Три машины неторопливо проследовали через Красногорск. Возле указанных Максом адресов притормаживали. Филя либо Щербак выходили поочередно из следующих за «тойотой» Эммы Фрадкиной «девяток» и заходили в мастерские, осматривались, возвращались. По описаниям Эммы, тот автосервис представлял собой довольно длинный металлический ангар, полукруглая крыша которого лежала на железных фермах – как на Киевском вокзале, только значительно меньших размеров. Пока ничего похожего не было. И еще все понимали, что, вероятно, везли Эмму не очень далеко и к тому же быстро. А в том состоянии, в котором она пребывала, разве можно точно определить время? Особенно когда с обоих боков сжимают здоровенные амбалы, а половина твоего лица залеплена пластырем… Да нет, что говорить, сейчас можно взять исключительно методичным подходом. Ехать и ничего не пропускать.
Нечто похожее на то, куда привезли женщину ее мучители, обнаружили при въезде в Опалиху. Эмма сказала, что, кажется, узнает этот длинный, грязный забор. И металлические конструкции были похожи на те, что ей уже довелось видеть.
Машины въехали во двор. Ребята вышли. Выбрался из-за руля «тойоты» и Александр Борисович – он вел машину. Эмма же осталась сидеть за притемненными стеклами, наблюдая изнутри. Вид у приехавших был вполне разбойный. На то недвусмысленно указывали крупные, словно специально накачанные фигуры Голованова и Демидова, да еще толстые цепи желтого металла на их открытых крепких шеях. А работники сервиса, определенно имевшие с братвой дела, уже и не сомневались, что это очередная дорожная разборка.
Слева, из помещения, где, видимо, оформлялись документы, вышел невысокий, жирный деятель в зеленом пуховике с капюшоном. Лет ему было не больше сорока. Сытый весь такой, краснощекий, и явно не от холода. В руках держал папку с бумагами и большой калькулятор. Ну то есть все готово для немедленной оценки понесенных братанами убытков, отметил Турецкий. Александр Борисович стоял особняком от своих, изображая, как договорились, хозяина «тойоты».
Ни слова не произнося, оценщик, по определению Турецкого, кивнув браткам, но не ему, обошел машины, оглядывая их со всех сторон. Вероятно, отсутствие вмятин, свежих царапин и вообще каких-либо следов наезда, столкновения его несколько озадачило. Он подошел именно к Голованову, выглядевшему здесь главным, а вовсе не к Турецкому, и спросил негромко:
– Какие проблемы?
Услышав стук по боковому стеклу «тойоты», Турецкий нагнулся и увидел, что Эмма быстро-быстро кивала ему. Приоткрыв дверь, он услышал ее испуганный и сдавленный шепот:
– Это он, я узнала, тот самый гад, который сказал про десять тысяч! Я его узнала! Сашенька, – взмолилась она, – сделай с ним что-нибудь!..
– Сиди молча и не высовывайся, пока не позовем, – одними губами сурово ответил Александр Борисович и захлопнул дверь.
– Да видел я уже эту тачку! – говорил между тем оценщик. – Даже помню, что дамочка, которая за рулем тогда сидела, на десять кусков налетела. Но это ж когда было! Больше месяца назад! А от меня-то вам чего сейчас надо?
– А вот это мы от тебя и узнаем, – грубо ответил Голованов и кивнул на строение слева: – Айда в твою собачью будку, и ты – тоже, – кивнул он Турецкому. – Стрелка щас будет…
Дальше произошло следующее. Демидыч тоже грубовато подтолкнул Турецкого: иди, мол, куда старший приказывает. Турецкий понуро пошел. А Филя с Щербаком остались у машин – сторожить. Но тут почему-то заволновался оценщик – колобком выскочив вперед, он замахал руками в сторону небольшого своего ангара, под полукруглой крышей которого и производился ремонт машин. Но Голованов легко отстранил его с дороги и рывком распахнул дверь в будку, что-то вроде строительной каптерки или бытовки. И даже отшатнулся, такой тяжкий дух рванул оттуда.
За столом, застланным газетой, сидели пятеро мастеров в грязных комбинезонах и жрали водку. Не пили там, не закусывали, а, судя по их виду, именно жрали. Ну да, время к концу дня, клиентуры никакой, да и кто им, таким вот, доверит свою тачку? Под навесом, кроме нескольких остовов разобранных на запчасти машин, других, нуждающихся в их «автосервисе», не было. Хотя ворота открыты настежь – заезжай, не хочу! Понятное дело.
– А ну брысь все отсюда! – громогласно заявил Сева. – Базар будет не для ваших, блин, ушей!
Пьяниц словно ветром сдуло.
– Убери! – Сева толкнул оценщика в спину так, что тот влетел в свою бытовку и едва не растянулся на полу. Но команду выполнил шустро, то есть сгреб газету вместе со всем, что на ней находилось, и перенес в угол, на какой-то ящик. При этом он не спускал с Голованова испуганно-вопросительного взгляда.
Расселись вокруг старого конторского стола.
– Говоришь – помнишь эту тачку? – строго спросил Сева у оценщика, и тот послушно кивнул. – А вот хозяин ее, – Сева взглядом показал на Турецкого, – базарит, что все лажа! Если он залетел на десять кусков «зелени», да еще под счетчик, как ты, блин, определил тут, от того «мерина» должна была только рулевая колонка остаться! А его шмара… А ты молчи! – рявкнул он ни с того ни с сего на понурого Турецкого. – Она, блин, утверждает – понял? – что там было слегка левое заднее крыло поцарапано! И тачка та – битая-перебитая. Ты чего, падла, подставу нам лепишь, а?
Грозный вид Голованова подействовал, конечно, но не настолько, чтобы хозяин этой конторы сильно перепугался. Видать, у него была своя «крыша». Нехорошо, что так получилось, но он-то при чем?
– А вы, простите, кто такие? – робко поинтересовался он, пряча вовсе не испуганные глазки.
– Его «крыша»! – Сева кивнул на Турецкого. – Ну чего будем делать? Залетел ты, однако, братан, вот что, – сказал Сева оценщику. – На твою «крышу» мы, конечно, положили, а ты давай отстегивай чего тогда насчитал. – Сева радостно осклабился, и ему ответил такой же довольной ухмылкой Демидыч. – Выкладывай, а то и тебя на счетчик поставим.
– Братаны! – вдруг взмолился оценщик. – Богом клянусь, откуда у меня такие бабки?!
– А нас это не… – очень грубо выразился Сева и заржал. И Демидыч снова охотно поддержал своего братана. – Не хочешь платить, с собой заберем. Есть у нас тоже будка, но поменьше твоей, Пират, блин, в ней на цепи сидит. Вот и посидите вдвоем, пока надумаешь…
Хозяин автосервиса отлично понимал, что влип. И что эти громилы шутить не намерены, поскольку, оказывается, все им вообще известно, и про «мерседес» тот, в частности. А если чего они еще не знают, так узнают, и тогда… Нет, не хотел он этого «и тогда». Поэтому только и решился приоткрыть правду, может, поймут и отстанут? Хотя в то, что отстанут, почему-то не верил. И он заговорил тихим, почти неслышным голосом, будто боялся громко называть тех, кто, собственно, и является в настоящий момент его «крышей».
Из его невнятной речи все поняли, что собственно сервис – это так, для отвода глаз. А обслуживает контора клиентов, попадающих в такие вот ситуации – наезды, столкновения и так далее. Работает здесь в основном таганская братва, это их бизнес – практически по всему Кольцу. И контор, подобных этой, тоже несколько – чтоб быстро решать проблемы братков. Цену за наезд, кстати, назначают они сами, поэтому и спорить тут не приходится. Иногда, если клиент не согласен, его маленько обрабатывают… Последнее оценщик сказал как бы между прочим, небрежно.
– К этому мы тоже подойдем, – неожиданно «обрадовал» его Сева. – Как зовут тех, которые тогда приезжали?
– Да откуда ж мне знать? – неискренне изумился оценщик.
– Значит, ты пашешь, даже не зная на кого? Давай вешай лапшу кому другому! Доставай свою бухгалтерию и ищи, блин! Номер ищи того «мерса», если так не помнишь, кто хозяева тачки! А то смотри сам… щас тебя в ту же кладовку отведем и раком поставим, есть у нас один любитель, во дворе ждет, Колюней зовем, а, Вован? – обратился Сева к Демидычу. – Сходи кликни его, пусть оценит эту пышечку! – И Сева с маху так шлепнул хозяина бытовки открытой ладонью по пухлой заднице, что тот пушинкой слетел со стула и в буквальном смысле рухнул на пол.
Но Демидыч одной рукой подхватил его за шиворот, да так, что затрещал капюшон пуховой куртки, и грубо усадил обратно на стул.
– Куда ты? – ощерился он. – Посиди с нами, рано еще! Вот Колюня придет, тогда и валяйте резвитесь, голуби! Ах-ха-ха!!
«Опять они заржали, эти озабоченные жеребцы!.. Ох влип! И про ту кладовку уже знают… Ну да, если шмара рассказала… Только чего ж они целый месяц-то телились?»
Какие бы идеи ни приходили на ум хозяину этого заведения, ясно было одно, придется сдавать таганских, эти не отвяжутся, наоборот, только хуже будет. Отморозки, чего с них взять? Но и тех сдать надо так, чтобы себе приговор не подписать, таганские уж точно чикаться не станут… И вот она наконец – спасительная мысль! А ведь они ж сами невольно и подсказали ее! Господи, как все просто!..
– Сейчас все найду… – заторопился вдруг оценщик. – Вы позволите?
Он открыл дверцу конторского шкафа, и оттуда вывалились на пол несколько пухлых папок, набитых документами, которые тут же рассыпались. Но хозяин не стал заниматься ими – пусть валяются на полу. Вытащил ящик стола и достал потрепанную конторскую книгу. Раскрыл, перелистал десятка три страниц, наконец ткнул пальцем – вот! Нашел.
– Если вы думаете, что у нас незаконно… – сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь, но Сева перебил его, на образном, матерном языке быстро и доходчиво объяснив, что он лично вообще думает и о законе, и об этой конторе, и заодно о ее говенном хозяине. – Но у меня здесь только запись, регистрация, так сказать… А копия квитанции где-то, наверное, там, – показал хозяин на разбросанные по полу бумаги.
– А на хрен нам твои квитанции? – Сева сплюнул. – Дай сюда книгу! Где? Вот эта?
Голованов посмотрел на запись, потом, захватив пальцами сразу несколько страниц, вырвал их из книги. Еще раз посмотрел, кивнул и, сложив, спрятал в карман кожаной куртки.
А сам Сева подумал: на кой черт им эта «законность»? Разве что на тот случай, если дело обернется вдруг таким вот образом. И неожиданно вмешается Закон. Чтоб остаться на плаву. Ну да, конечно, работа ведь бандитская, и если кто-то из тех вдруг «запоет» на следствии, так хоть какая-то отмазка… Не, мужики, у нас все по закону, вот и книга регистраций, и копии квитанций, выданных оценщиком уже якобы пострадавшим от рук других бандитов. И все остальное – но это уже для видимости. А на ту квитанцию было бы неплохо взглянуть – что он там перечислил, какие «жуткие» повреждения? Или выдал подлатанную развалюху за новье? Может быть, даже скорее всего, именно так и было…
– Ну как, – спросил Сева у присутствующих, – будем искать квитанцию? Или он сам нам тут все расскажет? Расскажешь, хмырь? Или снова просить надо? – Сева занес было руку для следующего шлепка, но оценщик поднял обе руки.
– Да она права, ваша э-э… – заторопился он. – Там не такие уж были повреждения, чтобы… Но когда они требуют… Ну что я могу противопоставить грубой силе?
– А ничего! – радостно подтвердил Демидыч и спросил у Севы: – Звать, что ль?
– Погоди, – поморщился Голованов, чем пробудил даже некоторую надежду у оценщика: может, оставят в покое? Вдруг пронесет нелегкая? – Значит, выходит, сплошная лажа была? – сурово спросил Сева.
– В общем… да, – подтвердил оценщик.
– Ладно, – так же неожиданно просто согласился Сева, – с ними мы потом сами поговорим. Мобила есть?
– Вот, – испуганно и одновременно услужливо протянул телефонную трубку хозяин.
Сева взял и коротким ударом размозжил ее о край стола. Отшвырнул остатки корпуса в угол.
– Другую завтра купишь, – сказал спокойно. – Это чтоб ты раньше времени не звонил, не предупреждал, гнида, понял?
– Понял, – пискнул тот в отчаянье.
– А теперь… – Сева широко вздохнул, расправив руки и явив взору оценщика рубчатую рукоятку пистолета Макарова, заткнутого за пояс. – А теперь, говорю, будет базар за клиенток. Чего они тут с ними, значит, делают? Отвечай, а то… – Сева снова потянулся.
– Ну вы ж, господа, сами понимаете… Там есть кладовка, яркий свет, станок… для этого. Делают снимки, потом им же и продают. Бизнес такой.
– И часто?
– Что, простите?
– Часто, говорю, они у тебя тут кино снимают, а?
– Ну… если женщины… и… когда можно что-то получить. Нет, нечасто…
– Так как, ты сказал, зовут этих… кинорежиссеров-то?
– Я сказал? – ужаснулся оценщик. – Да я ж их не знаю! Клички только… Паленый, потом этот, Сига, и еще – Хомут. Он, наверное, главный у них. Здоровый такой, как… вы.
– Чьи они? – Сева мрачно уставился на хозяина.
– Говорили, таганские…
– Они что, только в твоем районе работают? Или в других местах тоже?
– Чаще, я думаю, здесь. Народ же в Шереметьево торопится, базар устраивать, торговаться некогда, вот и…
– А чего, удобно устроились! Когда они у тебя были в последний раз?
– Когда? Уж и забыл… На той неделе.
– Тоже с бабой?
– Нет, лоха на десять «штук» поймали… – ответил оценщик и поежился, словно поняв, что сболтнул по инерции лишнее.
– Ладно, не бзди… – поощрительно заметил Сева, поднимаясь. – Твоя задница нам еще пригодится. Пошли, что ли?
Но Демидыч приказал показать ему ту кладовку, где кино снимают. Хозяин открыл дверь в глубине бытовки, ведущую в другое помещение, показал, но Демидыч втолкнул его туда и сам вошел следом. А через минуту-другую оттуда донесся непонятный грохот, треск дерева, звон разбитого стекла. Зайцем выскочил хозяин, опасливо оглядываясь и прикрывая голову обеими руками, будто ему там уже перепало. Куртка его, во всяком случае, была будто располосована ножом на две части. Следом появился и Демидыч, небрежно отряхивающий руки. На вопросительный взгляд Голованова, пожав плечами, сказал лениво:
– Да порядок там малость навел. Электричество убрал, то, другое… Диванчик вот у него совсем хилый оказался… Опять же гвозди торчат.
Сева хмыкнул – ну да, видать, именно порядок и навел, переломал там все к едрене фене и правильно сделал.
Они выбрались из тесного помещения во двор. Демидыч подошел к Щербаку и что-то сказал. оценщик не знал, о чем у них шла речь, но вздрогнул, когда увидел Колюню, который, сладострастно ухмыляясь и потирая от удовольствия ладони, направился прямо к нему. Бедняга хотел было метнуться в сторону, но Сева сзади дал ему пинка, и тот сам влетел в раскрытые объятия страшно опасного Щербака. Николай довольно расхохотался, крякнул и с такой силой сжал мужика, что у того затрещали кости. Подержал так, помотал его из стороны в сторону, наконец опустил на снег, и тот рухнул как подкошенный.
– Обгадился, кажись, – со смехом констатировал Филя, наблюдавший эту сцену со стороны. – Поехали? А то сами не отмоемся! И задохнемся от его вони!..
И они расселись по машинам, дружно и профессионально развернулись на дворе и укатили, оставив хозяина автосервиса, валяющегося в снегу, и его красномордых «работничков», опасливо выглядывающих их-за ржавых остовов автомобилей в глубине ангара.
В агентстве «Глория» стоял неудержимый хохот. Напряжение уже отпустило. Обычно немногословный Всеволод Михайлович Голованов сдержанно живописал Эмилии Леонидовне сцену допроса, и она смеялась до слез, представляя, что чувствовал тот засранец, когда пригрозили отдать его в руки Коли Щербака. Финал же она наблюдала сама, хотя тогда ничего не поняла.
Это и хорошо и правильно. Надо было, чтоб женщина полностью отрешилась от любых воспоминаний о насилии, учиненном над нею. Другими словами, все, что когда-то было, теперь, по прошествии времени, благополучно превращалось в дурацкий анекдот. Такой вот легкий психологический этюд. Раз смеется, имея в виду отчасти уже и себя самое, значит, все в порядке, пациент будет жить.
Но вставала другая проблема – защита «пациента». Если этот жирный козел все-таки рискнет и сообщит своим бандитам о наезде, те среагируют мгновенно. И тогда надо ожидать от них любых пакостей. Так вот, следует успеть предупредить их возможные действия. Однако для этого требовалось еще одно важное условие. Эмма должна окончательно успокоиться, отбросить все свои волнения по поводу того, узнает ли что-то ее муж или не узнает, и быть уверенной в том, что она находится под неусыпной защитой охраны. А уж они в свою очередь всегда сумеют объяснить ревнивому супругу суть происходящего, если он сам до сих пор этого не понимает. Таким образом, действительно, ни с одной стороны у нее нет причин для страхов. Ну а с бандитами надо общаться только так, как уже договорились. Тем более что она ничего не знает по поводу посещения автосервиса, она нигде не светилась, значит, и вопросы к ней отпадают. Может, супруг ездил, она же ничего не знает. А если он уже ездил, так какой вообще тогда разговор о деньгах?
Но последнее – лишь в том случае, если об этом речь зайдет. А не зайдет, тогда как договорились…
Пока шли все эти споры-разговоры, Денис позвонил дядьке в МУР. Тот оказался, несмотря на довольно поздний час, еще на месте.
– Мне дай, – сказал Турецкий, протягивая руку к трубке, и продолжил: – Слушай, Слав, скажи там своим, чтоб они для меня пошерстили таганскую группировку, понимаешь? Нужны пока трое – Хомут, Паленый и Сига, первая буква «эс» – скотина, понял? Все, что на эту братию имеется. А если, не дай бог, еще и адресочки обнаружатся, тогда считай, что ты вообще просто за так, безвозмездно, заработал наше нижайшее сыщицкое спасибо. Ничего сформулировал?
– Да уж чую! – засмеялся и Грязнов-старший. – А с чем связано, просто для размышления?
– Есть тут, понимаешь ли… – неохотно промямлил Турецкий, не собираясь посвящать Грязнова в это дело.
– Я скажу… – вдруг вклинилась Эмма, но Турецкий немедленно зажал микрофон трубки ладонью, поднял указательный палец к губам и страшными глазами посмотрел на нее.
– Кто это у тебя там, никак женский пол? – подозрительно спросил Грязнов.
– Да телевизор, Славка. Выключил уже! – а Эмме показал кулак, и она прыснула от смеха в ладошки-лодочки. – Сделай милость. Неплохо бы завтра с утра пораньше, а? – и теперь уже выразительно посмотрел на сыщиков.
– Попробую, если кто-нибудь еще остался тут…
Турецкий услышал, как Вячеслав стал звонить по внутреннему телефону, потом глухо разговаривал с кем-то, – видно, тоже зажал микрофон городской трубки в ладони. Наконец сказал, что с утра, возможно, и не получится, но в первой половине дня обязательно найдут.
– Заскочить нет желания? – спросил Грязнов с некоторой надеждой. Ну понятное дело…
– К сожалению, еще дела, Славка.
– Ну что ж, тогда до завтра. Да, а куда ребят гонял? Чего-то Дениска темнит, понимаешь…
– Все по той же теме. Завтра расскажу. – Он отдал трубку Денису и повернулся к Эмме: – А вам, мадам, на будущее… Если чего вспомнила – молодец. Держи при себе, пока не спросим. А вылезать вот так – это не дело, девушка. Поняла?.. Так чего вспомнила-то? Вот теперь можешь говорить. Слушаем.
– Я, кажется, поняла, о чем вы думаете. Я и сама сперва решила, что нападение на меня… каким-то образом связано с Мишей. Но когда он появился дома, стал рассказывать… немного, – спохватилась она, – как его содержали там… Он сказал, к отопительной батарее в подвале наручниками пристегнули и даже умыться ни разу толком не разрешили. А про душ там, ванную вообще речи не было. Далеко держали, за городом, потому что везли долго. И еще он сказал, что это было связано с его работой. Вот тогда я и успокоилась. В первый раз нормально заснула, а то все на таблетках… Но они, эти, что на меня наехали, конечно, знали про него. Ну в смысле что из меня можно вытянуть много денег.
– Мы уже и так поняли. Кстати, я почти уверен, что они и впредь не отвяжутся, а будут продолжать доить. Может, не внаглую, как сейчас, но покоя не дадут.
– Эт точно, – солидно подтвердил Денис. – Поэтому решение наше должно быть в определенной степени радикальным. Давайте заканчивать дела. Кто сегодня охраняет нашу клиентку, господа сыщики?
– В зависимости от того, где она ночует, – уточнил Турецкий. – Если в Раздорах, то там ей охрана не нужна. Только до и обратно.
– Нет, я сегодня в Москве, – возразила Эмма. – Миша в курсе. Он, кстати, настаивал на своей охране, но я отказалась, наверное, зря, да?
– Тут все зависит от того, – сказал Филипп, – кто и как вас собирается защищать, Эмилия Леонидовна. Надо ведь защищать не вообще, а конкретно от кого-то. Или от чего-то, понимаете? Как там с замками-то? – спросил он у Щербака.
– Для специалиста – не проблема, а вообще – дураков же нет – ломиться среди ночи в элитный дом! Там и внизу солидная охрана имеется. Лично меня только что рентгеном не просветили, когда впускали.
– Ну это все, положим, понты… Но если вы считаете…
– Ладно, хлопцы, – сказал Турецкий, поднимаясь, – отдыхайте до завтра, я, пожалуй, так и быть, сам уж довезу Эмилию до ее домовой охраны и сдам с рук на руки, чтобы все сегодня спали спокойно. А завтра с утра начнем следующую «разборку». У меня кое-что созрело в башке, утром обсудим. Давайте по коням, а то и в самом деле поздно.
Его решительный и спокойный тон с ходу отмел все шуточки-прибауточки, но не убрал лукавых улыбок с лиц «господ сыщиков». Ну пускай уж потешатся! Все равно ехать-то придется в разных машинах, поскольку «десятка» Турецкого с самого утра стоит здесь, в служебном дворе «Глории», а Эмма весь день проездила на собственной «тойоте». Осталось лишь внятно объяснить «девушке», чтоб она не гнала как сумасшедшая и почаще оглядывалась. Задачка, хоть и не из сложных.
Народ дружно проводил «гостей» до служебного выхода, не без хулиганского подтекста пожелав «спокойной ночи». Турецкий только головой качал – совсем раздухарилась публика!
Выслушав наказ Александра Борисовича и послушно пообещав строго выполнять все без исключения его пункты, Эмма тем не менее очень удивилась. Усадив ее за руль и захлопнув дверцу, Турецкий, вместо того чтобы обойти машину кругом и сесть на правое сиденье, рядом с очаровательным водителем, заранее обнажившим свои превосходные ножки, взял да и направился к своей «Ладе»!
– Эй! – закричала дама, торопливо опуская боковое стекло. – Мы так не договаривались!
– А о чем мы вообще договаривались? – пожал плечами Турецкий, возвращаясь к ее машине. – У меня завтра, ты слышала, с раннего утра работа. Ночевать сегодня я собираюсь дома, где жена и дочь ждут не дождутся своего пропащего папочку. Тебе тоже надо отдохнуть от лекарств. Опять же и охрана в доме… Видишь, сколько препятствий?
– Перестань полоскать мне мозги! Чтобы все это было для тебя непреодолимыми препятствиями?! Ври кому-нибудь другому! И потом, кто сказал, что я зову тебя ночевать? Ишь обрадовался!
– Я, возможно, и обрадовался бы, – с сомнением в голосе ответил Турецкий, покручивая на пальце ключи от «Лады», – но у меня, увы, нет под рукой хотя бы небольшого лодочного сарайчика. А это уже нечто…
– Ну, в конце концов, лодочный сарайчик, не в том, конечно, виде, в котором он был лет с десяток назад, а что-нибудь напоминающее его, я, пожалуй, и сама смогла бы предложить. Как?
– Что – как? Ты спрашиваешь, хорошо это или плохо? Вопрос скорее философский. Помнишь, у древних было сказано, что в одну и ту же реку дважды не входят?
– Ну е-мое! – воскликнула она. – И кто вас всех, дураков, только учил?! Входят, еще как! И не дважды, а столько раз, сколько здоровье позволяет! А вот тонуть совсем необязательно… если ты и об этом успел уже подумать… Ну, не слышу ответа?
– А разве истинная мудрость требует какого-либо ответа вообще? Называй район, куда едем, и не шибко гони, мне ж тоже необходимо оглядываться. И еще… если тебе срочно понадобится что-то сказать, вот мой мобильник, нажмешь единичку. Только двушку не нажми, это Славка Грязнов, начальник МУРа, с которым я недавно разговаривал. Поехали. Куда?
– На Речной. Фестивальная.
– Ни хрена себе!
– Зато без помех…
И она рванула с места так, что Турецкий не без труда обнаружил ее только на Садовом кольце, на повороте в сторону Тверской, и дальше они понеслись, словно соревнуясь, кто быстрей ворвется в мифический уже теперь лодочный сарайчик…
На Фестивальной улице, на самом краю Москвы, проживала в длинной, многоподъездной пятиэтажке подруга, которую Эмма не смогла встретить в аэропорту в тот печальный для себя день. Собственно, сейчас-то подруга здесь не жила, это была ее квартира, а сама она снова пребывала во Франции. Подруга Зина оказалась чрезвычайно интеллектуальной девушкой, в отличие от несколько легкомысленной Эммы, она переводила на русский язык Сартра и Камю, Франсуазу Саган и каких-то там новомодных французских литераторов. Огромных денег ей этот сизифов труд не приносил, зато радости, по словам свободной на язычок Эммы, имела полные штаны. Уж во Франции-то она в последнее время бывала гораздо чаще, нежели дома, в районе Речного вокзала.
Турецкому в принципе нравились интеллектуальные дома. Возможно, даже и по той простой причине, что их антураж – то есть пыльные, с позолоченными тиснениями книги, картины в черных резных рамах, старинная какая-нибудь мебель, вообще вся обстановка, весь дух старины и сосредоточенной мысли, – как правило, резко контрастировал с тем, что происходило здесь же рядом – на диванах, кроватях, да хоть бы и на полу. Ну как в том самом сарайчике, где хранились лодки. На тебя со всех сторон взирает вечность, а ты в это время… как бы выразиться помягче? А ты находишь все новые и новые, потрясающе убедительные доказательства того, что самое вечное на свете – это именно то, чем ты в настоящее время и занимаешься. А когда постижение истины еще и сильно ограничено во времени, тут вообще не успеваешь ни о чем рассуждать. Да и до рассуждений ли человеку, если кругом все горит?
Вот так, буквально в пожарном порядке, они и заторопились хотя бы отчасти пригасить воспылавшую страсть. И, надо сказать, преуспели в этом благородном деле. Не ожидал от себя этакой молодецкой прыти Александр Борисович… ох, Сашенька!.. И от молодой плавчихи, про которую так ведь и забыл, покинув гостеприимный сарайчик возле лодочной станции под Гурзуфом, тоже, пожалуй, не ожидал… Чего только не случалось в жизни! А вот свела судьба, и, черт возьми, куда время девалось? В смысле твой возраст…
А когда, уже одетые, они в последний раз взасос прилипли друг к другу, она, оторвавшись наконец, сказала с какой-то хмельной улыбкой:
– А ведь ты меня, дружочек, не разочаровал, не-ет…
– Значит, все-таки было опасение? – пытаясь отдышаться, спросил Александр Борисович, чувствуя при этом, как на его невидимых в настоящий момент широких погонах сами собой появляются одна, другая, третья… множество генеральских звезд.
– Плевать на опасения! – безапелляционно заявила она. – Уже не помню. Знаю другое – я целый день только и думала о том, как заманю тебя сюда, а потом хоть трава не расти! Ты-то доволен, е-мое? А может, не будем торопиться? Меня лично никто не ждет…
– Оделись ведь уже, – нашел он подходящий аргумент.
– Так долго ли умеючи? – изумилась его непониманию она.
– Да как-то…
– А ты сегодня отрывался как в последний раз… Я знаю, на тебя подействовало то, как твои ребята глазели. И ревновал. Скажешь, нет? Или был все-таки уверен?
– В чем?
– Ну хотя бы в том, что твое от тебя не уйдет, а?
– Поразительная штука, – озадачился он. – Ты высказала сейчас единственную мысль, которая за весь сегодняшний день не приходила мне в голову… Веришь?
– Ах, значит, только сейчас пришла? Вернее, я ее подсказала? И небось на свою же голову?.. Или ты успокоился? Было бы очень жаль…
– Момент, – решительно сказал он, доставая из кармана телефонную трубку. Нажал двушку. – Вячеслав, ты еще не дрыхнешь? Тогда слушай меня внимательно. Твои подозрения сегодня, между прочим, были не лишены основания, каюсь. Просто я не мог правильно отреагировать в ту минуту – по ряду обстоятельств, которые, кстати, с тех пор не прояснились, а, напротив, усугубились. Я понятно говорю? – Он взглянул в расширенные зрачки Эммы, готовые брызнуть смехом, и продолжил так же серьезно: – Ты не заснул еще?
– Да слушаю! – раздраженно ответил Грязнов. – Ты бы лучше на часы поглядел, ирод! Первый час уже! А я старый и больной генерал…
– Все, понял, закругляюсь. Позвони ко мне домой и сообщи в телеграфном ключе, что я еду домой из глубокой провинции, куда сам же меня и услал. Возможно, по пути заскочу на минутку к тебе, чтобы обсудить ряд неотложных проблем. Все. Объяснения нужны?
– Всерьез, что ли, хочешь приехать? – подозрительно тихо спросил Грязнов.
– Славка, милый!
– А-а-а! – воскликнул Вячеслав. – Ну ты и жук, Саня!.. Едешь-то хоть откуда? – это спросил уже деловым тоном.
– Сам придумай, но не забудь потом и мне сказать. Чтоб при случае не запутаться. А впрочем… из Твери!
– С вами все понятно, значит, где-нибудь в Химках, да? Ты гляди там у меня, про местных подруг даже думать не моги! Или я не отвечаю за твое дальнейшее здоровье! Я знаю, что говорю.
Эмма, прижимавшая свою щеку к щеке Турецкого, чтобы тоже слышать этот диалог, едва сдерживалась от хохота.
– Совет принят, – ответил Турецкий. – Не подведи, на тебя вся надежда. Утром пересечемся…
– Хулиганье вы, вот кто! – удовлетворенно заявила Эмма, со страстным стоном закидывая руки ему на шею.
– А то! – отозвался Александр, сбрасывая прямо на пол свою куртку и ее шубку и поднимая девушку на руки. А войдя в комнату, где было все уже ими же самими убрано и расставлено по привычным местам, посмотрел и сказал с некоторым даже злорадством: – Правильно говорят: не принял окончательного решения, не совершай ненужных телодвижений. Поэтому давай-ка, подружка, начнем все сначала и теперь уже не станем никуда торопиться, идет?
– Ага, медленно и с чувством глубокого удовлетворения – так, что ли?
– Можешь не иронизировать над нашим общим светлым прошлым. Между прочим, подлинное чувство глубокого удовлетворения только таким вот образом и достигается.
– Господи! В чьи сети я попала! Он еще и философ!
И это было ее последнее «открытие» в течение ближайших двух-трех часов. Потому как, что бы она по ходу дела ни выдумывала, позже оказывалось, что и это они уже однажды проходили. Давно. Опыт – великое дело. Когда-то этот самый опыт Александра Борисовича неожиданно упал на потрясающе плодородную почву. И теперь прошлое вернулось к нему, или, возможно, он сам неожиданно нырнул в свое прошлое, отсюда и все эмоции, все остальное…
А со стен, из-под застекленных рамок, бликующих от всполохов изредка проезжавших автомобилей, на их совершенно роскошное бесстыдство одобрительно поглядывали Франсуа Рабле, Ги де Мопассан и Анатоль Франс – других наверняка выдающихся личностей на портретах Турецкий просто не узнавал, но ему за глаза хватало и этих свидетелей такого разнузданного и упоительного наслаждения.
Александр Борисович заехал с утра на Петровку, 38, и коротко, без подробностей, изложил Грязнову причины, по которым ему понадобились данные на уголовников из таганской организованной преступной группировки.
Вячеслав в ответ пожал плечами и сказал, что сомневается, чтобы эти братки занимались таким промыслом, как примитивное окучивание неумелых водил на дороге. И протянул листок с компьютерной распечаткой. На ней значились три фамилии, клички, естественно, и краткие биографические справки, напоминавшие больше набор статей Уголовного кодекса. И первым, среди равных, выступал Хомут – Хомутов Владимир Яковлевич, год рождения… место рождения – город Херсон… судимости… и так далее.
И проживал он, оказывается, относительно недалеко от того места, где проводил нынче бурное, как в забытой юности, время Александр Борисович. Только по другую сторону Химкинского водохранилища, в Тушине. Теперь и понятно, почему именно к этой части кольцевой автодороги господин Хомут со товарищи проявлял наибольший интерес – дом же фактически рядом с «работой». Ох, накажет тебя твоя хохлацкая лень, господин разбойничек! Где ж это видано, чтоб волк резал скот возле своего логова?.. Интересно, а другие откуда?
Грязнов кивнул – смотри ниже. А ниже шли не менее заслуженные «романтики с большой дороги» – Мурман Нугзарович Сигаладзе. – ух ты! москвич, юноша, в сущности, – всего двадцать два годика, в быту – Сига, чалившийся в недавнем прошлом по 161-й статье УК – «грабеж». И еще один совсем простой русский парень о двух судимостях по той же статье, поочередно пункт первый, а потом второй, – Петр Степанович Павлов, он же Паленый. Почему? Видимо, кличка навеяна проблемами внешности. Двое последних проживали аж в Новогирееве, совсем в противоположной стороне города.
– Так у них же тут сплошной интернационал! – воскликнул Турецкий. – Слушай, как ты думаешь, чего они в чужих краях разбойничают?
Он подошел к огромной карте Москвы, висевшей на стене кабинета Вячеслава Ивановича, и ткнул авторучкой в одно, другое, третье место.
– Смотри, где живут, а где эти пашут?
– Саня, у тебя несколько превратное представление об их работе. Ты наверняка считаешь, что если кто-то принадлежит к таганской преступной группировке, то он там же и окучивает? Никак нет, ваше благородие!
– Момент! – Турецкий поднял палец. – Мы уже однажды проходили эту тему. Носящий генеральские погоны есть не «благородие», а «превосходительство». Попрошу учесть в дальнейшем. Итак, ты говоришь: «Ваше превосходительство…» – ну а дальше-то что? По поводу твоих таганских?
Грязнов обеими руками вцепился в свои редкие и седеющие, когда-то рыжие кудри и застонал:
– Господи, прости и помилуй! С кем дела иметь приходится! А они, чтоб ты знал, вон Калугу в оборот взяли! И при чем здесь твоя география?! А к Большому кольцу и бабушкинские, и ореховские, и те же таганские давно уже тянутся. И это естественно, там же такая могучая инфраструктура! Сходятся федеральные, городские и областные интересы, крутятся гигантские денежные средства, это помимо бюджетных, что отпускаются на бесконечный ремонт и расширение полотна, на уборку, на освещение и так далее. Азербайджанцы, которые монополизировали всю нашу рыночную торговлю, теперь тоже на МКАД выбрались. Вот где главная-то проблема! Ты представь: междугородные и международные перевозки, бесчисленные трейлеры и, значит, мотели, стоянки, кафе всякие, автозаправки, бензиновые махинации, соответственно вокруг всего этого проституция, грабежи, убийства… А всевозможные поборы со стороны всех кому не лень?.. Держать в руках Большое кольцо, Саня, это иметь гигантский бизнес.
Турецкий развел руки в стороны, демонстрируя, что он прямо-таки поражен осведомленностью своего лучшего друга, тоже, кстати, «его превосходительства».
– Потрясающе! И блистательный МУР, зная все это, палец о палец не ударяет, чтобы навести хотя бы мало-мальский порядок? А как же все-таки таганские? Их-то кто пускает на МКАД?
– Элементарно, Саня. Вообще-то бытует мнение, будто эти твои подставлялы, как ты их называешь, входят в состав влиятельных преступных группировок. Так вот, можешь мне поверить, что слухи, которые они, возможно, и сами о себе распространяют, всерьез ни на чем не основаны. Нет, я не могу исключить, что на кольце действуют многие преступные группировки, хрен их знает, Саня. Но по нашим данным, они главным образом «крышуют» этих ловцов лохов. А те просто платят им – в среднем, по два куска «зелени» в месяц с каждой машины. Не такие уж и огромные деньги. А теперь давай посмотрим, кто они такие, твои подставлялы? Лично я считаю, что это парни, которые просто запутались в жизни, выбрали неправильные жизненные ориентиры. И не одни они в том виноваты, а виновато все общество, тебе известна эта моя точка зрения. Каков, извини, поп, таков и приход, не нами придумано, между прочим. По их уровню? Думаешь, там действительно пахнет серьезными преступлениями? Нет, их уровень – это те же уличные лохотронщики, наперсточники всякие. Кто тебя заставляет играть с ними? Никто, вот и не лезь. А полез, так не жалуйся, что тебя облапошили. Та же самая история приключается с нашим обывателем и на дорогах. Не умеешь водить машину, не лезь в левый ряд, верно? Ты ж ведь без острой нужды не демонстрируешь на дороге свой высокий профессионализм, верно? И я тоже.
– А тебе и не надо, за тебя мигалка работает. Все, может, и так, но мне не нравятся, Славка, твои слишком спокойные, я бы даже сказал – умиротворенные, рассуждения. Но это до поры, увидишь сам!
– А что мне делать, руки заламывать? Какие проблемы-то? Там же ДПС, ППС, представители страховых агентств, медслужбы! Целая армия! Куда они все смотрят? У меня и народу не хватит – по каждому пустяку людей гонять. Уж если откуда и начинать чистку, так именно с них! Коррупция, говоришь? Вот-вот, только не мое это дело, а министра. Ты не путай, Саня, ведомства… А насчет уголовщины… Доложу тебе, кстати, что подставлялы не прибегают к насилию. Ну сам подумай, зачем им иметь скорые неприятности с законом, когда можно снимать бабки просто так? Ну на испуг берут. А ты не пугайся. Ты ведь закон знаешь – вызывай госавтоинспекцию, составляй акт. Виноват – заплатишь, а нет – так разберутся с этими кидалами. Все от тебя зависит, в конечном счете сам не будь дураком. Вот такая, Саня, картинка. А то привыкли, понимаешь, чтоб ему няньки кругом… на каждый чих… Не вижу проблемы. Скорее, все наши громкие возмущения проистекают из собственной же обывательской беспечности, не больше. Это мое глубокое мнение…
– А жертвы свои они, по-твоему, и пальцем не трогают? Не насилуют, не шантажируют, на счетчик не ставят… агнцы, да?
– Зачем же так упрощать? – Грязнов усмехнулся. – В каждом деле бывают и свои исключения… Я знаю много примеров, когда жертва поначалу и сама не очень возражала, а потом на чем-то не сошлись. Трахнули и кинули, а! Всяко случается.
– Ну да, и эти трое, что из твоей картотеки, неоднократно судимые, они тоже, бедные, несчастные, с хлеба на водку перебиваются?
– Зря иронизируешь, друг мой! – ухмыльнулся Грязнов. – Ты прикинь их расходы на бесконечный ремонт своих битых-перебитых тачек, которые должны выглядеть презентабельно, иначе легко и нарваться… «Крыша», я говорил, тоже серьезных денег стоит, то, другое… Опять же наверняка и патрульным службам отстегивают, чего глаза-то на правду закрывать? Кругом получаются траты. Зато имеем возможность кинуть силы на особо опасные, показатели снизить… Я ж повторяю, проблемы нет, однажды вернемся и быстренько наведем порядок… в танковых войсках. И чем тебе ребятишек Дениски отвлекать, пусть бы они лучше джипом Пита занялись. Хоть приличные бабки заработают…
– Одно другому не мешает, дяденька, – вздохнул Турецкий. – А мерзавцев всегда надо наказывать. И вообще, Вячеслав, по-моему, ты не хочешь понять одной простой вещи. Вот сегодня ты плюешь со своего высокого кресла на подставлял, но смотри, как бы завтра не пришлось выдергивать остатки своей жалкой растительности. Это я про твою шикарную шевелюру.
– Нахал ты, Саня, но я не обижаюсь, поскольку ты всегда был нахалом, который исправлению не подлежит… Нет, ты не гляди на меня с укором, понимаешь, я ж не возражаю, что насильников надо наказывать, верно? Но опять же есть закон. Пиши заявление, разберемся. А без заявления? Несерьезно это, Саня, поверь мне, старому, седому человеку. Зато твоя активность в данном вопросе…
– Ладно-ладно, – перебив его, отмахнулся Турецкий, – не надо с больной головы на здоровую. Вот когда коррупция на этом Кольце возьмет и тебя за это самое, помянешь мое слово. В конце концов, мое дело – «высокопоставленные трупы», которых мне всегда хватало. И пока на твоем Кольце не отстреливают VIP-персон, мне там делать нечего. Но троих этих гадов мы все-таки прищучим. И полагаю, что твоя помощь на этот раз нам не понадобится – без тебя обойдемся. Пойду, однако…
Но Вячеслава занимал личный интерес, и он попытался, что называется, на ходу прояснить для себя чисто «дамский» вопрос: во сколько «их превосходительство» Саня изволили прибыть нынче домой? Но Турецкий был уже деловит и застегнут на все пуговицы, как если бы с утра надел свой важный прокурорский китель. И ответ был кратким, но исчерпывающим:
– Непоздно. Где-то в районе четырех-пяти. Народ, естественно, спал.
– Ага, скорее рано. Слушай-ка, а сколько той бабочке лет? – не отставал Вячеслав.
– Ты о жертве?
– Да при чем здесь жертва? Ты где вообще-то был?
– А-ах, ты о рыбке? – заулыбался Турецкий. – Извини, это она меня уверяла, будто угодила в сети… Уверяла, что около тридцати, но, судя по опыту, Славка, на все тридцать два. В паспорт я не смотрел.
– У-у-у, это серьезно! – протянул со значением Грязнов и вернулся к прежней теме: – Ну иди, с тобой все понятно. Кстати, что собираешься с теми братанами делать? Смотри мне, чтоб без уголовщины! Санкция есть? Нет у тебя никакой санкции.
– Да не боись, будем только вопросы спрашивать, – ерническим тоном ответил Турецкий.. – А задерживать их у нас и у самих нет ни малейшего желания. Разве что в крайнем случае. Но по рылу они у нас обязательно схлопочут. Хотя в принципе им запросто можно и групповуху пришить. За то, что женщину сильно оскорбляли. Только на такой ход вряд ли она согласится, ей огласка совершенно не нужна. Между прочим, это супруга того самого Фрадкина, по поводу которого тут у тебя печалился наш бедный друг Василий Иванович.
– Эва, куда вас, ребятки, занесло! Погоди, погоди! Я что-то не совсем врубаюсь… А чего ж ты тогда всю дорогу темнил? Слушай, – просиял вдруг Грязнов, – а это, часом, не… а? Тверь, понимаешь, туда – сюда… нет? Слова там всякие?..
– Твои любознательность и догадливость, Вячеслав, делают тебе честь. Долго же ты, однако, соображал, меня даже зависть взяла. Что теперь тебе ответить, друг мой, – передразнил Грязнова Турецкий. – Ну камень так лег… карта выпала. Кстати, чтоб ты дальше не мучился вопросами, похищение Фрадкина и наезд на его супругу, по моему убеждению, ничего общего между собой не имеют. И нашему с тобой младшему другу Васе Чижову ничего путного мы доложить не можем. Перебьется. Но в данном случае эти «хомуты с сигами» поставили даму на счетчик. А тебе известно, что в стремлении к бесплатным благодеяниям я не замечен, но за оскорбление пасть порву, знаешь ведь за мной такой грех?
– Хм, благодетель… Видели мы таких, понимаешь, благодетелей… Скажи уж честно, баба приглянулась?..
– Эта баба, как ты посмел обозвать красавицу, приглянулась мне еще десять лет назад, и небезуспешно, – парировал Турецкий. – Поэтому давай закончим пошлую дискуссию, ибо, если бы ты ее увидел, выглядел бы точно так же, как вся твоя подшефная «Глория», старик. Не поленись, спроси у них, вот тебе мой дружеский совет. Адреса я, с твоего разрешения, забираю, ребятки смотаются и посмотрят, что это за гоп-компания… Мое почтение!
И Турецкий удалился, напевая не без вызова: «У нас компания веселая такая, приготовьте нам отдельный кабинет…»