Большая книга Марса. Миллион фактов от фараонов до Маска - читать онлайн

Глава 1. Большие надежды и глубокие заблуждения

Как раз незадолго до того было завершено строительство Суэцкого канала – итог 10 лет трудоемких земляных работ. Но это чудо инженерного искусства выглядело в глазах землян ничтожным по сравнению с тем, как, по их мнению, рыли каналы марсиане: они совершили настоящий трудовой подвиг и для этого должны были ладить между собой и работать как единая команда. В этом плане жители Марса ушли далеко вперед по сравнению с людьми. Сам Скиапарелли не был убежден в искусственном происхождении canali, но и отказываться от этой версии не стал[1].

Прошло несколько лет, прежде чем другие астрономы, как и Скиапарелли, заметили на Марсе некую сеть. Но многие из них, увидев эти линии, решили, что теперь у них есть неоспоримые доказательства существования внеземной жизни. Французский астроном Камиль Фламмарион относился к числу первых и наиболее горячих сторонников этой теории. Он давно говорил, что Марс обитаем. Его первая книга «Многочисленность обитаемых миров» (La pluralité des mondes habités) была издана в 1862 г., спустя всего три года после того, как Чарльз Дарвин в работе

«Происхождение видов» (On the Origin of Species) представил концепцию естественного отбора и эволюции. Фламмарион утверждал, что внеземная жизнь существует и, по аналогии с землянами, она может адаптироваться к окружающей среде. Законы эволюции, говорил он, применимы в любом месте физической вселенной.

Конечно, на Фламмариона оказали влияние работы многих ученых – предшественников Дарвина. Марс был довольно популярной планетой с самого момента зарождения современной астрономии. В конце XVI в. датский астроном Тихо Браге внимательно исследовал таинственную красную звезду и точно указал ее местоположение. Его ассистент Иоганн Кеплер правильно определил эллиптическую орбиту Марса и категорически опроверг теорию, согласно которой все небесные тела движутся по круговым орбитам. Открытия Кеплера хорошо послужили науке, а Галилео Галилей стал одним из первых сторонников его идей: в 1610 г. он рассматривал Марс через новомодную штуковину под названием телескоп. Детали поверхности ему разглядеть не удалось, но то, что он увидел, было вполне убедительно: четкий диск вместо сияющей звезды. Галилей также обратил внимание на то, что Венера вращается вокруг своей оси, подобно Луне. Это наблюдение подтвердило предложенную в 1543 г. Николаем Коперником теорию о вращении планет вокруг Солнца. Посмотрев дальше, Галилей обнаружил четыре луны, вращающиеся вокруг Юпитера. Это послужило дополнительным доказательством того, что не все вращается вокруг Земли. Римско-католическая церковь не слишком любила Коперника за его утверждения, что Земля не является центром Вселенной. А рассуждения Галилея о гелиоцентрической системе мира и его еретические высказывания еще сильнее раздражали церковников. В конце концов Галилей попал под домашний арест и оставался под ним до конца своих дней. Но его открытия, сделанные с помощью телескопа, дали начало современной астрономии.

Неторопливо шел XVII век. В Италии астроном Франческо Фонтана начал изучать Марс через более мощный телескоп и стал первым человеком, сделавшим рисунки планеты на основе собственных наблюдений. Голландский физик Христиан Гюйгенс превзошел Фонтану и составил карту Марса, обозначив на ней все особенности его поверхности. К 1659 г. он пришел к выводу, что продолжительность марсианских суток составляет примерно 24 часа. Итало-французский астроном Джованни Кассини добавил к марсианским суткам еще 40 минут (сегодня считается, что продолжительность марсианских суток, иначе говоря «сола», составляет 24 часа 37 минут). Кроме того, Кассини обнаружил ледяную шапку на южном полюсе планеты. Медленно, но верно человечество продвигалось к познанию настоящего Марса.

По мере появления деталей пытливые умы начали задумываться о том, как могла бы выглядеть жизнь на соседней планете. В изданной в 1686 г. книге «Беседы о множественности миров» (Conversations on the Plurality of Worlds) французский эссеист Бернар ле Бовье де Фонтенель писал, что поверхность Марса покрыта высокими скалами, которые накапливают дневной свет и создают «великолепное освещение» по ночам. «Огромные стаи» светящихся птиц, по его мнению, также могли разгонять тьму марсианских ночей.

Спустя несколько лет после составления карты Марса Гюйгенс сформировал свой взгляд на проблему внеземных цивилизаций. В изданной уже после его смерти «Книге мирозрения и Мнения о небесно-земных глобусах и их украшениях» Гюйгенс предположил, что, вероятно, все планеты населены живыми существами, причем один из видов этих существ занимает более высокое положение, чем другие.

«Логично полагать, что на других планетах есть некие разумные Существа, которые являются Вождями и Повелителями остальных, – писал он, – ибо, если бы многие были наделены такой же мудростью и хитростью, мы бы видели, что они всегда делают зло, всегда ссорятся и сражаются друг с другом за верховную власть и суверенность». Чтобы поддерживать жизнь этих человекоподобных существ и других животных, должны были существовать съедобные растения. Гюйгенс не представлял, чтобы Создатель мог действовать каким-то иным образом.

В XVIII в. британский астроном сэр Уильям Гершель направил свой телескоп на Марс и рассмотрел планету намного подробнее предшественников. Гершель, которого помнят главным образом как человека, открывшего Уран в 1781 г.,[2] начал строить собственные оптические приборы в 1770-х гг. Они быстро превзошли по характеристикам продукцию всех остальных изготовителей. Гершель надеялся, что его приборы помогут доказать обитаемость других планет и звезд – в частности, Солнца. Он считал, что светило населено «существами, органы которых адаптированы к особым условиям этого огромного небесного тела».

В 1779 г. местоположение Марса на орбите было максимально близким к Земле (в то время, как Солнце находилось на противоположной стороне от нас). Гершель предвкушал, как испытает свои новейшие объективы и увидит в них марсиан. Но, хотя Марс и находился в ближайшей от Земли точке, Гершель не нашел там жизни. Однако он обратил внимание на некие темные пятна и сделал вывод, что это океаны. Наряду с предполагаемыми облаками они были признаками того, что на планете есть какая-то атмосфера. И если это так, то, по мнению Гершеля, марсиане «вероятно, наслаждаются условиями, подобными нашим».

Если Гершель был прав, то каким образом мы могли установить контакт с этими существами, которые к тому же возможно похожи на нас? Ученые, работавшие в начале XIX в., выдвинули несколько идей. Немецкий математик и физик Карл Фридрих Гаусс предложил использовать для общения универсальный язык математики. В сибирской тайге он хотел построить из сосен массивный прямоугольный треугольник и три квадрата – символы теоремы Пифагора. По его мнению, такая простая экспозиция произвела бы впечатление на любого марсианина и продемонстрировала бы ему, какие мы, земляне, умные.

Австрийский астроном Йозеф Иоганн Литтров также считал, что большие изображения основных геометрических фигур придутся как нельзя кстати для установления контакта. Но, в отличие от Гаусса, Литтров хотел устроить более эффектное зрелище: прорыть в пустыне Сахара огромные каналы в виде фигур и заполнить их керосином в таком количестве, чтобы топливо могло гореть ночью в течение шести часов. Горящая окружность диаметром 20 миль (32,19 км) и котлованы шириной несколько сотен ярдов (1 ярд = 94 см) обязательно привлекут внимание марсиан и убедят их, что на Земле существует разумная жизнь, считал он.

К великому разочарованию пироманьяков и страстных любителей треугольников, обе идеи не встретили понимания. В 1869 г. французский изобретатель Шарль Кро предложил своему правительству новую идею: вместо того чтобы поджигать леса или рыть каналы на Земле, лучше делать это на Марсе. Кро хотел построить гигантское зеркало, которое могло бы направлять отраженные солнечные лучи на Марс и, словно космический пирограф, выжигать гигантские буквы на поверхности его пустынь. Он предлагал начать с простых фигур, а продолжить более сложными – такими, как изображение дома и человека. На случай, если марсиане решат, что обезображивание их планеты – не лучший способ сказать «Bonjour!», у Кро имелась вторая идея, связанная с использованием зеркал. Изобретатель предлагал установить их так, чтобы они направляли в сторону Марса солнечные лучи в форме Большой Медведицы и тем самым подтверждали наличие разума у землян. Французское правительство предложение Кро не приняло[3].

Если все эти первые идеи и предложения основывались на чистых спекуляциях и вере в чудеса, то в конце XIX в. Камиль Фламмарион уже был уверен в том, что имеет на руках неопровержимое доказательство наличия жизни на Марсе. Он считал, что Красная планета получила свой цвет благодаря обилию растительности. «Вы спросите, почему марсианская растительность не зеленая? А с чего бы ей быть такой? В этом отношении нет причины считать Землю типичной для Вселенной», – говорил Фламмарион. Вот предложенное им обоснование:

Что касается марсиан, то Фламмарион считал, что они не похожи на людей, потому что их жизнь протекает в условиях, отличных от земных. Он был убежден, что их разум превосходит человеческий по нескольким причинам. «Для начала, едва ли марсиане менее разумны по сравнению с нами, – писал он в 1907 г. – Люди тратят три четверти ресурсов и залезают в долги ради того, чтобы содержать армию и военно-морской флот, и при этом не могут даже договориться об универсальном календаре или меридиане». Он продолжал:

Так как считалось, что марсиане значительно старше людей и являются намного более развитыми существами, Фламмарион предположил, что они предпринимают попытки установить контакт с нами с тех пор, «как по просторам нашей сравнительно молодой планеты бродили мамонты». Но поскольку марсиане не получили ответ, они, по всей видимости, решили, что «наша астрономическая наука находится на примитивном уровне развития по сравнению с их», и продолжали жить своей прекрасной гармоничной жизнью.

Раз марсиане являются телесными существами, считал астроном, существует вероятность, что благодаря небольшому весу их тел у них могли развиться крылья. Но Фламмарион не имел в виду, что марсиане обязательно похожи на птиц, ведь есть и другие животные с крыльями: «Например, летучие мыши, они млекопитающие!»

Возможно, убежденность Фламмариона в существовании марсиан была следствием его разочарования в роде человеческом. Он надеялся, что где-то во Вселенной существует лучший мир: «Что касается меня, то я им завидую. Планета, где всегда прекрасно, где нет ни бурь, ни циклонов, где год вдвое дольше нашего… где, одним словом, все тоньше, изящнее и благороднее».

Энтузиазм Фламмариона разделял начинающий американский астроном Персиваль Лоуэлл. Он происходил из богатого бостонского семейства, которое сколотило состояние на производстве тканей (в честь дяди Персиваля был даже назван город в штате Массачусетс[4]). Но изготовление тканей юного Лоуэлла не интересовало. Он любил астрономию столько, сколько помнил себя, а именно – с 1858 г., когда в возрасте трех лет увидел комету Донати. Став подростком, он получил в подарок свой первый телескоп и не переставал восхищаться звездами даже во время учебы на математическом факультете Гарвардского университета. Его дипломная работа была посвящена образованию Солнечной системы. Затем Лоуэлл усердно трудился в семейном текстильном бизнесе, после чего отправился в Азию, где провел около 10 лет, путешествуя и погружаясь в культуру Кореи и Японии.

К моменту возвращения Лоуэлла в Соединенные Штаты в 1893 г. зрение Скиапарелли значительно ухудшилось. Человек, который разглядел «рукотворные» каналы на Марсе, больше не мог наблюдать за ними. А Лоуэллу предстояло возглавить семейный бизнес. Каким же образом он собирался поддержать марку дела Лоуэллов? Поиск марсиан показался ему хорошим планом.

Поскольку вдобавок к своей страсти к астрономии Лоуэлл получил огромное состояние, он решил построить где-нибудь на западе обсерваторию. Надо было только выбрать подходящее место на возвышенности, где всегда ясное небо, свободное от смога и городского освещения. Персиваль собирался продолжить там работу Скиапарелли: составлять карту новых марсианских каналов и искать разумных существ, которые их построили. Как и Фламмарион, Лоуэлл был убежден в том, что Марс старше Земли и поэтому продвинулся по пути эволюции дальше. Принял он и идею Фламмариона о том, что марсиане пытались орошать свою умирающую планету, направляя по каналам в засушливые области воду с ледников, которые покрывали полюса Марса.

Шел 1894 год, фаза противостояния Земли и Марса вот-вот должна была начаться, поэтому Лоуэлл в срочном порядке вступил во владение горой высотой 7200 футов (2194 м) в городке Флагстафф в Аризоне. Она показалась Персивалю самым удобным местом для наблюдения за Марсом и была названа Марсианским холмом. Через городишко проходила железная дорога, что весьма облегчило доставку оборудования и материалов для строительства, которое было незамедлительно начато. Для того чтобы изучать марсианские каналы, когда Красная планета окажется на минимальном расстоянии от Земли, Лоуэлл одолжил 18-дюймовый телескоп у обсерватории Гарвардского университета[5]. В своем новом доме на Марсианском холме он педантично нанес на карту 184 водных пути, после чего продолжил изучать Красную планету и охватившее марсиан неистовое стремление копать каналы. Важно отметить, что Лоуэлл охотно делился своими идеями, читая публичные лекции и давая интервью прессе. В 1895 г. он обобщил результаты своих исследований, написав первую из трех книг и назвав ее просто «Марс».

Кроме составления карт и сбора данных Лоуэлл сформулировал теорию о том, почему на Марсе должна существовать жизнь. В качестве аргумента он приводил в пример Землю:

Так почему же ситуация с Марсом должна быть другой, рассуждал Лоуэлл. Он считал очевидным, что марсиане адаптировались к условиям своей планеты и эволюционировали точно так же, как мы, только вот внешне они совсем не были на нас похожи. И раз марсиане эволюционировали и превосходят землян по развитию интеллекта, почему бы им не установить с нами контакт? Если, как считал Фламмарион, они отправляли послания во времена, когда на Земле жили мамонты, то почему им не сделать вторую попытку? Или они слишком заняты рытьем каналов и приготовлением красных салатов, чтобы вести с людьми приятные беседы?

Фрэнсис Гальтон был уверен, что нет. В 1896 г. ему – английскому статистику, социологу, антропологу, географу, метеорологу, автору более чем 340 книг и статей и к тому же двоюродному брату Чарльза Дарвина – пришло в голову, что марсиане связываются с Землей с помощью серии зашифрованных световых сообщений. Кто-то должен просто взломать шифр. Гальтон был уверен, что этим «кем-то» будет он.

«По заявлению сэра Фрэнсиса Гальтона, нет никаких сомнений в том, что существа, обитающие на Марсе, выбрали именно такое средство связи с нами», – написало издание New York Journal 17 ноября 1897 г.

Впервые двумя годами ранее непонятные световые сигналы две ночи подряд улавливала Ликская обсерватория в Калифорнии. Затем сигналы повторились и оставались активными на протяжении лета 1896 г.

«Марсианские телеграфисты, похоже, освоились со своим инструментом – а он должен быть гигантских размеров – и придумали способ включения и выключения света на огромной площади», – писал New York Journal.

Гальтон, вероятно, ожидал очередного сеанса связи. В письме редактору лондонской газеты Times он предлагал направить отраженные солнечные лучи в сторону Красной планеты. «Обитатели Марса, если у них есть глаза, разум и действительно хорошие телескопы, наверняка захотят ответить. Один, два, три сигнала в виде медленных вспышек могли бы отправляться от нас к ним снова и снова, возможно, в течение нескольких лет. Это даст марсианам возможность поразмышлять, а потом отправить нам в ответ один, два, три сигнала».

Гальтон был решительно настроен понять марсиан. Он даже изобрел аппарат, который должен был помочь ему изучить инопланетные сигналы, которые он терпеливо высматривал в телескоп. В машине была установлена длинная полоска телеграфной бумаги, которая медленно подавалась под укрепленный на шарнире карандаш. Всякий раз, когда Гальтон фиксировал вспышку, он нажимал пальцем на карандаш и удерживал его столько времени, сколько длился сигнал. Бумажная лента покрывалась сериями точек, тире и линий – такой своеобразной азбукой Морзе.

Сначала отметки казались ученому бессмысленными, но через несколько недель он решил, что разобрался в закономерностях шифра, который состоял из трех различных сигналов. Записи Гальтона содержали тысячи отметок, и он выделил три типа вспышек, длительность которых составляла соответственно 1¼, 2½ и 5 секунд. Группы сигналов разделялись паузами в 3 секунды – как будто это были интервалы между словами. Шестисекундные паузы предваряли начало нового предложения. Гальтон задокументировал свое открытие в статье под названием «Доступные для понимания сигналы между соседними звездами» (Intelligible Signals between Neighboring Stars), напечатанной в журнале Fortnightly Review, одном из самых известных английских изданий XIX в.

На основании своих заметок Гальтон сделал вывод, что марсиане пользуются восьмеричной, а не десятичной системой счисления. Сам он не мог объяснить причину приверженности марсиан цифре 8, поэтому предложил теорию, придуманную одной «умной маленькой девочкой», которая помогала ученому:

Теория девочки казалась такой же вероятной, как и любая другая.

Но Гальтон не успокоился и продолжал скрупулезно разбирать свои точки и тире. Он обнаружил, что сигналы можно связать линиями и тогда получатся фигуры, напоминающие пиктограммы. Присмотревшись к ним, ученый стал утверждать, что расшифровал из полученных сигналов 29 слов и словосочетаний, в том числе «площадь», «скобки», «круг», «длина окружности», «поделенный на», «двенадцатиугольник», «Земля», «равный», «шестиугольник», «Юпитер», «Марс», «минус», «умноженный на», «восьмиугольник», «десятиугольник», «периметр», «рисунок-формула», «радиус», «Сатурн», «квадрат», «Солнце», «двенадцатисторонний правильный многоугольник» и «треугольник».

Слова «привет» в этом списке не было. Казалось, марсиане с нетерпением ожидают случая вступить с землянами в дискуссию по математике и планетоведению.

Но Гальтона взволновал не суть их посланий, а мысль о том, что марсианский шифр может быть понятен «обитателям соседних звездных систем, если они достигли такого же прогресса в науке и искусстве, как цивилизованные нации на Земле в настоящее время».

Но что же означали эти внезапные попытки связаться с нами? В своей статье в Fortnightly Review Гальтон выдвинул версию, что марсианские астрономы могли получить «деньги сумасшедшего миллионера или даже миллиардера» на разработку своего устройства для подачи сигналов.

Несмотря на очевидные успехи Гальтона, от марсиан так и не последовало изысканных межгалактических приветствий и разговоров о погоде. Более поздние исследования позволили предположить, что вспышки света, которые наблюдал ученый, были вызваны отражением солнечных лучей от кристаллов воды в марсианской атмосфере в момент, когда планеты находились максимально близко друг к другу. Но в конце XIX в. люди поняли, что развитие отношений на большом расстоянии требует времени и усилий, а учитывая, что две наши планеты существуют уже миллиарды лет, ученые готовы подождать еще немного.

Французский астроном-любитель А. Мерсье считал, что для передачи сигнала марсианам прекрасно подходит Эйфелева башня. В брошюре под названием «Контакты с Марсом» он предложил установить на ней несколько огромных отражателей и нацелить их на Марс. Луч следовало прерывать с помощью огромного экрана: это должно было указывать на «неприродное» происхождение послания.

Шумиха, связанная с Марсом, охватила весь мир, однако некоторые не спешили поддаваться всеобщему энтузиазму. Критики Мерсье ставили под вопрос его доказательства наличия разумной жизни на Красной планете. Они высказывали предположения, что если на Марсе и есть загадочные обитатели, то это могут быть всего лишь «рептилии, занятые поеданием друг друга».

Правда большинство людей все же хотели верить в марсиан и в возможность взаимодействия с ними. Технологии тем временем стремительно развивались, мир менялся. Александр Грэм Белл упростил коммуникацию, придумав телефон, и спрос на это устройство быстро рос. Поэтому Белл задумался и об установлении связи с Марсом. В конце 1890-х гг. он начал работать над новым изобретением, получившим название «фотофон». Белл был убежден, что звук можно передавать с помощью световых лучей. Он считал, что сможет непрерывно посылать сообщения через космический вакуум. Изобретатель верил в надежность конструкции своего устройства, но фотофон, как и телефон, нуждался в том, чтобы кто-то принял сигнал на «другом конце». Прежде чем марсиане смогут ответить, им нужно было узнать, как построить приемник.

Однако это не остановило Белла. Журналисты также были настроены оптимистично, один из них так отозвался об идеи Белла: «Теория – безупречна». Некий ученый писал в 1901 г.:

Читателям нравились публикации о Марсе и они никак не могли пропустить статью, напечатанную в журнале Collier's Weekly в 1901 г. В ней Никола Тесла объяснял, как ему удалось установить контакт с марсианами посредством отправки радиограмм в разные точки Красной планеты. Да, тот самый Тесла. Инженер-электрик, получивший три сотни патентов на свои изобретения. Парень, благодаря которому мы можем включать в розетки разные вещи – от телефона до, возможно, автомобиля, – и все благодаря его идее о передаче энергии с помощью переменного тока. Думайте что хотите о Шарле Кро и Камиле Фламмарионе, но Тесла знал, что делает.

Всего двумя годами ранее, проводя эксперименты со своим «увеличительным передатчиком» на большой высоте в Пайкс-Пике в Колорадо-Спрингс, Тесла утверждал, что обнаружил сигналы, исходящие с Марса. «Хотя они были непонятными, слабыми и нечеткими», Никола был убежден, что наступил момент, которого ждало все человечество: «Братья, мы приняли послание из другого мира, неизвестного и далекого. Оно выглядит так: "ОДИН-ДВА-ТРИ"».

Статья Теслы в Collier's не содержала конкретного описания марсиан. Автор только выражал уверенность, что эти существа смогли адаптироваться к условиям на своей планете и достигли процветания. «Я считаю вполне возможным, что на замороженной планете, такой же как наша Луна, могут жить разумные существа. Они обитают внутри нее, а может быть, и на поверхности», – сообщал великий изобретатель.

Другие ученые, готовые признать существование жизни на Марсе и возможность когда-нибудь начать межпланетные коммуникации, восприняли эти утверждения скептически. «Я считаю, что Тесла – выдающийся человек, – сказал профессор А. Н. Скиннер из Военно-морской обсерватории. – На его счету много замечательных работ, но я не принимаю его новую идею. И среди ученых, с которыми я разговаривал, нет ни одного, кто бы не считал утверждение Теслы абсурдным».

Но аргументы Теслы вместе с идеями Лоуэлла, Фламмариона и других их современников для газетчиков были равнозначны фактам. А пессимистические высказывания Скиннера не привлекали их внимания, поэтому газеты не испытывали угрызений совести, заявляя, что «существование разумной жизни на Марсе доказано без тени сомнения».

Если Тесла был прав и марсиане действительно пытались отправлять послания, то как люди могли принять их? И какими еще способами можно установить с ними контакт? В 1904 г. инженер сказал, что у него есть ответ на эти вопросы, но уклонился от изложения подробностей. «Я сделал открытие полтора года назад, – сказал Тесла журналистам. – И, несмотря на мою готовность говорить с народом Марса, я не могу сейчас сообщить, как скоро начнется этот разговор. Обо всем станет известно позднее».