Что побудило меня написать эту книгу
Наверняка вы знаете поговорку: «Не воспринимайте хорошее здоровье как данность». К сожалению, я так думала до 19 лет, пока несчастный случай не перевернул мою жизнь.
Мы с друзьями проводили каникулы на Гавайях. Однажды во время пешего похода по джунглям нам захотелось развлечься прыжками в воду с водопада (спойлер: это была очень плохая идея).
Никогда раньше я не выполняла подобных прыжков. Друзья объяснили мне, как нужно действовать: «Не сгибай ноги, чтобы войти в воду ступнями вперед».
«Ясно!» – сказала я и прыгнула.
Как только я оторвалась от верхушки утеса, меня охватил ужас, и этот совет был мгновенно забыт. В результате я вошла в воду не ступнями, а пятой точкой. Сопротивление воды создало ударную волну, которая прошла по моему позвоночнику и вызвала сжатие позвонков (по принципу домино).
Позвонки поочередно издали хрустящий звук. Это «хрусть-хрусть-хрусть-хрусть-хрусть-хрусть-хрусть» прошло весь путь вверх до моего второго грудного позвонка, который не выдержал давления и разлетелся на четырнадцать осколков.
Моя жизнь тоже разлетелась на осколки, и я стала разделять ее на две части: до несчастного случая и после него.
Следующие две недели я пролежала пластом на больничной койке в ожидании операции на позвоночнике. Будучи не в силах заснуть, продолжала мысленно рисовать картину того, что мне предстояло перенести. В это было невозможно поверить: хирург собирался вскрыть мое туловище, сначала сбоку, на уровне талии, а затем сзади, на уровне разрушенного позвонка. Он планировал извлечь костные фрагменты вместе с двумя соседними дисками, а потом соединить три позвонка вместе и скрепить позвоночник шестью металлическими стержнями длиной 7,5 сантиметра. Отверстия для них нужно было просверлить электродрелью.
В неописуемый ужас меня привели связанные с этой процедурой риски: повреждение легких, паралич и смерть. Впрочем, у меня не было выбора. Осколки позвонка давили на оболочку спинного мозга. Любое сотрясение (например, если я споткнусь на лестнице) могло привести к разрыву этой оболочки и парализовать меня ниже пояса. Я была напугана. Воображала, как буду лежать на операционном столе, истекая кровью, а врачи признают невозможность меня спасти. Представляла себе печальное завершение моей жизни, единственной причиной которого стал испуг, охвативший меня в воздухе, когда я пыталась развлечься.
День операции приближался медленно, но неизбежно, хотя в глубине души мне хотелось, чтобы он не наступил вовсе. Когда анестезиолог начала вводить меня в состояние наркоза для восьмичасовой процедуры, я подумала, не окажется ли она последним человеком, которого мне доведется увидеть. Я молилась. Мне хотелось жить. Я сказала себе, что если мне посчастливится проснуться, то буду до конца своей жизни преисполнена благодарности к врачам.
Конечный результат. (Нет, рамка металлоискателя в аэропорту не звенит, и да, эти стержни останутся во мне навсегда.)
Когда я пришла в себя в послеоперационной палате, стояла глубокая ночь. Сначала я ощутила колоссальное облегчение: я осталась жива. Потом почувствовала боль. Уточнение: это была неописуемая боль. Казалось, что мой позвоночник сжимает могучий железный кулак. Я попробовала сесть, чтобы позвать медсестру. После нескольких попыток появился медбрат, который посмотрел на меня с мрачным презрением. Картина моего возвращения в мир оказалась удручающей. Я разрыдалась. Мне захотелось к маме.
Я действительно была преисполнена благодарности – бесконечной, глубокой признательности за то, что осталась жива. Но в то же время мое состояние напоминало агонию. Спина дергалась от пульсирующей боли. Я не могла пошевелиться, казалось, что вот-вот разойдутся швы. В течение нескольких дней нервы в ногах непрерывно жгло огнем. Раз в три часа мне кололи обезболивающее. Медбрат входил в палату, слегка оттягивал кожу на бедре и вводил иглу, каждый раз чередуя ноги. Я не могла ни спать, потому что все нестерпимо болело, ни есть, потому что от опиоидов меня тошнило. За две недели я похудела на 11 килограммов. Чувствовала себя одновременно счастливой и несчастной, сожалела о случившемся, корила себя за то, что причинила столько хлопот моим близким, и не знала, что делать дальше.
Мое тело восстановилось за считанные месяцы, но затем реабилитация потребовалась моему разуму и душе. Меня охватило ощущение оторванности от реальности. Когда я смотрела на свои руки, они казались мне чужими. Взглянув на себя в зеркало, я ужаснулась. Что-то было не так. Но непонятно, что именно.
К сожалению, никто другой тоже этого не знал. Со стороны я выглядела вполне здоровой. Поэтому держала свои страдания при себе. Когда у меня спрашивали, как дела, я отвечала: «Все отлично, спасибо». Но если честно, то следовало бы сказать: «Я чувствую себя чужой в собственном теле. То, что я вижу в зеркале, сводит меня с ума. И я до смерти боюсь, что никогда больше не приду в норму». Впоследствии мне поставили диагноз «расстройство деперсонализации-дереализации», при котором люди не могут установить связь с собой или с окружающей реальностью.
В то время я жила в Лондоне и помню, как в метро разглядывала пассажиров, сидевших напротив, и пыталась угадать, кто из них, подобно мне, испытывает серьезные трудности, которые приходится скрывать. Мне отчаянно хотелось, чтобы кто-нибудь из них почувствовал мои страдания и сказал, что ему это знакомо, что он пережил схожие ощущения и сумел снова стать собой. Но это, конечно, была лишь пустая фантазия. Люди, находившиеся в метре от меня, не имели ни малейшего представления о том, что происходило внутри моего тела. Я сама тоже плохо это представляла. И не чувствовала, что происходит внутри них, не знала, страдают они или нет.
Человеку очень трудно разобраться в том, что творится в его теле. Даже когда мы можем идентифицировать свои эмоции, такие как благодарность, боль, облегчение, печаль и так далее, нам не всегда понятно, откуда они берутся. С чего начинается процесс осознания того, что с нами что-то не так?
Однажды я попыталась объяснить эту идею своей лучшей подруге и неожиданно для себя заявила: «Все, что мы хотим получить от жизни – образование, работу, деньги, – сущие пустяки по сравнению с возможностью наслаждаться физическим и ментальным здоровьем». Это озарение стало самым ярким из всех, какие мне когда-либо доводилось испытать.
Четыре года спустя стремление выяснить, как мне наладить связь со своим телом, привело меня в городок Маунтин-Вью, расположенный в Кремниевой долине, в 60 километрах к югу от Сан-Франциско. Я чувствовала, что смогу получить необходимую информацию, работая на переднем крае медицинской науки. В 2015 году этим передним краем была генетика.
Я устроилась на стажировку в компанию 23andMe (такое название она получила в честь 23 пар хромосом, в которых заключен генетический код человека). Работать там мне хотелось сильнее, чем когда-либо и где-либо еще.
Объяснялось это очень просто. Я уже знала, что организм человека создается в соответствии с инструкциями, которые содержатся в его ДНК, и решила, что если смогу понять свою ДНК, то сумею разобраться и со своим телом.
Я работала менеджером по новым проектам. У меня за плечами было два высших образования и привычка упрощать сложные темы. Этот багаж оказался весьма полезным: я разъясняла клиентам значимость наших генетических исследований и побуждала к участию в проводимых нами опросах. Мы собирали данные совершенно новым способом – в цифровом виде, через интернет, привлекая миллионы людей. Каждый клиент становился представителем гражданской науки и вносил посильный вклад в развитие коллективного понимания ДНК. Своей миссией мы считали внедрение инноваций в области персонализированной медицины и предоставление каждому человеку индивидуальных рекомендаций по оздоровлению.
Это была отличная компания, где работали настоящие энтузиасты, которые собирали самые точные данные и выполняли чрезвычайно важную миссию. Атмосфера в офисе была буквально наэлектризована энтузиазмом.
Я быстро сблизилась с сотрудниками исследовательского отдела, а затем проштудировала все их публикации и начала задавать вопросы. К сожалению, реальная предиктивность ДНК оказалась не столь высокой, как я думала. Например, генетические факторы могут указывать на вашу предрасположенность к диабету 2-го типа, но не позволяют точно предсказать, разовьется он у вас или нет. Исследование ДНК помогает получить представление о том, что может произойти. Основными причинами большинства хронических состояний, от мигрени до заболеваний сердца, гораздо чаще становятся «факторы стиля жизни», чем генетика. Следовательно, ваши гены не играют определяющей роли в том, как вы себя чувствуете, когда просыпаетесь утром.
В 2018 году по инициативе нашего отдела исследований и разработок, отвечавшего за внедрение передовых идей, компания 23andMe запустила новый проект, связанный с использованием систем непрерывного мониторинга глюкозы.
Непрерывные мониторы глюкозы (continuous glucose monitor, CGM) – это небольшие устройства, которые закрепляются на руке и отслеживают уровень сахара крови. Они были созданы, чтобы заменить системы забора крови с помощью прокалывания пальца, которые диабетики используют уже много десятилетий. Однако такие измерения глюкозы можно производить лишь несколько раз в день. С помощью CGM уровень глюкозы измеряется через каждые несколько минут. Это позволяет отобразить кривую глюкозы в виде непрерывной линии и отправить ее на ваш смартфон. Такие системы кардинально улучшили положение страдающих диабетом, вынужденных полагаться на результаты измерений сахара крови при дозировке лекарственных препаратов.
CGM позволяют проследить изгибы кривой глюкозы (непрерывная линия), которые невозможно заметить, применяя традиционные системы взятия проб крови из пальца (белые кружки)
Вскоре после того, как компания 23andMe запустила этот проект, CGM стали применять ведущие мировые атлеты, чтобы использовать показатели измерений глюкозы для оптимизации своей спортивной формы и выносливости. Через некоторое время ученые начали публиковать материалы исследований, проведенных с использованием CGM, результаты которых однозначно показывали, что сильная дисрегуляция уровня глюкозы может возникать не только у страдающих диабетом.
Когда сотрудники нашего отдела исследований решили заняться изучением пищевых реакций у людей, не страдающих диабетом, я сразу же попросила включить меня в группу испытуемых. Мне всегда хотелось обнаружить нечто такое, что помогло бы мне понять свое собственное тело. Но я даже близко не представляла, к чему это приведет.
В моем отделе оказалось четверо таких добровольцев, и нам прислали медсестру, чтобы установить эти устройства. Мы дождались ее в конференц-зале со стеклянными стенами, и она попросила каждого закатать рукав рубашки. Протерев тыльную сторону моего левого предплечья спиртовым тампоном, медсестра приставила к коже аппликатор. Мне сказали, что игла проткнет кожу и введет под нее крошечный волосок длиной 3 миллиметра (электрод). Затем игла выйдет, а на кожу будет наклеен маленький передатчик, соединенный с этим электродом. Устройство нужно будет носить в течение двух недель.
Раз, два… щелк! Монитор оказался внутри – и это было почти безболезненно.
Чтобы привести датчик в рабочий режим, требовалось 60 минут, после чего я могла в любой момент увидеть на экране iPhone уровень сахара крови. Цифры показывали мне, как мое тело реагирует на то, что я съела (или не съела), и какие движения совершила (или не совершила). Я получала сообщения изнутри. Привет, организм!
Я принялась проверять уровень глюкозы в самых разных ситуациях. Делала это, когда чувствовала себя прекрасно и когда чувствовала себя ужасно. Во время физических упражнений, утром после пробуждения и вечером перед сном. Мое тело разговаривало со мной на языке подъемов и спадов глюкозы.
Я проводила эксперименты на себе и тщательно записывала результаты. Моей лабораторией была моя кухня, в роли испытуемой выступала я сама, а гипотеза, которую мне хотелось подтвердить, заключалась в том, что воздействие еды и физической активности на уровень глюкозы определяется правилами, которые можно четко систематизировать.
Довольно быстро я начала замечать странные закономерности. Начос, съеденные в понедельник, вызывали сильный скачок сахара крови. Начос в воскресенье – никаких колебаний. Пиво провоцировало скачок. Вино нет. M&M’s после ланча – скачка не было. M&M’s перед ужином – скачок был. Ощущение усталости во второй половине дня означало, что во время ланча глюкоза была повышена. Если уровень энергии оставался высоким в течение всего дня, значит, показатели глюкозы были стабильными. Вечерняя тусовка с подругами вызывала резкие перепады сахара крови на протяжении всего вечера. Напряженная презентация на работе приводила к скачку. Сеанс медитации стабилизировал уровень глюкозы. Капучино, выпитый после хорошего отдыха, не вызывал никаких изменений. Чашка капучино в состоянии усталости становилась причиной мощного скачка. Хлеб провоцировал скачок, в отличие от хлеба с маслом.
Все стало еще интереснее, когда я попробовала сопоставить уровень глюкозы с ментальным состоянием. Спутанность сознания (которую я начала испытывать после несчастного случая) часто коррелировала с сильным скачком, а сонливость – с резким спадом уровня сахара крови. Неодолимая тяга к конкретным продуктам вызывала то, что я называю американскими горками глюкозы, а именно стремительное чередование ее скачков и спадов. Если утром я едва могла сползти с постели, значит, у меня всю ночь уровень сахара крови был повышен.
Я просеяла полученные данные, повторила множество экспериментов и сверила свою гипотезу с научными публикациями. Мне стало ясно, что если я хочу чувствовать себя как можно лучше, то нужно избегать резких перепадов уровня глюкозы. И занялась поиском способов делать кривые глюкозы более пологими.
Со временем мне удалось совершить ряд открытий, которые радикально улучшили мое здоровье. Я избавилась от спутанности сознания и обуздала пищевые пристрастия. Просыпаясь после полноценного ночного сна, чувствовала себя потрясающе. Впервые после несчастного случая я снова получила возможность наслаждаться подлинным благополучием.
Я решила рассказать об этом другим людям и начала показывать результаты моих исследований друзьям, советуя и им заняться выравниванием кривых глюкозы. К сожалению, мои увещевания часто наталкивались на глухую стену непонимания.
Мне стало ясно, что эту информацию нужно представить в увлекательной форме и проиллюстрировать научную теорию о роли глюкозы моими собственными данными. Проблема заключалась в том, что разобраться в этой информации было довольно трудно.
Данные о глюкозе за сутки, прямо с монитора контроля уровня глюкозы
Поэтому мне нужно было «увеличить масштаб» картинки, чтобы подробно рассматривать изменения глюкозы на более коротких отрезках времени. Но программное приложение к непрерывному монитору глюкозы не позволяло этого сделать, поэтому мне пришлось написать для своего компьютера специальную программу.
Я начала вести журнал питания и фиксировать в нем все, что ела. Каждая запись (например, «17:56 – стакан апельсинового сока») иллюстрировалась показателями на четырехчасовом отрезке времени, начиная за час до того, как я выпила сок, и заканчивая тремя часами после этого. Такой подход позволял получить достаточно полное представление о том, какими были мои уровни глюкозы перед едой, во время еды и после нее.
Чтобы облегчить восприятие картинки, я соединяла точки показателей, в результате чего получалась непрерывная линия скачка.
Будучи уверена в том, что научные данные должны быть красиво оформлены, я упростила временную ось и добавила справа изображение еды. Это, безусловно, сделало картинку более привлекательной.
Я увеличила масштаб и поместила время употребления пищи (17:56 – стакан апельсинового сока) в четырехчасовой отрезок
Мои друзья и родственники были очарованы этими диаграммами. По их просьбе я стала подвергать такой проверке все больше и больше продуктов питания и делиться полученными результатами. А потом они начали обзаводиться собственными CGM. Полученные данные они присылали мне, и я их обобщала. Со временем спрос на составление диаграмм вырос настолько, что я не успевала его удовлетворять, и поэтому мне пришлось создать приложение для смартфона, которое автоматизировало процесс. Этим приложением стали пользоваться мои друзья, потом друзья моих друзей… и количество желающих контролировать глюкозу стало расти как снежный ком. Реальные свидетельства полезности моей теории оказались настолько воодушевляющими, что даже люди, которые не пользовались CGM, принялись изменять свои привычки питания.
Диаграмма, созданная с помощью моей самодельной программы. Апельсиновый сок и все другие фруктовые соки не содержат клетчатки, зато в них много сахара. Их употребление приводит к скачку глюкозы
В апреле 2018 года я зарегистрировала Instagram-аккаунт @glucosegoddess, который привлек множество подписчиков. Так зародилось движение Glucose Goddess («Богиня глюкозы»). Участники созданного мною сообщества стали повторять мои эксперименты и проводить собственные. Присылаемые мне результаты поражали меня все сильнее, и я наконец осознала, что глюкоза играет важную роль почти во всем, что происходит в человеческом теле.