В жизни простые вещи подчас оказываются самыми сложными. Иногда от одной мысли о том, что каждый из нас – это живая, развивающаяся и связанная с другими личность, я испытываю почти благоговейный трепет. С момента пробуждения и до самого отхода ко сну мы чувствуем, мыслим, принимаем решения, говорим и совершаем поступки не как изолированные индивидуумы, а как люди среди людей.
И все строится на доверии. От детской дружбы до соглашений между народами жизнь основана на доверии. Полагаться на людей – это доверие. Находить радость в человеческом общении – это доверие. Доверие – это понимание без слов, обмен взглядами, дружеское прикосновение. Крик о помощи, рукопожатие, поцелуй – это тоже доверие. Им порождены высочайшие достижения жизни и любви. «Кому я могу доверять? Почему я в этом уверен?» Существуют ли для каждого из нас более важные вопросы?
Мы же изобретаем тысячи способов, способных разрушить доверие. Считая, что доверие делает нас уязвимыми, мы стремимся защитить себя (с помощью подозрений, например). Но когда-то каждый из нас находился в полной зависимости от другого, испытывая при этом абсолютное доверие – доверие к своей матери в начале жизни. А на вершине жизни мы имеем возможность достигнуть подобных отношений, если познаем Бога и получим от Него дар веры как выражение наивысшего доверия, проистекающего из нашей полной от Него зависимости.
Вот почему, когда исчезает доверие, появляются сомнения, омрачающие жизнь, ранящие нас, оставляющие опустошенными и встревоженными.
Бог – это не просто некая личность; Он – верховная Личность, от Которой зависит не только сама жизнь и наше существование, но и субъективность как таковая. Вот почему знать Его – это значит доверять Ему, а доверять Ему – значит познавать самих себя. Вот почему главная цель человека – это восхваление Бога и вечная любовь к Нему. И поэтому сомнение в Боге так губительно, ибо трудно доверять Богу, сокрытому во тьме. Сомнение в доверии подобно затмению Солнца, неверному компасу, потрясению основ Земли…
На пути к вере некоторые люди сомневаются в Боге, так как хотят уверовать, но не осмеливаются. Какой была бы ваша реакция, если бы кто-то обратился к вам со словами: «Я пропал. Если Бога нет, то жизнь не имеет смысла. Мне некому доверять. Вы поможете в моих поисках?» Совсем недавно я разговаривал с человеком, который обошел ради этого чуть ли ни весь мир. После бесплодных скитаний он все чаще впадал в отчаяние, и на его запястьях остались шрамы, красноречиво свидетельствующие об этом. Что бы вы сказали ему? Как помогли? Как привели бы этого человека к Богу (учитывая, что его представления о Боге менее определенны, чем о людях, предавших его)?
Отступающие от веры сомневаются в Боге, ибо не хотят верить, но все-таки верят. Я никогда не забуду девушку, гостившую у нас в Швейцарии. Она спорила, кричала, топала ногами. С какой стати мы должны доверять Богу? Это чудовище, жестокий и неумолимый тиран, власть которого простирается повсюду, безжалостный кредитор, требующий причитающуюся Ему долю. Разве она не пыталась повиноваться? Но чем больше она познавала Бога, тем больше боялась, впадала в ярость и ненавидела; чем больше ненавидела, тем больше боялась Бога.
Девушка понимала, что попала в коварную западню и не может из нее выбраться. Она была молода, любима и жила вполне благополучно. Но все это не имело никакого значения по сравнению с недоверием к Богу, ибо ее охваченный сомнением дух был подобен тьме, внезапно сгустившейся в ясный полдень.
Тот мужчина, о котором я говорил, и эта девушка сомневались в Боге совершенно по-разному, но причина их колебаний была одна: они не знали истинного Бога. Впрочем, мужчина это понимал, а вот девушка считала иначе. Ее представление о Боге (сформировавшееся в детстве) было настолько искаженным, что неизбежно вело к сомнению.
К счастью, сейчас ее позиция изменилась. Познав истинного Бога, она научилась доверять Ему, и эта перемена отразилась на всей ее жизни. В последующих главах (в частности, в главе 6) мы подробнее расскажем о такого рода сомнениях, чтобы понять, как они появляются и как их можно разрешить. Мы рассмотрели лишь два вида сомнений среди множества прочих, но они ведут к самой сути интересующей нас темы.
Прежде всего сомнение – это абстрактная проблема философского или теологического характера, а не патологическое духовное или психологическое состояние; это попытка решить вопрос истины, доверия и надежности. Можем ли мы доверять Богу? Уверены ли мы в Нем? Как добиться этой уверенности? Всецело ли мы полагаемся на Господа? Любим ли Его? Понимаем ли мы, что такое доверие равнозначно всей полноте бытия?
В центре христианской веры – личность Бога. «Сущий, Яхве» – Отец Господа нашего Иисуса Христа и наш Отец Небесный – высшая реальность, безграничный Бог, обладающий и личностной природой.
Более всего в христианстве ценятся полное доверие и абсолютная преданность Богу, поэтому для христианина чрезвычайно важно решить проблему сомнения. Разумеется, вера – это не просто отсутствие сомнений. Умение разобраться в своих сомнениях означает путь к обретению душевного покоя и ясности ума. Всякий верующий обязательно сталкивается с сомнением. Но человек, понимающий, почему он верит, в состоянии разобраться в одолевающих его сомнениях. Христианин должен поступать именно так.
Святой Августин сказал, что христианин «мыслит в вере и верит в мышлении». Мир христианской веры – это не выдуманный сказочный мир, лишенный всяких проблем и надежно от них защищенный, а мир, где почти всегда за верой следует сомнение.
Следовательно, правильному пониманию веры должен сопутствовать соответствующий подход к сомнению. Неспособность разрешить сомнения рождает неуверенность в себе. Если мы будем постоянно сомневаться в том, во что верим, пребывая где-то между верой и неверием, то подвергнем опасности не только твердость своих убеждений, но и целостность своей личности. Веру, закаленную испытаниями, сомнение не устрашит. Если же в конечном счете сомнение окажется справедливым, значит наша вера была пустой. Побежденное же сомнение лишь укрепит веру. Узнав Бога лучше, мы сможем больше любить Его.
Вера не отсутствие сомнений, а твердая уверенность в том, что она превыше всяких сомнений.
Итак, совершенно очевидно, что каждый из нас должен разобраться в зародившихся сомнениях – во имя Бога и для собственной пользы. Богу следует доверять, но люди все же сомневаются. Этого вполне достаточно, чтобы попытаться разрешить разного рода сомнения. А для церкви (по двум причинам) полезно признать за каждым верующим право на сомнение.
Во-первых, в наши дни это послужит надежной защитой от религиозного кризиса. Христиане поставлены в условия конфронтации, которые явно препятствуют существованию веры. Христианские основы западной цивилизации подорваны. Наше христианское прошлое очерняется, а самые основы веры (как христианской, так и любой другой) считаются дискредитировавшими себя. Образовавшуюся пустоту заполняет невероятное множество альтернативных философий, отражающих пеструю картину постхристианского плюрализма. Многие из нас болезненно переживают презрительное отношение к нашей вере, искренне считая ее беззащитной.
И неудивительно, что в наш век неверия вера ставится под сомнение. Создавшееся положение обострило и без того достаточно сложную проблему появления сомнений в христианской среде. В результате многие утратили веру. Те же, кто ее сохранил, слишком невнимательны к ее интеллектуальной ценности. Продолжающийся упадок веры способствует распространению мнения, что христианские убеждения уязвимы и недолговечны. Это, в свою очередь, ведет к популярному среди образованных людей отрицанию христианства. И главная опасность не в том, что христиане испытывают сомнения, а в том, что проблема сомнений почти не изучена и мало обсуждается открыто.
Во-вторых, понимание предпосылок сомнений поможет нам подготовиться к испытаниям, которые, как я полагаю, не за горами. Вера, в своей основе, – это безграничное доверие к Богу, это уверенность в истинности Его слов и деяний. Но реальная вера весьма отличается от этого идеала. В действительности многие из нас стали христианами и продолжают верить отнюдь не из самых высоких побуждений. Это может иметь серьезные последствия в ближайшем будущем, когда противоречия современной цивилизации обострятся и борьба между Богом и ложными богами ужесточится.
Например, у одних людей искреннее доверие к Богу может с легкостью уживаться с привязанностью к друзьям-христианам, тогда как вера других обусловлена в основном заботами о христианской общине. Кто-то чистосердечно отдает себя во власть Христу, но при этом придает чрезмерное значение внешним атрибутам христианской жизни, которые он равно отстаивал бы в силу особенностей своего характера или национальности.
В каждом конкретном случае сложно определить, где проходит четкая грань между верой в Бога и привязанностью к людям. Нельзя отвергать недостаточно сильную или недостаточно чистую веру. (Ибо кто из нас может считать свои побуждения безупречными?) Хотя не стоит забывать об опасности подобной веры.
С этой точки зрения любое испытание, показывающее, во что же мы в действительности верим, будет весьма полезным. Если выяснится, что наша привязанность к друзьям-христианам или к особому образу жизни сильнее преданности Богу, то нам следует задуматься: не получится ли так, что второстепенные факторы заслонят от нас главное? И тогда мы должны остановиться, чтобы этого не случилось и вера не превратилась бы в фикцию.
Полемизируя с иудеями, Иисус заметил: «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от единого Бога, не ищете» (Ин. 5:44). Создавая видимость веры в Бога, они поклонялись Ему лишь формально. На самом деле их формальная вера поддерживалась и обеспечивалась системой взаимного восхваления, что делало излишней всякую потребность в «славе от Бога».
Мы тоже должны задавать себе подобные вопросы (особенно если мы – западные христиане). Какова наша вера? Как узнать, насколько она тверда, если мы сравнительно беззаботно живем в мире материального изобилия, социальной стабильности и духовной свободы? А что если Бог не только осуждает отвернувшихся от Него, но и проверяет нас, чтобы выяснить, готовы ли мы, как христиане, к предстоящим испытаниям?
У каждой медали две стороны. Религиозный кризис, который мы сейчас переживаем, в значительной мере является простым логическим следствием явной недостаточности веры. С другой стороны, он может служить своего рода знаком тайного Божественного испытания, подготавливающего нас к будущему.
Старые устои рушатся, и такие предпосылки западного мира, как социальная стабильность и экономическое процветание, подвергаются потрясениям. Это заставляет нас задуматься об основаниях своей веры (не декларативной, а практической, характеризующей повседневную жизнь). Лучше выдержать проверку и получить возможность исправить ошибки сегодня, чем оказаться не готовыми к завтрашним испытаниям.
Проблемы, с которыми мы сталкиваемся в условиях современного религиозного кризиса, тесно связаны с тем, что я называю «Законом возвращения к истокам». Жизнь может идти своим чередом, и вера, которая когда-то была истинной, становится чем-то обыденным, утрачивая подлинность. На этой стадии любое давление на верующего может поставить его перед выбором: либо сдаться, либо вернуться к истокам. Сдавшись, мы окончательно отречемся от веры. Но, возвратившись к истокам (или, иначе говоря, к самым корням, основам и началам), мы обретем веру твердую и неуязвимую.
Закон возвращения к истокам гласит: имеющий мужество вернуться назад пройдет до конца и достигнет цели.
Известный пуританский писатель Ричард Сиббес заметил по этому поводу: «Как в церкви, так и в душах христиан работа Христа часто как бы дает обратный ход, дабы обеспечить себе успешное продвижение вперед. Подобно тому как зерно, пустившее корни зимой, настойчиво тянется к свету (и чем суровей зима, тем пышнее цветение весны), так и мы учимся стойкости в падениях и становимся сильнее, открывая в себе слабости, – virtutis custos infirmitas»[1].
С этой точки зрения крушение христианского мира можно рассматривать как благо, а современный кризис веры – как наиболее благоприятную историческую обстановку для благовествования. Чтобы не упустить эту возможность, мы должны развивать в себе совершенно особый христианский дух и учиться достойно отвечать на все вопросы и возражения современников. Разработка нового подхода к старой проблеме сомнения в значительной мере облегчит нашу задачу.
Что такое вера? Как избежать сомнений, появившихся вследствие неправильного отношения к вере? Наконец, что значит «предоставить вере быть верой», то есть позволить «Богу быть Богом»? Вот вопросы, в которых нам предстоит разобраться.
Каким образом будет строиться наша книга? В первой ее части (главы 1 и 2) мы попытаемся исследовать природу сомнения и развеять некоторые заблуждения, распространенные в наши дни.
Во второй части книги (главы 3–9) мы детально рассмотрим эти вопросы, выделив семь общих категорий сомнения, и разработаем инструментарий, с помощью которого сможем распознать и проанализировать разного рода сомнения.
В третьей части (две последние главы) мы обсудим сомнения, которые, вероятно, во все времена представляли наибольшую трудность для верующих: сомнения, начинающиеся с вопросов «Господи, за что?» и «Доколе, Господи?»
Дойти до сути сомнения не легче, чем очистить каштан: чтобы добраться до сердцевины, необходимо снять колючую кожуру.
Шипы, окружающие сомнение, – это покровы заблуждений, скрывающие его истинную природу. Наиболее распространенным является убеждение в том, что сомнения греховны и равносильны неверию.
Сорвав покровы, искажающие истину, мы сможем проникнуть в самую суть сомнения и увидеть не только его опасность, но и ценность. Итак, поскольку не существует веры без некоторой доли сомнений и вера только укрепляется, когда сомнение понято и разрешено, то мы, как христиане, можем сказать, что если мы сомневаемся, веруя, то справедливо и то, что мы веруем, сомневаясь. Рене Декарт понимал это совершенно превратно. Истина не в том, что наши сомнения служат доказательством того, что мы существуем, а в том, что, существуя, мы способны сомневаться.
Однажды, путешествуя по Южной Европе, я наблюдал весьма банальную сценку – крестьянин избивал своего осла. Крестьянин шел сзади, погоняя осла, тащившего на спине огромную вязанку дров. Они пробирались по крутой узкой тропинке. Выдохшись, осел постепенно замедлил ход, но, подгоняемый потоком проклятий, сделал еще несколько шагов и рухнул на землю. Вот тут-то крестьянин и принялся его колотить, и колотил, не останавливаясь, довольно долго.
Многие христиане относятся к вере точно так же. Верь тому! Верь этому! Прекрати сомневаться! В конце концов вера не выдерживает натиска предостережений и наставлений. Тогда увещевания сменяются угрозами, переходящими в прямое насилие, и вера, истерзанная и перегруженная, падает на землю и угасает.
Здесь уместно задать вопрос: «Что хуже – жестокость или упрямство? Чья участь более прискорбна: участь веры и осла или человека, истязающего их?» Впрочем, эта книга не об ослах и даже не о вере (во всяком случае, не совсем о вере). Она посвящена сомнению. Но что такое сомнение, как не вера, страдающая от дурного обращения? Забота об искоренении сомнения подразумевает стремление защитить веру от жестокости.
Единственный способ добиться наилучшего результата в каком-либо деле (в обращении ли с ослом, в вере или в чем угодно другом) – это попытаться понять его суть, чтобы поступать соответствующим образом. Принимая объект своего интереса за что-то другое или предъявляя к нему преувеличенные требования, не соответствующие его назначению, вы не добьетесь ничего. Ослы прекрасно справляются с обычной работой, но когда их используют в качестве скаковых лошадей или тракторов, они не выдерживают.
Стоит нам спросить, что такое вера и в чем заключается неправильное отношение к ней, рождающее сомнение, мы сразу столкнемся с наиболее распространенным заблуждением – с представлением о том, что сомнение противоположно вере и ничем не отличается от неверия. Такое мнение можно назвать нереалистичным по отношению к вере и несправедливым по отношению к сомнению.
В мире веры сомнение третируется, как несчастный осел. Недруги выступают против него, а доброжелатели не умеют с ним обращаться. Подобное отношение вызвано именно неверным представлением о сомнении. Несправедливо, когда осла бьют, пока он не упадет, после чего его бьют за то, что он упал. Точно так же несправедливо обращаются с верой многие христиане, а когда их охватывает сомнение, подвергают ее безжалостной порке. И то и другое вызвано тем, что они привыкли считать, будто истинная вера свободна от сомнений, а сомнение – это не что иное, как неверие, причем столь же греховное.
Короче говоря, когда нас охватывает сомнение, мы (особенно наиболее совестливые и консервативные из нас) должны напоминать себе одну простую истину: сомнения возникают у многих христиан, но главная проблема не в этом, а в том, что они испытывают чувство вины и стыда за то, что у них вообще появились сомнения; именно это заставляет страдать их веру. Они не понимают, что такое сомнение. А сомнение, каким бы опасным оно ни было, не является чем-то постыдным.
Что такое сомнение? Как оно соотносится с верой и неверием? Английское слово doubt (сомнение) произошло от латинского глагола dubitare, основу которого составляет арийское слово, означающее «два». Поэтому можно начать определение интересующего нас понятия следующим образом: верить – это значит безоговорочно признавать истинность того или иного явления; не верить – безоговорочно его отрицать. Сомневаться – значит проявлять нерешительность, верить и не верить одновременно, то есть «быть на распутье».
Эта двойственность – суть сомнения и его наиболее сложная проблема. В основе сомнения – раздвоение сердца. Это не просто метафора. Это квинтэссенция христианских воззрений на сомнение, а языки и опыт всего человечества лишь подтверждают ее истинность.
В английском языке двойственность сомнения отражена в таком идиоматическом обороте, как «находиться в двух лагерях одновременно». В других языках существует множество эквивалентов этого выражения. Китайская идиома, описывающая человека, проявляющего нерешительность, столь же остроумна, сколь и выразительна. Такого человека называют «сидящим сразу в двух лодках». Индейцы племени кечуа, населяющие перуанские Анды, говорят, что у колеблющегося «два мнения об одном», а шетебо, живущие восточнее, назовут его «двуличным». В языке индейцев кекчи из Гватемалы сомневающийся определяется как человек, «сердце которого разделено надвое», а индейцы навахо, расположившиеся на юго-западе Соединенных Штатов, употребляют сходное выражение: «тот, в ком уживаются двое»[2].
Греческие слова Нового Завета, переведенные на английский язык как «сомнение», не менее примечательны. Исследование первоначальных значений слов интересно далеко не каждому, но в данном случае этот экскурс оправдан, ибо проливает свет на природу сомнения. Обратите внимание, что в каждом примере явственно подчеркивается амбивалентность, то есть двойственность сомнения.
Первое слово (dipsukos) означает человека, постоянно пребывающего в нерешительности. Иаков в своем Послании уподобляет такого сомневающегося «морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой» (Иак. 1:6). Второе греческое слово (diakrino) является строгой формой глагола «отделять», «разъединять». В зависимости от смысла, это слово принимает различные оттенки: например, подчеркивает состояние человека, который настолько напуган необходимостью выбора, что не может на него решиться. Иисус употребляет это слово, когда говорит Своим ученикам: «Имейте веру Божию. Ибо истинно говорю вам: если кто скажет горе сей: «поднимись и ввергнись в море», и не усумнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, – будет ему, что ни скажет» (Мк. 11:23).
Третье греческое слово (meteorizomai) в буквальном смысле означает «поднимать», «подвешивать» (что и нашло отражение в современном слове «метеор»); его иносказательный смысл – «давать кому-либо надежду». Кроме того, когда это слово употребляют в переносном смысле, оно может означать «воспарять», «возноситься» и, следовательно, «проявлять высокомерие духа». А поскольку человек «отрывается от земли», данное слово подчеркивает «неустойчивость его положения», то есть ощущение беспокойства, тревоги, напряженности и сомнения.
Оно описывает состояние души человека, попавшего в затруднительное положение. Амбивалентность отражена во многих современных выражениях, например, «висеть в воздухе» или «оказаться между небом и землей». Когда Иисус говорит Своим ученикам: «Итак не ищите, что вам есть, или что пить, и не беспокойтесь» (Лк. 12:29 – единственный пример использования этого слова в Новом Завете), Он имеет в виду, что Бог заботится о нас как Отец, поэтому пища и питье не должны превращаться в навязчивую идею и служить поводом для тревог и сомнений, которые постоянно удерживают нас в состоянии неопределенности.
От четвертого слова (dialogizomai) происходит современное слово «диалог». Его же собственную основу составляет слово «размышление». По этой причине оно стало означать внутренний спор, который человек ведет с самим собой. В Новом Завете это слово обычно применяется для описания ошибочных или греховных мыслей. Иисус произносит его, представ перед учениками после Своего воскресения: «…что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши?» (Лк. 24:38). Это слово делает видимой бурю, разыгравшуюся в их сердцах, которые наполнились сомнениями. До тех пор пока существует сомнение, спор продолжается и доводы сыплются с обеих сторон. Только тогда, когда прозвучат все «за» и «против», станет ясно, победила вера в этом голосовании или проиграла.
Пятое слово (distazo) означает сомнение с оттенком робости и нерешительности. В нем заключается смысл, который мы вкладываем в такие выражения, как «принимать что-либо с оговорками» или «испытывать некоторые колебания». Матфей использует это слово, когда описывает, как «Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорит ему: маловерный! зачем ты усомнился?» (Мф. 14:31). Этим же словом характеризуются те, кто с недоверием отнесся к воскресшему Христу: «И, увидевши Его, поклонились Ему; а иные усумнились» (Мф. 28:17). Подлинная вера безоговорочна в своей преданности; сомнение имеет оговорки. Вера выступает вперед, сомнение держится в стороне. Сомнение допускает все возможности, но неохотно соглашается остановиться на одной из них.
Общий смысл всех этих слов и выражений предстает со всей определенностью. Если человек «разрывается» в ситуации выбора и не способен «принять решение», если он «висит в воздухе» и не знает, на чью сторону «приземлиться», а также ожесточенно «спорит» с самим собой или «держится в стороне», выискивая «оговорки», то это не что иное, как «раздвоение сознания». В этом – сущность сомнения.
Утверждение, что сомнение не противоположно вере и не тождественно неверию, является решающим для всего нашего обсуждения. Сомнение – это состояние «подвешенности» ума, когда ни вера, ни неверие не владеют им целиком, оказывая на него лишь частичное воздействие. В этом состоит первостепенно важная особенность сомнения, позволяющая объяснить неправильное представление о его природе, – убеждение в том, что, сомневаясь, верующий предает веру и уступает неверию. Никакое иное заблуждение не способно вызвать большего беспокойства и так закабалить ранимого человека, испытывающего сомнения.
Между сомнением и неверием существует принципиальное различие. В Библии эти понятия отчетливо (хотя и не всегда строго) разграничены. Слово «неверие» обычно применяется по отношению к сознательному отказу от веры или к обдуманному решению не повиноваться. Следовательно, если сомнение представляет собой неопределенное состояние между верой и неверием, то неверие – это решение ума, отказавшегося от Бога; это состояние души, не подчиняющейся Богу, ибо она не верит в истину. Это следствие определенного выбора. Поскольку неверие – сознательный ответ на Божественную истину, за него, несомненно, следует нести ответственность.
Иногда слово «неверие» употребляется по отношению к тому, кто, безусловно, являсь верующим, испытывает сомнения, которым нет разумного оправдания и которые зашли так далеко, что могут действительно превратиться в неверие (напр.: Лк. 24:41). Такая двусмысленность библейской трактовки слова «неверие» свидетельствует не о теологической путанице, а о глубокой психологической проницательности.
Следовательно, существует возможность теоретически определить, что такое вера, сомнение и неверие. Вера – это решительное признание истины, неверие – ее отрицание, а сомнение – это чувство «раздвоенности». Но на практике это различие не всегда отчетливо видно, особенно если сомнение развивается в сторону неверия и находится в стадии смутного колебания между искренней неуверенностью сомнения и твердолобой убежденностью неверия.
Но общий дух библейского учения о сомнении лишен неопределенности. Это слово имеет множество смысловых оттенков, но его суть остается неизменной. Сомнение – это переходная стадия. Испытывать сомнения – значит быть «на распутье», находиться «между двух огней», это неумение выбрать между желанием утверждать и желанием отрицать. Поэтому представление об «абсолютном» или «полном» сомнении является логическим противоречием; сомнение, ставшее абсолютным, – уже не сомнение, а неверие.
Разумеется, мы можем называть свое сомнение «абсолютным» и даже обвинять себя в неверии, но только в том случае, когда нами движет стремление покончить с сомнением и не позволить ему перерасти в неверие. Отец одержимого отрока в Евангелии от Марка воскликнул: «Верую, Господи! помоги моему неверию!» (Мк. 9:24). Тем самым он осудил свое сомнение как неверие. Но Иисус, никогда не отзывавшийся на действительное неверие, показал, что расценивает это чувство как сомнение и, откликнувшись на мольбу, исцелил его сына.
Умение различать сомнение и неверие (хотя это не всегда удается сделать) полезно и действенно. Его значение, однако, состоит не в том, чтобы мы знали, когда сомнение перерастает в неверие (ибо знает только Бог), а в том, чтобы мы отдавали себе отчет, куда заводит сомнение, приближающееся к неверию.
Разумное сочетание анализа природы сомнения и умения понять, к чему оно ведет, составляет сущность христианского отношения к этой проблеме. Как ни странно, в этом же кроется причина того, что в Библии могут найти подтверждение правильности своего отношения и те, кто снисходителен к сомнению, и те, кто считает его недопустимым. Первые могут указать на огромную разницу между сомнением и неверием, а последние – на их значительное сходство. Но и те и другие оставляют без внимания сбалансированность библейского учения.
Именно эта сбалансированность и отличает тексты Нового Завета от взглядов современного ему греко-римского окружения. В первом веке мир мог похвастаться прекрасной осведомленностью о проблеме сомнения, но, как правило, ее возводили либо к противоречиям культуры, либо к философскому скептицизму. А в Новом Завете вера, являясь синонимом повиновения, подразумевает как знание, так и волю. Поэтому сомнение ассоциируется по преимуществу с поступками, а не с отвлеченными размышлениями. Следовательно, и проблема касается не только знаний и способа их получения, но и всей нашей жизни.
В Ветхом Завете особое значение придавалось не столько сомнению, сколько неподчинению Слову Господа. Но в Новом Завете сомнение решительно осуждается. Теперь, когда Бог со всей полнотой явил Себя через Христа, цена спасения неизмеримо возросла и у недостаточной веры осталось меньше оправданий.
Понимание того, что сомнение не тождественно неверию, но может к нему привести, помогает нам отнестись к интересующей нас проблеме более зрело и освобождает от крайностей слишком сурового или слишком мягкого подхода. Те, кто забывает о различии, впадают в грех чрезмерной суровости. Ставя знак равенства между сомнением и неверием, они фактически противопоставляют сомнение вере, что не соответствует ни тому, что написано в Библии, ни человеческому опыту. Настаивать на том, что только веру, лишенную сомнений, можно считать истинной, – значит не понимать сущности веры и познания. Повышенная требовательность бывает для веры более губительной, чем самые мучительные сомнения.
Между верой и сомнением можно провести такую же параллель, как между смелостью и страхом. Не страх, а трусость противоположность смелости. Страх совсем не обязательно лишает человека смелости. Но смелость не может позволить себе безрассудства. Возьмите, к примеру, автогонщика, борющегося за главный приз, спортсмена, участвующего в изнурительных соревнованиях, или альпиниста. Каждый из них обладает мужеством, которое управляет страхом и подчиняет другие эмоции, в результате чего их смелость не допускает бездумного риска.
Ситуация с верой и сомнением аналогична. Неверие, а не сомнение противостоит вере. Появление сомнений вовсе не означает исчезновение веры, ибо сомнение – это вера на распутье. Что разрушает веру, так это непокорность, постепенно переходящая в неверие.
Это второе важное положение уравновешивает первое и предостерегает от следующей крайности – чрезмерной терпимости к сомнению. Сомнение не неизбежно, но оно всегда опасно. Некоторые люди так остро реагируют на отрицательное отношение к сомнениям, что невольно вызывают и даже приветствуют их в себе. В данном случае ошибка состоит в том, что происходит обособление сомнения от веры и неверия, и сомнение рассматривается само по себе. В результате они задают единственный вопрос: «Как работает сомнение?» И ответ, поскольку он совершенно абстрактен, ничего не дает.
Но в реальной жизни эта проблема не является абстрактной, поэтому к вопросу «как?» необходимо добавить важный вопрос «что?». Как только вопрос «Что́ подвергается сомнению?» будет задан, значимость сомнения мгновенно возрастет или упадет. Именно то, что мы подвергаем сомнению, а не то, как мы это делаем, определяет «рыночную стоимость» сомнения.
Если бы предмет нашей веры был таким же призрачным, как Лохнесское чудовище, а занимающий нас вопрос – таким же несущественным, как проблема «пить ли третью чашку чая?», то в сомнении было бы мало смысла. Но предмет христианской веры – Бог, поэтому решение верить или не верить определяет всю нашу жизнь, а «цена» сомнения для христианина безусловно высока. Выяснив, насколько серьезно относится верующий к своим сомнениям, вы получите показатель серьезности его отношения к вере. Сомнение для христианина – это не то же самое, что неверие, но одно от другого неотделимо. Непрерывные сомнения могут стать первым шагом к неверию, ибо подрывают самые основы веры. Поэтому сомнение ни в коем случае нельзя рассматривать как нечто заурядное.
Во второй части этой книги мы предлагаем обзор семи наиболее распространенных «категорий» сомнений.
Конечно, наше описание нельзя считать исчерпывающим, ибо подобная попытка была бы непомерно сложна. Гораздо полезнее иметь общее представление об основных типах сомнения, с которыми могут столкнуться христиане. Эти знания позволят нам различать его отдельные виды, научат правильно с ними обращаться и разрешать их. Каждому из нас было бы полезно набросать свой собственный список и хорошенько обдумать все его пункты.
Но прежде чем приступить к рассмотрению семи видов смертных сомнений, будет нелишне сделать несколько важных замечаний. Во-первых, сомнение всегда индивидуально, и никакая классификация не должна затемнять это обстоятельство. Его опасность велика настолько, насколько она велика для того или иного сомневающегося.
Сомнение – это своего рода проблема. И самое удивительное заключается в том, что для разных людей одна и та же проблема обладает различной степенью сложности. То, что одному представляется банальным, может вызвать затруднение у другого. Одни начинают сомневаться только в том случае, когда не находят ответа; у других вызывает сомнения любой малейший вопрос. То, что чуть ли не доводит до помрачения рассудка философа, может показаться совершенно неинтересным или вполне очевидным бизнесмену или учителю (и наоборот). Важно не судить, кто из них прав, а уметь достойно встретить и разрешить любое сомнение.
Во-вторых, полезно обратить внимание на сходство между сомнением и физическим недомоганием. Когда люди рассуждают о сомнении, рано или поздно у них появляются медицинские ассоциации и они начинают рассматривать сомнение как «заболевание» веры. Возможно, эта аналогия будет полезной, особенно если она придаст нашим размышлениям некоторую наглядность. Но, переусердствовав в медицинских сравнениях, можно прийти к ощущению неизбежности происходящего и пассивности, которые способны помешать попытке разрешить сомнения. Эта аналогия опирается на тот факт, что сопоставление веры и сомнения похоже на соотношение здоровья и болезни.
Вера представляет собой противоположность неверия, здоровье – болезни. И вера, и здоровье указывают на важность целостности и часто воспринимаются нами как само собой разумеющееся: мы пользуемся их благами именно в тот момент, когда меньше всего о них думаем. Различные аспекты веры и здоровья легче постигаются в момент их отсутствия. Болезни и сомнения помогают нам понять, какими должны быть здоровье и вера.
Сомнения напоминают болезни как своим разнообразием, так и тем, что никто от них не застрахован. Любой верующий подвержен сомнениям, но кто-то склонен к одной их разновидности, а кто-то – к другой. Это не должно нас обескураживать. Все мы иногда хвораем, но при этом не живем в постоянном страхе заразиться всевозможными болезнями. Будь так, какую жалкую картину являла бы собою жизнь! Но и стремление к здоровому образу жизни не означает, что мы должны сделать прививки от всех мыслимых заболеваний. Однако, отказавшись от мер предосторожности в период эпидемии, мы проявили бы беспечность.