, устроюсь…
Стабильность. Работа.
Карьера и Коллектив…
Я отдаю непосильную эту ношу…
Поторопилась, ее на себя взвалив.
Я не писатель. Мысли, прошу вас, заткнитесь!
Осточертели мне душу когтями рвать.
Я не писатель. И не «писака» даже…
Порву я блокнот и готова это признать…
Я обещала стихи не писать.
И видишь, как не сдержала слово.
Для меня все, что касается тебя
Непонятно… Несдержанно…
Нетолково.
Меня спасает одно лишь то, что
У всех великих людей была муза.
Я Маяковского привожу в пример…
Для него любовь не была обузой.
Он – громадный, жилистый Эверест.
Сердце его как глыба железная.
Как он хотел, чтобы Лиля его
Была с ним мягкая… женская… нежная.
Его, вершителя звезд,
Громкого покорителя зимней стужи.
Закрывали на кухне на ключ, когда
Лиля в спальне уединялась с мужем…
Как он сносил это?… как терпел.
Жилистая эта громадина.
Как не выламывал хлипкую дверь.
Как не кричал: « Убью тебя! Гадина».
Я не писатель. Я, помнишь, маяк…
Свет мой для всех не ярок.
Я не Володя… Но, знаю давно:
Любовь – это Божий подарок.
Я смирилась почти со всем:
Между нами звезды, миры и время.
Но что я никак не могу принять:
Каждодневные эти потери…
Я жалею больше всего, что
Никакому умнику в 21-м веке,
Не придумать катушку памяти,
Чтоб намотать на нее мысли о человеке.
Все эти гаджеты, айфоны,
и прочая виртуальная забота,
Не вернут мне того, как папа бурчал:
«Ирка, ну выпил немного с работы…»
Я так хочу помнить,
Как пахла у папы ямочка под ключицей…
Но всё, что могу – распускать о нем память,
Как петли со ржавой спицы.
Создайте уже такой аппарат,
Чтоб в сердце хранил все забытые мелочи:
Родную улыбку, ямочки на щеках,
Скупое проявление отцовской нежности!
Мне страшно подумать, но я забываю
Черты родного лица…
Папка, любимый…
Печали моей совсем не видно конца…
Он говорит, капитан, зачем вам война?
Ваш корабль похож на старый, дырявый бак.
Посмотрите на ваших матросов: Из них
Каждый третий – трус.
Четвертый каждый – слабак.
Дайте руку, скорее же мой дорогой капитан!
Я вас выведу в место, где вечно тепло и светло..
Оставляйте корабль, зачем вам эта борьба?
В ней за годы столько бойцов полегло.
Я же вижу, повыбит мех, и мундир не тот…
Вы устали… Сложите уже ружье…
Отпустите матросов. Не мучайте больше их.
Пусть они получат каждый уже свое…
Капитан презрительно так смотрел:
Ах, ты дьявол! Старый паршивый черт.
Убирайся в ад. К таким же своим чертям.
Мои люди каждый на перечет…
Капитан команду отдал бойцам:
Драить люки! Свистать всем на самый верх.
Не сдадим корабль наш никому.
Только крысы бегут трусливо и раньше всех.
И матросы выстроились в плотный ряд.
(Клетки знали – лечение к ним идет).
Капитан в ответе за весь организм…
Вместо страха надежду он подает…
Я свернусь для тебя в кулон:
Надевай меня и носи.
И спасу я тебя от бед,
И укрою от темных сил.
Я как волк – почую врагов.
И оскал им свой покажу…
И не дам я в обиду тебя.
Ни своим, ни чужим, никому.
Я как тот неказистый браслет,
Из шести бордовых гранат…
Моя жизнь так похожа на то,
Что герой Куприна испытал.
Возвеличивать и воспевать…
Все, чем я могу оплатить…
Драгоценный мне Бога дар —
Возможность тебя любить.
Я встаю за сервант.
Я грустный усталый клоун.
Я закутаюсь в пыль.
И выйду отсюда не скоро…
Моя маска прибита на гвоздь,
Я ее не снимаю.
Под кожей моей война.
Страшнее, чем вся мировая…
У меня нет улыбки.
Ее заменила гримаса.
Я свернусь за сервантом
В клубок. Куда вам не добраться…
Вечная девочка – свет.
Да замкнули пробки…
Война… война… война…
В моей черепной коробке.
Оставьте меня в покое.
Мне клин не вышибить клином.
Я – клоун с гримасой боли…
Пародия на пантомиму.
Хорошо ты себя причесываешь
Да приглаживаешь…
Повернешься – ну прямо девочка-паинька.
Только тот, кто внимательно в тебя всмотрится,
Видит волчьи глаза твои изжелта-карие…
Только тот, кто смотрит вовнутрь,
А не поверхностно,
Только он лишь суть твою сможет выведать.
Улыбнешься ты скромно, даже застенчиво.
Да клыки твои тебя острые выдадут.
Ты всегда со всеми приветлива и участлива,
Да вот только затронь —
И повеет могильным холодом…
За родных своих и друзей своих расстараешься —
Вспорешь глотки, сочтя это веским доводом.
Хорошо ты просто воспитана, милая девочка,
И натуру свою в узде ты звериную держишь.
Дыбом шерсть и глаза свои дико-волчьи
В отраженье зеркальное прячешь и холодеешь.
Настоящее счастье не терпит пафоса,
Не любит напыщенных слов.
Вы говорите, что быт убивает…
А я говорю – укрепляет любовь.
На расстоянье любить очень просто.
А ты подойди и попробуй вблизи…
Как сложно порою услышать другого
А не орать как дурак «НЕ БЕСИ!»
Вот этот кайф – ты приходишь с работы
И знаешь, что дома тебя кто-то ждет.
И даже не «кто-то», а самый любимый.
Тот, кто поддержит тебя и поймет!
Сегодня не хочется рвать рубаху,
Писать про безумную страсть…
Спасибо, родной, что ты рядом со мною!
И в радость… Да и в напасть…
Спасибо за день, спасибо за вечер!
Тепло от души мне твоей…
Ты рядом, любимый, и все прекрасно.
И нет в целом мире родней!
Ему и не надо тебя убивать…
Дьявол смеется громко..
Ты и сама себя сможешь добить.
Вот этой, последней стопкой.
Страшно, не то, что ты часто уж пьешь,
Не чаще, чем все остальные…
Ты этой рулетке себя отдаешь…
Патроны в ней не холостые.
Стреляешь по сердцу…
Я зла на тебя. И так оно бедное, давит…
Подумай про маму, она как никто
От этого сильно страдает…
И поводов нету для пьянки уже,
Так ты их сама сочиняешь!
И все твои доводы только лишь «пшик»…
Ты их под себя подгоняешь.
Мне страшно. Мне страшно.
Прошу тебя: Брось. С этим не шутят нынче…
Этиловый спирт – самый главный твой враг.
И маленький этот графинчик…
Время собрать камни.
Время закончить войну.
Пересчитать пленных.
Убитых спрятать в листву…
Все мы – герои, да только
С медалями не везет…
В боях за любовь отдельный,
Особый, жестокий счет.
Мои генералы – не трусы.
И смел каждый мой рядовой.
Просто ты бой не выиграешь
Сражаясь с самим собой.
Если устала армия,
Выход всегда один:
Людей своих пожалей
И в тыл, назад уходи…
И нет никаких различий
На фронте каком война.
Любовь не ведает жалости,
И не дает ордена.
Любовь – это та еще сука.
Штрафной весь ее батальон.
Она дезертир и штрейкбрехер.
Своих же и предает.
Зима для меня – перемены.
Стиля. Взгляда. Слова.
Я крепко держу всё, что дорого
И шагаю туда, где ново…
Зима мне не мать, а мачеха.
И холод ее не по мне.
Я кутаюсь в слой из кожи
И дома варю глинтвейн.
Зима пляшет дикие танцы.
В безумном моем миру.
Я так устала бояться
Непонятой быть никому…
Зима… Сколько в слове этом
Холода и теней…
Меня спасает одно:
Что я пишу для людей.
Зеркало в комнате стылой
Присыпано белой пургой.
В нем отражается девушка
С книжной своей судьбой.
Зима мне не мать, а мачеха.
Но даже она говорит:
«Пиши себе, милая девочка,
Покуда душа велит…»
Я так много грешу,
И мало стою на коленях.
Бесов уже не унять.
Смотри, как они озверели…
Кружат черными стаями,
Мельтешат надо мной.
Едва оступлюсь, как сразу
Свирепо бросаются в бой.
Крестик сожму я в ладонях
И попрошу у Бога:
«Господи, прогони,
Этих тварей с порога…»
Дай моим мыслям покоя,
Дай душе утешения.
Голос вдруг сверху услышу:
«В сердце ищи спасение».
Я поклонюсь до земли,
Святой умоюсь водой.
Молитву под вечер прочту,
И будет в душе покой.
Крестом я себя осеню:
«Благослови мой сон!»
Господь поможет тогда,
Когда в твоем сердце он.
Я тот, кого все ждут под Новый Год:
Колпак на мне и борода не с ваты.
Мои олени мчатся сквозь снега,
И я работаю не за зарплату.
Реальный, настоящий Дед Мороз!
Желание свое мне загадай!
Подумай, взвесь, чего же хочешь ты.
Все-все мечты с чулана доставай!
Ты взрослая. Не веришь в чудеса…
Готовишь оливье, бокалы, водку.
Со списком длинным ходишь в магазин:
«Тааак… Не забыть бы свёклу и селедку».
Родная моя девочка, оставь
Всю суету кому-нибудь другому!
Я ехал столько верст, оленей гнал!
Порадовать тебя пред Новым Годом.
Ты вспоминай, как верила в меня,
Когда стихи читала мне несмело.
Горели твои детские глаза…
Ты знала – это всё на самом деле.
Так и сейчас: куранты круг пройдут
Загадывай, чего душа желает!
И верь, что настоящий Дед Мороз
Лишь для тебя всё это исполняет.
Чудес и не случается тогда,
Когда душою в них совсем не веришь.
И сбудутся они наверняка,
Когда ты сердце им свое доверишь…
Очень просто человека «утопить»,
Отказаться поддержать, в него не верить.
И так сложно руку протянуть,
От души обнять, не лицемеря.
Вспомните, мы все тут только гости.
И нам с вами нечего делить!
Неба голубого, солнца, леса
Хватит всем! Лишь руку протяни.
Добрые слова – это объятия,
И от них тепло, как от огня.
Люди! А давайте быть добрее?
И начните, главное, с себя…)
Это время – подвести итоги.
Снять свою тяжелую броню.
В ванну лечь и смыть с себя обиды,
Скопленные в годовом бою.
Это время – разобрать по полкам,
Вытрясти весь хлам из головы.
И налить себе в бокал вина.
Пить его легко, без суеты.
Это время для тебя, для новой.
Без брони, доспех, тяжелых лат.
Хватит воевать сама с собою.
Время получения наград.
Год уходит. Наступает новый.