Большая гусиная охота. Лёнькина весна. Повести - читать онлайн

Предисловие

В ванной комнате квартиры, где прошло моё детство, справа от умывальника, располагалась вешалка для полотенца. Она представляла собой фанерную лакированную доску с двумя подставками для туалетных принадлежностей, между которыми была закреплена поперечина. Когда я начал самостоятельно умываться, то заметил в верхней части вешалки необычный рисунок, но поскольку был ещё мал ростом, деталей разобрать не мог. Первый раз мне удалось самостоятельно забраться на стул, именно для того, чтобы рассмотреть картинку овальной формы. На ней масляными красками был изображён пейзаж – маленькое синее озеро в окружении низкорослых деревьев, над которыми голубело небо с кучевыми облаками. По меньшей мере, два раза в день, на протяжении ряда лет, рисунок, до мельчайших подробностей, переходил в глубину подсознания и, в конечном итоге, став ростом выше вешалки, я перестал его замечать.

Первое свидание

Во времена юношеского упоения утиной охотой, сама собой, как клин в осеннем небе, возникла мечта – дикие гуси. Традиционный способ добычи их на полях отпадал, ввиду отсутствия таковых поблизости с нужными размерами. На водоёмы они садились крайне редко, и было мало счастливчиков, на которых в тумане наваливал табун северных птиц. По рассказам клюквенников, гуси часто садились в моховые болота, порой так близко, что до них можно было докинуть палкой.

Однажды я упросил опытного охотника взять меня с собой в болото. Сам он шёл туда за ягодами и ввиду трудности дороги (особенно обратной) не взял даже ружья. Это обстоятельство несколько смутило меня, но вида я не подал, бодро шагая в утренних сумерках по лесной тропе. Путь действительно оказался неблизкий – около десяти километров, и нелёгкий – приходилось форсировать разлившиеся ручьи, продираться сквозь молодые заросли вырубок, лишь изредка отдыхая на участках с твёрдой почвой под ногами.

Когда лес кончился, и мы вышли на открытое пространство, невиданная ранее картина буквально ошеломила меня. Обширное жёлто-зелёное поле с редкими низкорослыми соснами и берёзами, на горизонте смыкалось с живописным октябрьским небом, между которыми едва угадывалась граница – зубчатая полоска тёмного леса! Сколько же до неё? Видимо не меньше, чем пройденная утром дорога. Идти по мху оказалось гораздо тяжелее, чем даже по залитой водой тропе, а жёлтые пятна оказались полосками тростника и кочками, поросшими увядающей осокой. Путь наш пролёг через возвышенность, представляющую собой берёзовую шапку, оказавшуюся высоким твёрдым островом, а слева виднелась ещё более массивная, с разнопородными деревьями. За островом ковёр мха неприятно прогибался под ногами, но, осторожно ступая, мы без проблем его преодолели. Перед небольшой гривой корявых сосен напарник остался собирать ягоды, а я, получив указания о времени и месте сбора, отправился вглубь этого нового для меня мира.

Впечатление было настолько сильным, что на какое-то время забылись гуси, ружьё, и охота вообще. Неожиданно стая тетеревов взлётом нарушила не замечаемую мной тишину, а запоздалый выстрел её буквально взорвал. Лирохвостый тетерев комом упал в подрост вереска и багульника. Это был мой первый косач, но, несмотря на радость удачи, в мыслях настойчиво обозначилась цель – гуси. Взяв ориентир по островам-шапкам, я двинулся дальше. В конце гривы, из-под ног, с треском снимается стая белых куропаток. После дуплета две падают, а задержавшийся со взлётом старый куропач пугает меня звуком, напоминающим скрип ржавой дверной петли.

Впечатлений предостаточно, но, как в сказочном сне, продолжаю идти вперёд. А это что такое? Сквозь сосны проглядывает тёмно-синяя полоска воды. Озеро! Заворожённый, подхожу к берегу и, не обращая внимания на снявшуюся стайку уток, долго любуюсь панорамой. До этого дня я смутно знал, что такое моховое болото, об озере же в нём и представления не имел. Гусей не видно и не слышно, а время двигаться в обратную дорогу – осенний день короток.

Мой старший товарищ набрал полный рюкзак клюквы (теперь понятно, почему он не взял ружьё). Выходим из болота и с облегчением шагаем по непружинящей земной тверди. Вечернее солнце позолотило редкие листья осин, берёз, клёнов, слегка шелестящих от лёгкого ветерка, и вдруг раздаётся долгожданное гоготанье. Гуси! Огромный косяк над самыми макушками деревьев, качаясь, плывёт, выплёскивая звуки. Хватаюсь за ружьё, но гуси летят стороной, и остаётся лишь проводить их взглядом.

После этого первого свидания с моховым болотом мне стали часто сниться гуси, планирующие над головой, безбрежные просторы и озеро, возникающее сквозь макушки сосен, завораживающее своей таинственностью.

Гусиное озеро

На одной из самодельных карт я обнаружил название найденного мохового водоёма. Это было Гусиное озеро. Неспроста его так нарекли, и данное обстоятельство ещё больше подстегнуло к походам за гусями на Гусиное.

Озеро площадью около двадцати гектаров несколько напоминало латинскую букву «S». С трёх сторон его окружал болотный сосняк, а с четвёртой оно было как бы прикрыто возвышающейся «берёзовой шапочкой» – золотистой в середине осени и коричневой в её конце. Вдоль слегка качающегося берега тянулась тропинка, а старое кострище подтверждало, что не один я сюда добираюсь.

В конце октября, выкроив пару дней, спешу на новое свидание с болотом, озером, гусями. Вначале взору предстаёт прерывистая соснами синяя линия, потом сплошная, и вот оно у моих ног – Гусиное озеро. Тёмная, почти чёрная вблизи, поверхность воды пустынна. Начинаю обходить береговую линию и перед самой «берёзовой шапочкой», неожиданно, из крохотного заливчика, взлетают четыре огромные, чёрные утки. Гремит дуплет и пара остаётся лежать на воде. Долго их гонит по волнам к противоположному берегу, а я пока заканчиваю обход озера. По пути, на мысках, нахожу остатки скрадков-шалашей, изготовленных явно не в этом году. Наконец уток подогнало к берегу, и я поднимаю тяжелых, по весу не меньше кряквы, птиц. Больше всего в них поражает огромный клюв, размером со спичечный коробок – таких мне ещё не приходилось добывать. Начинаю вспоминать цветные иллюстрации из папиной толстой книжки – похоже, что это турпаны, дома ещё раз проверю. Рядом с берёзовым торцом острова растут довольно толстые сосны, часть из которых засохла и должна стать дровами для моего костра. Наступившая середина дня, в отсутствие лёта дичи – лучшее время для подготовки к ночи, и я начинаю рубить топориком неподатливый сушняк, стаскивая к облюбованному на берегу озера месту. Во время работы впитываю в себя аромат сосен, вереска с багульником; он пьянит, а предстоящая ночь предвещает что-то таинственное.

Неожиданно близкий гогот бьёт, как током. Хватаю ружьё и боковым зрением вижу, что огромный караван гусей уже заметил меня, отворачивая от озера. Отлетев километра два, гуси начали делать круги, снизились и, видимо, сели. Что есть мочи бегу в этот район, хотя не знаю, что там за местность. Оказалось, что гуси сели в центре огромного мохового поля, практически лишённого даже низких сосенок. С расстояния в три сотни метров вижу серую шевелящуюся массу птиц, но подойти к ним нет никаких шансов. Что же делать? После долгого обдумывания решаю зайти с той стороны, куда они держат путь, то есть с юго-запада. Когда до намеченной точки остаётся пара сотен метров, гуси неожиданно снимаются и, набрав высоту, с криками, как раз через намеченное мной место, улетают. Долго, до самого исчезновения из поля зрения, провожаю сотенный косяк, а когда звуки гогота становятся не слышны, возвращаюсь к озеру.

Закончив подготовку к ночи, замечаю, что время уже вечернее, да и огромная свинцовая туча заволокла полнеба, предвещая дождь. Сортирую дрова по размеру, а заготовленный сосновый хворост для растопки закрываю прорезиненной курткой на месте будущего кострища. Вечерняя заря оказалась короткой – гусей даже не слышно, сумерки же, вместе с тучей, поразительно быстро убивают остатки дневного света. Перед самой полной темнотой слышу шум утиных крыльев и стреляю по едва видимому силуэту. После шлепка птицы о воду, как по команде начинается ливень. Бегу к биваку и прямо под курткой зажигаю растопку. Огонь хорошо охватывает сухие веточки, распаляется, но стоило убрать куртку, как костёр с шипением начал гаснуть. Приходится уже стоя, согнувшись, загораживать его собой и распахнутыми полами, подкладывая более толстые сучки. Наконец образовалось столько углей, что дождю не справиться с победившим огнём. О сне, правда, и речи быть не может – нужно постоянно подкладывать дрова. Так, сидя у костра, и прошла эта длинная ночь.

Под утро настойчиво начала пробиваться мысль: «А стоит ли терпеть такие лишения из-за чего-то?». Но с рассветом дождь прекратился, а донёсшийся издалека гусиный гогот, как оказалось, на несколько десятилетий уничтожил подобные мысли.

Речка

Зимой, тот самый охотник, что показал дорогу в моховое болото, познакомил меня с деревенским парнем Лёнькой. В наших жилах текла охотничья кровь отцов, и взаимопонимание мы нашли с первых же минут общения. Несколько зимних выходов на зайцев и белок сблизили нас, но как следует мы узнали друг друга именно в моховом болоте.

Прошедшей осенью, ведомый охотничьей страстью, Лёнька был в том самом болоте и обнаружил ещё второе озеро. Но не это главное, а самое чудесное то, что он нашёл речку, текущую прямо среди мха. С озером я уже был знаком, а вот речка рисовалась в моём воображении прямо-таки чудом света.

Не дожидаясь осеннего пролёта, за две недели до открытия охоты на пернатую дичь, мы отправились на моховую речку ловить рыбу. Во время пути по болоту из-под ног то и дело поднимались тетеревиные выводки. Молодые птицы внешне уже не отличались от старок, уверенно взлетали, закладывали виражи, планируя надо мхом. В конце маршрута сосны перешли в берёзовый кочкарник, местность оказалась более открытой, но и здесь, через каждые двести-триста метров, мы прикладывали удочки к плечам целясь, по с треском взлетающим тетеревам и белым куропаткам.

Речка рисовалась в моём воображении полосой, разрезающей торфяной мох, а на самом деле оказалась извивающейся лентой с широкой поймой, поросшей ивняком, тростником, с нагромождением осоковых кочек. Подойти к воде можно было не везде, но и тех участков, где это всё же удавалось, было достаточно, чтобы наловить вначале некрупных плотвичек, а затем, там же, на живца зацепить приличную щуку. Рыба буквально кишела в речке и все поставленные на ночь жерлицы утром оказались размотанными.

Рыбалка получилась интересной, но охота увлекала куда больше, поэтому на открытие сезона мы договорились пострелять тетеревов.

Большие кроншнепы

Болото манило с такой силой, что я решил пожертвовать утиной охотой на водохранилище, где результат в открытие был всегда превосходным. К тому же, обещание, данное другу, нужно было выполнять.

С рассветом многообещающего дня начинаем путь, лесная часть которого за разговорами проходит незаметно. Но вот перед глазами открываются просторы мха, и мы, уже наготове, идём по пружинящему болоту маршрутом двухнедельной давности. Вначале тетеревов вообще нет, потом начинают подниматься, но не ближе, чем в сотне метров. Преодолев весь знакомый путь, остаёмся без выстрела. Моховое болото огромное и нам кажется, что в какой-нибудь его части всё же повезёт. Где мы только не были, в какие уголки не забирались – картина та же – тетерева и белые куропатки взлетают на дистанции, недоступной для выстрела. Погода стояла солнечной, почти без ветра и довольно тёплой, даже для второй половины августа. Раздевшись до рубашек, продолжаем нарезать километры, но пролив литры пота, к вечеру падаем на берегу Гусиного озера. На зорьке ветер абсолютно стих, и установилась такая тишина, что стало слышно канонаду на водохранилище, находящемся где-то километрах в тридцати. Настроение, и без того неважное, упало до нуля, лишь впечатления от новых, впервые пройденных участков мха, подслащивали горькую пилюлю пустой охоты.

Обычно ночь у костра тянется, а эта оказалась одним мгновением. Когда мы проснулись, от огня не осталось даже уголька, а ранний рассвет оказался окутан густым туманом. Дров было заготовлено предостаточно, и через несколько минут мы уже пьём клюквенный чай. Неожиданно раздаются звуки стаи куликов, заставившие вспомнить о ружьях. Они летят где-то рядом, но густой туман не даёт определить даже направление. Мы крутим головами, а птицы, огромные в молочной пелене, возникают прямо над костром. Гремят выстрелы, и пара больших кроншнепов падает в озеро. В стороне кричит ещё одна стая таких же птиц, заставляющая нас разбежаться по берегу. Через какое-то время опять стреляем, но лишь один падает на берег, и мы, отложив ружья, долго любуемся размахом его крыльев, большим кривым клювом. Поднявшийся, едва ощутимый, ветерок начал разгонять туман, поднял рябь в озере, которая стала потихоньку прибивать наши трофеи к берегу. В ожидании решаем вскипятить еще клюквенного чая. Несмотря на то, что вода в озере темная, в котелке она становится прозрачной, а вкусовые качества просто бесподобные. Закончив чаепитие, подбираем кроншнепов, и пробуем опять искать выводки, но вчерашняя картина повторяется, заставляя повернуть в обратный путь. При проходе через гриву корявых сосен, неожиданно близко взлетает, видимо заспавшийся на торфяной кочке, черныш. Он понял свою ошибку и хочет улететь, лавируя низом между деревцами, но, выбрав коридор, нажимаю на спусковой крючок, не оставляя шансов старому петуху.

Несмотря на несбывшиеся надежды, охота оказалась неплохой, и только спустя много лет, как бы подводя итоги, я увидел, что в багаже воспоминаний она оказалась единственной охотой на больших кроншнепов.

С Ленькой мы иногда встречались и позднее, но вот на гусиную охоту судьба долго не сводила, по причинам от нас независящим.

Нежданное начало

В конце сентября, когда лес уже блистал березовой позолотой, а гусей еще не было слышно, вдвоем со школьным товарищем отправляемся в далекий манящий мох. Его отец был тоже охотником, но одноклассник, пока увлекался только рыбалкой, так что в наши планы, помимо охоты, входило ужение рыбы.

Первым делом мы отправились на речку, где, надергав живцов, хотели половить щук, но клева в этот день не было, а может, крупная рыба уже переместилась в зимовальные ямы. Оставалось озеро, но я не знал, если там рыба, впрочем, пробовать когда-нибудь нужно. При подходе к Гусиному с него снялась стайка чернети и, сделав несколько кругов, полетела в направлении, где, по рассказам Леньки, должно было находиться второе озеро. Немного перекусив, мы занялись каждый своим делом: товарищ рыбалкой, а я, привязав к леске два резиновых утиных чучела, отправился на другое озеро.

Оно было больше Гусиного и почти круглое (на одной из карт так и называлось), но самое главное отличие заключалось в том, что его уровень располагался ниже плоскости мха и выглядело оно, как бы в чаше. Две стайки чернети, заметив мое появление, взлетели, сделав несколько кругов, разделились – одна начала садиться явно на Гусиное, а вторая, набрав высоту, полетела в южном направлении. Восстановив чей-то прошлогодний скрадок на одном из мысков, я забросил чучела, и на леске по ветру начал отпускать. Получилось неплохо – утки обычно держались подветренной стороны, в сравнительном затишье – чучела плавали как раз там. Не прошло и получаса, как раздался шум крыльев заходящей на посадку стайки чернети. Утки приводнились почти по центру озера, но, покрутив головами, начали медленно приближаться. Наконец, дистанция убойная – нажимаю на спусковой крючок, и полоса дроби пересекает самую ближнюю. Она переворачивается, показывая свое белое брюшко, а остальные резко взлетают, не давая возможности второй раз выстрелить в ограниченном пространстве шалаша. Где-то через час подлетела стайка свиязей, и все в точности повторилось. Удовлетворенный проверкой способа охоты, подождав, пока уток принесет к противоположному берегу, возвращаюсь на Гусиное озеро. Товарищ встречает меня, с восторгом показывая несколько щук, самая крупная из которых около двух килограммов. С хорошим настроением начинаем готовиться к ночи, но вот незадача – сломалось топорище. Приходится иногда вдвоем ломать подходящие сухие сосны, таская их порой за сотни метров от бивака. Это происшествие нисколько не помешало провести ночь у костра, с разговорами на самые интересные для нас в то время темы.

Утро следующего дня началось с повторов: мы ловили щук, стреляли уток, порой меняясь орудиями труда. На нескольких жерлицах, поставленных с вечера, вместо живцов оказались только их скелеты. Долго обсуждая этот феномен, сошлись на том, что живцов, видимо, обсосали раки, которых в будущем можно будет специально половить. В середине дня неожиданно подул прохладный северный ветер, прекратив клев рыбы и лет уток. На пару часов все затихло. Сидя на берегу озера, неожиданно слышу далекое гусиное гоготанье. Но в это время? Может быть, звуковая галлюцинация? Нет, точно гуси, косяк налетает прямо на меня! Хватаюсь за патронташ и только сейчас понимаю, что у меня нет патронов с крупной дробью, а расстояние предельное. После выстрелов, косяк, забрав еще выше, улетает невредимым. Следом летит новый клин, но уже другой стороной озера. Перебегаю туда, а в это время третий тянет тем местом, где я только что стоял. Поняв, что бегать бесполезно, стою на одном месте, дрожа от волнения, и, ругая себя за не взятые патроны. Еще дважды гуси летят прямо над головой, но мелкая дробь, видимо, даже не долетает до них.

День кончается и нам пора собираться в обратную дорогу. Двигаясь лесной тропкой, уже в сумерках я вижу, что несколько раз стороной, четкими клиньями над самыми макушками деревьев, гуси плывут по небу, переговариваясь, как бы дразня:

– Не так просто нас взять!

Путешествие на третье озеро

По рассказам охотников я узнал, что во мху есть еще третье озеро, но находится оно в противоположном конце болота. При походе на одну ночь до него сложно добраться, поэтому, каким-то образом выкроив три дня, со школьным товарищем отправляемся в путешествие.

Полчаса от города на мопедах, два – пешего лесного пути, минут сорок – по мху, и мы на берегу Гусиного озера. Скинув тяжелые рюкзаки с припасами, делаем шаги без груза – ощущение такое, что вот-вот взлетишь. От предчувствия новых приключений в течение двух ночей и почти трех дней душа поет, трепеща в теле. Устраиваем бивак, заготавливая дрова новым экспериментальным топориком, учитывая прошлую его поломку. Вместо деревянного топорища были вварены две металлические трубки. От удара немного отдает в руку, но зато уже никогда не сломается. К тому же решаем топор, котелок и чучела прятать около озера, чтобы не таскать лишний груз. Сегодня товарищ с ружьем, поэтому его не оторвать от скрадка с плавающими напротив чучелами. Я же, в оставшиеся полдня, иду обследовать прямой путь от Гусиного озера до речки, которая, изгибаясь, должна протекать не очень далеко. Забираюсь на одну из берез «шапочки», и вижу, километрах в двух, полоску ивовых кустов – это цель моего сегодняшнего путешествия. С высоты дерева взгляд падает в воду, она здесь прозрачная, глубина меньше метра. На дне вижу затопленный, полусгнивший плот, видимо кто-то, задолго до нас, обитал здесь довольно основательно. Спрыгнув с дерева, направляюсь к речке, стараясь держать прямой курс, но его то и дело преграждают полузатянувшиеся лужи-трясины. Скоро выясняется закономерность – если растет клюква, то шагать можно смело, а нет ее, то обходи, иначе провалишься. Петляя, я наконец, забираюсь в тупик лабиринта узких полосок воды, откуда выходить приходится обратным следом. Прямой путь не самый быстрый, и я иду в обход, попутно замечая на трясинах следы уток, гусей, енотов и даже выдры – неплохое место для охоты. У ивовых кустов становится понятно, что цепь трясин почти напрямую соединяет Гусиное озеро с речкой, уровень которой ниже, наверно, они когда-то были соединены. В заводях на противоположном берегу слышится кряканье уток, но без лодки туда не добраться, и я возвращаюсь другой стороной топкого участка, подтверждая свои топографические представления.

Товарищ восторженно встречает меня, показывая пару добрых уток, одна из которых чернеть, а вторая шилохвость. Звездная ночь проходит в интересных разговорах с обсуждением прошедшего дня и планами на завтра. Ближе к утру слышим несколько партий гусей, а один косяк, видимо, хотел садиться на озеро, но, завидев наш костер, усилил гоготанье и отвернул в стону. Плотно позавтракав и отстояв зорьку, я отправляюсь на поиски третьего озера, товарищ же решил остаться на Гусином.

Мой путь проходит мимо Круглого озера, где поднимается большая стая чирков, которые прямиком летят на выстрелы напарника. Теперь необходимо пересечь еловую гриву, вдающуюся языком в болото из дальнего леса. До нее всего пара километров, но мох такой тягучий, что приходится попотеть, прежде чем я добираюсь до промежуточной цели. Вскарабкавшись на высокую елку, любуюсь открывшейся панорамой: справа изо мха вырастает огромный остров с геодезическим маяком, покрытый лиственными деревьями, кроме дубов, сбросившими почти всю листву; слева широкой дугой протянулся сосновый бор, растущий явно на буграх; а прямо, километрах в четырех, жемчужиной блестит озеро. Пролетающая стороной стая гусей, уровнем немногим выше меня, вызывает зависть – как прекрасно наблюдать мох во время полета! Слезать не хочется, но нужно идти дальше. Направляюсь в сторону бора, уже зная, что прямой путь к цели не всегда самый быстрый, да и заманчиво посмотреть – что же там? Сосновый лес действительно рос на песчаных буграх, идти после мха здесь было как по движущемуся эскалатору метро в попутном направлении. Взлетевшие тетерева показали брусничные кочки, от которых я не мог оторваться, пока не набил оскомину перезревшей, сочной ягодой.

Третье озеро было похоже на Круглое и размером, и формой. Отличие заключалось в том, что к нему близко подступали боры, да тропинка вдоль берега оказалась основательно утоптанной со следами частого посещения людей. Там я встретил охотника, который второй день искал раненого гуся, но безрезультатно. По его представлению, птица, упавшая в мох, должна была прийти на озеро, чтобы напиться, и он усердно поджидал ее. Решив не мешать, последний раз окинув взглядом цель своего похода, отправляюсь в обратный путь, напрямую по мху. Уже к вечеру, добредя до бивака, падаю около кострища и сквозь сон слушаю рассказ товарища о летевших стороной гусях, добрых утках…

Ночью несколько косяков хотели сесть на озеро, но наш костер не позволил этого сделать, навеяв нам грустные мысли о просчетах в самом принципе гусиной охоты во мху. Заключительный день нашего путешествия, кроме уток, да летевших высоко и стороной верениц гусей, ничего нового не принес. К тому же необходимость скорого возвращения домой начала угнетать. Все же тяжеловато две ночи подряд провести у костра, да и марш-броски отнимают много сил.

Почти всю обратную дорогу идем молча, и только гуси, пролетевшие низко над тем местом, где мы только что прошли, вырывают из наших уст одновременные возгласы разочарования.

Почти гуси

В середине октября Гусиное озеро встретило меня неприветливым северным ветром. Березовая шапочка полностью потеряла листву и выглядела уныло, напоминая перевернутую дворовую метлу. Отсутствие гусей и даже уток удручало, но зато, невиданная ни до, ни после картина, запечатлелась в моей памяти. Осматривая просторы мха, я неожиданно увидел стаю птиц, перелетающих с одной стороны болота на другую. Когда они приблизились, то оказалось, что это тетерева. Вроде бы ничего особенного, но их было около пятисот штук – поразительное зрелище! Следующий эпизод, хотя и не принес успеха, но настроение поднял. Раздавшийся звук колокольчика заставил покрутить головой – высоко в небе летела утка. Сделав несколько кругов, не замечая меня, она стала заходить на посадку. После выстрела на средней дистанции, сложив крылья, падает, но почти без шлепка уходит под воду. Это без сомнения морянка, северная птица, очень крепкая на бой. Проходит несколько секунд – ее нет, затем метрах в пятидесяти всплеск, и утка вертикально взлетает, набрав высоту, уходит как ни в чем ни бывало. Ошарашенный таким цирковым номером, я даже забываю о втором стволе. Подготовка к ночи окончательно все поставила на свои места – впечатлений предостаточно.

Под утро ветер стих, но зато легкий морозец покрыл коркой сырой мох, а кое-где у берегов появились стеклянные полоски льда. Отстояв зорьку у зеркальной поверхности Гусиного озера, никем не нарушенную, двигаюсь на Круглое. На нем тоже ни души. Долго стою на берегу, наблюдая ослепительный восход солнца, но, вдруг, слышу нарастающий шум крыльев. Большая стая неизвестных мне птиц на огромной скорости пролетает над озером. Не могу понять – кто это? Но без сомнения, утки или гуси! После запоздалых выстрелов в угон пара вываливается из стаи, падая почти на середину озера. Долго приходится ждать, когда начнется ветер и их прибьет к берегу. Наконец трофеи у меня в руках. Огромные (гораздо больше кряквы) с длинными зубчатыми клювами, явно северные птицы, стали моей добычей.

У одной голова ярко-коричневая, у другой – фиолетовая и обе с хохолками. Вспоминая цветные иллюстрации, прихожу к выводу, что это большие крохали (селезень с уткой), по размеру почти гуси, но все-таки утки. Что ж, и это неплохо. А гуси? Они в будущем!

Испытание на прочность

В самом конце октября, когда зима где-то на севере уже готовилась к вторжению, мы решили, последний раз в этом году, попытать счастья на болоте. По каким-то причинам школьному товарищу предстояло уехать раньше, а я мог освободиться позднее и добраться до озер только под самую ночь. Когда колесо уперлось в конец дороги, где мы всегда оставляли технику, то я не обнаружил мопеда товарища. Вероятность того, что он не приехал, не предупредив, отвергалась, наверно, просто сменил место стоянки. С такими мыслями я отправился в путь по раскисшей тропе, над которой уже начали сгущаться вечерние сумерки. Чем ближе я подходил ко мху, тем больше возрастала тревога – свежих следов не видно, но возвращаться было поздно, да и не в моих правилах поворачивать с полдороги. К Гусиному озеру удалось подойти только в полной темноте – костра не было! На ощупь нахожу спрятанный в тайнике топор и начинаю думать, как быть дальше. Вспоминаю, что недалеко стояла сухая сосна, почти в обхват толщиной, которую мы начали рубить, но бросили, ввиду ее крепости. Холодный ветер начинает пронизывать разгоряченное дорогой тело, и я отправляюсь искать нужное дерево. Наконец это удается. От работы топориком становится тепло, хотя в темноте иногда бью не туда куда надо, но знаю, что рукоятка не сломается. Неизвестно сколько прошло времени, пока сосна, заскрипев, упала (слава Богу, что не на меня). Наломанный на ощупь с ее ветвей хворост пошел на растопку прямо на месте падения, и вот живительный огонек разгорелся, раздвигая своим светом сгусток темной ночи. Сосну я решил пережечь костром надвое, а потом куски еще раз пополам. К середине ночи это удалось сделать, и вовремя, так как к усиливающемуся ветру добавился косой дождь. Огромные бревна, положенные одно на другое, что-то вроде «нодьи», дают много жара, но иногда отлетают искры, о чем говорят прожженные дыра в телогрейке. Сосновые дрова дают ни с чем несравнимый аромат (даже спустя много лет, стоило положить смолистое полено в печку, как ноздри начинало щекотать что-то родимое, сразу напоминающее о ночевках в моховых болотах). Видимо, уже во второй половине ночи, разморенный теплом огня, я засыпаю, как всегда повернувшись спиной к костру, с грудью, прикрытой прорезиненной курткой. Мне снится огромный летящий косяк гусей, по которым я стреляю и стреляю, а они все не падают. Наконец один вываливается, вернее, пикирует, вырастая до размера самолета. Клювом метит прямо в меня, я пытаюсь убежать, но он хватает за спину и начинает щипать. Больно, очень больно… Вскакиваю, и увидев, что у меня горит спина, кидаюсь плашмя назад в сырой мох. Раздается шипение гаснущей телогрейки, вместе с которым замечаю, что мох вокруг белый. Может быть, все это мне снится, но нет – пока я спал, выпал первый снег. Спина неприятно ноет (дома мама обработала ожог величиной с ложку), но холод доставляет больше отрицательных ощущений. Подправив костер, отодвигаюсь подальше и снова засыпаю.

Утро встретило меня уже не осеннее. Все вокруг стало белым, за исключением черной поверхности воды. Отогревшись изнутри чаем, отправляюсь вдоль берега. Гусиное озеро пустое, а вот с Круглого доносятся странные звуки, ранее мной неслышимые. Подойдя к нему, замираю от зрелища. В чаше черного озера, окаймленного забеленными соснами, плавает с полсотни ослепительно белых, даже по сравнению со снегом, лебедей. Любуюсь ими до дрожи в теле, как от волнения, так и от холода.

По дороге домой острый сучок вспарывает сапог в подъеме, добавляя к ноющей спине еще и мокрую коченеющую ногу. По мере движения нарастает обида, но не на охотничью страсть, забросившую «к черту на кулички», не на товарища, который подвел, а почему-то на болото. Оно представляется мне живым организмом, похожим на ту сивую девчонку, которая недавно растоптала мою первую любовь.

Озерный мох

В конце марта, ведомый страстью к предстоящей весенней охоте и знакомству с нехожеными просторами, я решил отправиться в другой мох, по рассказам изобилующий тетеревиными и глухариными токами. Школьного товарища уговаривать было не нужно – он с радостью согласился принять участие в вылазке. Цель первого путешествия заключалась в том, чтобы по насту обследовать болото. После тяжелой зимней дороги на тех же мопедах, поплутав по близлежащим деревням, мы добрались до крайней, уже брошенной людьми, расположенной у самого берега мха. Там же стоял геодезический маяк, с которого удалось рассмотреть нужную панораму. Контуры болота вырисовывались четко – оно было примерно вполовину меньше того, хорошо нам знакомого, а многочисленные белые поля вызывали вопросы, ответы на которые предстояло найти завтра.

Переночевав в одном из полуразрушенных домов, утром, по насту, скованному ночным морозом, отправляемся в манящую даль. Ход изумительный, можно хоть бегом бежать – вот бы так весной или осенью! Первое же белое поле оказалось замерзшим озером, потом второе, третье… Нашему восторгу нет предела. Начинаем давать названия всем пройденным водоемам, но вскоре сбиваемся, ведь к концу дня их оказывается не менее сотни – такого и представить было невозможно. Самое большое озеро (так его и назвали) по размерам с Гусиное, но поуже и с двумя островами посередине. Следующее за ним, второе по размеру, располагалось как чаша (похоже на Круглое), но с более высокими соснами по краям и несколькими маленькими островками. Назвав его Уютным, мы как будто предчувствовали, что немало ночей будет проведено на его сказочном берегу. Одно из озер получило название Кроншнеп, за его очертания, напоминающие кулика с длинным клювом-заливчиком. Другое стало Тройным, ввиду того, что его разрезали две полоски суши. Цепь узких озерков получила название Лабиринт, и действительно, в них можно было заблудиться. Обойдя почти весь мох с его краями, визуально прикинув район, где могут находиться тока, довольные, мы двинулись в обратный путь.

Ближайшей нашей целью была весенняя охота, но и об осенней, гусиной, уже начали подумывать.

Морошковая охота

Прошедшая весенняя охота (о которой отдельный рассказ) на долгих два года привязала невидимыми нитями к Озерному болоту. Оно очаровало, как девчонка с сотней искорок-озер в глазах. Было немного грустно вспоминать тот первый мох, но свежие впечатления всецело поглотили и манили непреодолимой страстью.

После прохладного июля, необычно рано, в начале августа открывалась летне-осенняя охота, и я неожиданно, без сборов, буквально помчался на новое свидание. До Уютного озера не близко, поэтому, настраиваясь на трудную дорогу, начинаю путь по ещё летнему мху. В его наряде преобладают сочные зелёные краски, но вот, в стороне, замечаю большое поле с жёлтыми крапинками. Недоумевая, подхожу и вижу, что это перезревшая морошка. Начинаю поедать крупную, вкусную ягоду, буквально тающую во рту. Неожиданно, из-под ног с шумом поднимается выводок тетеревов – автоматически ружьё прикладом прилипает к плечу, раздаются выстрелы, и пара птиц валится в мох. В конце ягодного поля, размером примерно с футбольное, картина повторяется, только на этот раз взлетают белые куропатки. Пройдя несколько сот метров, вижу ещё один участок с жёлтыми вкраплениями. С предположением о том, что не один я лакомлюсь морошкой, вхожу в ягодную плантацию, начиная движение челноком. Сразу с двух сторон поднимаются выводки, не решив, какой брать на мушку, затягиваю с выстрелами и в результате мажу. До конца маршрута успешно пройдены ещё несколько морошковых полей, в каждом из которых кормилось минимум по выводку. Довольный удивительной охотой, к тому же с десертом, привожу в порядок весенний бивак на Уютном озере, заготавливаю дрова и отправляюсь на зорьку к Большому. В этот день фортуна явно улыбалась мне – три кряковые утки остались лежать на зеркальной поверхности озера.

Ночью, без ветра, подкралась грозовая туча, но недолго погремев и побарабанив крупными каплями дождя, так же тихо ушла. Утренний мох, получивший новую порцию влаги, парил, как бы радуясь теплу с солнечным светом. Я долго стоял на берегу озера, органично вливаясь во всё окружающее, не вспоминая о ружье, пока ворона не заинтересовалась моими вечерними утками. Пришлось подбирать трофеи и отправляться в дорогу. Стрелять больше не хотелось, но охотничий азарт подталкивал на продолжение вчерашней охоты. Начинаю искать ягодные плантации, но не нахожу, и только через несколько километров понимаю, что за ночь морошка полностью обвалилась. Подтверждением тому стало одно из вчерашних пятен, точно засечённое, но пустое – ни ягод, ни выводков. На Ближнем озере, вне зоны ветрела, поднимается выводок крякв, одна из которых делает круг, как бы желая посмотреть – кто же это их испугал? Поднимаю ружье, и любопытство для неё становится смертельным пороком.

Обратный путь прокладываю через березняк, заманчиво белеющий стволами на берегу болота. Захожу в него и поражаюсь обилием грибов – рыжие лисички как будто разбросаны по всему лесу. Наполнив ими оставшиеся ёмкости, с тяжёлой ношей и прекрасным настроением, шагаю в начальную точку такого замечательного маршрута. Спасибо тебе, Озёрный мох!

Валовой пролёт

Вспоминая прошлогоднее нежданное начало пролёта гусей и перечитав всю имеющуюся литературу, я начал внимательно следить за температурой воздуха на Севере. Как только по прогнозу погоды сообщили о заморозках, на следующие выходные дни, совпавшие с концом сентября, отправляюсь с товарищем в Озёрный мох.

Дорога к Уютному озеру запомнилась взлётом тетеревов на приличной дистанции, и пары куропаток из-под ног, одна из которых после наших выстрелов оказалась в рюкзаке. Гусей видно не было, а вот явно перелётные шилохвости поднялись при подходе к Тройному озеру. Хотелось верить, что обстановка в дальнейшем улучшится, поэтому мы вначале занялись биваком и дровами. По окончании хозяйственных дел товарищ остался с чучелами на Уютном озере, а я отправился расставлять гусиные профиля (изготовленные ещё зимой) на Большое. В самой широкой его части, рядом с берегом, плавали утки. Не замечая меня, они усердно ныряли, доставая со дна корм, исчезая под водой на несколько десятков секунд. Сложно было понять сколько их – четыре или пять, потому что поначалу они это делали вразнобой. Через некоторое время начались паузы, во время которых утки пропадали все вместе, тогда я решил провести охоту с подбега. Выждав, пока они скроются под водой, броском пробегаю метров десять и прячусь за сосной, ожидая следующего группового погружения. Опять пробежка и снова ожидание. В конечном итоге я оказался на дистанции верного выстрела, а первые две вынырнувшие утки остались лежать брюшками кверху. Остальные две, видимо, услышав выстрелы, находясь под водой, отнырнули на недоступную дистанцию и благополучно улетели. Во время установки профилей слышу выстрелы товарища, наверное, по уткам. По возвращении к биваку, он рассказывает, что стрелял по белым куропаткам, перелетавшим озеро, одна из которых упала прямо в воду. И ещё он видел, как четыре гуся, молча, на большой высоте, кружились надо мхом, и сели где-то далеко между озером и лесом. Последнее обстоятельство обрадовало меня, ведь я их не видел, наверно, увлечённый охотой с подбега.

На зорьку идём к профилям, далеко заметным на фоне тёмного берега. Перед самым заходом солнца послышались крики гусей, вернее казарок, и вскоре огромный косяк, под самыми облаками, начал приближаться к болоту. В это время послышались низкие звуки других гусей, тех четырёх, взлетевших из-под леса. Они явно видели собратьев, взяв курс на них, но расстояние было таким большим, что сближение продолжалось очень долго, до самого захода солнца. Четвёрка летела прямо на косяк, но ввиду того, что их цель не стояла на месте, линия полёта оказалась кривой, хорошо заметной нам снизу. Всё это происходило с золотистым подсвечиванием угасающего солнца и призывными криками догоняющих гусей. В их голосе явно прослушивалась интонация:

– Подождите нас, мы догоняем!

Четыре гуся пролетали над нами, хотя и на предельной дистанции, но вероятной для выстрела. Переглянувшись, мы не стали поднимать стволы, до конца зорьки отстояв молча.

Ночью на костре товарищ сварил отличный кулеш, состоящий из куропаток, моховиков, росших рядом и мелко-покрошенных домашних припасов. В темноте не было видно содержимого ложки, но такого вкусного блюда я не ел никогда, а чай из брусничного листа дополнил королевский ужин. Во время трапезы начался пролёт гусей, голосящих высоко и порой одновременно в нескольких местах. Всю безоблачную ночь, не давая уснуть, длился концерт гусиной музыки, а под утро, куропач, подошедший за нашими спинами, проскрипел ржавой петлёй, поставив последний аккорд звёздной симфонии.

Утром несколько косяков казарок проплыли по небу всё также высоко, строго юго-западным курсом, а ещё выше их, уже в южном направлении, начали лететь большие гуси. Теперь стала различима разница между кликами казарок и гоготом гуменников. Несколько мелких верениц летело на такой высоте, что можно было попробовать выстрелить прямо над головой, но шли они, то там, то здесь, да и ягодники, собиравшие клюкву, не давали им обнизиться. Побегав между озёрами до дрожи в коленках, мы несколько часов постояли, не перемещаясь, но так и не сделали ни одного выстрела. Оскомина досады бередила наши души – видеть столько гусей, оставаясь без добытой, пускай, даже одной маленькой казарки!

По возвращении домой, в течение нескольких дней, у меня в ушах стоял гомон гусиного валового пролёта, заставляющий ни с того ни с сего поднимать глаза к небу.

Первый гусь

В эти же выходные дни папа с приятелем, тем самым, что познакомил нас с Лёнькой, охотился на водохранилище. После возвращения со мха, на кухонном полу, я увидел отцовские трофеи – среди десятка уток красовался огромный гусь. Утром воскресенья на них в тумане налетела пара, которая была сбита дуплетом. От предложения папы поехать в следующие выходные с ним, несмотря на намёки на результат, я отказался.

Школьный товарищ на этот раз не смог составить компанию, и я один опять шагаю по Озёрному мху. В тихую и солнечную погоду первого дня гуси летели очень высоко, зато на второй поднявшийся боковой ветер прижал косяки к макушкам леса, но стоило им вылететь на открытое пространство мха, как высота вновь увеличивалась. Когда несколько партий прошли одним и тем же приметным местом, я не выдержал и пошёл в лес. Гуси здесь действительно летели ниже, но всё же на предельной дистанции. Что же делать? Походив между деревьями, я обнаружил рядом стоящие две сосны, а берёза сбоку как бы обвивала их. Прикинув, что есть шанс залезть на высоту, начинаю готовиться. К имеющейся длинной бечёвке, привязываю разряженное ружьё, а второй конец креплю на поясе. Забраться на вершину оказалось сложнее, чем я думал – дважды возникала ситуация, когда пути наверх не было, и только благодаря неимоверному усилию, удалось закончить восхождение. Толстый раздвоенный сук берёзы подпирал сосну у ствола, давая возможность сидеть, правда, всё это от ветра качалось и скрипело. Подняв за бечёвку ружьё, и сломав несколько сучьев, мешающих обзору, начинаю ждать. Вид сверху великолепен, но гуси, как назло, прекратили лёт. Когда стало уже тяжело сидеть, а мысли об очередной неудаче точить червем, вдалеке пролетел косяк. Решаю ещё задержаться на несколько минут.

Гуси летели прямо на меня, изредка перекликаясь, широким караваном метрах в пятидесяти. Делаю выстрел, и, едва не упав от отдачи, вижу, что один вываливается, но, дотянув до мха, падает вне поля моего зрения. Не помню, как я слез, но этот процесс, по идее, должен был быть сложнее взбирания. Долго кружу по мху, заглядывая между сосен, прощупываю заросли багульника, внимательно осматриваю открытые пространства – всё безрезультатно. Когда надежда найти трофей начала угасать и времени на обратную дорогу оставалось всё меньше, замечаю что-то серое под ветвями кривой сосны. Гусь лежал как самолёт после вынужденной посадки, широко раскинув крылья, с головой, увязшей во мху. Долго любуясь его размерами, расцветкой перьев, лап, клюва – да это не утка и даже не большой крохаль!

Кроме добычи первого гуся тем днём произошло ещё что-то, тогда неизвестное, явившееся как смутное предчувствие какой-то потери.

Банка консервов

На следующий раз Озёрный мох приготовил мне испытание, случившееся в начале августа, при посещении его с компанией по сбору грибов и ягод.

Попав в живописные просторы налегке, без ружья и опьянённый ароматами багульника с вереском, я скоро забыл о цели похода. Охватившая охотничья страсть повела к озёрам, биваку. Затем мне захотелось посмотреть участок мха, на котором в прошлом году сидела четвёрка гусей. Там я обнаружил лужи, похожие на трясины из другого болота, что подтверждало привлекательность подобных мест для охоты. За ними виднелся красивый бор, сверкавший стройными стволами раскидистых сосен, в котором тоже захотелось побывать. Лес оказался заболоченный, заваленный упавшими деревьями. Дорога к нему была неблизкой, поэтому картина вызвала разочарование, а вместе с ним проснулось чувство голода. Только теперь я вспомнил, что у меня нет с собой еды.

Клюква оказалась незрелой и кислой, от которой во рту сразу стало терпко. Других ягод в этом районе не было, а желудок всё настойчивее требовал чего-то серьёзного. Перейдя широкий кусок болота, я направился в край леса, где в прошлом году был добыт первый гусь, но и там никаких ягод не обнаружил, зато нашёл белый гриб. Сырая шляпка оказалась невкусной, а вот ножка, хотя и без удовольствия, с хрустом была съедена. Чувство голода притупилось, и я пошёл напрямую к месту сбора. Через пару километров опять нестерпимо засосало под ложечкой, перед глазами поплыли: хлеб с колбасой, батон с сыром, оставленные в рюкзаке. Неожиданно в памяти всплыло то, что позапрошлой весной, на глухарином току, я зарыл в землю банку рыбных консервов. Чтобы добраться до неё, нужно делать приличный крюк, но даже сомнения в том, что смогу ли найти нужное место, или консервы, возможно, испортились, не смогли удержать от изменения маршрута. Сами ноги, повинуясь сигналам желудка, не слушая голову, сделали поворот. Наконец вот он, глухариный ток, и вот старое кострище. Прикинув, где должен быть тайник, ножом начинаю резать дёрн. Вскоре лезвие натыкается на что-то металлическое – цель поиска у меня в руках! Очистив от земли, вскрываю двухсотграммовую плоскую банку. Запах нормальный и я жадными глотками поглощаю бесподобно вкусное лакомство. Вылизав всё до крошечки, этой же банкой запиваю водой из ручья, после чего читаю сохранившуюся этикетку – «Скумбрия в масле». В нынешнем году морошка осыпалась гораздо раньше, чем в прошлом, зато на краю глухариного тока, заметив заросли гоноболи, добавляю сладкий десерт. По своевременному возвращению к месту сбора никто не догадался о моих приключениях, а продукты из рюкзака были съедены без особого энтузиазма. С тех пор я стал постоянно носить с собой неприкосновенный запас в виде банки рыбных консервов того же сорта, которые, уже на промысловой охоте, не раз выручали меня в куда более сложных ситуациях.

Чудесное возвращение

Накануне этого события, как в школьной задаче: по дороге, на мотоциклах, двигались навстречу друг другу я и Лёнька, а в южном направлении высоко в небе летел косяк гусей. После встречи в одной точке, мотоциклисты остановились, а гуси, естественно, полетели дальше. Проводив их взглядами, решили со всей очевидностью – собираемся на охоту! Всё было ясно без слов, оставалось уточнить детали. Учитывая ошибки, которые мы делали раньше (первая – ночные костры), решаем выйти за два часа до рассвета завтра, в будний день (по выходным во мху много ягодников). Мысленно я решал ещё одну задачу: Лёнька, естественно, думает о своём болоте, а я об Озёрном. Что же делать? Неожиданно возникает озарение – прошла обида на болото, да и на белокурую девчонку тоже!