Женя сидела в курилке и пыталась заставить себя воплотить в жизнь Ольгин победоносный план. И Ольга, и Лиза уже звонили ей с утра и требовали сегодня же отправиться к главному просить собственное задание. Не репортаж, аж журналистское расследование!
Наивные дурочки. Так ей что-то и поручили! И потом, что она сама может предложить в качестве закрутки сюжета? Заражение пациентов СПИДом в стоматологических клиниках? Так Лизка еще вчера от возмущения чуть на визг не перешла. Какое Женя имеет право подозревать честных врачей. А что еще может представлять интерес для зрителей? Внедрение новых технологий? Бред. Женя кивнула выходящим из курилки коллегам и достала следующую сигарету.
Дверь снова хлопнула, и на пороге появилась Марина.
– Ты чего целый день в курилке маешься? – спросила она, доставая пачку «Парламента». – От начальства, что ли, прячешься? – Марина затянулась, выдула густую струю дыма, потом разогнала ее рукой и внимательно уставилась на Женю: – Тю-ю. А где наша Малвина? – Имя Мальвина она произносила как-то манерно, глотая мягкий знак.
– Карабас-Барабас вчера обкорнал и перекрасил, – грустно пояснила Женя, проводя рукой по непривычно гладкой, коротко стриженной голове.
Примерно тот же вопрос в различных формах ей был задан сегодня раз тридцать. Она даже не подозревала, какой фурор произведет смена ею имиджа.
– Слыхала, какую жуть сегодня Настасья рассказывала? – присаживаясь рядом с Женькой, спросила Марина.
– Не-а. Она же не курит, а я тут с утра сижу, – покачала головой Женя.
– Подруга ее, та, что из окна выбросилась, оказывается, ребенка потеряла, а потом ее мужик бросил, а потом у нее бесплодие обнаружили, причем какое-то странное.
– Это как? – без особого интереса спросила Женя.
– Подруга была одинокая, но состоятельная, уже под тридцатник. И вот она забеременела. Жутко радовалась. Очень ребенка хотела. Пошла в платную клинику, записалась на прием к лучшему гинекологу, стала наблюдаться. Но что-то там не так пошло, она ребенка потеряла. Для нее такой стресс был, но кое-как оклемалась. А через год, что ли, еще раз забеременела. Все шло вроде ничего, а потом выяснилось, что это не беременность, а вроде ранний климакс. Любовник ее бросил. Здоровую нашел. У нее депресняк развился, на работу забила, пить начала, начальница ее даже к психиатру направляла.
– В психушку, что ли, сдала? – Женя уже сидела лицом к Марине и слушала ее, раскрыв рот и растопырив уши.
– Нет. В частную клинику направила и вроде как даже за нее платила. Девица эта ценным кадром была. Тьфу ты! Не к психиатру, а к психотерапевту, или к невропатологу? – стряхнула пепел себе на юбку Марина. – Думали, поможет, а она взяла да из окна сиганула. А этаж, между прочим, двенадцатый! Можешь себе представить? В закрытом гробу хоронили!
– Ужас! – покачала головой Женька, туша сигарету и направляясь к двери.
– Эй, ты куда? – удивленно уставилась ей вслед Марина.
– К главному, – бросила на ходу Женька.
– Ты же говорила, что от начальства прячешься? – Но Женьки уже и след простыл.
– Тенгиз Карпович, разрешите? – решительным, не свойственным ей голосом спросила Женя, пытаясь соответствовать новому образу и стремлениям.
– Входите, – не поднимая головы, буркнул главный.
Тенгиз Карпович Трупп, главный редактор Тринадцатого телеканала, счастливым образом сочетал в себе основные черты национальностей, которым принадлежали его предки. От немцев ему достались дотошность, переходящая в скрупулезность, пунктуальность, переходящая в фанатизм, маниакальная любовь к порядку и дисциплине, требовательность к подчиненным. От грузин – темперамент, переходящий временами в бешенство, тонкий художественный вкус, иногда отдающий придирками, и любовь к женщинам и винам. От украинцев Тенгизу Карповичу достались бережливость, переходящая в жадность, лукавство, переходящее в изворотливость, и подозрительность ко всему новому, не переходящая ни во что. Пробить у начальства новый проект было равносильно подвигу.
И вот у этого типа Жене предстояло выбить, выманить, выклянчить, выудить разрешение на собственное журналистское расследование, а потом соответственно на время в эфире, в одной из рейтинговых социально острых программ. Девушка трусливо попятилась.
– Ну что вы там топчетесь? – не отрывая глаз от бумаг, спросил Трупп.
Женя замерла.
– Ну.
– Город накрыла волна самоубийств, – выпалила Женя.
– Та-ак, – поднимая крупную, чернявую, с лысеющей макушкой голову, протянул грозно Тенгиз Карпович.
– Гибнут молодые успешные женщины. Надо разобраться, – решительно зажмурившись, выдала Женя.
– Гм. – Серо-голубые глаза Тенгиза Карповича были невыразительно туповаты, что обычно ставило собеседника в затруднительное положение.
– Я сама была свидетельницей. Шла по мосту, а там девица за перилами. Я хотела спасти, но не успела, она раньше прыгнула, а потом меня полиция две недели на допросы таскала. Подозревали, что это я ее столкнула, – торопливо, взволнованно говорила Женя, опасаясь, что с минуты на минуту ее попросят за дверь. – А у Насти Чеботаревой подруга из окна выбросилась, двенадцатый этаж! В закрытом гробу хоронили! Тридцати еще не было.
– Та-ак. – Трупп уже стоял возле нее, расправив могучие плечи и поставив кривые, облаченные в модные узкие брюки ноги на ширину плеч. Поговаривали, что в молодости Тенгиз Карпович серьезно занимался вольной борьбой и даже входил в какую-то сборную. Ростом он был с Женю. – А вы кто? – задал он барышне короткий, полный значения вопрос.
Ну, вот и оно. Я начальник – ты дурак. Сиди не высовывайся, уныло подумала Женя, но вслух ответила:
– Сотрудница ваша. Потапова Евгения Викторовна. Из молодежной редакции.
– Та-ак. Потапова? Не помню, – хмуря густую широкую бровь, проговорил Трупп.
– У меня раньше синяя голова была, а теперь я подстриглась, – решила помочь ему Женя, рискуя потерять всякую надежду на самостоятельное задание.
– Си-ня-я, – по слогам проговорил Трупп и внимательно оглядел сотрудницу Потапову. – Синяя, – уже более твердо повторил он, и, отвернувшись, шагнул назад к столу и приземлился на него пятой точкой. – Значит, рисковать не боитесь, – сделал он неожиданный вывод. – Полиции в убийстве не признались. Так?
– Так, – кивнула совсем обалдевшая от такого развития событий Женька.
– Значит, крепкий орешек, – продолжил Тенгиз Карпович.
– А еще у меня есть связи в прокуратуре и стоматологии, – сообразив наконец, куда гнет шеф, поспешила добавить Женька.
– Прокуратура – это хорошо. Ты передачу «Пусть говорят» смотришь? – неожиданно сменил тему шеф.
– Нет. Времени нет.
– Зря. Посмотри. Скандалы, драки, взаимные оскорбления, побольше грязного белья и пикантных подробностей, вот залог успешного шоу, – наставительно проговорил Тенгиз Карпович. – Вот на них и налегай. Полицейский произвол, наркоманы, коррупция, любовники и любовницы, отравления, покушения, грязный секс. В общем, не мне тебя учить. Ты профессионал, вот и дерзай.
– Так, значит, можно? – не веря собственному счастью, переспросила Женька.
– Нужно. Срок четыре недели, потом эфир. Материал будешь представлять сама. Сразу же пробей, кого можно будет запустить в эфир из свидетелей. Не забывай, нам нужны скандалы и сенсации. Свободна. – И Тенгиз Карпович, вернувшись на место, снова уткнулся в бумаги, будто ее тут и не было.
– Лосева Анна Антоновна, – диктовала Жене данные погибшей женщины Настя. – Двадцать девять лет. Работала начальником кредитного отдела в банке. Сама она не питерская, приехала из Ярославля. Так что когда все случилось, никого из близких рядом не было.
– Интересно, а моя Коваленко была местной? – задумчиво спросила Женя, делая себе пометку в блокноте. Как здорово, что в полиции во время допросов ей в числе прочих задавали вопрос, когда она последний раз виделась с Ириной Александровной, на Женин вопрос «а кто это?», они благожелательно пояснили: «Погибшая Коваленко». Так Женя узнала имя и фамилию утопленницы.
Женя недавно вернулась от главреда и, не теряя времени, пылая энтузиазмом, взялась за дело. В первую очередь она отыскала Настю и сейчас проводила допрос с пристрастием.
– А на похороны родственники приехали? – задала следующий вопрос Женя.
– Мать с сестрой. Но они сами не знают подробностей случившегося. Лучше всего тебе с ее начальницей побеседовать. Аллой Дмитриевной. Она больше всех Ане помогала. Она и похороны организовывала, и вообще. Только подготовься сперва к встрече. Она баба суровая и властная, может и послать, – посоветовала Настя.
– А у тебя ее телефон есть?
– Да нет, откуда. Ты в справочнике посмотри, там наверняка есть. Рабочий, во всяком случае. А родственники сейчас у Аньки в квартире живут, у нее однушка на Пионерской, Аня ее три года назад купила. Если хочешь, телефон могу дать.
С работы Женя в этот день уходила последней. Она раздобыла рабочий телефон начальницы погибшей Ани Лосевой и договорилась с ней о встрече. Нашла в «ВКонтакте» и «Фейсбуке» страницы обеих погибших девушек. И покопалась в них, выделив наиболее активных респондентов, созвонилась с родными Ани Лосевой и пообещала заехать завтра вечером.
Домой Женя вернулась в начале десятого и тут же увидела полные укора и тоски глаза попугая Сильвера. Но вопреки привычке, она не стала причитать и извиняться, а, подбодрив пернатого друга, направилась в комнату, весело тараторя на ходу. Попугай заковылял следом.
– Ох, Сильвер, если бы ты знал, как нам повезло! – насыпая попугаю корм, делилась новостями Женя. – У меня собственное расследование, и если я справлюсь, материал пойдет в эфир!
Сильвер, большой серый попугай породы жако, был подарен Жене ее дядей-капитаном. Дядя жил на Дальнем Востоке, виделись они редко, но каждая встреча помнилась долго. Так, например, последний раз дядя Леша приезжал в их город лет восемь назад. Женя как раз окончила школу, в подарок она получила Сильвера.
Дядя клялся, что попугаю сто лет и что он привез его из Пуэрто-Рико. Попугай действительно знал несколько иностранных слов. Возможно, даже испанских. Но Женя была уверена, что дядя ради шутки сам его научил. Попугай оказался общительным, болтливым и, к безмерному удивлению Жениной семьи, умудрился подружиться даже с Матвеем, огромным вредным котом, считавшим себя единоличным властителем всего Жениного семейства. Но вот Матвей умер, и Сильвер ужасно страдал от одиночества и скучал по другу. А она, Женька, целый день пропадала неизвестно где.
– Ну, угощайся! – позвала попугая Женя, убирая пакет с кормом в шкаф.
Но Сильвер даже не шевельнулся. Он стоял в уголке за диваном, уткнувшись клювом в щель, всячески демонстрируя обиду. Пришлось Жене весь вечер его ублажать и заискивать.