О человеке
Мы, дети 21 века, окруженные тысячами и миллионами вещей – детищем научного мировоззрения с его физикой, химией, интернетом, – с усмешкой смотрим на молящихся в храмах, испрашивающих себе милости и прощения. Нет нам дела до воли Неба, в самомнении своем вознеслись мы на вершину мира и себя, а не нечто вне себя, полагаем вершителем судеб, строя свою жизнь по своему разумению. И неведомо нам, что каждым своим движением, словом и мыслью незримую волю Неба мы исполняем. И в таинствах наук, коим служим и в постулаты которых искренне верим, кроется откровение, способное смутить наш неокрепший ум.
Но не то откровение, которым пронизаны умирающие религии, возомнившие себя рупором Господа. Но веры новой, которая оставит позади и смрад жестоких ритуалов язычества, и суету пантеона богов, и просветленные взгляды учителей Востока, и пленительное жестокосердие единобожия. Возложив свои тела и души на алтарь научного прогресса, человечество заложило под себя и под неповторимый человеческий облик мину замедленного действия. И недалек тот день, когда мине этой суждено будет взорваться.
Эта мина состоит в том, что в основе научного мировоззрения, доказавшего свое правдоподобие и эффективность, лежит принцип развития материи или усложнения ее структур на протяжении миллионов и миллиардов лет. Его действие привело к появлению Вселенной, жизни и разума на Земле, и именно в применении этого принципа к человеку философией отказано. Считая за абсолют влияние общества на людей, именно изменение состояний общества – все эти войны, революции, эпохи – она посчитала сутью человеческого развития, стыдливо соглашаясь лишь с тем, что должны люди совершенствовать свои души, исповедуя гуманизм и терпимость, и на каждом шагу убеждаясь в тщетности миролюбивых призывов.
Но время и человек не стоят на месте: тот глубокий кризис, в котором находится сегодня человек, ставят на повестку дня вопрос о новой идентификации людей.
Сегодня человек не тот, каким он был тысячи и даже сотни лет назад. Он не вынужден от зари до зари пахать, сеять или стоять у станка. Он не обязан нести бремя своей национальной истории, консервативных семейных норм, общественных уложений и даже половых различий. Душа человеческая становится господином человеческого тела и в то же время его заложником; человек становится творцом самому себе, но это медленный и мучительный акт творения.
Человеку нужно объяснение, почему сегодня он не такой, как вчера. Почему традиции и ритуалы прошлого не трогают его сердца. Почему победы и жертвы отцов не внушают священный трепет. Почему новый мир, в который он идет, противоположен миру прежнему, и кажется противоестественным, по меньшей мере, биологически противоестественным.
И дело не в одном распространении гендерных нравов, губительных для цивилизаций белой расы, они лишь наиболее выпуклое и парадоксальное проявление более глубокого явления: человек перестает быть человеком, как естественно-биологическим разумным существом. Это проявляется в падении рождаемости во всех без исключения странах, достигших даже относительного благополучия. Это проявляется в возрастающей зависимости длительности наших жизней и «здоровья» наших тел от медицинских средств и искусственного мира, который мы создаем в мире природы. Это также проявляется в искажении норм морали и правил поведения. Причем, как бы парадоксально не звучало, но чем в большей степени искусственное будет определять наше биологическое состояние, тем более биологически противоестественными будут наши нравы. И чем в большей степени продолжительность и качество наших жизней будут зависеть от нас самих, тем реже мы будем ставить свечи Господу.
И вместе с тем он видит, что наряду с ростом качества его жизни безмерно падает качество жизни миллионов и миллиардов других живых существ на планете. Дикая живая природа покорена, обезглавлена и влачит жалкое существование на задворках человеческого мира, объявшего всю планету. Но и те живые существа, что подчинены его воле в пределах человеческого мира, не менее противоестественны, уязвимы, и судьба их намного более трагична, чем человеческая судьба. Последний оплот биологического мира – микроорганизмы – время от времени вносят смуту в нашу жизнь, но не в силах нас остановить, и еще больше вынуждают обеспечивать свои жизни медицинскими средствами.
Новое состояние души и тела прощается с прошлым и ищет новое пристанище, что проявляется в упадке религий, расцвете индивидуализма, прогрессирующем одиночестве.
Человек вынужден искать себя. И этот поиск может быть продуктивен только в том случае, если совместит знания о внутренних истоках разума с особенностями своей истории и наиболее яркими явлениями современности.
Но когда он ступит на этот путь, он поймет, что нет человека, как высшего создания природы. Что наша душа построена на другом веществе, чем наша плоть. Что нейронная система – опора наших чувств, мыслей и сознания, именуемая автором мыслящим или нейронным веществом2, есть следующее после биологического качественное образование материи. И что мы вступаем в эпоху недостаточности человеческого тела для человеческого духа, где неизбежность или порыв души, как чугунный каток, пройдет по нашим телам, и сердцам, и нашим сообществам. Новое вещество внутри наших тел пришло на смену живому веществу на Земле – вот причина нашего величия и бед.
Свидетельство тому – неустойчивость нейронной системы, аналогичная неустойчивости живого вещества или химической системы, где ведущую роль играют крупные органические молекулы; нейронная система способна появляться и существовать лишь в потоке социальной информации, наподобие того, как биологические структуры способны появляться и быть только в потоке вещества и энергии.
Свидетельство тому – формирование этой системы не в силу факта рождения человеческого индивида, но исключительно при условии социального окружения в первые годы его жизни. А также в утрате истинно человеческих качеств, вплоть до потери рассудка, в условиях сенсорной депривации или утрате контакта с людьми, с живой природой, с внешним миром.
Свидетельство тому – свойства этой системы, способной получать, перерабатывать и создавать информацию. Информативное существование или существование сознания исключительно в потоке информации есть цель и смысл пребывания людей на свете. При этом поистине животворным качеством разума является способность создавать информацию и использовать созданную во множестве себе подобных для собственного «насыщения».
Свидетельство тому зависимое от разума положение живых созданий на планете Земля: искусственно-биологическое приходит на смену естественно-биологическому, как внутри, так и вне нас. Немеркнущим признаком нашего отрицания законов живой природы является депопуляция – необратимое снижение рождаемости в развитых странах, когда в угоду собственной душе и при нарастающей слабости наших тел мы отказываемся от продолжения рода.
Свидетельство тому – не одни наши индивидуальные свойства, но самый великий опыт, когда-либо поставленный людьми на Земле, – наша история. Если для всего человечества достижение информативного состояния достигается неуклонным развитием технологий, то на всем протяжении нашей истории для отдельных человеческих групп – племен, наций, классов – оно достигалось путем насилия, результаты которого, как и сам процесс, обеспечивали бытие сознанию. Физиологическим основанием насилию служил информативно противоестественный характер физического труда, бывший основой существования людей на протяжении тысяч лет. Впрочем, вместе с физическим трудом пришло в этот мир телесное насилие, вместе с ним оно и умрет.
Свидетельство тому и безмолвие цивилизаций среди звезд. Миллиарды землеподобных планет существуют в нашей Галактике, что следует из результатов работы телескопа Кеплер и подтверждается работой телескопов TESS и James Webb. Отсутствие космической деятельности внеземных цивилизаций становится все более очевидным. Но не о нашей уникальности или неизбежной гибели цивилизаций говорит этот факт, но о том, что не осваивают далекие миры братья по разуму, по другому пути идет их развитие, по этому пути пойдем и мы.
Этот путь состоит в искусственном изменении разумными существами собственной природы в локальной искусственной среде на протяжении миллионов лет. Подобно тому, как биологическая эволюция – все эти превращения одних живых существ в другие – была реализацией свойств и потенциала живого вещества, так изменение людьми собственной природы на протяжении десятков миллионов лет будет происходить согласно свойств и потребностей нейронной системы, определяющей наши души.
Результатом этого процесса станет образование надразумной или постсоциальной формы движения материи, в основе которой будет лежать еще более сложная и физически уязвимая организация вещества, свойства которой будут отличаться от нашей способности мыслить в такой же степени, в какой мысль отличается от деления живых клеток.
Говоря о надразумных материях, мы должны отдавать себе отчет в том, что их свойства не просто отличаются от способностей разума в отмеченной степени, они не содержат в себе мысль и чувства, по меньшей мере, не «живут» ими. Они другие, они вне и выше разума. Главное же – эти свойства в невыразимо возрастающей степени более иррациональны или, если угодно, еще более возвышенны или «духовны» при всей неуместности сравнения их с человеческим духом. И это следует иметь в виду, когда мы будем произносить слова «дух» и «иррациональность» применительно к надразумным материям.
Мы также должны отдавать себе отчет в том, что их вещественное воплощение – это не существа, подобные нам или физически нас превосходящие. Это структуры, еще более сложные и уязвимые, чем нейронная сеть – основа нашего сознания, они столь же неотъемлемы от созданных ими сред обитания, в какой живые существа, и человек в том числе, являются частью биосферы.
Отсюда ущербными и диалектически порочными выглядят представления о человеческом обществе, как следующей после биологической форме движения материи, ибо качества, отличающие разум от жизни, сосредоточены в индивиде, а социальные пертурбации всего лишь выражение сути людей.
Отсюда ущербным и диалектически порочным выглядит сведение к биологизаторству предложенного взгляда; нейронная система или мыслящее вещество есть, конечно, биологическое образование, но и большее, чем биологическое в такой же степени, в какой корова является физическим телом, но и большим, чем физическое.
Отсюда ущербными и диалектически порочными выглядят антропные принципы устройства Вселенной, которыми забавляются недалекие умы, полагающие человека венцом творения, в угоду которому, якобы, созданы галактики и звезды.
И, наконец, отсюда ущербными и диалектически обреченными выглядят любые попытки нравственного «совершенствования» человека, к чему призывают мировые религии и подавляющая часть философских учений. Все они исходят из того, что человек грешен, несовершенен или потерял себя, откуда все беды на Земле от войн до экологических бедствий. «Стань тем, кто ты есть» – твердят философы, «будь угоден богу, – учат пророки, – в просветлении души ты найдешь покой и счастье и устроишь их на Земле».
Но в свете пути, по которому мы действительно идем, и цели, к которой мы действительно стремимся, человек есть создание переменное. Он не может осуществиться раз и навсегда, он постоянно самоосуществляется, каждый свой день и каждый свой час. С порога, которого он достиг, он всегда восходит на новую ступень. Сегодня он не такой, как вчера, и завтра будет не такой, как сегодня, и неважно идет ли при этом речь о повседневных буднях или исторических эпохах. Человек не может окончательно стать тем, кто он есть, он постоянно им становится. И то негативное впечатление, которое он производит порой при самовыражении себя, говорит лишь об ограниченности смотрящего и непонимании истинной природы человека.
Но понимание его настоящей природы и следование ей – этой идеи фикс философии – грозит потрясениями намного более глубокими, чем революции в физике и биологии. Человек становится богом, но он не знает, что ему с собою и миром делать. И вынужден он всматриваться в себя и окружающий мир, чтобы увидеть свой путь.
Мир, в котором мы живем
Казалось бы, в мире, в котором мы живем, осталось мало тайн. Давно забыты библейские сказания, чистилище, ад и рай переместились в область детских сказок; колесо Сансары еще катится по миру, и умерщвление плоти еще якобы служит просветлению души. Но научное познание и непреклонная людская воля гордо шествуют по планете, делая нашу жизнь все более насыщенной и яркой и принося нам чудеса бóльшие, чем вера предков. Человек умиротворен, научное мировоззрение воздвигло его на вершину мира и не требует доказательств.
Что мы знаем о мире, в котором живем?
Есть планета Земля в бескрайнем и бездонном Космосе. На этой планете с первых её дней появилась жизнь, и миллиарды лет простейшие организмы незатейливо суетились в морях и океанах, пока не начали объединяться в живые существа – рыбы, водоросли и прочие морские гадости, лакомые и не очень. Потом Жизнь выползла на сушу, покрыла ее зеленым ковром деревьев и трав и населила множеством живых существ, одно из которых спустя сотни миллионов лет стало царем и богом остальным.
Человеком назвало себя это существо. И за годы своего владычества, бесконечно враждуя между собой, оно населило все уголки планеты, построило города и государства, достигло неимоверного благоденствия и в помыслах своих посягает на безбрежный Космос.
Две маленьких пятна омрачают ясную картину: это что такое человек и почему мы одиноки среди звезд?
По большому счету людям нет дела до этих вопросов: жизнь прекрасна и незачем гневить мироздание, задавая их, или будить лихо, пока оно тихо. Но эти два маленьких пятна подобны темным тучкам на горизонте, которые могут вызвать бурю и отнести славный человеческий корабль в неведомые дали.
Об этой буре мы и поговорим.
В первой части своего рассказа мы показали, что такое человек. Что он не так прост, каким кажется. Что он раб вещества, олицетворением которого является его душа. Что свойства и потребности души являются движущей силой нашего развития.
Что с той неизбежностью, с какой природа создавала звезды и галактики из первичного клубка материи, с той неизбежностью, с какой она соединяла молекулы в живые существа и сотворила биологическую эволюцию, завершившуюся человеком, с той самой неизбежностью через потребности души она вынудит нас менять свою природу вплоть до появления надразумной формы материи, и на этом не остановится.
После двух тысяч лет веры в Создателя мы возвращаемся под власть Природы. Не той окружающей нас природы живой и бездушной, духам которой поклонялись наши предки. И не просто природы, породившей нас и вознесшей на вершину мира, где мы вынуждены прозревать, познавая ее законы для собственного благополучия. Но Природы, ведущей нас из одного состояния в другое.
Две силы должны мы при этом различать – Природу внешнюю и природу внутреннюю. Природа внешняя или абсолютная – это страж мироздания. Она была до Вселенной и будет после нее. Ей нет названия. Она – вне времени и пространств. Она – вечность, нависшая над нами, которой покорно все сущее. Она непоколебима, и равнодушна. Предметом ее внимания являются не существа, но вещества, которыми она играет, как в кегли. И движения ее, и цели, и перемены в ней, ибо и она не неизменна, – вне нашего разумения.
Сегодня ее олицетворяют с Вселенной, где судьба наша и нашего продолжения разделить участь последней. Мы уверены в этом, ибо полагаем, что Вселенная со всем в ней сущим есть вся материя. И единственное, на что осмеливаемся, это рассуждать о параллельных вселенных, темных материях и энергиях или иных измерениях мироздания, которые ни на чем не основаны кроме привычных нам образов и понятий и математических формул, за которыми нет действительности, как нет действительности, кроме удобства вычислений, за отрицательными числами.
И есть внутренняя природа веществ – физического, живого, разумного. Для нас – это воля нейронной системы, олицетворяющей наше «я» – душу, разум, рассудок, и способной существовать лишь в потоке информации – ее получении, переработке, выдаче вовне. Эта система определяет наши поступки и желания, она является следующим после биологического качественным образованием материи.
При этом природа абсолютная есть своего рода арбитр созданиям внутренней природы, она позволяет быть лишь тем творениям веществ, которые отвечают ее планам.
И в этом мире мы живем и являемся его частью. И роль наша подобна роли первых атомов и кистеперых рыб в развитии материи – быть тем, кто мы есть, и выполнить назначенное нам.
«…Из одного состояния в другое» – за этими словами бездна, которую не в силах охватить человеческий ум, потому что за ними априорная диалектическая ограниченность разума. Попытка понять действительность при наличии надразумных форм материи способна ввергнуть в смятение наш рассудок и в то же время станет нам откровением. Непостижимое становится частью научного мировоззрения и при этом не может быть естествознанием «взвешено и измерено», но принято на веру, что оно существует. Оно вне логики, интуиции, математики, и в опыте над ним мы скорее мышь, чем исследователь.
В ореол наших знаний входит Нечто, превосходящее нас настолько же, насколько мы превосходим траву и камень под нашими ногами. Нечто, которое некогда было разумным. В силу однородности известного нам мироздания и устоявшихся воззрений мы можем смело полагать, что где-то далеко есть обитаемые миры с царящими в них сущностями, превосходящими разум и бывшие некогда «людьми».
Но допуская надразумную форму материи, мы не вправе отказать в эволюции и ей с тем же закономерным финалом, и последующей, и так далее. И тогда должны говорить о детерминированном природном процессе качественных изменений структуры и свойств вещества, не завершением, но звеном которого являемся. Процессе, который никогда не будет нами понят и цель которого определена. Где вечный вопрос: «Зачем все это?» из плоскости людей выходит на новый уровень. И здесь мы встаем на распутье.
Мы можем, как и впредь, полагать, что жизнь, разум и наше продолжение есть нечто вроде плесени на теле Вселенной. Неотделимое от нее и покорно разделяющее с ней ее судьбу. Но особенности, которыми отмечена интересующая нас поступь, позволяют в этом усомниться.
К таким особенностям, прежде всего, относится беспощадная жажда существования, коей пронизаны качественные структуры вещества. Эту жажду существования мы воочию наблюдаем в том, что называем «жестокостью» биологической эволюции, где всякий поедает всякого, чтобы быть самому на этом свете. Наблюдаем в историческом процессе, где войны и революции не оставляют камня на камне от гуманных идеалов. И да не покажется кому-то странным, но депопуляционные явления, и кризис семейно-брачных отношений наших дней – все это проявления той же силы во имя индивидуального информативного существования, о котором упоминалось выше.
Обращает на себя внимание необходимость в локальных средах – биосфере у живых существ, ноосфере у человека, которыми они обеспечивают свое существование. Помимо этой основной роли, другая, не менее значимая, состоит в том, что создаваемыми локальными средами достигается независимость высших форм материи от случайностей и катастроф физического мира.
Нельзя пройти мимо и роста могущества каждого нового этапа. Даже Жизнь оставляет геологические пласты на теле планеты Земля; Разум в свою очередь срывает горы, меняет течение рек, разбивает на «кирпичики» атомы с молекулами и создает новые невиданные в прежней природе структуры вещества. Очевидно, что сила и могущество нашего продолжения неизмеримо превзойдут разумные.
Сравнение Жизни и Разума позволяет также говорить, что как разуму открыты намного большие стороны действительности, чем биологическим существам, так надразумной форме материи открыты бóльшие горизонты, чем разуму. Звезды, Вселенная, атомы и элементарные частицы меркнут в свете новых уровней мироздания. В другой действительности пребывают они, с нею взаимодействуют, в ней черпают свои силы. В совокупности с отсутствием космической деятельности цивилизаций это говорит о том, что развитие материи идет своего рода «вглубь».
Отсутствие космической деятельности внеземных цивилизаций выступают в этом случае не случайностью, но признаком неизбежности. Какие бы космические подвиги мы не совершали, они не имеют смысла, ибо старшие братья по разуму показывают другой пример. Не «Почему мы одиноки?», но «Куда уходят цивилизации? Что происходит в обитаемых мирах?» – становится немеркнущим вопросом естествознания, философии, да и самого обыденного бытия людей. Ибо нет нам дела до наук, пусть даже они делают нас сильнее, нет нам дела до любомудрия, украшающего действительность и возвышающего наши души, но всегда и во все времена должны мы знать, зачем мы – люди – на этом свете, и в вере находить ответ на этот вопрос. Процесс, частью которого мы являемся, не находит своего выражения во Вселенной; человек совсем не то, что мы о нем думаем – вот два звена одной цепи, которой сковано мироздание.
Представляет интерес и взаимоотношение свойств и структур вещества. Обычно мы полагаем, что первичны именно структуры, а свойства есть нечто присущее этим структурам, вторичное от них. Нечто вроде цвета ткани или вкуса пищевого продукта. Но в мире действительном не обстоит ли все наоборот? Когда атом, цепляясь к атому, образует звезду, не значит ли это, что осуществлением тяготения атомов является звезда. Когда молекула, соединяясь с молекулой, образует кристалл, не значит ли это, что кристалл есть олицетворение химической связи. Когда информация меняет структуру вещества – плавит металл и формирует плуг, не значит ли это, что плуг является воплощением информации. Свойства материи не просто неотделимы от структур, они, пусть не первичны, но и не вторичны. Структуры и свойства образуют своего рода симбиоз, но именно свойства, являются движущей силой изменения структур, а структуры – консервацией свойств, своего рода опорой для дальнейшего движения вперед. И об этом не следует забывать, когда мы будем говорить об изменениях материи. О том, что немыслимые качества надразумных материй создают немыслимую реальность, которую мы постараемся не столько увидеть, сколько угадать.
И еще стоит сказать о неизбежности перемен. Мир меняется, иногда незаметно, иногда внезапно, но не прекращается, ни на день, ни на час. Странно все это выглядит. Все сущее не хочет перемен. Всякая тварь хочет быть только тем, что она есть. Но рождаются и умирают звезды, успокаиваются недра планет, даря возможность появиться жизни, меняются обличия живых существ, приспосабливаясь к метаморфозам физического мира; теряет звериную поступь человек и, скользя в бездну депопуляции, готовит себя к новым испытаниям. Таинственная непонятная сила тащит за волосы наш мир в неведомое завтра. Сила вне и внутри нас, Природа абсолютная и внутренняя. Куда-то и зачем-то тащит.
Не присуще подобное плесени. С чем-то другим имеем мы дело в самих себе.
Когда звезды разбегаются, и с падением плотности вещества во Вселенной неумолимо и качественно усложняются его структуры, когда человек и его разум есть результат предшествующего развития материи, когда сам человек меняется и в силу присущей ему способности творить рано или поздно начнет изменять себя, когда, как встарь, изменение им своей природы приведет к появлению надразумной формы материи и на ней одной не остановится, когда высшие формы материи развиваются, не осваивая Вселенную, значит мир, в котором мы живем, не столь прост и очевиден, как мы думаем сегодня.
Эти пять «когда» есть эпитафия господствующему мировоззрению.
На кладбище разбитых ожиданий в который раз в истории людей мы спрашиваем себя: кто мы, что нас ждет, куда вершить свой путь, к чему готовить собственные мысли?
Мы вправе говорить, что разум неизбежно умирает, откуда и безмолвие звезд. Мы вправе говорить, что одиноки и случайны в этом мире и вправе устраиваться в нем, как устраивается мышь в лесу. Но не менее вправе мы говорить о пяти «когда», прозвучавших выше. И тогда мир, в котором мы живем, преображается.
Нам никогда не дано узнать, куда дует ветер перемен, которому мы покорны. Если мы не в состоянии представить, что ждет нас самих, где за словами «изменение человеческой природы» способны различить лишь торжество разума и раздирающие душу страдания, то тем более недоступны нашему пониманию превосходящие качественно разум формы материи и их завершение, ибо не бесконечна сложность вещества. И должен быть во всем этом какой-то высокий смысл и немеркнущий замысел природы.
В тех скупых и косвенных приметах, которыми отмечена поступь материи и о которых мы говорили выше, просматривается некая обещающая нить. Нечто общее, которое объединяет эти стороны процесса в единый образ, придает ему красоту и завершение.
В свете логики, аналогий, фантазий и инстинктивных предпочтений автора, в силу присущего ему материалистического понимания действительности, вполне приемлемо, что процесс, о котором мы говорим, представляет собой трансформацию одного вида материи в другой. Нечто вроде предопределенной химической реакции, развернутой во Вселенной, где по мере разбегания звезд неумолимо усложняются структуры вещества, минуя стадии жизни, разума и другие, вплоть до назначенного финала.
И тогда воистину вечный и бесконечный мир представляет собой клубок материй, одной из которых является наш физический мир, олицетворенный во Вселенной, каждая из которых, контактируя с другими, борется за свое существование. И образование атомов и звезд, и движение, и время, и бесконечное расширение Вселенной – все это борьба нашей материи среди других за право быть.
Речь идет не о других вселенных, параллельных мирах и прочем, как это может кому-то показаться, и о которых рассуждают то физики, то астрономы, но о принципиально ином – о материях иных, чем та, что определяет нашу Вселенную, о других флуктуациях материи. Если нашей присуще движение с ее непременными атрибутами пространством и временем, то у других флуктуаций ни времени, ни пространства нет, и что там есть неподсудно, по меньшей мере, разуму.
Нет одинокой Вселенной, неведомо откуда взявшейся и хранящей в себе всю материю. Есть мир намного больший, чем тот, что стоит перед нашими глазами. И находится этот мир не где-то там, за тридевять земель, а пронзает наш. Мы живём сквозь него и не просто не замечаем, но никогда не заметим этого. Своим никогда недоступным нам воздействием оказывает он влияние на атомы, частицы, молекулы и нейроны, вынуждая их к борьбе – движению, усложнению – и образованию качественно новых структур вещества и, в конечном итоге, новой материи. Как женщина из последних сил вытуживает из себя свое дитя, так наша материя вытуживает из последних сил свое продолжение.
Вселенную в таком случае можно уподобить капле чернил, расплывающейся в стакане воды. И скорее не сила взрыва, но, своего рода, сила вакуума заставляет разбегаться наше вещество и сгруппировываться в атомы, звезды, галактики, биологические и нейронные системы, в единении находя себе спасение.
Жерновами природы предстают в этом случае обитаемые миры, в одном из которых мы живем. В них возникают жизни, разумы и далее; в них перемалывается вещество, подчиняясь невидимой воле природы, сохраняя лишь те из своих метаморфоз, которые отвечают ее намерениям. Здесь на каждой ступени развития разная действительность и разное восприятие действительности. Если черные дыры среди звезд поглощают материю, то обитаемые миры её преображают. Если цивилизации не осваивают Вселенную, значит, к другим горизонтам устремлены их взгляды. Значит новая материя должна появится в результате того процесса, частью которого мы являемся. Значит не в глубинах Вселенной, но в недрах обитаемых миров и в наших душах происходит главное в природе.
Свертывание цивилизаций, о чем говорит безмолвие звезд, – это не их заточение или монастырская келья, где они предаются раздумьям о смысле бытия, это свертывание пространства и времени, отречение от старого бытия и обретение нового, это природный процесс – беспристрастный и неумолимый.
Собственно говоря, нам приходится выбирать между уникальностью Вселенной и бесконечным развитием. Либо Вселенная единственна и неповторима, и все, что в ней, неразрывно связано с ее судьбой, либо изменение материи бесконечно, а сама Вселенная, как скопление звезд и галактик, есть всего лишь кокон, из которого выйдет новое дитя. Если верно первое, то мир конечен и уныл; пусть человек считает себя владыкой мира, жизни людей здесь не имеют смысла. Если верно второе – значит в вечности и бесконечности, в борьбе и слезах должны мы постоянно менять свою суть, выполняя, тем самым, свое назначение.
Надо сказать, ничего принципиально нового предложенный взгляд на мир не содержит, но является продолжением господствующего или его логической интерпретацией.
Вместо освоения Вселенной предлагается изменение человеком собственной природы в локальной среде, что представляется закономерным и очевидным, ибо аналогия ему – известная биологическая эволюция. Безусловно, нравственная неприемлемость подобного развития событий доставит много неудобств, но другого не дано.
Вместо человека, как венца творения, предлагается временность разума, как рядового звена в последовательности форм материи, где последняя выглядит как детерминированный природный процесс, этапами которого являются и Вселенная, и жизнь на планете Земля, и само появление мыслящих существ. В этом случае мы лишь в начале своего пути, и по месту в своей эволюции сегодня находимся в положении простейших в эволюции биологической. Впереди «выход на сушу, палеозои, мезозои, папоротники и динозавры», впереди расцвет разума и его апофеоз в виде следующей формы материи, превосходящей разум настолько же, насколько он превосходит траву и камень под нашими ногами.
Вместо застывшего мироздания предлагается мир за человеком, где законы Бытия смещаются в неведомые дали, где царствует не физика, но дух, где фронтом борьбы будущего с прошлым становится человеческое тело, где миры, на которые способна материя, таятся в наших душах.
Что касается дальнейшего описания событий, приведенного выше, – последовательности форм движения материи и ее финала,– то ни подтвердить, ни опровергнуть его никто никогда не сможет, и им вечно быть вопросом веры – фактора бытия, неизменно преследующего нас.
Когда на закате Средневековья человек проткнул головой небесный свод, что отразилось в известной гравюре Фламмариона, вынесенной на обложку очерка, он увидел те же звезды, Луну и Землю, как и тысячи лет назад. Но и звезды, и Луна, и Земля были при этом исполнены другого смысла. Так началось Новое время, и в новом мире живет с тех пор человек. Не за горами дни, когда мы снова проткнем головой свод господствующих мнений и увидим тех же людей, звезды и Землю, но это будет новый мир с новым назначением и людей, и звезд. И вот в таком новом здании мира бог не просто есть, он должен быть.