Когда ранней весной 1995 года в комнатушке родного дома в деревне я написал на рукописи слова «Почтительно посвящаю эту книгу душе моей матери на Небесах», на глаза навернулись слезы. При этом я понимал, что подобное посвящение может вызвать чьи-то насмешки, даже издевательства, – ну и пожалуйста.
Для меня эта книга – дань не только моей матери, но и всем матерям Поднебесной. Понятно, что ныне реакцией на такие слова могут быть еще большее зубоскальство и брань, – ну и пусть их. Воспитанная на феодальной морали мать в книге совершает немало поступков вопреки этой морали – поступков, неправильных и с политической точки зрения, любовь ее бурлит, подобно рокочущему океану, необъятная, как земная твердь. Пусть этот образ матери немало разнится с образами матерей в произведениях прошлого, но все же я считаю ее великой матерью, более того – полагаю, что она еще в большей степени воплощает материнское начало, расширяя существующие стереотипные представления.
Еще один важный персонаж в книге – ее сын-полукровка Шангуань Цзиньтун, рожденный от шведского миссионера и страдающий болезненным пристрастием к женской груди. Высокорослый и представительный, но слабовольный, он на всю жизнь остался духовным карликом, так и не сумев оторваться от груди матери. Этого героя истолковывали превратно, он не мог не вызвать споров. Десять с лишним лет назад я слышал и читал немало суждений о нем и считаю, что читатели оценили его верно. Вполне допускаю, что литература притягательна в том числе и тем, что ее могут толковать превратно. Как писатель, я, в общем-то, не против того, чтобы рассматривать Шангуань Цзиньтуна как собирательный образ части современных китайских интеллигентов. И без всякой опаски признаю, что духовный мир Шангуань Цзиньтуна списан с меня, – ведь один уважаемый мною философ как-то сказал: «В глубине души каждого современного китайского интеллигента кроется маленький Шангуань Цзиньтун».
Пятнадцать лет пролетели как одно мгновение, но все же повторная вычитка рукописи вызвала у меня глубокие раздумья. Да, я заметил немало шероховатостей и небрежностей, но должен признать, что такую книгу я уже не напишу. Во втором издании она сохранила изначальный вид, за исключением небольших сокращений и некоторого упорядочения. Кое-кто из друзей предлагал изменить название на «Цзиньтун и Юйнюй»1, полагая, что это привлечет больше читателей. Но книга «Большая грудь, широкий зад» живет уже пятнадцать лет, так стоит ли что-то менять? Тем более, так мне кажется, первоначальное название уже не воспринимается как нечто ужасное. Разве в сегодняшнем мире оно может кого-нибудь отпугнуть?
28 ноября 2009 г.