Многие трудности современных женщин объясняются тем, что они вторгаются в сферу жизни, раньше отводившуюся мужчинам, для которых не существует женских мифологических моделей. В результате женщине приходится соревноваться с мужчиной, что заставляет ее отказаться от своей женской сущности. У женщин собственная правда, традиционно (на протяжении примерно четырех миллионов лет) ее взаимоотношения с мужчиной переживались и выглядели не как соперничество, а как сотрудничество, направленное на продолжение и сохранение жизни. Ее биологическая роль заключалась в рождении и воспитании детей. А роль мужчины состояла в том, чтобы помогать и защищать. Обе роли и биологически, и психологически архетипичны. Но то, что произошло в наши дни – после того, как мужчины изобрели пылесос, – освободило женщин, до некоторой степени, от их традиционной обязанности ведения хозяйства. И они переместились в поля и джунгли индивидуального самовыражения, где господствует стремление к успеху и самореализации. Более того, строя карьеру, женщины постепенно изменялись как личности, оставив в прошлом старый архетип, обусловленный их биологической ролью, к которому, тем не менее, все еще стремятся их души. Мрачная мольба леди Макбет накануне совершения ею злодейства: «Пусть женщина умрет во мне!»,[4][5] может быть, и не произносится вслух, но ее пронзительный крик болью отзывается в душах множества женщин, проникших в населенные мужчинами джунгли.
Но ведь это бессмысленно. Главное сейчас – и многие, будь то мужчины или женщины, с этим согласятся, принимая эту истину и отзываясь на нее, – пережить личностный расцвет не в качестве биологических архетипов или тех, кто имитирует мужчин. Я повторяю: в нашей мифологии не существует моделей для женского странствия. Как нет соответствующей модели для мужчины, женившегося на женщине с ярко выраженной индивидуальностью. Здесь мы встречаемся друг с другом, и нам нужно действовать сообща, не под воздействием чувств (всегда архетипичных), а сочувствуя друг другу, терпеливо помогая друг другу развиваться.
Я где-то прочитал одно древнее китайское проклятье: «Чтоб тебе родиться в интересные времена!». Мы с вами живем в очень интересные времена: нет никаких моделей ни для чего, что сейчас происходит. Все меняется, даже законы населенных мужчинами джунглей. Этот период свободного падения в будущее каждый должен пережить по-своему. Старые модели уже не работают, а новые еще не возникли. В сущности, мы и создаем то новое, от чего зависит наша жизнь в интересные времена. И в этом заключается весь смысл (с точки зрения мифологии) стоящих перед нами проблем: мы – «предки» для будущих поколений, невольные создатели тех мифов, на которые они будут опираться, тех мифических моделей, которые будут вдохновлять новую жизнь. Потому, в буквальном смысле слова, сейчас наступило время для созидания. Ибо было сказано: «И никто не вливает молодого вина в мехи ветхие; а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет, и мехи пропадут; но молодое вино должно вливать в мехи новые; тогда сбережется и то и другое» (Евангелие от Марка, 2:22). Именно нам суждено изготовить, так сказать, новые мехи для нового пьянящего вина – которое мы уже попробовали на вкус.
В искусстве древнего каменного века, с периода наскальной живописи в Южной Франции и Северной Испании, примерно от 30 000 до 10 000 лет до н. э., женщина изображается обнаженной, о чем свидетельствуют, например, хорошо известные статуэтки «венер». Именно в ее теле заключается магия: оно и вдохновляет мужчину, и является сосудом всей человеческой жизни. Итак, магия женщины – первичная, природная. А вот мужчины изображаются всегда в какой-то роли, выполняющими какую-то функцию, за каким-то занятием. (И даже сегодня наше отношение к женщине зависит от ее красоты, а отношение к мужчине – от того, на что он способен, что он сделал, кем он работает.)
В те времена племена жили охотой и собирательством, женщины добывали коренья, ягоды и ловили мелкую дичь, а мужчины отправлялись на опасную охоту. Еще они защищали своих жен и дочерей от похитителей, потому что они представляли ценность и были желанной добычей. В те времена еще не изобрели лук и стрелы. Охота и стычки с врагами происходили постоянно. А животные достигали невероятных размеров: мохнатые мамонты и носороги, огромные медведи, львы. В этих условиях на протяжении сотен тысяч лет формировались человеческие тела и их функции, а также развилось и сохранилось радикальное разделение между мужским и женским мирами и интересами. На это повлияли не только биологические различия, но и социальное воздействие на людей, формировавшее их в двух принципиально различных направлениях.
Небольшие фигурки женщин постоянно находят в древних домах, где жили семьи, а не в глубоких пещерах с наскальной живописью, где проводились мужские ритуалы. Никто никогда не жил в тех темных, сырых и опасных пещерах. Они были предназначены для проведения обрядов, связанных с мужской магией. Например, превращения мальчиков в сильных мужчин, обучения их охотничьим ритуалам, укрощающим души убитых животных в благодарность за то, что те отдали людям свои жизни, и магического возвращения в утробу матери всего сущего, Земли, тьмы, глубокого и таинственного чрева великой пещеры, для того, чтобы вновь возродиться. Наскальные изображения животных в этих самых ранних храмах в истории человечества (чрева матери-земли, подобно тому, как церкви впоследствии стали телом Матери Церкви) – это зародыши тех стад животных на поверхности земли, верхнего мира равнин, на которых они пасутся. Интересно представить себе, что человеку, затерянному в непроглядной тьме пещер, свет верхнего мира над головой кажется далеким, призрачным воспоминанием. А подлинная реальность – здесь, внизу. Стада пасущихся наверху животных и все, кто там живет, уже не так важны: ведь все они вырастают отсюда и сюда им всем суждено вернуться. В некоторых наиболее важных из этих пещер мы можем увидеть портреты тех, кто руководил подобными церемониями, – шаманов, мудрецов или им подобных. И они изображены облаченными в костюмы, с масками на лицах, выполняющими какие-то определенные действия. Самый яркий пример – так называемый колдун из пещеры Труа-Фрер («Три брата»). Но есть и другие. На них всегда маски полузверей, и эти персонажи совершают какие-то действия, связанные с великой охотой.
Существуют доказательства, что между женской и мужской магией, связанных с историческими периодами охоты и собирательства, временами наступали не просто напряженные отношения, а прямые вспышки физического насилия. В мифах многих древних обществ (у пигмеев Конго, у народа Она на Огненной Земле и т. д.) мы сталкиваемся с утверждением, что поначалу вся магия была сосредоточена у женщин. Тогда мужчины убили их всех, оставив в живых лишь маленьких девочек, которых никогда не учили знаниям их матерей. А мужчины присвоили эти знания. На месте одного из крупных древних поселений эпохи палеолита, на юге Франции (в Лосселе), было найдено множество разломанных статуэток, изображавших женские фигурки, и предполагается, что их, возможно, переломали специально.
В целом там, где бытуют подобные мифы и тайные мужские культы, женщины занимают подчиненное положение, их угнетают специально придуманные для этой цели мифические существа в масках, которые появляются в момент совершения обрядов. Однако в редких и особо торжественных случаях, по сообщению Колина Тернбелла,[6] бывало, что женщины принимали активное участие в мужских ритуалах. И тогда выходит на поверхность тайная истина, что женщинам на самом деле ведомы все мужские секреты, и признаётся, что женщины обладают великим могуществом. Другая система верований вторична, она связана не с природой, а с социальным устройством общества и воспринимается представителями обоего пола как утонченное, социально оправданное притворство.
В истории человечества искусства земледелия и одомашнивания животных возникли достаточно поздно. Это привело к нарушению биологического соотношения сил и переходу власти от мужчин к женщинам. Теперь уже не охота и убийство, а земледелие и ведение хозяйства вышли на первый план. Поскольку магия Земли и магия женщины, в принципе, одно и то же (обе они дают жизнь и питают ее), Богиня стала центром мифологии, а престиж женщин в поселениях значительно возрос. Если когда-нибудь и существовало нечто, напоминающее матриархат (в чем я лично сомневаюсь), то он мог проявляться в некоторых известных центрах земледелия:[7]
1. В Юго-Восточной Азии (Таиланд и прилегающие к нему территории), примерно 10 000 лет до н. э., а возможно и еще раньше.
2. В Юго-Восточной Европе и на Ближнем Востоке, также около 10 000 лет до н. э.
3. В Центральной Америке и Перу, 4000–5000 лет спустя.
На вопрос о том, насколько эти области оказывали влияние друг на друга, до сих пор еще не получено определенного ответа. Но в любом случае, в Юго-Восточной Азии, на островах в Тихом океане широко распространены мифы, общие для многих ранних земледельческих культур.
Ямс, таро и саговая пальма – растения, типичные для Юго-Восточной Азии, – выращивают не из семян, а с помощью пересаживания черенков и отводков. В хозяйстве появились свинья, собака и домашняя птица – наши давние знакомые. Эпизоды этого мифа разворачиваются в незапамятные времена, в мифическом Веке Предков, когда не было жестких границ между мужским и женским мирами или мирами людей и животных. Все это происходило в некую далекую фантастическую эпоху, пока в определенный момент не было совершено первое убийство. В некоторых мифах жертву убивает целая группа людей. В других один человек убивает другого. Тело убитого разрубают на куски, которые хоронят, и из них вырастают те растения, которые употребляются в пищу. Мы живем, так сказать, на субстанции, образованной из тела Бога, принесенного в жертву. Более того, в момент жертвоприношения, когда в этот мир пришла смерть, возникло жесткое разграничение между полами; так что вместе со смертью появилась и возможность рождения и продолжения жизни.
И вот в конце мифического века пары противоположностей – мужское и женское, смерть и рождение (возможно, также знание о добре и зле, как в библейской версии распространенного мифа) – пришли в этот мир вместе с пищей благодаря совершенному акту мифологического убийства, после чего стали развиваться мир времени и всевозможные различия. А священные ритуалы, поддерживающие существование этого мира, в котором течет время, – суть обычные наблюдения за жертвоприношением в действии во исполнение того самого Мифологического Действия. Безусловно, даже принесение Христа в жертву на кресте, чья «плоть – это, конечно, мясо», а чья «кровь – это, безусловно, питье» (Евангелие от Иоанна, 6:55), может быть истолковано символически, в духовном переосмыслении этой мифологической темы. Крест как астрономический символ Земли (⊕), распятый Христос, Христос на коленях у своей матери в образе Пьеты, жертвенное захоронение в утробу богини Матери-Земли – все эти символы имеют одно и то же значение.
Итак, раз в месяц Луна умирает, погружаясь в Солнце, для того, чтобы родиться из Земли, чтобы снова возродиться как пища. Таким образом, в ранней мифологии, в центре которой была Богиня, то есть Солнце, оно, как и Земля, – женского рода. Другими словами, мужское Солнце погружается в женскую Луну: созидающее пламя солнца и жизнетворное пламя утробы и менструальная кровь – это одно и то же. Эквивалентом этому будет огонь на жертвеннике.
Ранние образы Великой Богини земледельческих мифологий пришли не из Юго-Восточной Азии, а из Европы и Ближнего Востока. Они относятся к периоду около 7000–5000 лет до н. э., как и маленькая каменная фигурка из деревни Чаталхеюк в Южной Анатолии (в наши дни находится на территории Южной Турции). Это прекрасный пример мифологической роли женщины в этом контексте. Она изображает две парные фигуры, сидящие друг к другу спиной, одна из них обнимает мужчину, а другая держит на руках ребенка. Она является трансформирующей силой. Она принимает в себя семя прошлого и магией своего тела переносит его в будущее. Мужчина же олицетворяет ту силу, которая подвергается подобной трансформации. Мальчик на ее руках продолжает нести эту жизнь в себе – или, как сказали бы в Индии, – свою дхарму, долг и закон, доставшиеся ему от его отца. А его мать – тот сосуд, из которого приходит чудо.
Чаще всего силу Солнца символизирует лев. Луну символизирует бык, чьи сияющие рога принимают форму полумесяца. И снова в Чаталхеюке мы находим керамическую фигурку сидящей на троне рожающей женщины, которую поддерживают и окружают львы. А в Древнем Риме, шесть тысячелетий спустя, мы находим мраморное изображение другой анатолийской богини, которую теперь зовут Кибела, и она тоже восседает на троне в окружении львов. Еще на одном изображении из Чаталхеюка (на барельефе в стене строения) мы снова видим рожающую Богиню, но на этот раз у нее рождается не человеческий младенец, а бык. Луна умирает в свете Солнца: на быка нападает лев. Луна – это небесный символ жертвоприношения: быка приносят в жертву на Земле в пламени жертвенника, который символизирует Солнце. Точно так же тела мертвых представляют собой жертву утробе Матери-Земле или то, что сгорает на погребальном огне, чтобы вновь возродиться.
В одной из древних индийских Упанишад (примерно 700 г. до н. э.) рассказывается о двух возможных духовных путях для тех, кто после смерти сгорел на погребальном огне: путь дыма и путь огня.[8] Первый возносит их на Луну, где живут Предки, чтобы человек мог возродиться. Второй путь – на Солнце, в золотую дверь, ведущую в вечность, где больше не действуют законы времени, где наступает освобождение и откуда нет возврата. Таким образом, Великая Богиня, приняв облик Солнца, которое проникает во все живое, насыщая его энергией и светом, даря жизнь и поддерживая ее, также может стать вестником и золотым порталом в мир Совершенной Мудрости для тех, кто (как говорят священные тексты) стремится погрузиться без остатка в пламя ее всепоглощающей любви.
Есть легенда о том, как к Гаутаме Шакьямуни, на тридцатом году своей жизни сидевшем неподвижно под деревом Бодхи в состоянии Просветления, приблизился Повелитель Иллюзий Жизни, чья магия движет нашим миром и чье имя – Кама (Желание), Мара (Смерть: ужас перед смертью) и Дхарма (Долг и Закон). Как Кама он превратился в трех своих обольстительных дочерей, но Гаутама не двинулся с места. В образе Мары он обрушил на Гаутаму всю свою демоническую мощь, но тот продолжал сидеть неподвижно. Тогда в образе Дхармы он потребовал от Сидящего Неподвижно доказать свое право находиться в точке Покоя. И тогда Просветленный просто прикоснулся к земле пальцами правой руки, призывая Великую Богиню подтвердить его право. Под звуки грома, блеск молний и многоголосый рев трубный глас подтвердил это, и слон, на котором восседал Дхарма, в почтении склонился перед Буддой.
Тогда Космический Змей по имени Мукалинда, живший глубоко под корнями дерева Бодхи, выполз на поверхность, чтобы поклониться Будде. И когда страшный гром вызвал леденящий ураган и непроглядный мрак, чтобы защитить неподвижно сидевшего Просветленного, змей семь раз обвился вокруг него, раскрыв свой гигантский капюшон кобры над его головой, и так и застыл на протяжении семи дней, пока небо не прояснилось. Тогда он ослабил свои объятья, превратился в юношу, низко поклонился Исполненному Благодати и вернулся в свою нору.
Первый расцвет правления, силы и славы Богини происходил на заре развития цивилизаций долин Тигра, Евфрата и Нила. Найденные там фигурки (датированные IV–III тысячелетием до н. э.) изображают ее стоящей с ребенком на руках. В мифах она принимает множество образов и обличий, символизирующих ее универсальность как источника трансформаций. Она оберегает, защищает и руководит всем происходящим вокруг.
В Египте она предстает в образе богини Хатор с головой коровы, на фоне горизонта, чье имя обозначает «Дом (хат) Гора (гор)». Это дикая корова, на ее четырех ногах держатся небеса, а на ее вымени сияют звезды. Другим ее олицетворением является богиня неба Нут, голова и руки которой располагаются у западного горизонта, а ноги – у восточного. Ее супруг – бог Земли Геб, или Кеб.
В районе Тигра и Евфрата эти космические координаты меняются местами: мужское – наверху, в раю, женское – внизу, как сама Земля. В начале времен из пучины самого первого моря возникла космическая гора. Это море звалось так же, как и богиня, – Намму – и было единым целым с горой, которая звалась Ан-Ки, что значило «Рай и Земля». Ан (вверху) напало на Ки (внизу), на бога воздуха Энлиля, и тот разорвал гору на две части, оттеснив Небо, своего отца, далеко ввысь. Известна похожая легенда, которую поведал Гесиод. В ней речь идет об Уране, воплощении рая, которого Кронос, его сын, оторвал от Матери-Земли Геи. У новозеландских маори (сельскохозяйственной культуры Юго-Восточной Азии) повторяется та же история: о том, как небесный отец Ранги так тесно прильнул к Земле, что их божественные дети не могли покинуть материнскую утробу, пока Тане-махура, лесной бог, не лег на спину своей матери и не оттолкнул ногами своего отца высоко-высоко в небо. В Египте бога оттолкнул не сын, а родитель этой космической пары: не Шу, бог воздуха, спутник Тефнут, львиноголовой богини, которую часто отождествляют с львиноголовым богом Сехметом, воплощавшим яростное разрушительное солнечное пламя, а его супруга Птах, божественная мать темной стороны Луны.
Именно в границах образов подобных женских персонификаций Вселенной протекала жизнь и совершались все события и человечества, и богов на протяжении многих столетий на заре цивилизаций. Фараоны первых династий, которым поклонялись как воплощениям Осириса, «заполняющего собой горизонт», в знак обладания суверенной властью носили пояс, спереди, сзади и по краям украшенный медальонами с изображением богини Хатор, а с пояса свисал хвост лунного быка, ее супруга, порождающего самого себя. Сын Осириса Гор, с головой ястреба, отождествлялся с солнечным диском; он ежедневно проходил по раю вдоль живота богини Нут, на закате входил в ее рот на западе, а на восходе рождался из ее утробы на востоке – так сказать, переживал рождение от непорочного зачатия.
Богини были не только вездесущими – они преображали все вокруг. В древней легенде о смерти и воскрешении Осириса первый фараон был убит, разрублен на куски, брошен в гроб и спущен в реку Нил за то, что его соблазнила Небетхет, жена его брата Сета. Только благодаря преданности жены Осириса, Исиды, его тело нашли и воскресили, чтобы он воцарился в подземном мире как Судья и Повелитель мертвых. Это история долгая и фантастическая, но в двух словах: когда разбитая горем Исида нашла останки своего супруга, она упала на них и зачала бога Гора, ставшего фараоном в мире живых. Трон Осириса в подземном мире Небетхет и Исида посещают и охраняют вместе, а Гор, живущий фараон, это телесное воплощение самой Исиды. Как и Дева Мария, она – Богоматерь, а Спаситель восседает у нее на коленях как на троне. И конечно, фараонов даже изображают сосущими ее грудь.
В центре Плодородного Полумесяца и на просторах Малой Азии на Балканах поселения, города и цивилизации Великой Богини подпитывались в основном сельским хозяйством. По соседству от них простирались огромные области – сирийско-арабские пустыни на юге, европейские и западно-азиатские равнины, поросшие травой, – к северу, принадлежавшие суровым кочевым племенам скотоводов. На юге жили семитские овцеводы и козопасы, которые со временем одомашнили верблюдов. На севере – разрозненные индоевропейские племена, вооруженные боевыми топорами, которые в IV тысячелетии до н. э. освоили бронзовое оружие, в III приручили лошадей и изобрели боевые колесницы, во II тысячелетии научились добывать и ковать железо, а к концу I тысячелетия до н. э. захватили Европу и Западную Азию от Ирландского моря до Цейлона. Воинственные кочевые племена не были терпеливыми землепашцами, и их боги-покровители были громовержцами, очень похожими на этих людей. Например, среди богов семитов – Мардук, Ашшур и Яхве, а у индоевропейцев – Зевс, Тор, Юпитер и Индра.
Итак, индоевропейские боги, приходящие вместе с воинственными племенами, были склонны жениться на местных богинях. Именно поэтому у Зевса было столько любовных похождений; для него было нормальным жениться в одной долине на одной богине, а в другой долине – на другой. А после того как культура начинает унифицировать все эти области, у него накапливается милая история любовных интрижек. Вы можете сказать, что это – лишь случайность в истории мифа.
Иная система существовала у семитов. Они устраивали волны набегов из сирийско-арабской пустыни в Ханаан и Месопотамию. Примерно в то же время индоевропейцы вторгались с севера. Можно установить весьма примечательную и странную синхронность этих событий. Если сравнивать мифологические традиции индоевропейцев и семитов, мы убедимся, что последние более жестоко относились к местным богиням по сравнению с индоевропейцами.
Одним из самых первых великих семитских царей в Месопотамии был Саргон из Аккада, около 2350 г. до н. э. По легенде, он был незаконнорожденным, мать тайно родила его и положила в камышовую корзину, запечатала ее смолой и пустила вниз по реке. Полтора тысячелетия спустя эта легенда станет образцом для истории о рождении и пришествии Моисея (книга Исхода 2:1–3). «Меня родила река, – говорил Саргон, – и она принесла меня к Акку, крестьянину, поливавшему поля, он взял меня из реки, вырастил как родного сына и научил ухаживать за садом. Пока я был садовником, я был возлюбленным богини Иштар. Потом же я стал править царством».[9]
Хаммурапи из Вавилона (1750 г. до н. э.) был вторым выдающимся семитским царем-воином. Предполагается, что это он упоминается в Книге Бытия (10:8-12) под именем Нимрода, который «начал быть силен на земле». Именно с периода его правления начинается вавилонский культ поклонения Солнцу в облике бога Мардука. Его победа над Тиамат, прежней богиней первого моря, знаменует момент решительной смены отношения четверти мира к всеобщей Богине, от которой люди отвернулись, обратившись к множеству племенных богов, завоевавших свои позиции в результате политических изменений.
Бог Мардук был покровителем Вавилона, города, который возвеличил Хаммурапи. Все другие боги раннего пантеона в суеверном страхе склонялись при приближении великой матери-прародительницы. Но откуда ни возьмись явился юный бог-герой, непостижимый, на которого страшно было взглянуть (у него было четыре глаза и очень много ушей, а из открытого рта извергалось пламя). И он восстал против нее. Обезумевшая Тиамат, крича от ужаса и дрожа с ног до головы, громко молилась, когда тот стал приближаться к ней. Мардук набросил на нее свою охотничью сеть и запустил ей в рот злобный вихрь, попавший ей в живот. Он пронзил ее стрелой, разорвав ей внутренности и сердце, тут ей и пришел конец.
Тогда безжалостным ударом булавы бог размозжил ей череп, а кривой саблей разрубил ее на две части. Одну половину он поднял вверх, и она стала райским небесным сводом, мимо которого не могли течь воды, а другую половину опустил в бездну, – так и была завершена работа по сотворению мира, а каждому богу было определено его собственное место, кому в раю, кому на Земле, а кому – в Бездне. И наконец, Мардук создал людей, чтобы те служили богам.[10]
Как интересно! По представлениям древних, Богиня-Вселенная была жива, она и была самой Землей, горизонтом и раем. А теперь Вселенная больше не представляла собой живой организм. Это было строение, где боги отдыхали в роскоши: не как воплощения энергий, в их способе выражения, а как богатые хозяева, которым кто-то должен был служить. А Человек перестал быть ребенком, который был рожден, чтобы расцвести, в знании о своем вечном предназначении. Он стал просто роботом, запрограммированным на выполнение определенных функций.
Духовные последствия полной победы мужского над женским становятся очевидны при изучении второго эпоса времен Хаммурапи – легенды о Гильгамеше. Когда его поразил ужас смерти, он решил отправиться на поиски бессмертия. Пережив разные приключения, он узнал о растении, дарующем вечную жизнь, которое растет на дне первого моря. Гильгамеш нырнул и добыл его, но так утомился при этом, что, выбравшись на берег, тут же заснул. Он положил волшебное растение рядом, не успев его попробовать. Мимо проползала змея и проглотила это растение. Вот почему змеи могут менять свою кожу, как Луна может отбрасывать свою тень, – чтобы вновь родиться, а вот Человеку приходится умирать.
Саргон I был возлюбленным Богини. Но ее убил Мардук в период правления Хаммурапи. В дальнейших хрониках этих рожденных в пустыне воинов она будет проклята.
Господь узнал, что человека, созданного работать в его саду, его жена и змей соблазнили отведать плод знания с дерева, который он хотел сохранить для себя. За это змей был проклят и обречен всю жизнь ползать на брюхе, женщина была обречена рожать в муках, а его непослушный садовник – «в поте лица добывать хлеб свой» на пыльной земле, покрытой колючками и терновником. Далее мы читаем: «И поставил на востоке у сада Эдемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к древу жизни» (Книга Бытия, 3).
Становится понятно (и это можно доказать), что представляют собой эти два дерева. Дерево Бодхи есть древо Просветления и Вечной Жизни, то, под которым сидел Гаутама, под которым жил космический змей Мукалинда. А Богиня (в этой истории ее роль сводится к тому, что она предстает как вестница змея, Ева) свидетельствовала о праве Человека прийти к Знанию о том Свете, который теперь стал для него запретным.
Возникает вопрос: отчего же именно иудеи, а не кто-то другой из многочисленных народов, населяющих прекрасную землю, так решительно отвернулись от Богини и ее великого мира? Адама отослали на землю, которая есть прах («Из праха ты вышел, и в прах обратишься», Книга Бытия, 3:19). А богиню соседей из Ханаана называют «мерзостью» (2 Книга Царей, 23:13). Конечно, «нет другого Бога на Земле, кроме Израиля» (2 Книга Царей, 5:15), и этот Бог, естественно, их племенной бог Яхве: «Наш единый Господь!».
Абсолютно иное отношение прослеживается в мифологических системах других воинственных племен, которые в эти жестокие времена вторгались в размеренную и упорядоченную жизнь земледельческих поселений и городов вплоть до I тысячелетия до н. э. Подобно бедуинам пустынь, они также представляли собой народы, живущие в соответствии с патриархальными традициями, поклоняясь богам войны. Но они в конце концов покорились законам природы и там, где ее власть заканчивалась, – законам Судьбы, Мойре, «Фатуму», той Богине, перед которой склонялся и сам Зевс.
Вторгаясь со своими богами на новые территории, индоевропейские племена не сметали с лица земли местных богов и существующие культы, они просто признавали их природными богами и богинями, известными у них самих под другими именами. Индоевропейская традиция оставляла богов в их местных святилищах, на местных богинях они женились и даже давали им имена своих прежних божеств. Таким образом, в значительной степени варварские, воинственные громовержцы из пантеонов захватчиков постепенно укрощались и усваивали домашние привычки земледельческих местных цивилизаций.
В своей работе «Моисей и монотеизм» Фрейд задается вопросом, отчего, в то время как все другие народы Восточного Средиземноморья трактовали свои мифы поэтически, иудеи с еще большим рвением настаивали на конкретной (Фрейд называет ее «религиозной») интерпретации представлений о Боге.[11] Очевидная причина этого, я бы сказал, заключается в том, что и они, и их племенное божество не смогли понять, что водяная бездна (tehom), над которой парил Элохим[12] в первых двух стихах первой Книги Бытия,[13] это была не просто вода, а сама богиня первого моря, Тиамат (ti'amat). Их неспособность должным образом оценить поэтичность ее присутствия стала началом глобального заблуждения, и в первую очередь неспособности понять самих себя. Именно ее, космологическую жену, нужно было внимательно слушать, особенно когда они швыряли Священной Книгой в своих непослушных детей.
Интересно, что и в Индии, и в Греции богини вернули себе былую власть и могущество после опустошительных индоевропейских нашествий в обоих регионах (середина II тысячелетия до н. э.). К VIII в. до н. э. в Греции была создана «Одиссея». (Самуэль Батлер предполагал, что ее сочинила женщина.) Там речь идет о Прекраснокудрой Цирцее, которая могла превращать мужчин в свиней, а потом возвращать им прежний облик. Богиня открыла Одиссею не только тайны собственной постели, но и, прежде всего, мир мертвых, а потом и остров Солнца, ее отца. В Индии в то же время появляется Кена-упанишада, где богиня Ума, дочь Снежной Горы, Гималаев, открывает трем индоевропейским богам ведического пантеона (Агни, Ваю и Индре) трансцендентно-имманентную тайну, Брахман, которую и они сами воплощали, не догадываясь об этом.
В Греции, в Элизии, древний храм мистерий Деметры и Персефоны превратился в классическое святилище огромной значимости; дельфийский оракул приобрел такую же значимость. А в Индии постепенно поклонение богине Кали (Богине Темных Времен) под множеством разных имен стало ведущей и одной из наиболее характерных религий этого региона.
В 327 г. до н. э. Александр Македонский вошел в Пенджаб, открыв врата между Востоком и Западом. Он уже завоевал почти весь Ближний Восток, и культы и мистерии Египта, Греции, Анатолии и Ирана слились в синкретическом озарении. Примерно к 100 г. до н. э. Старый Шелковый путь (как его тогда называли) проходил через Сирию, Индию и Китай, а к 49 г. до н. э. Юлий Цезарь покорил Галлию. К моменту рождения Христа во всем цивилизованном мире произошел взаимный обмен не только божествами, но также идеями и верованиями.
Главный храм Богини в то время во всем Ближнем Востоке был в Эфесе (на территории современной Турции), и там ее звали Артемидой. Именно в этом городе «в год Господа нашего 431» было объявлено, что Мария – это та Богиня, которая и существовала от начала времен: Theotokos (Богоматерь).
Как вы думаете, возможно ли, что после всех этих тысячелетий постоянных изменений облика и условий жизни она не сможет помочь своим дочерям понять, кто же они есть на самом деле?