Чердак
В поисках приключений мы облазали всю деревню и окрестности вплоть до леса. Не раз переплывали речку и прятались за чужим забором; носились по улицам, сшибая прохожих с ног, и выпрашивали разрешения побыть на вечер местным пастухом; играли с мальчишками в футбол, хотя не умели, и учили их плести фенечки; подружились с ветхим старичком, которому во время неумелого футбольного паса разбили окно, и примеряли роль нянек для двухлетки.
Но чердак был любимым местом наших игр. Тёмный, огромный, там пахло сухим луком, травами и немного старостью. Небольшое окошко, выходившее на пастбищный лужок, овраг и речку, освещало наш тайник. Мы никому не говорили о том, что лазаем под крышу. Волнующее ощущение общей тайны грело наши души. Но даже оно меркло перед теми драгоценностями, которые мы находили в тёмных углах. Не бриллианты, конечно, и не древние письмена, а старый зонтик, большой и в рюшах. Или доисторические письма, хранившие столько нежных, резких, незнакомых и смешных слов. Мы читали их, сидя на полу в пыли и песке, и представляли, как юный дедушка писал молоденькой бабушке. Или наоборот. И выбившиеся на лицо волосы дрожали от взволнованного дыхания. Когда бабушкина “дорогая мамочка”, которая наверное ещё царя и динозавров видела, писала дочке, кутаясь в шаль, большим пером о соседке Люське, мы делали деловой тон и смешно морщили лоб. Даже не специально, кстати. Письма нас как-будто сами заставляли. Ещё бы! Люська ж не отдавала пять рублей уже месяц и не здоровалась! Прабабка хотела жаловаться какому-то управдому. Иногда мы даже разыгрывали отрывки или целые письма. Старомодные платья, рубашки, юбки и даже кожаный плащ пахли сыростью и немного лимоном. Это бабушка положила корочки между одеждой. Они так и просили напялиться прямо поверх современных футболок. И мы не смели им отказать. Это же такой замечательный реквизит для наших спектаклей! Непонятные аппараты непонятного назначения смахивали на секретные разработки (их специально прятали тут, в глуши) великих учёных. Да, ими мы себя тоже воображали. Сложнее и волнительней всего было замести следы или незаметно пробраться на чердак и обратно. Настоящие шпионы!
Через несколько дней после разговора в козьем сарайчике мы играли на чердаке. По правде сказать, мы даже подзабыли эту историю, и не рассчитывали, что может быть какое-то унеё продолжение. А оно случилось.
Оля разыгрывала, как медсестра из дедушкиного письма упала в обморок при виде крови. Она так махала руками, что задела странную штуковину. Та зашаталась и почти свалилась с высокого комода. Хорошо, провод за что-то зацепился, и мы успели поймать прибор. Пусть и ценой собственных коленок. На них было наплевать, больше интересовало, почему мы раньше эту штуку не замечали? Она же на самом виду стоит. Как этим пользоваться и для чего? Что за чемодан рядом? Может там есть какая-то подсказка? Глаза горели, а мы действовали, как профессиональные сыщики.
За замком чемодана оказалась целая фотостудия. Помимо плотных, пожелтевших от времени, выцветших карточек с незнакомыми красивыми людьми, было много плёнок в маленьких баночках. Мы пытались рассмотреть на свету, что на них происходит, но ничего не поняли. Так же как не поняли, что за ванночки, лампа и краски. У бабушки всё всегда по порядку: раз фотографии, значит фотографии, и никакого лишнего хлама. Но это точно её чемодан. Её рукой исписаны ветхие листочки толстой тетрадки. Дневник! Оля пыталась меня остановить, но любопытство сильнее старшей сестры. Рассуждения о фотографии, художниках и красивых городах вскоре захватили и её. Мы читали о цвете и композиции, как-будто что-то понимали. И даже немного стихов было. Красивые. Мне они особенно понравились. И это наша бабушка? Такая увлечённая, впечатлительная, творческая? Поэтесса, художник и фотограф? Бабуля же сидит дома или в огороде целыми днями, возится с животными, вяжет, готовит. В общем, совсем другой человек. Запутавшись в фактах, мы думали, как узнать, чьи это вещи и стихи. Не скажешь же, что на чердак лазали, да ещё и в чемодане копались.
Оля предложила начать издалека. Вспомнила, что в прошлом году наш сосед написал ей стихотворение. Они с детства дружили, как говорят, не разлей вода, а тем летом Ярик переезжал. Новая школа, новые друзья, новая жизнь. Вот он и расчувствовался, видимо. Забыл про то, что телефоны-то уже существуют, что ли? Олька хорошо этот стих помнила, и очень гордилась им!
– Прочитаю бабушке, – говорит – спрошу, как ей. Слово за слово, там и выясним, её это вещи или нет. И про фоточки спросим. Настоящие поэты и художники любят говорить о своих творениях, – заверила меня Оля.
План был хорош. «Не зря выпендривалась, как-будто умная». – Подумала я. Мы быстренько всё сложили по местам и рванули к бабушке. Она как раз что-то стряпала и явно была в хорошем настроении.
– Ничего не желаю слушать, пока не попробуете блинчики по новому рецепту, – перебила наши крики бабушка.
– Бабуль, а тебе стихи когда-нибудь писали? – Решила не медлить я, набивая рот блинчиками.
– Вкусно?
– Вкусно. Тебе стихи когда-нибудь писали? – Я не отставала.
– На вот варенье ещё.
– Бабуль! Стихи! – поддержала меня Оля.
– Какие ещё стихи?
– Какие-нибудь… ну, ухажёры всякие писали?
– Нет. Не удосужились. Письма только. Да я почти все выкинула. Деда вашего только письма оставила. А вам по что это?
– Да вон Олька хвасталась, что ей Ярик стих написал. Я сказала, что так только влюбленные делают, а она мне не верит, – для убедительности я показала сестре язык, а она вытаращила глаза. По-настоящему.
– Ну, почему же только влюбленные. Стихи же есть и о природе, о дружбе, путешествиях, войне. Да много о чём, – бабушка присела к нам за стол. Это обещало долгий разговор. Я ликовала.
– Вот именно, о дружбе тот стих был. Ты маленькая и ничего не понимаешь. Лишь бы хиханьки да хаханьки, – сестра отомстила мне и тоже показала язык.
– Ну, девочки, не ссорьтесь! Ярик – это тот, который уехал за город жить? Помню, помню. Хороший мальчик. Плохие и не пишут стихов. У меня вот была подруга, которая замуж за военного выскочила и на север уехала. Я ей тоже стихи писала, – мы с сестрой переглянулись. Это значило, что тетрадка бабушкина.