С самого утра Дуся сохранял на лице выражение легкой грусти. Правда, на десять минут он выпал из образа, – когда прибежал соседский мальчишка Юрка и принес липовое удостоверение. Документ был сляпан на славу – фотография и печать, все как надо. Нет, кому надо, тот бы мог уличить предъявителя в подделке, но Дуся все же решил, что женщина этим заниматься не станет, по всем правилам приличия она должна скорбеть о родственнике, а не заниматься экспертизами. И Дуся, успокаивая бдительность матери, снова навесил на физиономию выражение легкой грусти. Успокаивать удавалось с большим трудом – маменька каждую минуту вглядывалась в глаза сыночка и проверяла его душевный настрой. И всякий раз, когда Дуся забывался, и в его глазах проблескивали лучики радости, маменька немедленно настораживалась:
– А не больно ли ты весел, друг мой? Может, ты мечтаешь в наше отсутствие устроить вертеп? Пожалуй, нашу поездку придется отложить. Дусенька совершенно не переносит беспорядка в доме! У нее будет нервный срыв!
Дуся немедленно кручинился и уверял, что собачонка останется в полном здравии, но, завидев грустную физию сына, Олимпиада Петровна теперь начинала волноваться по новой.
– Дуся, сын мой! Ты печален! Не рви сердце матери, немедленно поезжай с нами! Я представляю, что значит для тебя долгая разлука со мной и Машенькой... Где у нас телефон? Я покупаю еще один билет!
И снова Дуся напрягал все свои извилины, чтобы привести матушку в должное спокойствие:
– Мамуля! Меня ни на день не отпускают с работы! Тем более сейчас – когда стоит вопрос о моем назначении на должность главного санитара!
– Боже мой! Эти изверги все никак не могут тебя утвердить! Передай своему Беликову, что по возвращении у меня с ним будет очень серьезная беседа. Очень!
Дуся клятвенно обещал, что передаст, что будет вести себя, как первоклассница на первом уроке, и вообще создавал все мыслимые и немыслимые условия для скорейшего отъезда.
Когда же Олимпиада Петровна и Маша помахали из окна вагона, и поезд, лихо свистнув, стал набирать скорость, Дуся взглянул на часы. У него едва хватило времени, чтобы на такси добраться до «Алтая». Удостоверение лежало в заднем кармане, однако журнала «Авто-мото» в руках не было. Нет, Дуся его купил, однако маменька, усаживаясь в вагон и заметив в руках сына нечитанный ею журнал, тут же забрала его себе:
– Хорошо, что ты догадался! А то ехать в купе – это такая скука!.. Боже, Дуся! Отчего ты не купил «Звездные скандалы»? Как я буду смотреть на эти повозки?!
И вот теперь Евдоким стоял посреди зала с совершенно пустыми руками. Народу было довольно много и найти ту, с кем он разговаривал, было проблематично.
– Официант! – рявкнул вдруг на все кафе сыщик. – А нет ли у вас в продаже «Авто-мото»? Я купил, а у меня его похитили!
Официант посмотрел на Дусю, словно на таракана, и высокомерно унесся по своим делам. Зато из-за дальнего столика поднялась великолепная шатенка и демонстративно скинула с плеч светлый плащ. Под плащом оказался стильный темно-зеленый костюм. Дусина память тут же напряглась и выдала: женщина обещала быть именно в зеленом костюме! И уже совсем уверенно Евдоким направился к столику неизвестной женщины.
– Здравствуйте, это я вам звонил... меня зовут Евдоким. – Он выгнул грудь колесом и полез в задний карман за удостоверением.
– Не надо... – поняла его женщина. – У вас на лбу написано, что вы сыщик, к тому же исключительно любитель. Итак, зачем вы мне звонили?
Евдоким приосанился, собрал брови в пучок и заговорил низким голосом – ему казалось, что именно так должны говорить сыщики.
– Я... кыхы... я должен найти вашего родственника... а кстати, кем вы ему приходитесь?
Дама чуть склонила голову набок и просто ответила:
– Матерью...
Дуся поперхнулся. Ну вот матерью эту железную леди он никак не мог представить. Во-первых... во-первых, мать в поисках пропавшего горячо любимого сына сейчас должна висеть на телефоне и обзванивать все больницы и морги либо звонить в суды, дабы те завели уголовное дело на работников психдиспансера – как они могли упустить больного! И вообще... что-то еще делать... но уж во всяком случае не рассиживать здесь с совершенно непроницаемым лицом, да к тому же не курить эти тонкие сигареты и не стряхивать пепел такими ухоженными пальцами!
– Я встретилась с вами только потому, что вы обещали мне помочь... – проговорила холеная красавица. – Меня зовут... зовите меня Сэей. Сразу к делу. Если вы найдете Иннокентия живым, вам перечислят на счет вот эту сумму... если мертвым, сумма будет... такая же, однако же, если вам удастся найти и преступника, сумма увеличится вдвое.
Дама быстро полезла в крохотную сумочку и достала уже приготовленный листок, на котором было написано несколько цифр. Эти цифры, чего уж душой кривить, Дусе понравились. Но все же о главном он не забыл:
– А что? Вы готовы к тому, что Иннокентия... блин, как же его по отчеству...
– Викентьевича, – подсказала мать.
– Да, его. Вы готовы к тому, что он может быть и не живой? – спросил Дуся, пристально вглядываясь в глаза Сэи.
– В данном случае нужно быть готовой ко всему, – отрезала та.
Дуся мотнул головой и без всякого перехода приступил к вопросам:
– А почему вы такая молодая? Если вы мать, то должны...
– У меня пластика, – прервала его дама.
– Где? – не понял сыщик.
– На лице! Пластическая операция. К тому же... я с молодых лет тщательно слежу за состоянием кожи. И вообще, кроме моего внешнего вида, у вас вопросы имеются?
– Ну конечно! Конечно! – надулся Дуся. – Например, где вы работаете?
– А это важно?.. – дернула бровью дама, но ожидать ответа не стала. – Я не работаю. Мой муж зарабатывает столько, что вполне может меня полностью обеспечить.
– Ну хорошо, а... А вы расскажите все. Какие у вас дома были отношения, как потерялся ваш сын, почему сотрудники психдиспансера за ним не уследили? – попросил Дуся.
Дама чуть откинулась на спинку стула, взяла новую сигарету и коротенько поведала о том, как они жили.
– Вы знаете... Иннокентий у нас единственный сын. И... и в общем-то нам хотелось воспитать его по-другому, но... видимо, из нас получились отвратительные педагоги, потому что... в общем, сын был далек от идеала. Меня всегда поражала его легкомысленность. Он совершенно ни о чем не задумывался, понимаете?
Дуся сосредоточенно кивнул, хотя совершенно не понимал, как это психически больному парню надо было оставаться глубокомысленным. Хотя... кто его знает, он абсолютно не был знаком с такими больными, вот если бы речь шла о роженицах!
– Его отец владеет крупной компанией, и это расслабляло Иннокентия. Он постоянно крутил романы с женщинами, совершенно не задумывался о работе, ему было наплевать на его высокую должность...
– Простите, а где он работал?
С ума сойти! Этот умалишенный парень еще и занимал высокую должность! Обалдеть, кто у нас в руководителях ходит!
– Да нигде он не работал! – фыркнула Сэя и выпустила колечко дыма. – Вика специально для него учредил в своей компании должность, которая оплачивалась весьма достойно, но ответственности никакой не предполагала.
– Простите, а Вика – это кто?
– Вика? – дернула бровью дама. – Ах, Вика! Это Викентий, я так мужа зову. Так вот он устроил сына очень выгодно, Иннокентию оставалось только появляться на работе, хоть изредка. Но тот распоясался окончательно и не являлся в офис неделями.
– Так, может... может, на эту должность...
– Вы хотите сказать, что кто-то убрал Иннокентия из-за должности? – договорила умница Сэя. – Ну что вы! Должность, конечно, сказочная! Но ведь все прекрасно понимали: как только уйдет Иннокентий, вместе с ним исчезнет и должность – Вика только собственному сыну мог платить деньги ни за что, причем из своего кармана.
Дуся почесал нос.
– Давайте начистоту... – предложил он. – Вот вы говорите – не ходил в офис, не обращал внимания на работу, а между тем ведь парень был... так сказать, немного не в себе. Да прямо скажем, у него серьезные проблемы с головой были, если он даже в психдиспансере на учете стоял, чего ж от него ждать?
– Ну начнем с того, что Иннокентий уже мужчина, а не какой-то там юный парень – ему тридцать три... А в психдиспансере он лечился... от депрессии. В последнее время он был немного грустный.
Дуся снова обратил внимание на то, какие чудеса творит пластика – мать тридцатилетнего мужика выглядела весьма молодо.
– То есть... чуть парню взгрустнулось, и вы сразу же определили его в психушку, так? А не интересовались, может, у него имелись причины? Может, ему кто-то угрожал? Были крупные неприятности? Он чего-то боялся, от кого-то прятался, а?
– С нашими деньгами прятаться? Да бог с вами! Нет, я, конечно, понимаю – и посильнее нас люди имеются, да только кто же Иннокентия к ним допустит?! Неужели, вы думаете, его отец не понимал, что из себя представляет наш сын? Не-е-ет... а остальное... У него если и случались неприятности, то только из-за баб! – щелкнула по сигарете Сэя. – Их у него было немерено. И... потом, у него были какие-то суицидальные наклонности – говорил что попало, раза два пытался в окно сигануть... У нас правда собственный дом и под окном клумбы, вряд ли он разбился бы, но... сам факт! Конечно, Вика очень переживал и... и когда мы привезли Иннокентия в диспансер, нас похвалили, потому что оказался больным. Это нам уже врачи сказали.
– А вы сами с врачами разговаривали?
– Да что вы! Они же не здесь! Это где-то в Ростове!
– Кто в Ростове? – не понял Дуся.
– Ну диспансер этот! Это же не здесь!... Нет, конечно, Вика уже летал туда, разговаривал, тамошние милиционеры даже завели уголовное дело, однако ж...
Дуся совершенно отказывался понимать происходящее. Он прекрасно помнил Иннокентия – нормальный молодой мужик, и вовсе он не сумасшедший! И потом, он же был раздет до трусов! Это что же, он в таком виде из Ростова бежал?
– М-да... а почему он не был женат? – вдруг спросил Евдоким.
Дама дернулась, пожала плечиками и полезла за новой сигаретой.
– А кто б за него пошел? Он же... он же ни одной юбки не пропустит! Мы-то с Викой понимали – это последствие умственного заболевания, но... какая бы жена стала такое терпеть?
Дуся кивнул. И в самом деле, уж он-то по себе знает: ни одна женщина еще его не любила так искренне, как ему хотелось бы, все только на деньги зарятся. Вот за них они готовы терпеть что угодно!.. Да! Именно готовы! И пусть он бегает, и пусть он в психушке, – можно запросто стать его опекуном и пользоваться деньгами в свое удовольствие, такой лакомый кусок, и ведь на морду лица не страшный, и сам на любовь нарывается...
– И что же, у него даже подруги не было? – всерьез засомневался Дуся.
– Ну... если подругой можно считать каждую вторую жительницу нашего города, тогда...
Женщина теперь уже явно намекала, что беседу пора заканчивать, но Дуся не унимался:
– А друзья? У него были друзья?
– Ну какие друзья могут быть у неадекватного мужчины? Вы сами-то думайте, что спрашиваете! Не было у него никаких друзей!
– Хорошо... можно сказать, что он был раком-отшельником... А когда вы его видели в последний раз? С чего вы взяли, что он пропал? Может, нашлась какая-нибудь девица, которая, так сказать, окутала его своей любовью, и он... Молодой же мужик!
– Если бы она нашлась, эта дама, Иннокентий тут же прибежал бы к нам хвастаться – знакомить! – покривилась матушка убиенного. – А с чего я взяла, что пропал? Да с того, что он получал деньги каждый день! И через час у него уже ничего не оставалось. Поэтому звонил отцу на дню по десять раз. А тут... он не проявлялся неделю. Неделю! Этого просто не может быть! К тому же все его документы дома! Нет, он пропал.
– А вы друзьям не звонили, может, он у кого-то из них?
– С чего бы? С отцом они не ссорились, долгов у него не было, отец всегда гасит все его долги, разорился уже почти! Зачем же Иннокентию куда-то убегать?
Женщина отвечала с раздражением, даже не пытаясь его скрыть.
– Вы знаете, Сэя... у меня создается ощущение, что вы уверены в том, что вашего сына уже нет в живых, вы уж меня простите... – вдруг признался Дуся. – Вы настолько уверены, что он погиб, что даже друзьям не звонили!
– А я и не верю! – подтвердила Сэя. – Он погиб, иначе уже давно бы позвонил и попросил денег. И потом... я совершенно не знаю его друзей. У него их никогда не было.
Дуся понял, что больше эта женщина ничего нужного ему не сообщит.
– Как я могу встретиться с вашим мужем? – спросил он.
– Никак, – изумленно ответила Сэя. – А зачем вам с ним встречаться? Вы хотите поковыряться в горе несчастного мужчины?
– Позвольте... но откуда вы точно знаете, что это уже горе? – опять поймал ее на слове Дуся. – Это большая тревога, я согласен, так ведь я и хочу помочь! И потом... уж если горе стойко перенесла сама мать, то отец...
– Простите, мне пора. – Женщина стала подниматься.
– Хорошо, идите... только я немедленно доложу о нашем разговоре милиции. И о своих подозрениях тоже... – решился Дуся. – Мне, например, непонятно – отчего это маменька строит мне такие козни, в то время как я настроен отыскать ее сына? Живого или мертвого.
– Вот в том-то и дело, мертвого... – грустно усмехнулась Сэя и сдалась. – Ладно... записывайте номер Вики. Да! Не вздумайте его так назвать, это только мне позволительно! Для вас он Викентий Филиппович Глохов.
И пока Дуся спешно записывал номер телефона, дама поднялась и удалилась, оставив после себя лишь дурманящий аромат неизвестных духов.
Домой Дуся направился сразу же, даже не стал сидеть в кафе после беседы, хотя сначала думал поесть, ведь дома его не ждала даже манная каша.
Придя к себе в квартиру, он сразу же собрался в ванную, однако маленькая собачонка требовательно тявкнула и уселась возле миски.
– То есть тебя надо покормить, да? А чем, ты мне не хочешь сообщить?.. – ворчал Дуся, проверяя недра холодильника.
Недра обескуражили – на трех полках была грудой навалена собачья еда – и размороженные, и полуразмороженные пакетики, и совсем заледеневшие, – и только для Дуси, маменькиного сыночка, не нашлось ни крошки.
– Вот она – любовь материнская... – горько вздохнул Дуся, плюхнул собачонке в миску содержимое какого-то пакета и налил себе холодного чаю. – М-да... материнская любовь... И отчего же мне так не понравилась эта молодящаяся мамаша? А может, она и не мамаша ему вовсе? Сейчас ведь у богатых сплошь да рядом молоденькие, новенькие жены, а старые... а кто знает, где их старые жены... И эта наверняка не матушка этому Кеше, а мачеха. Отсюда и такое отношение и... кстати... слышишь, Дуська! Я кому тут рассказываю? Я говорю, вот она своего мужа при мне несколько раз Викой назвала. То есть – здоровенный глава компании – Вика... Викуся... Вишенка... ха! Вишенка, здорово я придумал? Не отвлекайся! Так вот, он, значит, – Вика, а сыночек родненький – Иннокентий! И заметь – ни разу не Кеша! А почему? Только не говори мне, что ей не нравится имя Кеша! Она же его сама так назвала! Получается одно – она ему не мать, а... ехидна. Это я в каком-то фильме слышал... Ну чего ты не лопаешь-то?.. А-а, ты уже все смела! Ну ведь такая маленькая, ротик с ноготь, а проглотка еще та!..
Дуся все же залез в ванную. Вылез и уселся думать. Вообще-то этим делом он занимался не часто, поэтому особенных навыков у него не имелось, и все же отдавался он ему со всей душой. Даже в какой-то момент подбежал к телефону и позвони Викусе... Вике, Вишенке.
Трубку долго не брали, а затем глухой мужской голос вяло проговорил:
– Да?
– Добрый вечер, – сразу же затараторил Дуся. – А нельзя ли услышать Вику... тьфу ты, черт... Викентия Филипповича?
– Вика слушает, – без интереса отозвался голос.
– А меня Дуся зовут... имена какие-то у нас неправильные, правда? Бабские, прямо скажем, имена... Да я не об этом... – запутался Дуся и постарался настроиться на нужный лад. – Вы меня не знаете, я член клуба «Филин – ясный сокол», да, у нас такой клуб, который занимается поиском пропавших людей. У вас, случайно, никто не пропал? То есть, извините, я, конечно, знаю, что пропал ваш сын, по телевизору слышал. И наши клубовцы готовы включиться в розыск.
– И вы в самом деле кого-то находите? – все так же равнодушно спросил мужчина.
– А как же! Да только мы и находим! – одухотворенно врал Дуся. – Только нам надо с вами встретиться, и, я бы сказал, прямо завтра.
– Завтра, завтра, завтра... – забубнил Вика и ненадолго забыл про всяких Дусь. – Ну давайте завтра, только часиков в семь, после работы.
– А я думал, вы так торопитесь найти сына, что ради него забудете про работу, – окончательно обнаглел Дуся.
– Да при чем здесь работа, – наконец по-человечески заговорил Викентий Филиппович. – Я просто рассчитываю, что Кеша найдется без вашей помощи. Чтоб не рылись, не бередили, не копались!
– Зря вы так... мы ж не какие-то там... дураки, тоже кое-что можем! – обиделся Дуся.
– Ну уж... по вашей речи я бы этого не сказал!
– А вот и зря. Вы ж должны понимать, что я так не только с вами разговариваю. И пока остальные будут либеральничать, я как раз и доберусь до самого главного.
Мужчина некоторое время помолчал, а потом согласился:
– Да черт вас знает... может, вы и правы, такие, как вы, везде пролезете... Значит, завтра в час дня. И не опаздывать! Я долго ждать не буду.
– Да я не опоздаю! Вы только скажите, где ждать-то будете!
– Как это где? У меня дома. Не буду же я за вами по всему городу таскаться. Пишите адрес...
– Хорошо... – Дуся быстро записал адрес, а когда собеседник отключился, добавил: – Не будет он... Да если бы ты знал – ЧТО я знаю, ты бы знаешь куда за мной потащился!
И все же долго Дуся не злился, потому как у него слипались глаза – денек выдался нелегкий. Евдоким залез в кровать и уснул, едва его голова коснулась подушки.
Утром Дусю разбудил настойчивый телефонный звонок. Он еле разлепил веки, так хотелось спать. Сначала и вовсе решил не подходить к назойливому аппарату, но слишком мудрая собачонка подняла такой лай, что пришлось подняться.
– Дуся! – сразу же оглушил его маменькин голос. – Дуся, ты проснулся?! Вставай немедленно и топай на работу! Тебе должны выдать должность главного санитара. Я уже здесь подумала – пусть и удостоверение выдадут. И в документе напишут, что ты не санитар, а просто «главный». Я уже и соседкам по корпусу сказала, что мой сын главврач в роддоме. Делаю тебе рекламу!
– Ма, а на фига она мне? – не понимал Дуся.
– Глупенький! Проси, чтобы тебе платили по сдельщине – чем больше рожениц перетаскаешь, тем больше получишь. А там уже... хватай на носилки любую да тащи.
– Ма, ты лучше скажи, доехали нормально?
– Так я же говорю, меня здесь встречают как мать главврача! А Машенька уже успела всех покорить! А Леонид Семенович выбил себе местечко в палате, он тоже сказал, что он мать главврача... отец! Отец главврача. Только, сынок, тебе придется устроить в ваш роддом одну знатную даму. И договориться, чтобы ей выделили отдельную палату, она здесь очень важная птица, просто очень!
– Мам, для важных птиц у нас столичные роддома имеются, а то и вовсе – заграничные!..
– Не спорь с мамочкой! Она птица важная только для этих мест, так что ей и наш город – заграница! Тем более у нее нет гражданства. Так что ты уж подсуетись. Я прямо вечерком тебе перезвоню. А если ты не сможешь, я сама твоему Беликову звякну, у меня имеется его телефончик!
Евдоким буркнул что-то нечленораздельное, маменька счастливо прощебетала слова благодарности и отключилась.
Евдоким поплелся на кухню – есть хотелось нестерпимо. А на кухне с последнего его визита не добавилось ни единой крошки.
– Вот черт... – грустно вздохнул Евдоким. – Придется и в самом деле тащиться к Беликову – договариваться насчет палаты... Там хоть покормят...
Уже через час он сидел в кабинете главврача и нудно повторял:
– Ну Матвей Мака-а-арыч, ну о-о-очень надо...
– Голубчик! Откуда я возьму вам отдельную палату? – упирался тот. – Вы просите невозможного!
– Как же невозможного, если у нас такая имеется и в ней отчего-то лежит директор сберкассы из Октябрьского района?
– А и правильно! Лежит! – вскинулся лысенький Беликов. – А потому что ему надо сделать УЗИ всех органов! И еще взять кардиограмму! И еще чтоб его терапевт посмотрел! А в клинике в два с половиной раза дороже, он сравнивал!
– Ну так он уже проверился! И потом, его всегда можно положить в ваш кабинет! – рассуждал Дуся. – Тем более что он ночами и вовсе здесь не бывает.
– Да, но его жена уверена, что он – здесь! – никак не соглашался Беликов.
– Матвей Макарыч! Если вы не согласитесь, к вам придет моя маменька, я вас честно предупреждаю. А уж она найдет отдельную палату, будьте уверены, – махнул рукой голодный Дуся.
– Ваша маменька? – переменился в лице главврач. – Это еще зачем? Неужели вам в самом деле до такой степени нужна эта палата? Господи! Ну какие сложности! Сделаем!
От главврача Дуся вышел в самом распрекрасном настроении – он давно заметил: если с утра дела решаются успешно, то и весь день будет удачным.
Евдоким направился в столовую, и, хоть завтрак уже кончился, добродушная повариха тетя Наташа наложила ему полную тарелку манной каши.
– Да что вы, в самом деле, как сговорились! – не удержался Дуся. – То матушка кашей в нос тычет, то вы!
– А чем же мне прикажешь рожениц кормить? Рис не завезли, гречка вчера была! – развела руками тетя Наташа. – Да ты попробуй! С маслицем! С молочком!
С маслицем и молочком каша пошла на ура, Дуся даже добавки просил... Два раза.
И вот в ту самую минуту, когда он доедал вторую добавку, к нему подсела медсестра Раечка.
– Дуся! Ты здесь? Какая удача! А я уже хотела сама к тебе идти, прямо на дом, – откровенно доложила она, уложив подбородок на кулачок.
– Ко мне? – удивился Дуся.
Он давно замечал, что Раечка строит ему глазки, но старался не реагировать.
Дело в том, что Раечка строила глазки каждому мужчине, кто зарабатывал чуть выше санитара – девица мечтала устроить свою судьбу, причем устроить удачно. Санитары в ареал ее поисков не попадали по причине скудной зарплаты, однако для Дуси было сделано исключение. И Дуся даже догадывался почему.
– Раечка, а что ты забыла у меня дома? – как можно невиннее спросил он.
– Я ничего не забыла. Я буду тебе помогать. Ты же взял отпуск, чтобы опять какое-то расследование проводить, правильно же? Я видела милиционеров возле нашего хозблока, не отпирайся. И санитарки наши болтают, что этот растреклятый Филин опять что-то унюхал. Так что... я решила тебе помогать!
– Зачем? – изумился Евдоким Филин.
– Затем! – выпрямила плечики Раечка. – Я окажусь рядом в трудную минуту... у тебя же там будут трудные минуты, так?
– И чего?
– Вот! Я как раз в ту минуту окажусь рядом, закрою тебя своей грудью и... и ты на мне женишься!
– Классно, – отложил ложку в сторону Дуся. – А потом ты отберешь у моей матери все мое состояние...
– Да! И мы станем богатыми! – докончила Раечка со счастливым блеском в глазах.
– Ага... понятно... а потом... – рассуждал Евдоким. – Потом ты отберешь все состояние у меня...
– Да! И я стану бога... Дуся! Ну о чем ты таком говоришь! – опомнилась Раечка. – Ну зачем мне отбирать состояние у тебя? Мы сможем запросто тратить твои миллионы вместе!
– А я их и без тебя могу запросто тратить! – вылетело у Дуси.
Девчонка осуждающе покачала головой и сообщила:
– В твоем возрасте уже все порядочные мужчины женаты! И если ты не хочешь подумать о своей судьбе!.. Если ты не хочешь подумать о судьбе своей маленькой дочурки!.. То имей совесть! Подумай хотя бы обо мне! Где я еще найду такого вот миллионера?! Они отчего-то совсем не хотят обращать внимания на медсестер! Да еще ладно бы я работала где-нибудь в... Кремлевском госпитале! А то ведь... мне что – рожениц обольщать?
Девица была всерьез обижена и даже собиралась пустить слезу. Дуся же вовсе не умел утешать девушек. И что надо сейчас сказать Раечке, он просто не мог представить. Нет, представить мог, но после этого ему пришлось бы срочно отправляться в загс, а он не хотел. Ну нет любви, так какой к черту загс?!
Положение спас Пашка. Он вбежал в столовую и сразу же завопил:
– Дуся! А я тебя весь день ищу! Ты куда подевался?
– В отпуск, – облегченно выдохнул Евдоким. – Вот сейчас позавтракаю – и домой.
– Погоди! Домой он, – быстро подсел к нему Пашка и обернулся к Раечке. – Раиса! Тебе уже там все обыскались! Дуй давай на свое рабочее место, там таблетки пора разносить!
Девушка фыркнула, изогнулась кошкой и плавно подалась из столовой, призывно виляя бедрами.
– Дуська, мне с тобой поговорить надо... – быстро зашептал Пашка и выпалил, будто самую страшную тайну: – Мне деньги нужны, дай взаймы, а?
– Да откуда у меня день...
– Понимаешь, Валька – жена моя... ну она вся больная такая, ребеночка родить не может, а тут ей сказали, что у нее рак... что-то с грудью, ну и... нужна срочная операция. Она, понимаешь, в такой жуткой депрессии! Вообще! Дома сидит уже третью неделю – не выходит, на улицу даже не смотрит. И даже... Ой, Дуська, она даже самую чуточку похудела, прикинь!
– Да у меня все деньги на счетах у маме... – попытался вставить слово Дуся, но Пашка его нещадно перебил.
– Да мне и нужно-то каких-то триста тысяч!
– Я ж тебе говорю, у меня...
– На год! В рассрочку! Тебе для друга жалко? Ну чего молчишь-то?
– А как я скажу, если ты мне рта раскрыть не даешь?
– Ну хорошо, – смилостивился Пашка. – Открывай свой рот. Только сразу скажи – дескать, даю тебе деньги, мой хороший, добрый друг Павел. Отправляй жену на лечение. И не торопись отдавать долг, мне не к спеху, отдашь через два года.
Дуся упрямо жевал уже холодную кашу.
– Да чего молчишь-то? То я ему слова не даю вставить, то сам молчит как рыба! – рассердился Пашка. – Я уже за тебя все сказал, тебе только повторить осталось!
– А теперь меня послушай, – вытер рот рукавом Дуся. – Значит, так – я завтра позвоню в банк, узнаю, сколько у меня на счету осталось, а потом тебе уже отвечу, смогу ли я одолжить тебе денег или у меня их нет.
– Да как нет-то? У тебя ж...
– Еще раз говорю – это не у меня, а у маменьки! А уж она ни за что не даст. Она даже мне не дает.
Пашка мотнул головой и поспешил к выходу.
– Короче... заметано! Я Вальке сегодня скажу, что ты деньги на лечение даешь, идет?
– Да говори ты что хочешь! Ему одно, а он другое! – вконец обозлился Дуся, с грохотом отставил в сторону тарелку и быстрее Пашки вышел из столовой.
Время пролетело незаметно. Не успел Дуся вымыть после столовой руки, как уже надо было бежать на остановку – до дома Викентия Филипповича путь был не близкий.
– И когда я куплю себе машину? – трясясь в автобусе, сам себя спрашивал Дуся. – Серьезный, состоятельный мужчина, а катаюсь, как подросток, на автобусе, честное слово...
Дом Глоховых оказался очень заметным. Его Дуся увидел еще с остановки. Вернее, он просто приметил красивый, высокий дом, а потом так удачно оказалось, что этот дом и есть дом Глоховых.
Дусю уже ждали. Чопорная пожилая дама в беленьком фартучке, чинно поджав губки, повела его в недра красивого здания.
Глохов Викентий Филиппович сидел в чайной комнате, за столом, в длинном домашнем халате, чем несказанно удивил Евдокима – вроде как он не хотел отказываться от работы, а чего ж тогда в халате? Хозяин пил чай из удивительно красивых чашек и, вероятно, ждал гостя, потому что чашек было две. К тому же на столе стояло просто невыносимо много вкусностей, отчего у Дуси, как у старой собаки, немедленно потекли слюни.
– Здрассьть... – робко дернул головой Дуся, косясь на конфетные вазы. – Мне бы поговорить...
– Садитесь, – пригласил Викентий Филиппович. – Ирина Степановна, налейте гостю чаю!.. Давайте сразу к делу. Что вы хотели бы знать?
– Все! – немедленно выпалил Дуся, внимательно следя за тем, как строгая Ирина Степановна наливает ему чай. Между прочим, могли бы и побольше чашечки выдать. Дуся дернул головой, настроился на детективную волну и зачастил:
– Давайте с главного. С кем дружил, с кем жил, кто у него ходил в подругах и даже почему находился в сумасшедшем доме!
Глохов на минуту задумался, и, пока он думал, с чего начать разговор, Дуся беспрепятственно его разглядывал. Ну, во-первых, его сразу же поразила огромная разница в возрасте, – Глохов казался сильно старше своей супруги. Если Сэе было лет тридцать, то ее мужу – за восемьдесят. Достойный, но все же слабый старик, и даже через всю эту мишуру: богатый халат, ухоженную шевелюру и наманикюренные ногти – это явно бросалось в глаза.
«А чего? – сам себе пояснил Дуся. – Теперь это модно. Мужик состоятельный, почему не завести себе молоденькую жену?! Кстати, мне уже давно надо бы об этом задуматься...»
– Начнем с того, что Кеша никогда не был в сумасшедшем доме, – сообщил вдруг Викентий Филиппович.
– Но позвольте! Как это не был?! Мне даже его мать лично об этом сообщила! – возмутился Дуся. – Что значит не был?
– А то и значит, – спокойно проговорил Глохов. – У него для этого не имелось никаких причин.
– Но... а по телевизору? – вытащил последний козырь Дуся.
– Да... только вот телевизор, но это... понимаете, мой сын, он очень добрый, веселый человек, но иногда... иногда попивает, волочится за девицами и вообще ведет себя не самым достойным образом. И будет лучше, если все, кто его увидят, спишут это на недуг, нежели на плохое воспитание...
– Странно... Это вы нормального человека в психи записали? – не мог поверить Дуся.
– Ну и еще... – не слушал его Глохов. – С такой рекомендацией он долго не пробегает, вернется домой.
– А вот вы бы не могли подумать, у кого он... ну, где он бегает? Что, у него уж прямо совсем друзей никаких не имелось? – аккуратненько, как ему показалось, спросил Дуся.
Старик отвел глаза в сторону.
– У нас с сыном не было взаимопонимания. – Теперь Глохов рассказывал не Евдокиму, а просто говорил сам с собой. – Это моя вина – я работал, устраивал семье безбедную жизнь, а вот что в ней, семье, творится – разглядеть не всегда хватало времени. Да и желания, как это ни постыдно звучит. Ведь у нас зачастую как бывает – подбежит малыш, потянет тебя за руку или рассказать что-то попытается, а ты с работы. И так тебе не хочется, чтобы тебя кто-то тревожил! Куда лучше спокойненько поваляться на диване, почитать, посмотреть всякую муть по телевизору, отдохнуть, что называется. И ведь какое отличное оправдание – ты на работе устал! А потом... потом малыш подрастает, но у тебя еще есть время его не потерять, ты можешь что-то у него спросить, поинтересоваться, узнать, какую он музыку слушает, какие фильмы смотрит, но... опять тот же диван, тот же телевизор и то же спокойствие – главное, чтобы никто не вторгся в твой мирок. И между тем ты опять расчудесный семьянин. Проходит немного времени, и музыка твоих детей начинает тебя раздражать, их любимые фильмы кажутся тебе идиотскими, компьютер и вовсе – враг! И в то время бы очнуться от диванного-то гипноза, да только... только ведь опять лень. И стараешься думать, что ты снова заботливый семьянин и распрекрасный отец. А уж потом... потом дети вырастают. И не к тебе они бегут со своими радостями и обидами, у них для этого имеются другие люди, и не всегда самые замечательные, да только мы этого теперь уже не узнаем. А если ты и узнаешь, то уж будь уверен, твой сын не станет стоять и слушать тебя, раскрыв рот, он кинется защищать своих близких. Да, друг мой, потому что для него ОНИ уже давно стали близкими, а вовсе не ты. И это им он безоговорочно поверит, если они скажут, что твой отец – старый дурак, а мать потаскуха. Потому что... потому что они не пялились в экран, а если и пялились, то вместе с твоим ребенком. И тут родители заламывают руки и спрашивают – ГДЕ?!! Где она, великая благодарность?! Мы же все для тебя, любимого и единственного, делали!!! А это ВСЕ и не надо ему вовсе, а надо что-то другое... Так что... Не знакомил нас сын со своими друзьями и не рассказывал про своих знакомых. Ничем не могу помочь.
Дуся выслушал грустную речь отца, которому было еще не известно о кончине его сына, немного задумался, но потом очнулся.
– Но ведь... погодите, я понимаю – вы устраивали безбедную жизнь. А ваша жена? Она же сидела дома и занималась ребенком! Или... – Дуся все же решил блеснуть своей догадкой. – Или Иннокентий – это ваш сын от первого брака? А Сэя ему мачеха?
Викентий Филиппович поднес чашечку с чаем к губам и забыл про нее.
– Марсель Викторовна – его родная мать. Да, она намного моложе меня, на тридцать с лишним лет, я взял ее шестнадцатилетней девочкой, но Иннокентий – ее сын. Она родила его, когда ей было семнадцать.
– Вы... вы хотите сказать, что Сэе... или Марселе... как там правильно-то... вы хотите сказать, что ей – пятьдесят? – не поверил Дуся.
– Нет, ей пятьдесят один, – бесстрастно подтвердил старик. И увидев, как недоверчиво вытянулось лицо собеседника, пояснил: – Поймите же: на такие операции у меня достаточно денег, а Марсель помешана на своей внешности.
Дуся выпил чаю, закусил конфеткой.
– И шео... – попытался спросить он, но с полным ртом не получилось. Прожевал. – И чего? Ну, она помешана на внешности, за собой ухаживает, а за сыном не следит, так, что ли?
– Я бы не так сказал... Просто... в один из моментов они потеряли нить взаимопонимания. У Марсель слишком строгие требования, а Кеша... он по натуре ближе ко мне, а я... я не находил времени...
Дуся не знал, как спросить дальше – стеснялся, да к тому же и рот был забит конфетами, поэтому он для приличия помолчал, а потом, погрустнев, спросил:
– Ну а... а с женским полом у него как было? Девушки там... любовницы...
– Девушки... да нормально у него было с девушками. Были... Да вы лучше у Марсель спросите, она – женщина, ей все эти амуры ближе... – как-то непонятно отговорился Викентий Филиппович и снова позвал горничную: – Ирина Степановна! Проводите гостя, у меня уже время кончается... Простите, больше не могу уделить вам внимание, дела...
Он поднялся и, не обращая внимания на растерянного Дусю, у которого имелась еще парочка вопросов, величаво вышел из комнаты.
– Вот те здрасьте! – захлопал глазами Евдоким, уставившись на Ирину Степановну.
– А я бы сказала: до свидания. – Чуть склонила голову та и настойчиво предложила: – Пройдемте.
– Нет, погодите, а может... а вот вы что скажете про вашего молодого хозяина? – встрепенулся Дуся.
– Ничего. Я здесь работаю горничной, а не представителем желтой прессы, – гордо надулась дама.
– Очень жаль, очень жаль... а охрана здесь имеется? – на всякий случай уточнил Евдоким Филин. Если охраны нет, так можно и задержаться – побродить, посмотреть... может, какие отпечатки, хотя на фига они сдались?
– Имеется, – коброй взглянула на него горничная и добавила: – Усиленная.
– Ну тогда, что ж... тогда не могу больше порадовать вас своим присутствием.
– Да уж, более не радуйте...
Дуся вышел из дома Глоховых с таким привкусом во рту, как будто проглотил клопа-вонючку. А ведь ел-то одни только дорогие конфеты!
Он еще вертел головой, вспоминая, в какой стороне остановка, когда его кто-то настойчиво дернул за рукав.
– Ой, мамочки! – от неожиданности по бабьи взвизгнул сыщик.
– Дуся, не ори! – долетело до него из-за кустов. – Это я – Раиса!
В кустах и в самом деле пряталась медсестричка Раечка, которая упрямо набивалась ему в спутницы жизни.
– А ну вылазь из чужих зарослей! – окрысился на нее Дуся. – Здесь охрана имеется! Усиленная! Из-за тебя и меня сейчас загребут!
Раечка показалась из кустов, старательно стряхивая с джинсов прилипшие колючки, и деловито защебетала:
– Между прочим, я тебе подогнала одного стоящего свидетеля.
– Какого свидетеля?! Ты... пойдем, отойдем подальше... – потянул ее в сторону от глуховского забора Дуся, а уж отойдя, дал волюшку нервам. – Ты вообще как здесь оказалась?! Какого черта за мной по пятам таскаешься?! Ты следишь за мной, что ли? Да кто тебе вообще дал право?!!!
– Да никто, чего ты так разорался, – отмахнулась вредная девка. – Я ж тебе сказала: хочу закрыть тебя своей грудью.
– Ты!.. Ты вообще-то свою грудь видела?!! Чем там закрывать?!! – не удержался Евдоким. – И вообще, следить за мной, это... это... Вот дрянь какая!
– Я ж просила – не ори. Короче, свидетеля допрашивать будем? – ничуть не испугалась медсестра. – Между прочим, я вчера хотела специально отпуск взять по семейным обстоятельствам, а меня не отпустили. Пришлось уволиться. Я даже на выходное пособие рукой махнула. Теперь тебе придется меня за собой таскать, все равно не отстану. Ну так вот, а потом я... нет, ну конечно же, я за тобой следила! Мы еще в детстве играли в сыщиков-воров...
– Здесь тебе не игрушки! – сурово рявкнул Дуся. – Здесь... тут и убить могут. По-настоящему!
– Во-от, я ж говорю! – согласилась девчонка. – Тебя только убивать начнут, а тут я! Дрынц – и заслоню гру... грудной клеткой! Короче, пока ты там внутри был, я тут снаружи бабушку одну нашла – закачаешься! Она сюда молоко приносит. Ой, сколько всего расскаже-ет!.. Ну чего ты пялишься, идем, она мне свой адресок дала, между прочим за символическую плату.
– Ох уж эти мне символы... – буркнул Дуся и направился за Раечкой.
Та уверенно выбралась из кустов и отправилась прямиком к новенькой иномарке, стоявшей на обочине дороги.
– Раиса! Куда тебя тянет? – рявкнул на нее Дуся. – Если ты хочешь знать, я вовсе даже приехал на автобусе! И вообще, роскошь в некоторой степени презираю! Это не моя машина, не трогай руками!
– Да успокойся, Дуся, это моя! – не оборачиваясь, обронила Раечка. – Садись.
Дуся не мог садиться, он даже рта закрыть не мог. И только минуты через три его прорвало:
– Ты?!! Откуда ты ее надыбала, горе луковое?! Что ты себе позволяешь?!! Я даже... даже мне мама... Я нищий миллионер, а ты! Ты – зажравшаяся медсестра! Откуда у тебя такое... машина?! Откуда?!
– Да это мне папа подарил, чего орать-то? – дернула плечиком Раечка, прыгнула за руль и уверенно нажала на педаль.
Бабушка жила недалеко, и на машине они доехали за считаные минуты. А Дуся и вовсе времени не заметил – так он был расстроен, рассержен, и вообще! Это ж надо – скромненькая работница роддома, таблеточки тетенькам в ротики сует, укольчики в попу делает, а туда же – выпендрилась, иномарку водит! Воображуля Кряка – ноги раскорякой!
Сразу за богатыми коттеджами показалась небольшая, но довольно ухоженная деревушка. Домики здесь были хоть и не такие роскошные, но тоже красивые и добротные. А вокруг домиков росли деревья, кусты и прочая зелень.
И дворик бабушки-свидетельницы тоже утопал в зелени, и, казалось, будто бы пушистые кусты ждут гостей – так приветливо покачивались они от ветерка. И все было таким гостеприимным, что Дуся с Раечкой смело открыли калитку и поднялись на крыльцо.
Кусты-то, может, гостей и ждали, но только не сама бабушка. На деревянных дверях висел огромный амбарный замок.
– Не понял... – обернулся к Раечке Дуся. – А где свидетель?
– Украли!.. – от ужаса округлила глаза та. – Дело принимает крутой оборот – у нас уводят ценных свидетелей! А значит... значит, мы ступили на верную тропу и тебя тоже скоро попробуют устранить. Вот тут моя грудь и пригодится!
Дуся только безнадежно взглянул на то место, где у порядочных дам находится этот необходимый предмет женской гордости, и тяжко вздохнул. А потом молчком направился к домику, находящемуся через дорогу, там, встав в позу «дачника», то есть тылом кверху, трудилась темная от загара женщина.
– Госпожа! – вежливо окликнул ее Дуся. – Не будете ли вы так добры...
– Чаво?! – разогнулась госпожа. – Опять, что ль, бутылки собираете? Работать надо, а не по домам шастать! Вон брюхо какое наел, а сам токо и знат, что люд обирать!
– Я бы попросил моего брюха... моей личности не касаться! – взвизгнул Дуся и сурово насупился. – Мне нужно знать, где находится хозяйка вот этого дома! – Он решительно ткнул пальцем в сторону хибары пропавшей свидетельницы.
– Это Афанасьевна, что ль? – как-то совсем радостно вдруг заговорила тетка. – Это вы, что ль, у ей дом хочете купить?! Ой, да и купите уж поскорее! А то ить нам от ее просто никакого житья, всех городских к себе переманила, а ить мое-то молоко куда жирнее! Правда, горькое, так это потому что Мурка... это корова моя, так вот она, скотиняка, одну полынь жреть, и хоть что ты с ей...