Ущербная луна была скрыта на ночном небе мрачными грозовыми облаками, а посему света не было никакого. Густая тьма для трущоб Белокамня, именуемых в народе Дырой, была явлением привычным и обыденным, благо фонари тут имелись далеко не у всех, а зажигались и того реже, чтобы не тратить драгоценного масла. Да и бродить по ночам на улицах было смерти подобно, ибо обычным гражданам не место за порогом дома в столь поздний и опасный час. Мало того, что темнота была такой, что хоть глаз выколи, так ещё и вся разбитая дорога была в глубоких лужах. Тоже вполне обыденное и заурядное явление для Дыры, где некому заботиться о качестве мостовых и мостить дороги, а посему они пребывали в таком плачевном состоянии.
Вот рядом с лужей шлёпают босые ступни, украшенные грязью и тусклыми обломанными неопрятными ногтями, что тоже легко объяснить бедностью и гигиенической неграмотностью населения неблагополучного района. Ноги эти заплетаются и подволакиваются, словно их хозяин пьян (вполне обычное состояние для местной нищеты), а потом и вовсе начинают громко шлёпать по луже, что можно, вероятно, объяснить невменяемостью пешехода и темнотой окружающей обстановки. Вот влезший в воду человек начинает хрипеть и стонать, вероятно выражая своё негодование, и, стоит отметить, что для чересчур пьяного человека подобный способ изъясняться с окружающими и самим собой весьма уместен, ибо сейчас он точно не в состоянии членораздельно говорить. Обыватель шатается, а посему поскальзывается, но ему удаётся вовремя упереться о стену ближайшего здания рукой, и сохранить равновесие, не отправившись в задорный заплыв. На том месте на досках, куда только что легла его пятерня, остаётся грязный влажный отпечаток ладони, который указывает на то, что её хозяин тот ещё свин, раз у него даже руки перепачканы неизвестно чем.
На мгновение из-за туч показывается бледная луна, высветившая грязную подворотню и барахтавшегося посреди лужи крестьянина, который поднимает своё лицо к небу. Однако лицом это кровавое месиво назвать сложно, и, похоже, что бедный пьянчуга совсем недавно схлопотал по зубам, и, уверяю вас, в городских трущобах словить леща по щам – раз плюнуть. И оставленный им отпечаток на стене дома также тёмно-красного цвета, вот только чья это кровь – раненого бедолаги или чужая, сейчас уже не понять. Местным бандитам может не понравиться в вас абсолютно всё – как вы идёте, как вы дышите или говорите и свистите. Любой косой взгляд, небрежная ухмылка на лице, ваша одежда или обувка, которая может вызывать зависть, ваш груз, который вы можете нести при себе. В общем, причиной нападения может стать абсолютно всё, что угодно! Грязные руки крестьянина скребут обломанными ногтями по земле, чтобы найти опору, и в тусклом лунном свете становится видно, что не только ногти выглядят на грязных конечностях ужасно, но ещё и имеются некие язвы и нарывы, обозначавшие плохое здоровье страдальца. Что ж, и это тоже не новость в Дыре, поскольку там, где бедность, там и всевозможные болезни с болячками, коих в трущобах больше, нежели блох на шкуре бродячего пса.
Вот бедолаге наконец-то удаётся найти опору и подняться на ноги из лужи, и он поворачивается в сторону ближайшей подворотни, откуда слышится негромкий шорох – это на сцене появляется очередное действующее лицо в виде крепкого мужика, возвращающегося домой посреди ночи. Вероятно, этот работяга вкалывал до захода солнца или даже и дольше, чтобы заработать на пару грошей поболе для прокорма своих родных, и теперь он мечтает только об одном – поскорее добраться до постели, чтобы в забытьи рухнуть на койку и забыться беспокойным сном. Будь это бандит, он бы уже попросту набросился на бедного пьяницу, огрев его по затылку дубиной или всадив ему в пузо нож, но это человек старательно обходит грязного бродягу стороной, стараясь держаться от него подальше. Тот же издаёт горлом странный булькающе-хрипящий звук, протягивая свои руки с гнойниками на них в сторону спешившего по своим делам мужчины.
– Извини, приятель! – пожимает плечами работяга, отходя на шаг назад. – У меня нет при себе лишних монет! А те жалкие крохи, что у меня в наличии, нужны мне самому и моим голодным деткам. Прощай!
Он старается обогнуть лужу со стоящим посреди неё странным человеком, желая держаться от него подальше, дабы не подцепить какой-нибудь болячки. Однако подобное пренебрежение к собственной персоне явно приходится не по душе заразному пьянчуге, который с рычанием бросается вперёд, намереваясь атаковать припозднившегося прохожего, вероятно решив вытряхнуть из него необходимые для опохмела монеты силой. Подобным в Дыре тоже никого не удивишь, ибо драки тут вспыхивают чаще, нежели огни на той стороне реки по вечерам, где живут состоятельные горожане.
– Ах ты паскуда! – кричит мужчина, успев перехватить нападавшего за запястья, и теперь сражаясь с ним.
Больной урод старается укусить напуганного соперника, щёлкая своими гнилыми зубами перед носом своей жертвы. Вблизи становится видно, что лицо поганца покрыто не только подсыхающей кровью, но и распухло от вздувшихся на нём пузырей и язв, что пугает бедного работягу ещё сильнее. Изловчившись, ему удаётся отпихнуть от себя больного урода прочь, отчего тот падает обратно в лужу, и, к собственному ужасу, победителю становится видно, что в спине пьяницы торчит рукоятка ножа, застрявшего лезвием между его рёбер. Кроме того становятся видны также и чудовищные резаные раны в районе поясницы заражённого урода, которые не только выглядят пугающе, но и вполне смертельно. Подобными ужасами кого-то удивить в Дыре уже невозможно, ибо убитые разнообразными способами жертвы грабежей и просрочившие очередную выплату должники встречаются на тёмных улочках повсеместно, как и поражённые различными проказами и прочими болячками заражённые. Однако сочетания чудовищных ран и болезней встречаются не так уж и часто, а тем более в такой мерзопакостной комбинации. Ряха страдальца раздута вовсе не из-за побоев, как могло показаться изначально из-за крови, покрывающей его физиономию, но из-за мерзких набухших волдырей и общей отёчности, отчего он становится мало похож на человека. Да и не человек это уже в привычном смысле этого слова, ибо с подобными ранами, какие есть на теле этого бедолаги, выжить попросту нереально – перенести столько ножевых ранений, сколько имеется на пояснице и спине этого урода, не сможет безнаказанно даже самый крепкий и стойкий организм. Однако крестьянин до сих пор шевелится, рычит, и снова бросается в атаку, но теперь работяга, и раньше не горевший желанием задерживаться в этом переулке и сражаться с неведомой тварью, шустро припускает с места в карьер, намереваясь как можно скорее убежать отсюда прочь. К сожалению, прокажённый урод-зомби успевает вцепиться своей грабкой за шиворот грязной рубахи своей жертвы, дёрнув человека на себя. Ткань трещит, разрываясь на части, поскольку мужчине вовсе не хочется знакомиться с зубами и кулаками нападавшего вблизи, и вот уже рабочий оказывается принудительно раздет, когда его одежонка лопается на два больших куска, а потом нападавшему всё же удаётся повалить свою жертву наземь, после чего двое мужчин катятся по ней, пачкаясь в грязной луже и разнообразном мусоре с отходами. И если пострадавший хочет попросту сбросить с себя монстра и убраться отсюда прочь, то вот заражённая неведомой хворью тварь явно желает уничтожить своего соперника, поскольку только смерть успокоит это чудище.
Душить зомби оказывается бесполезным трудом, как и пытаться бить ему по лицу, глазам, паху и прочим уязвимым местам, ибо все эти атаки не приносят должного эффекта, только наоборот вредят, ибо при подобной защите пара волдырей на окровавленной ряхе оказываются раздавлены, и гной из них брызжет вниз, пачкая руки человеку и марая его лицо, отчего он начинает в панике отплёвываться, после чего переходит на хрип – это упырю удалось сомкнуть свои ладони на шее врага. Теперь зомби начинает душить свою жертву, попутно при этом стараясь укусить её за шею или лицо, отчего теряющему сознание мужчине под соперником приходится очень и очень туго. Во-первых, он должен стараться сбросить с себя прокажённого, но тот сидит на работяге и возвышается над ним настоящим монолитом. Во-вторых, нужно не дать себя задушить, а ещё и при этом нужно уворачиваться от укусов твари, поскольку подставлять ему своё лицо чревато не просто обычной раной, но и заражением, ведь с одутловатой ряхи вниз по-прежнему капает чужая кровь и гной самого мертвеца. Уже на последнем издыхании, на грани потери сознания, мозг мужчины вспоминает об увиденной ранее ране и торчавшей из неё рукояти ножа, и левая рука работяги сама собой заходит упырю за спину, в тщетных попытках нащупать это оружие. Поскольку теперь сопротивление стало сходить на нет, мертвецу удаётся ударить человека затылком об землю, отчего тот едва не отключается от боли, а во все стороны брызгают капли потревоженной лужи, ибо сражаются соперники по-прежнему именно посреди воды.
– Неужели это конец?! – мелькает последняя паническая мысль в голове мужчины, шарившего своими руками по телу зомби. – И мне суждено умереть посреди грязной вонючей подворотни от лап и зубов какого-то упыря, не успев перед этим попрощаться со своими родными?! Какой кошмар!
Однако следом за этим натиск врага начинает ослабевать, в глазах работяги начинает проясняться, и он закашливается, когда в горевшие адским огнём лёгкие наконец-то начинают поступать новые порции воздуха. Жадно втягивая в себя гнилостный смрад переулка ртом и ноздрями, мужчине удаётся спихнуть с себя внезапно обмякшего соперника, в ухе которого красуется лезвие ножа, по которому одна за другой стекают красные тягучие капли. Всё же человеку удалось из последних сил добраться до ножа в спине твари, вырвать его и от души зарядить по голове, и этот удар оказался смертельным. Хотя умерло ли это существо, которое и доселе казалось не особо живым? Так или иначе, после подобного удара оно уже не шевелилось, и не предпринимало никаких попыток снова напасть на соперника.
Брезгливо отпихнув от себя ногой неподвижное тело, мужчина поднялся из лужи, утирая лицо тыльной стороной своей руки, после чего быстро направился прочь в ночные трущобы города, с тем, чтобы поскорее добраться до дома, а затем и разнести заразу на всех встречных и родных. Нет, конечно, он не хотел подобной участи для себя или своих детей и жены, однако судьба распорядилась иначе. Не успел он ещё исчезнуть во тьме сгустившейся ночи, как тело больного мерзавца начало биться в судорогах на земле, отрыгивая новые порции крови и гноя, и на этот раз вокруг оказалось несколько свидетелей из числа мародёров, решивших обобрать свежий труп, пока этого не сделал кто-то ещё. Естественно, что при виде картины проткнутой головы, из уха которой торчал нож, погруженный туда по самую рукоятку, но что не мешало бедолаге биться в припадке, напугало несостоявшихся грабителей до чёртиков, отчего они с воплями поспешили прочь. В эти тёмные смутные дни беднота Белокамня увидит столько ужасов и познает столько страданий, что впоследствии это время будет прозвано «Годом Чёрного Мора».