За иллюминатором простиралась необъятная панорама сибирской тайги, раскинувшаяся на многие километры, безграничная и величественная. Летним днем над этой дикой природой само солнце, словно великий художник, разливает свои золотисто-янтарные краски, заставляя хвойные леса сверкать и переливаться в такт то ли ветру, то ли самому дыханию земли. Деревья, стоящие плечом к плечу, создают сплошное зеленое покрывало, среди которого изредка мелькают крохотные зеркальные отражения озер, напоминающие бирюзовые капли на темно-зеленом бархате.
Горизонт тает в туманной дымке, сливаясь с необъятным небом. Горные кряжи местами прорезают лесные массивы вздыбленными спинами, уходящими вдаль. А вся тайга изредка пересечена тонкими нитями рек, переливающимися серебром под летним солнцем! Горы, величественные и древние, возвышают свои могучие плечи над тайгой, словно невидимые стражи сибирских просторов, оберегающие ее тайны. Прозрачный воздух на такой высоте делает очертания рельефа подчеркнуто четкими, каждый холм, каждый склон выступает в своем природном величии. Белые облачные барашки, плывущие беспечно над головой, создают иллюзию того, что земля и небо сливаются в один гармоничный ансамбль, где границы исчезают и остается лишь бесконечная свобода полета.
Вдалеке, на самом краю обозримой глазу дали, светится голубое небо над Байкалом, великим озером. И вся эта картина, величественная и успокаивающая, вызывает ощущение причастности к чему-то большему, вечному и непреходящему, к тому, что сотворено самой природой, чьи законы и красота неподвластны времени и людям.
Пассажиры, удобно расположившиеся в креслах и погруженные в свои мысли или в книгу, часто не подозревают, над каким великолепием пролетает их самолет. А многие просто привыкли летать этим маршрутом, и для них это сказочное видение за бортом стало обычной картиной бытия. Но каждый, кто взглянет в иллюминатор, не сможет остаться равнодушным к невиданной красоте этой дикой и такой загадочной и привлекательной сибирской тайги.
Юрий отоспался после ночных приключений и, теперь, отвечая на расспросы своего приятеля, думал, когда же Данила устанет и захочет подремать. Непрестанная болтовня все же утомительное занятие. Полет – самое располагающее к ленивой дремоте состояние. Впрочем, как и поездка на поезде или в междугороднем автобусе. И тут резкий мужской голос заставил спецназовца сразу отбросить все посторонние мысли и внутренне собраться в комок, превратиться в сжатую пружину.
– Всем оставаться на своих местах! Самолет захвачен! Кто встанет со своего места, будет сразу убит! Самолет захвачен!
В мгновение тишина самолета наполнилась зловещим эхом слов: «Самолет захвачен». Несколько секунд казались вечностью, когда крики и всхлипывания начали просачиваться сквозь это наступившее безмолвие. Люди обменивались испуганными взглядами, как будто пытались найти у соседей ответы на вопросы, которые казались слишком страшными, чтобы их озвучивать. Но вот еще миг, и в салоне началась паника. Плач детей смешивался с хриплыми, сдавленными голосами их матерей, которые старались сохранить хоть каплю самообладания. Один из мужчин, сидевший слева от Одинцова, потея, дрожащими руками прижимал к себе жену и детей, его глаза бегали по салону, как будто в поисках спасения. Молодая женщина на переднем кресле судорожно хваталась за маленький крестик, висевший на цепочке на ее груди, шептала молитвы, давясь слезами. Пожилой мужчина рядом с ней закрыл глаза и, казалось, смирился с предстоящей судьбой, его лицо выражало глубокую грусть и усталость.
В кресле, расположенном ближе к кабине, бизнесмен в идеально выглаженном костюме сжимал свой смартфон с такой силой, что костяшки его пальцев побледнели. Попытки найти сигнал бесплодны, он понимал это, но все равно старался поймать его, будто от этого зависела его жизнь. Одна из стюардесс, разносившая напитки несколько минут назад, металась между рядами, стараясь успокоить пассажиров, но ее собственная паника была видна невооруженным глазом. Ее голос, обычно спокойный и приветливый, теперь дрожал и был надломленным. Один из террористов схватил ее за воротник и рванул с такой силой, что девушка упала на колени одного из пассажиров, который сразу закрыл ее голову ладонями и умоляюще посмотрел на бандита.
Каждая секунда тянулась бесконечно долго, и каждому хотелось бы, чтобы происходящее было всего лишь кошмарным сном. Напряжение сгущалось в воздухе, словно перед грозой. Все, от младенцев до стариков, были объединены одним общим чувством – необъятным, всепоглощающим страхом. Вновь установившаяся тишина, нарушаемая лишь редкими всхлипами и молитвами, была невыносимой. Почти каждый на борту чувствовал хрупкость своей жизни, будто мир, в котором они жили до этого мгновения, вдруг рухнул под тяжестью реальности.
Мужчина в деловом костюме, до этого без устали стучавший по клавишам ноутбука, теперь сидел неподвижно, его глаза были сфокусированы на какой-то точке перед ним. Пожилая пара, держащаяся за руки, с неизбывным ужасом смотрела на террористов, словно молчаливо молясь о чуде. Лица стюардесс вытянулись, их глаза блестели от страха. Они только что пытались успокоить паникующих пассажиров, стараясь внушить им уверенность, которую они сами не ощущали. Но теперь и они вынуждены были сесть и лишь смотреть на пассажиров и шептать тем, кто был рядом с ними: «Все будет хорошо», хотя в тоне их голосов улавливалась неприкрытая дрожь.
Взвизгнула бортпроводница, которую один из террористов схватил за волосы, сбив форменную пилотку, и потащил за занавеску. Посреди салона стояли двое, и у каждого в руке был пистолет. «Как они смогли пронести оружие на борт? – думал Одинцов. – Все современные средства безопасности практически исключали такую возможность. Кто-то оставил заранее в салоне во время подготовки самолета к полету? Или вместе с порционными обедами для пассажиров?» В салоне пахло гречневой кашей. Сейчас это было неважно. Об этом можно будет подумать потом, да и есть кому потом подумать об этом и выяснить, как в самолете оказалось оружие, а сейчас была ситуация, опасность для большого количества людей, и трагедию нужно было предотвратить. Было хорошо слышно, как за занавеской третий мужчина буквально кричит в телефонную трубку связи с экипажем:
– Самолет захвачен! Никто не пострадает, если вы откроете дверь. Не послушаетесь, и мы сейчас начнем резать вашу бортпроводницу на кусочки! Хотите слышать, как она будет кричать? Ну?
Девушка закричала, но, видимо, пока еще не от боли, а от страха. Наверняка ей сейчас приставили нож к горлу. Пилоты, конечно, откроют дверь и впустят в кабину террористов. Им пока ничего не угрожает, кто-то ведь должен вести самолет туда, куда захотят захватчики. Спасти самолет нельзя, пассажиров тоже. Террористы могут начать убивать пассажиров, а значит, дверь открыть придется. А дальше что? Самолет изменит курс, или бандиты свяжутся с властями и предъявят какие-то требования.
– Давай нападем! – громко зашептал в ухо Данила. – Ты левого, а я правого, а потом кинемся за занавеску к проводникам и «сделаем» третьего. Он и понять ничего не успеет, он же не видит оттуда салона.
– Заткнись и сиди смирно, – так же тихо со злостью прошептал Одинцов.
– Ты что? – удивился парень. – Тут ведь дел на пару секунд! Их же всего трое! Люди помогут. Тут ведь еще мужчины есть. Нам только начать, и нам помогут.
– Вдвоем мы быстро встать из кресел и напасть не сможем, – опустив лицо, чтобы не было видно его губ, быстро заговорил спецназовец. – Второй успеет выстрелить прежде, чем ты встанешь на ноги.
– А я не боюсь! – грозно прошептал парень. – А ты что? Струсил, что ли? А кто мне недавно говорил, что есть такая профессия…
– Идиот, кто же делает такое без подготовки, не оценив ситуацию, не поняв, что происходит? Их не трое, их человек восемь в салоне. Просто еще человек пять сидят наготове. На случай вот таких вот дурацких поступков пацанов.
– Откуда ты знаешь, что их восемь? – сразу сбавил тон Данила.
А Одинцов понял это. Почти сразу. Он вспомнил черноволосого мужчину в кожаной короткой куртке и молодого высокого светловолосого мужчину с напряженным лицом. Перед вылетом он обратил на обоих внимание еще в терминале. Светловолосый очень нервничал там и нервничает сейчас. Второй мужчина, в кожаной крутке, там буквально сверлил взглядом светловолосого. Смотрел на него, почти не отрываясь, но они больше часа не разговаривали и не подходили друг к другу. А сейчас они сидели рядом и после посадки даже разговаривали.
А вон тот, с курчавыми длинными волосами и усами, с опущенными вниз концами под Владимира Мулявина, заходил в терминал вообще без ручной клади. Просто его внешность как-то бросилась в глаза и запомнилась Одинцову. Но в самолет он садился, неся спортивную сумку. Это точно, вон она и сейчас над головой в отсеке для ручной клади. И если в салоне есть еще террористы, то они должны быть распределены по салону так, чтобы можно было вмешаться в любую непредвиденную ситуацию, которая может возникнуть. Таких зон должно быть три, в том числе у посадочного и аварийного люков. Одинцов с Данилой сидели так, что видели практически весь салон. И теперь спецназовец, пробегая взглядом по рядам кресел, заметил еще троих мужчин, которые обменивались взглядами с двумя вооруженными людьми, угрожающими пассажирам. Всех нейтрализовать сразу не удастся. Одному точно не получится, у Данилы Усова слишком мало опыта и исключительно спортивные навыки. А здесь нужны боевые навыки. Следует действовать быстро и умело, надежно выводя противника из строя, убивая с одного удара.
Экипаж, конечно же, открыл дверь, и третий террорист вошел в кабину пилотов. О чем там идет разговор, не узнать. Яснее ясного, что самолет изменит курс. Кажется, уже меняет, судя по наклону и ощущаемому развороту. Если спецназовец не ошибался, то самолет развернулся, взяв курс заметно южнее. Куда? К южной границе, к странам Средней Азии, в Китай, в Пакистан? Но ясно, что уже не в Иркутск.
– В каком случае они могут взорвать самолет прямо в воздухе? – напряженным от возбуждения голосом спросил Усов.
– Не станут они его взрывать, – спокойно возразил Одинцов. – Это блеф. Мне кажется, что их цель – скрыться. Это не религиозные фанатики. А может быть, они что-то важное везут. То, что нужно вывезти с территории России.
– И что нам делать?
– Сидеть и ждать моей команды, – жестко приказал спецназовец. – Ни одного шага, ни вздоха без моей команды! Атаковать без подготовки, не зная сил и намерений террористов, – значит наломать дров, что приведет к большому количеству жертв. Нужно наблюдать, ждать подходящего момента, когда шансы на победу будут максимальными или когда не будет иного выхода.
– Есть, командир, – не очень уверенно ответил Данила.
Вячеслав Щербаков проснулся от того, что раннее утреннее солнце светило ему прямо в глаза. Он чувствовал это сквозь закрытые веки. С трудом приоткрыв один глаз, он увидел, что часы на стене напротив кровати показывают всего пять утра. И только теперь Щербаков понял, что проснулся не от первых лучей солнца, мешавших ему спать, а от женского всхлипывания. И все воспоминания о вчерашнем вечере и ночи вспыхнули в его памяти ослепительным фейерверком и накрыли его с головой. Черт! Вероника…
Он лежал на краю кровати, распахнув глаза и пытаясь ухватить реальность сквозь не отпускавшее его сонное оцепенение. Линейка света от приоткрытых штор мягко играла на зареванном лице девушки.
– Вероника, ты что, не ложилась… не спала?
Вячеслав смотрел на нее, понимая, что он несет полную чушь, что все гораздо сложнее. Он пытался услышать хотя бы намек на мысли Вероники, но ответом ему было лишь молчание. Черт, что же не так? Ведь вчера все было просто супер… Кажется.
– Я не смогла заснуть. – Ее голос был тихим, чуть дрожащим, как будто она еще не справилась с нахлынувшими чувствами. – Ты просто вырубился, и… я не знала, что делать.
Щербаков сел на кровати и, пытаясь скрыть свое смущение и непонимание, двумя руками почесал голову. Что же произошло, ведь она почему-то проревела всю ночь? И это видно по ее раскрасневшемуся, опухшему лицу. Ощущая кожей холодный воздух раннего утра, он зябко передернул плечами. Вячеслав смотрел на Веронику, стараясь понять, а заодно и вспомнить.
– Я хотел, чтобы все было хорошо, Вероника, – пробормотал он, понимая, что опять говорит не то, что нужно. Точнее, не то, чего она ждет от него. Но чего она ждет, что произошло? – Мне казалось… Вчера вечером все было так хорошо. Ты была такой… мы были такими счастливыми.
– Да, счастливыми. – Горькая улыбка скользнула по лицу девушки. – Но… Я не ожидала, что ты просто уснешь сразу после… После этого!
Уснул? Ну да, уснул. Щербаков едва сдержался, чтобы не пожать недоуменно плечами. Он вымотался за те сутки, да еще алкоголь. Естественно, его сморило. Вячеслав потянулся к ней, но Вероника отстранилась, подняв руку.
– Слушай, я… – Он запутался в словах. – Прости. Это не так должно было быть. Все, что произошло между нами, важно для меня. Ты важна для меня, и это… Это было моей ошибкой. Ты просто пойми, что…
Она вздохнула, в ее глазах была видна внутренняя борьба. Наверное, девушка не услышала того, что она должна была, по его мнению, понять. «Как все глупо получилось, – думал Вячеслав. – И все из-за того, что я матерый опер, битый и перебитый жизнью взрослый человек, а она просто девчонка, которая еще сохранила в своей красивой головке романтичность школьницы. А ведь четвертый курс Академии МВД, должна бы повзрослеть. Или я просто ничего не понимаю в женщинах, стараюсь видеть их такими, какими хочу, какими мне удобно их видеть? А они другие, тоньше меня во всем. Меня, такого толстокожего, что я просто не могу понять, что случилось с этой девочкой, которая воспылала ко мне страстью и с которой я переспал в благодарность за это. Нет, чушь и дурь! Она мне нравится, и я с ней поэтому спал. Тронула она меня своей нежностью, своим порывом. Потому что я давно не встречал таких женщин и мне захотелось быть с ней. И я не хочу ее терять, вот что главное. И это ей нужно было говорить, а не нести всякую чушь.
– Я не знала, что ожидать, – буркнула девушка. – Это у меня в первый раз, и я просто… Наверное, хотела больше тепла и понимания. И уважения к себе. Конечно, крутой опер, капитан полиции, а я просто еще никто, так, очередная девочка в его постели.
Щербаков чуть не вспылил, но вовремя остановил себя. А ведь так все и было, очередная. Но сейчас-то он понимал. Нет, не понимал, а точно знал, что эта девочка не очередная, а именно та, которую он ждал, искал. Пережить развод и два расставания после жизни вместе – это кого хочешь заставит усомниться. И вот теперь эта девочка. Мужчина снова попытался дотронуться до руки Вероники, но она снова отстранилась, поджав губки.
– Я действительно сожалею, – вздохнул Вячеслав в лихорадочных поисках выхода из этого неприятного положения. Он смотрел на ее руку, не решаясь снова сделать попытку прикоснуться к ней. Красивая рука, изящная, с тонкими пальцами. Как он вчера целовал эти пальчики, с нежностью целовал, а теперь не может найти подходящих слов. Скотина толстокожая.
– Я знаю – я скотина, – улыбнулся он беспомощно. – Но я это осознал, я все понял и сделаю все, чтобы не повторять этих ошибок. Ты мне очень нужна и просто… Давай будем говорить. Откровенно и честно.
– Откровенно и честно? – повторил она, снова капризно поджала губки и дернула плечом. – Если откровенно и честно, то начальник привел домой влюбленную в него стажерку, трахнул ее и, отвернувшись к стенке, захрапел.
– Вероника. – Щербаков чуть ли не в голос застонал. – Ну все же совсем не так. Ты правда мне нужна, и все, что между нами было, это от симпатии, это все только потому, что мне нужна не любая женщина, не просто женщина, а именно ты, такая вот, какая ты есть.
– Ну вот и докажи это, – вспыхнула девушка и, соскочив с кровати, принялась торопливо одеваться.
– А вот сейчас и докажу, – с энтузиазмом заулыбался Вячеслав, вскакивая с кровати, но тут на тумбочке зазвонил его мобильный телефон.
И на экране высветился номер дежурной части управления. Вероника остановилась у двери и с иронией посмотрела на начальника, ожидая, когда он возьмет телефон. Дежурный велел срочно выезжать в Научный институт физической мезомеханики, в который проникли и где был убит охранник.
…В коридоре лаборатории № 315 Щербакова ждал начальник охраны Бурун и заместитель директора института Агафонов. Скорая уже увезла пострадавшего охранника, который, по счастью, оказался жив, но пока возможности допросить его не было. Вячеслав представился, строго глянул на свою стажерку, которая попыталась пройти в помещение перед ним, и спросил:
– Кто из вас может мне дать краткую картину произошедшего?
– Наверное, я, – пожал плечами Бурун. – Я вообще первый, кто узнал о происшествии, и первым сюда прибыл.
– Близко живете? – тут же задала вопрос Вероника.
Щербаков поморщился, но удержался от замечания стажеру. У него тоже сразу же мелькнула мысль, что начальник охраны неслучайно приехал первым, как будто знал о готовящемся проникновении. Но задавать подобные вопросы вот так в лоб, без подготовки и изучения материалов, не следует. Если Бурун виновен, то к его разоблачению нужно тщательно подготовиться, не пугать его откровенными подозрениями.
– Нет, просто встречал с поезда жену с дочерью. Только привез домой, и сразу же звонок из института.
– Дмитрий Артурович, – обратился Щербаков к Агафонову. – Ради чего стоило вот так проникать в эту лабораторию? Что там ценного и интересного? И кому это может быть интересным? Обычный уличный гопник не полезет. У вас специфическое научное учреждение.
– Да как вам сказать, товарищ капитан, – со вздохом пожал плечами заместитель директора института. – Я даже не знаю, кто бы мог сюда забраться. Наши темы интересны только специалистам. Я бы мог вам попытаться в двух словах объяснить, чем мы занимаемся, но думаю, что вы не поймете. Простите, но вы же не физик.
– А вы попробуйте, – хмыкнул Щербаков.
– Ну что же, – Агафонов улыбнулся, – я попробую, но очень трудно подобрать неспецифические термины, которые соответствовали бы специфическим. Если коротко, то физическая мезомеханика материалов – это научное направление, которое объединяет механику сплошной среды, так сказать, макроуровень, физику пластической деформации – микроуровень и физическое материаловедение. На основе физической мезомеханики мы разрабатываем принципиально новые методы исследований материалов самого различного назначения: конструкционных, инструментальных, материалов для электроники и медицины. Разумеется, есть темы, относящиеся и к оборонному направлению.
– А вот это уже интересно. – Оперативник настороженно посмотрел на Агафонова. – Давайте с вами поступим следующим образом. Я понимаю, что сейчас этим инцидентом займется напрямую ФСБ, но и с нас никто не снимет ответственности за расследование происшествия. И поэтому вы составьте примерный перечень того, что могло заинтересовать злоумышленника. Может быть, драгоценные металлы, сплавы, возможно, деньги в сейфе…
– Какие деньги? – удивился Бурун.
– Ну, это я образно, – улыбнулся Щербаков. – Пытаюсь смоделировать разные ситуации. Например, пятеро сотрудников не получили зарплату по грантам, и деньги до утра сложили в сейф. Ну, и кто-то решил ими завладеть. Это моя фантазия, понимаю, что у вас это все делается совсем иначе, поэтому вы сами постарайтесь подумать, кому и что могло быть интересно в лаборатории № 27. Может, не государственные секреты, а просто бытовая причина. Скопировать с компьютера сотрудницы факты измены с ней мужа другой сотрудницы.
– Да-да, я вас понял, – кивнул Агафонов. – Мы с Буруном займемся этим вопросом.
– Вячеслав Дмитриевич. – Подошедший эксперт не спеша стягивал с руки эластичные перчатки. – Точнее я смогу сказать после исследования замка двери в общий коридор и замка в помещение лаборатории. Но предварительный осмотр подсказывает, что замки не взломаны и отмычками не вскрывались. Скорее всего, открыты родным ключом или хорошо изготовленной копией.
Времени позавтракать все же хватило. Но в половине десятого утра Щербакова вызвал к себе заместитель начальника управления по оперативной работе подполковник Шацкий. Вячеслав вошел в кабинет, когда подполковник разговаривал с кем-то по телефону. Он сделал знак оперативнику, чтобы тот вошел и сел, продолжая давать кому-то односложные ответы.
– Вот что, Слава. – Положив телефон, Щацкий достал платок и вытер высокий лоб с залысинами, которые скоро обещали превратиться в обширную лысину. – Продолжай работу по институту.
– Да? – удивился Щербаков. – Я думал, что уже понаехали товарищи из органов, курирующие такие заведения, забрали дело и велели держать язык за зубами.
– Язык за зубами держать необходимо и без приказа извне, – нахмурился подполковник. – Без напоминаний. Кто понаехал, а кто нет, для тебя это неважно. Материалы я отписал тебе, будешь ежедневно вечером мне отчитываться. Рапорт подшивать о проделанной работе ежедневно помимо других материалов. С органами буду общаться, скорее всего, я, и делиться информацией, которую они запросят, буду тоже я. Ты в это дело не вникай, а разбирайся как обычно. Для тебя неважно, в институт проникли или в столовую. Кстати, звонили из 2-й городской больницы. Охранник пришел в себя, оснований беспокоиться за его жизнь нет. С ним можно поговорить. Так что отправляйся туда прямо сейчас. Зовут охранника Роман Горячев.
– Я в курсе, – кивнул Щербаков.
Это сообщение начальника очень удивило Щербакова. Странное проникновение, которое пытался предотвратить охранник, а значит, свидетель преступления. И такого свидетеля оставили в живых? Почему, что за случайность или неумелые действия преступника? Хотя Вячеслав сталкивался с такими фактами и раньше. Нечасто, но сталкивался. Не всякий «крадун» может убить человека, не каждый преступник способен пойти на «мокруху», как на воровском жаргоне называют убийство. Вор мог и оплошать и ударить не так сильно, как следовало бы. Бурун сказал, что у охранника травма головы, а не ножевое или огнестрельное оружие. Лишний повод для размышлений. Преступник не намеревался убивать или защищаться. Значит, был уверен, что сможет проникнуть в лабораторию безнаказанно? Ясно уже, что это не какой-то матерый вор. Скорее всего, новичок.
– Что сказало начальство, товарищ капитан? – раздался рядом голос Вероники.
– Он отписал дело по институту мне.
– Значит, работаем? – деловито спросила стажер.
– Хорошо, я возьму тебя с собой, – покачал головой Щербаков, все еще чувствуя себя виноватым. – Только смотри, Ника, ни лишнего слова, ни лишнего вопроса. Допрашиваю я, ты только слушаешь ответы и составляешь свое мнение. При свидетеле никаких обсуждений нашего дела и никаких замечаний. Поняла?
– Есть, – скривила губы Вероника. – И куда мы едем?
– Во 2-ю клиническую больницу. Там пришел в себя раненый охранник.
– Ух ты! – У девушки загорелись глаза. – Ну спасибо, что берешь с собой стажера. Я думала, после вчерашнего фиаско…
– Блин, Ника! – Щербаков схватился за голову. – Умоляю, ну хоть не на работе!
– Мне кажется, что если мужчина любит женщину, то он любит ее и на работе, и после работы, – с вызовом заявила девушка. – Жду тебя возле машины.
К счастью, в машине разговор на прежнюю тему не возобновлялся. Может быть, по причине того, что по дороге у Щербакова было три служебных разговора по телефону и мстительная Вероника не мешала ему. Дежурный администратор мельком глянула в удостоверение Щербакова и сразу повела их с Вероникой на третий этаж к палатам. Попросив подождать на стульях в коридоре, она сбегала за лечащим врачом. Такая расторопность женщины вызвала у Щербакова желание искренне ее поблагодарить.
Молодой врач, видимо, араб по национальности, что подтверждал и бейджик, на котором было написано «доктор Аббас», по-русски говорил очень даже хорошо. О состоянии пациента он рассказал быстро в самых простых выражениях. Средней тяжести сотрясение мозга. Если не будет осложнений, то все ограничится головной болью, тошнотой и рвотой. Но это пройдет. А если травмированы какие-то мозговые центры, то могут быть и осложнения. Причем не сразу. Сейчас все это определить еще нельзя. Время покажет. И, несмотря на все опасения и возможный исход лечения, доктор заявил, что через неделю он сможет выписать Горячева домой для продолжения лечения амбулаторно.
– И все-таки, – решил уточнить Щербаков, – каков характер нанесенных Горячеву повреждений?
– Ушиб мягких тканей с их небольшим повреждением в виде ссадин.
– Чем его ударили? – уточнил оперативник, помня о том, что на месте, где охранника оглушили ударом по голове, ничего похожего на орудие преступления найдено не было.
– Ну, не знаю, может, и кирпичом, если его завернули в мягкое полотенце.
– Ломиком, гвоздодером, бейсбольной битой? – начал перечислять Щербаков, довольный тем, что Вероника послушно молчала и не задавала лишних вопросов.
– Нет, от таких узких в профиле предметов были бы другие повреждения, вплоть до перелома костей черепа. Скорее, кирпичом или чем-то плоским, но тяжелым.
…Горячев лежал на боку, потому что на спине ему лежать, видимо, было очень больно. Взгляд у довольно крепкого мужчины лет пятидесяти был скорбный, страдальческий. Щербаков представился, подвинул к кровати белый больничный стул и уселся, доставая из кармана блокнот и ручку.
– Ну а теперь расскажите, Роман Михайлович, что произошло сегодня под утро возле лаборатории № 27, где вас ударили по голове?
– Да что произошло, движение я заметил на камере в коридоре, – не очень громко ответил охранник. – А входная дверь закрыта. Я пошел наверх, смотрю, лифт включен, на четвертый этаж поднялся, судя по табло. Я бегом по лестнице туда, а сам вызываю Буруна. А на этаже я как увидел, что дверь открыта в лабораторный отсек, снова за рацию схватился, и тут меня по башке и огрели.
– И вы не увидели, кто вас ударил? – понимающе кивнул Щербаков.
– Почему не видел, видел, – со злостью пробормотал охранник и положил руку на темя. – Я растянулся на полу, но сознание не сразу потерял или не совсем потерял. Видел, как молодой человек пробежал мимо меня в лабораторию. И лицо знакомое. Сдается мне, что он в нашем институте работает. Высокий такой, волнистые светлые волосы, и весь такой…
– Какой такой? – не выдержал Щербаков. – Рост, фигура, возраст, во что был одет?
Генерал Калачев вышел из здания командного пункта и глянул на часы. Ну, есть время быстро перекусить в офицерской столовой, а потом придется ехать на совещание в город. Но сбыться планам было не суждено. Со стороны узла связи бежал полковник Завьялов. И, судя по тому, как он бежал, случилось что-то неприятное.
– Андрей Васильевич, ЧП, – выпалил спецназовец и только потом на всякий случай оглянулся по сторонам. Он хоть и не был генералом, но и бегающий полковник в мирное время все равно выглядит странно.
– Что? – хмуро спросил Калачев.
– Захват самолета террористами. Вылетел час назад из нашего аэропорта, держа курс на Иркутск. Поступило только сообщение о захвате и предупреждение, что в случае попытки захватить самолет или посадить его они взорвут борт. Самолет изменил курс на юго-юго-восточное направление.
– Только этого нам не хватало. Сообщение пришло по линии ФСБ?
– Так точно. Они проверяют список пассажиров, подготовку к рейсу и тому подобное. Возможно, нас это не коснется, в иркутской бригаде есть спецы по освобождению заложников.
– Хорошо, Михаил Сергеевич, – кивнул генерал. – Держи меня в курсе дела. Если что изменится, сразу сообщи. Звони прямо на совещании. Не нравится мне что-то. Интуиция подсказывает, что не все так просто.
Уехать в Новосибирск на совещание генерал Калачев так и не успел. Его срочно вызвали на узел связи полигона. Там уже его ждал и полковник Завьялов. Бросив на полковника взгляд, говоривший: «Я же предупреждал, что интуиция», Калачев приказал связисту: «Соединяй!»
– Товарищ генерал, приветствую вас! Начальник Управления ФСБ по Новосибирской области Ремезов Сергей Сергеевич. Вы сейчас старший начальник в области по линии спецназа ГРУ, я так понимаю статус этих соревнований на полигоне?
– Правильно, Сергей Сергеевич. Командование округа лишь предоставило нам площадку. Что случилось? История с самолетом, есть новая информация?
– Есть, – после короткой паузы ответил Ремезов. – Я поэтому вам и звоню, что она частично касается и вашего ведомства. – Мы проверили список пассажиров, которые поднялись на борт. Среди них по «военному требованию» летит лейтенант Одинцов. По сведениям военного коменданта, он из спецназа ГРУ, ваш.
Глянув на Завьялова, который слышал разговор, генерал сказал:
– Я передам трубку полковнику Завьялову, который служит в той же бригаде, что и Одинцов.
– Здравия желаю, товарищ генерал, – бодро заговорил Завьялов. – Могу пояснить, что лейтенант Одинцов вчера должен был выписаться из госпиталя и следовать в свою часть в Иркутск. Так он оказался среди пассажиров самолета. К соревнованиям его не допустили, в группе его заменил другой офицер. Еще какая вам нужна информация?
– Эта группа, в которой служит Одинцов, у вас здесь, на соревнованиях? – то ли удивился, то ли обрадовался Ремезов. – Дайте мне генерала Калачева и слушайте наш разговор, товарищ полковник. Это вас тоже будет касаться, поскольку вы старший офицер бригады и знаете бойцов группы.
– Слушаю, Сергей Сергеевич, – снова взял трубку Калачев, а связист протянул Завьялову вторую трубку. – Есть идеи?
– Да, хотелось попросить вас о помощи. Любое спецподразделение ФСБ смогло бы выполнить эту задачу, но вы понимаете, что, не зная маршрута, целей террористов, полноценно провести операцию по захвату сложно. Неизбежны жертвы среди заложников, а допустить этого мы не вправе. В самолете находится ваш офицер. И его непосредственный командир лучше всех знает, как в этой ситуации поведет себя Одинцов, что он может выкинуть, как отреагирует. Нужно совершенно точно знать, понимать его. Он может оказать неоценимую помощь во время операции захвата террористов и освобождения заложников, а может и все испортить из-за своей молодости и горячности.
Калачев взглянул на Завьялова, тот с уверенным видом кивнул, и генерал ответил:
– Мы ручаемся за нашего молодого офицера и качество его подготовки. Но тогда операцию по захвату следует поручить нашей группе. Группе капитана Меркулова.
– Все не так просто, Андрей Васильевич. – Голос начальника управления стал глуше и заметно напряженнее. – Прошлой ночью совершено проникновение в Научно-исследовательский институт физической мезомеханики. Они там занимаются в том числе и оборонной тематикой. Возможно, что есть связь между этим проникновением и захватом самолета. Так ведь проще всего покинуть территорию страны. Институтом параллельно занимаемся мы и уголовный розыск. Оставили бы вы нам своего толкового офицера, который был бы в курсе расследования и на связи с вами. Может быть, придется вносить какие-то срочные корректировки в действия группы захвата. С Генштабом мы этот вариант уже согласовали.
Лицо капитана Меркулова не изменилось, когда его вызвали в штаб и усадили перед генералом Калачевым. Он посмотрел вопросительно на генерала, на полковника Завьялова и стал ждать, что ему скажут. Генералу понравилась выдержка офицера. Завьялов сел напротив капитана и коротко изложил ситуацию и идею ФСБ с участием в захвате подразделения спецназа ГРУ.
– Какой будет реакция Одинцова? – резко спросил Калачев.
– Правильной, – коротко ответил Меркулов.
– Поясните, – так же резко потребовал генерал.
– Правильной – это значит так, как его учили. Он будет наблюдать, не выдавая себя, оценивать ситуацию и силы террористов и планировать освобождение заложников и нейтрализацию террористов. Действовать он будет тогда, когда шансы на успех будут, на его взгляд, максимальными. Или когда не будет иного выхода спасти людей.
– Но он в военной форме, и террористы просто не дадут ему действовать, – недовольно возразил генерал. Он понимал, что вся ответственность за согласие участвовать в этой операции спецназа ГРУ вообще и группы Меркулова в частности сейчас лежит на нем лично.
– Видите ли, Андрей Васильевич, – улыбнулся Завьялов. – Лейтенант летит в гражданской одежде. Это заметил еще и дежурный военный комендант, когда выписывал ему билет по армейским проездным документам. Но Одинцов находится в отпуске по излечению и имеет право не носить в это время военную форму. Так что он в обычной одежде, как и все гражданские.
– Хорошо, вы готовы, Меркулов?
– Так точно. Приказывайте.
– Вам нужно срочно вылететь на перехват самолета с террористами. В месте приземления захватить самолет, спасти пассажиров и по возможности захватить хотя бы часть террористов с тем, чтобы выяснить их предполагавшиеся цели. Остальное придется додумывать прямо здесь и прямо сейчас.
– Где приземлится самолет? – спросил Меркулов.
– Неизвестно, – ответил вместо генерала Завьялов. – Известно только направление, которым он сейчас следует. Юго-юго-восток.
– Количество пассажиров и террористов на борту?
– По посадочной ведомости там шестьдесят семь пассажиров. Сколько из них террористов, пока неизвестно. Экипаж под контролем, на связь террористы выходят в одностороннем порядке. – Полковник вытащил из большой папки карту и разложил ее на столе. – Вот тебе, Антон, для наглядности. Вот маршрут самолета в настоящий момент. Вот в этой точке они изменили курс. Горючего у них хватит на то, чтобы перелететь государственную границу. Китайские пограничники предупреждены, но я думаю, что в Китай самолет не полетит. На борту не дураки, они знают, что наша страна никогда еще не была в таких хороших отношениях с Китаем, как сейчас. Да и вообще, почти весь юго-восток – страны – члены БРИКС или кандидаты в эту организацию.
– Они сядут где-нибудь в глуши и уйдут по тайге, – уверенно заключил Меркулов. – У них нет шансов скрыться за границей, и они даже не будут пытаться сделать это. Я считаю, что они сядут где-то на Алтае. Но надо перестраховаться и выслать еще несколько групп на случай, если самолет сядет в другом месте.
– На большом «живом» аэродроме? – с сомнением покачал головой Калачев.
– Ну, это не «Боинг», это же «Суперджет», ему нужна полоса покороче. Такой самолет можно посадить на кукурузное поле.
– Выясните, какая площадка в Бийске, – ткнул в карту пальцем Меркулов. – Я пошел готовить группу. Михаил Сергеевич, нам нужно снаряжение, патроны, спецсредства, хотя бы две «птички» и сухой паек дней на пять. Я возьму с собой пятнадцать человек.
– Пятнадцать не получится, товарищ капитан, – поднимаясь, тихо сказал Калачев. – Вылетать нужно прямо сейчас, а под рукой у нас маленький самолет, в который мы сможем со снаряжением втиснуть только четверых. Ждать подходящий борт придется не менее двух часов. А у нас нет этих двух часов. С отправкой вам поможет полковник Завьялов, а я пока свяжусь с чекистами, посвящу их в наши планы. Нам приходится держать с ними связь и постоянно консультироваться. Это их идея отправить вашу группу. Михаил Сергеевич вам изложит детали операции.
Меркулов слушал, не прерывая, и про институт, и про позицию ФСБ в этой операции. Когда Завьялов закончил говорить, капитан кивнул:
– Я оставлю Беликова.
– А если он осознал ошибки и готов искупить потом свою ошибку?
– Нет, Михаил Сергеевич, – покачал Меркулов головой. – Ему не доверяют бойцы, а идти в бой с командиром, которому не доверяют бойцы, нельзя. Вы это знаете. Сам Беликов, если все осознал, будет стараться реабилитироваться, будет доказывать свою компетентность и может сгоряча еще больше наломать дров. Я поговорю с лейтенантом и оставлю его здесь. Пусть вместе с полицией и ФСБ разбирается в ситуации и держит связь с вами и со мной. Его оценка спецназовца важна для нас. Полиция не сообразит того, что может ему прийти в голову, он может дать нам дельный совет отсюда. Он будет нашим координатором.