Блюститель. Рассказы, повесть - читать онлайн

Начало оседлой жизни

Девушка словно убегала от кого-то. Она быстро села к Сивкову за стол и притихла. Вагон покачивался, плескались занавески на ветру, позванивала посуда. Девушка коротко взглянула на Сивкова и опустила голову. Он указал пальцем на свое заросшее лицо и спросил:

– Испугались?

– Значит, есть чего пугаться.

– Это потому, что вы не хотите есть. Голодный человек всегда смел.

– Интересно! – она уже не прятала глаз и разглядывала Сивкова.

– Быть голодным – нисколечко. Сытым – намного интереснее.

– И трусливым, выходит, по-вашему?

– Ого, теперь вижу, что вы голодны, даже меня не боитесь.

– Уже нет, хотя вы и страшный.

Подошла официантка.

– Прекрасно! Просто замечательно! Вы любите Иоганна Себастьяна Баха?

Девушка недоуменно приподняла плечи.

– Ну, если вы не знаете, кто такой Иоганн Себастьян Бах, тогда мы будем пить пиво.

– Ешьте больше! – посоветовал Сивков.

– Думаете, подобрею? – усмехнулась девушка.

– Обязательно, и плюс к тому раздобреете.

– Это мне ни к чему.

– Дело вкуса.

– Плохого вкуса.

– Может быть, но все равно ешьте больше, – он разлил пиво по стаканам. – Меня зовут Лева. Пейте пиво и не беспокойтесь, что я расскажу матушке о вашем пьянстве. Я умею хранить чужие тайны. Можете даже поведать о несчастной любви к женатому учителю пения.

– Не нужно.

– Что не нужно? Пиво?

– Не нужно глупых комплиментов. У меня сыну шесть лет, и выгляжу я не моложе своих двадцати шести. Ну а зовут меня Светлана, если вам так хочется познакомиться с кем-нибудь в поезде.

В город они приехали за полночь.

– Куда? – спросила она.

– Попытаюсь в гостиницу, – ответил он.

Она не уходила. Смотрела на него. Пробовала смеяться. Потом тряхнула волосами и, с деланной бесшабашностью, сказала:

– В гостиницу все равно не пробьешься. Поехали ко мне! – и махнула подъезжающему такси.

Разбудили Сивкова рано. Он долго не мог раскрыть глаза, потом удивленно рассматривал обстановку, не совсем понимая, где находится, а когда вспомнил, – захохотал на всю квартиру. Солнечные лучи горизонтально входили в окна, просвечивая насквозь пышные белые волосы, было удивительно, почему они не шевелятся от световых потоков. Уже одетая, подкрашенная и как-то официально красивая, она стояла возле кровати и молчала. Чем громче он хохотал – тем сильнее она сердилась. Увидев, что она собирается уйти, он поймал ее за руку и потащил к себе. «Пусти, дурень, мне же на работу». Тому, что слово «дурень» прозвучало скорее резко, нежели шутливо, он не придал значения. Он хохотал. Он радовался. Легко спрыгнув с кровати, он принялся делать зарядку, демонстрируя сильное прогонистое тело, которому до эталона не хватало разве что ровного пляжного загара. Закончив разминку, он пошел умываться и делал это долго, с громким блаженным урчанием. Потом потребовал «жрать» и, проглотив приготовленную на двоих глазунью, старательно вытер сковородку куском хлеба.

– Ты зачем приехал? – спросила она, вставая из-за стола.

– К тебе.

– Я серьезно.

Он наморщил лоб, словно припоминая, зачем же он действительно приехал.

– Ах вот ты о чем. Прибор посмотреть. Начальник вычитал, что в вашем городе изготовили новый прибор, ну и послал меня на разведку.

– А у вас там все бороды носят?

– Нет, только те, у кого они красивые. Кстати, в городах небритых больше, чем в геологии, геодезии и на флоте вместе взятых.

– И долго ты будешь проверять прибор?

– Долго.

– Это сколько – неделю, месяц?

– Месяц, – соврал он и засмеялся.

Прибор оказался громоздким и капризным. В «домашних условиях» он еще годился, но таскать такую бандуру в поле было бы скучновато. С ним было все ясно. Оставалось выполнить заказы, перечень которых занимал три страницы в записной книжке, и купить билет восвояси.

В гостинице, где ему забронировали номер, о котором он вчера умолчал, Сивкова слегка пожурили за опоздание, но место все-таки нашли. Приходить вечером Светлана не велела и советовала отоспаться. Укладываясь, он с тоской вспомнил ее совет, однако уснул, не успев помечтать о новом свидании. Зато на другой день подъехал на полчаса раньше условленного.

Света открыла сразу, словно ждала его возле двери. Он с удовольствием отметил и то, что она одета не по-домашнему: выходное платье, лакированные туфли, тщательная прическа. Но безразличное выражение лица заставило его задержаться на пороге. Не отпуская дверной ручки, он внимательно посмотрел на хозяйку и дождался, когда она заметит и поймет его взгляд.

– Я только что пришла с работы. Устала. Сивков нагнулся, чтобы разуться.

– Не надо. Во что я тебя переобую, Викторовых тапок тебе на полноги не хватит.

– Ничего, я в носках. Они, кстати, без дырок.

Света провела его в комнату и усадила в кресло к журнальному столику, а когда он достал вино, – молча принесла фужеры и яблоки.

– Здорово!

– Мы же здоровались.

– Здорово еще раз.

– Ну, если тебе так хочется, здравствуй.

И снова замолчали. Он указал ей на рюмку и поднял свою. Он выпил. Она – подержала и поставила. Он налил себе еще раз и выпил, уже не приглашая ее. На улице темнело. Он подошел к окну и долго стоял спиной к ней. Она продолжала молчать. Он снял со стены гитару.

– Играешь?

– Нет, это Виктора.

– Хочешь песенку?

Она дернула плечиком, словно от холода. Жест, наверное, должен был означать, что ей все равно. Сивков немного помедлил, затем щипнул струну, прислушался к звуку, щипнул вторую и стал наигрывать простенькую мелодию, а потом вполголоса запел:

– Клячкин?

– Нет, какой-то парень из дружественной организации – то ли геолог, то ли наладчик, а что, нравится?

– Что-то есть.

– Иди ко мне? – он хлопнул рукой по своему колену.

Она подошла. Села. Обняла его за шею, даже не обняла, а просто положила руку на плечо. Сивков ткнулся губами в ее щеку. Она отстранилась, потом встала и включила проигрыватель, а возвратилась уже в свое кресло. Пластинка играла долго, а когда она кончилась, Света встала и передвинула головку снова на край диска. Тогда он тоже встал и выключил проигрыватель.

– Светленькая, что с тобой?

– Не могу. Не могу, как ты, – приехал, побаловался, уехал. Боюсь привыкнуть. Зачем это мне? Через пять дней ты уедешь, а мне что прикажешь делать? Отвыкать? Привыкать к другому?

– Подожди…

– Что ждать? Когда раздобришься и позовешь отдыхать на юг? Мне этого мало! Понимаешь, ма-ло! – потом совершенно другим тоном: – Нет, ты не думай, я от тебя ничего не требую, да и как я могу требовать. Кто я – брошенная женщина. Пусть я сама выгнала его. Выгнала, потому что не любила. Но все равно, в твоих глазах я – брошенная женщина, и притом очень доступная. Ты можешь думать обо мне как угодно, это твое дело, но нам лучше расстаться.

– Подожди.

– Только не упрашивай и ничего не обещай. Я не люблю таких мужчин. Они напоминают мне мужа, а я не хочу о нем вспоминать, я вычеркнула его из памяти.

Она долго не могла достать сигарету, потом долго мучила зажигалку и наконец поднесла ее к фильтру. Сивков резко задул пламя и, перегнувшись через стол, отобрал сигарету.

– Светленькая, не надо нервничать. Ты просто устала. Она всхлипнула. Сивков осторожно погладил ее волосы, потом поднял на руки и долго носил по комнате, укачивая, как ребенка.

Он уезжал через три дня, рано утром. Света его не провожала. На платформе рябили многочисленные лужицы. С крыш вагонов капало. В тамбуре наследили, и проводница ворчала.

Этот дождь он привез с собой. Лил целую неделю. Работы в поле пришлось прервать, а людей отпустить в отгулы.

На потолке комнаты приезжих образовалось большое серое пятно с желтыми краями. Он уже несколько раз просыпался, но, увидев пятно, снова закрывал глаза. Около пяти он пересилил себя и встал. Сосед Гошка ушел на рыбалку в его сапогах, гошкины были дырявые и на два размера меньше. В комнате стоял сырой и тяжелый дух. Он посмотрел на тарелку, заваленную окурками, но не тронул ее и вышел на улицу. От чистого, промытого воздуха закружилась голова. Тучи разогнало, и небо слепило непривычной синевой. На тротуары уже натащили грязи. То прижимаясь к забору, то прыгая с доски на доску, он добрался до столовой. После двадцатичасовой игры в преферанс и нескольких бутылок «Гратиешти», которое он разбавлял крепким чаем, аппетита не было. Торопливо, без хлеба, вычерпав из рассольника жижицу и поковыряв котлету, он подошел к буфетчице и велел ей передать рабочим, чтобы завтра выходили. Тоська попробовала сделать непонимающее лицо, но Сивков погрозил ей пальцем и отвернулся. В клубе шел старый фильм. На двери бильярдной висел большой зеленый замок. Возвращаясь домой, сколько ни прыгал, сколько ни старался выбирать места почище, – все равно устряпал брюки по колено. После улицы воздух в комнате казался еще тяжелей. Он хотел разуться, но увидел на полу ошметья засохшей грязи и пошел прямо в ботинках. Снова попалась на глаза тарелка-пепельница. Он уже собрался идти к хозяйке за веником, но вернулся Гошка. Лицо у него было виноватое. Он мялся возле двери и рассеянно улыбался.

– Понимаешь, старик…

– Ладно, только свои заклеить пора.

– Да, конечно, обязательно, завтра заклею, понимаешь, такое дело…

Сивков увидел его бегающие, блестящие глазки и все понял.

– Иди к черту! Надоело, никуда я не пойду!

– Левчик, это не по-мужски. Когда тебе нужно было, я же не рассуждал. Понимаешь, мокро везде.

Сивков стал молча переобуваться, а уже с порога брезгливо посмотрел на стол и растерзанные кровати.

– Приберись хоть перед тем, как бабу приводить.

– Сама приберется. Ты не беспокойся, в двенадцать ноль-ноль все здесь будет, как в детском садике.

Девица сидела на самом краешке скамейки и смотрела на дверь дома приезжих. Сивков видел ее впервые, но торопливо прошел мимо, даже любопытства не появилось.

По дороге в клуб, за одной из оград, он увидел белую гору березовых чурбаков и женщину с колуном возле нее.

– Работника не нужно?

– Хитрый Митрий.

– Серьезно, очень хочется дров поколоть.

– Всем вам хочется.

Кончилось лето.

Сивков приехал не предупреждая. Подергал запертую дверь и начал писать записку.

– Ой, Лева! Левушка!

Света бросила сумочку и повисла у него на шее. Сначала они целовались на лестничной площадке, потом – в комнате.

– Подожди, – шептала она, вырываясь и смеясь. – Я же Игорешку от мамы взяла, ты пока раздевайся, а я пойду соседку попрошу, чтобы она его у себя оставила, она поймет, я этим не злоупотребляю, только если в театр с приятельницей соберусь.

– Зачем соседей привлекать к семейной жизни, пусть Игорешка идет сюда, я ему игрушку привез, конструктор.

– Нет, я не хочу, чтобы он видел, он уже большой.

– Тем лучше, значит, быстрее поймет, я же навсегда приехал.

– Уже рассчитался, могу и трудовую показать – сплошные благодарности! – и он полез во внутренний карман за документами. – Решил начать оседлую жизнь и по этому случаю прошу тебя взвалить на свои красивые плечи функции моей жены.

– Так вот сразу… Даже не знаю.

– А чего раздумывать. Веди Игоря, и будем знакомиться.

– Нет, давай лучше завтра. Подожди, к соседке сбегаю, я быстро. – Не похожая на себя, излишне торопливо – то ли по-детски, то ли по-старушечьи – она выскочила в коридор. Сивков прошел в комнату, опустился в кресло и закрыл глаза. Поскрипывала непритворенная дверь. С лестничных маршей доносились чьи-то шаркающие и редкие шаги. Света долго не шла, и ему показалось, что он может заснуть в кресле. Вернулась она с мороженой курицей в руках.

– В обмен на Игоря?

– Да вот попросила, и сама не знаю – зачем. Наверное, хочу похвастаться кулинарными талантами.

Пока она готовилась к демонстрации этих талантов, Сивков незаметно вывернул пробку. Света растерялась.

– Что же делать? – спросила она, прижимаясь к Сивкову.

– То, что делают все влюбленные.

– Холодильник разморозится.

– Ах да, холодильник…

Извлеченный из чемодана «конструктор» лежал под одеялом на детской кроватке. Утром Света отвела Игорешку в садик прямо от соседки. Сивков видел их только из окна. И теперь, дотерпев до половины шестого, то и дело поглядывал на улицу. А когда увидел красивую стройную блондинку в красном плаще и мальчика в красной курточке – залюбовался. Мальчик все время забегал вперед и нетерпеливо поджидал медлительную маму, а дождавшись, цеплялся за руку и тянул за собой. Мама наклонялась и что-то объясняла ему. У Сивкова вспотели ладони. Он пошел на кухню и вымыл руки с мылом, а потом долго держал их под холодной водой и ждал звонка. Прямо с порога мальчик сказал: «Здравствуйте», – и замолчал. Сивков протянул ему руку. Мальчик подал крохотную ладошку.

– А я знаю, что тебя зовут Игорь.

Мальчик сказал «спасибо» и стал снимать курточку. Мама ему не помогала. Сивков поманил его, и ребенок пошел за ним. Мама тоже собралась было полюбопытствовать, но он сделал ей знак рукой.

Его подарку Игорь не обрадовался, и только тогда Сивков обратил внимание на семейство кукол в углу.

– У Максимкиного брата такой есть, он из него подъемный кран делает.

– Мы тоже сделаем подъемный кран и самолет, если надо, сумеем. А винтовку ты видел когда-нибудь?

Мальчик недоверчиво посмотрел на него. Сивков сделал обиженное лицо и велел подождать. Вернулся он с длинным брезентовым свертком. Игорешка оставался равнодушным, пока не увидел разобранную пневматическую винтовку, а когда Сивков собрал ее и сделал первый, холостой, выстрел, – мальчишка уже не мог оторвать глаз от неигрушечного ружья. Счастливый, он качал его на руках, словно куклу. Сивков приложил палец к губам, прикрыл поплотнее дверь и, разжевав кусок газеты, сделал пульку. Долго не могли выбрать мишень. Переговаривались шепотом. Остановились на коробке из-под кубиков. Пока Сивков прицеливался, мальчик зажимал уши и втягивал голову в плечи, а когда коробка подпрыгнула, он радостно вскрикнул и побежал осматривать ее. В комнату постучались. Игорешка заговорщически показал на винтовку. Сивков быстро сунул ее под одеяло, и они оба уселись на кровать.

– Ну, как вы? – спросила мать, когда ребенок уснул.

– Нормально, хороший мужик, толк выйдет.

– А я вот чего нашла около твоего чемодана, – она протянула черный конверт. – Я даже не подозревала, что ты такой фотогеничный. Подари мне ту, на которой ты в тельняшке?

– Зачем тебе фотография, когда я рядышком в натуре. Хочешь, тельняшку одену.

– Надену.

– Что надену?

– Тельняшку надевают, а человека одевают. Да, совсем забыла: у нас в субботу гости будут, приятельница напросилась. Они очень славные, интеллектуалы, особенно муж.

– А я хотел тебя на природу вывезти.

– Миленький, это же не последняя наша суббота.

– А вот еще про браконьера, – просила Света и загадочно улыбалась гостям, приглашая послушать нечто небывалое.

И Сивков повторял для гостей истории, день или два назад рассказанные Свете. Внимание слушателей не ослабевало. Несколько раз, под различными предлогами, Света заставляла его вставать из-за стола, чтобы гости лишний раз увидели, какой он большой и сильный. И приятельница, посмотрев на его огромный кулак, всплеснула ручонками от восторга и от ужаса одновременно.

А когда Света посчитала, что экзотики уже достаточно, и перешла к своим городским проблемам, то про Сивкова словно забыли. С удивлением он узнал, что муж приятельницы работает в библиотеке. И скрыть удивления не смог. Муж сконфузился и объяснил, что у них работают не только библиотекари. Разговор за столом сразу скис. Сивков зачастил с тостами, а Света после каждого из них незаметно толкала его ногой. Потом она сняла со стены гитару и сказала, что Лев немного поет. Приятельница с мужем начали усаживаться поудобнее.

– Клячкин? – спросила приятельница.

– Это Левин друг написал.

– Не друг, а парень из дружественной организации.

– Сколько бардов развелось в России, – ухмыльнулся муж.

– Не иронизируй, – вступилась приятельница. – Ну, грубовато немного, дилетантски, конечно, но в духе настоящих мужчин. Тебе этого не понять.

Когда гости ушли, Света сразу принялась мыть посуду. Тарелки громко стучали друг о друга.

– Ты что, расстроилась?

– Пить нужно меньше.

– Да что мы выпили – слону дробина.

– Вот именно – слону. Ты понимаешь, что это интеллигентные люди, а ты со своим блатным жаргоном. Библиотекаря нашел!

– Зачем ссориться? Я ничего не имею против твоих друзей, а тебя люблю. Хочешь, бороду сброю?

– Сбрею. Бороду бреют, а не броют. Но тебе не идет без бороды.

– Ты же не видела.

– Нет уж, оставайся таким, какой есть.

Осенний лес «шел» Светлане. Осиновые листья были одного цвета с ее костюмом, а березовые – с волосами. Сивков специально приотстал, чтобы полюбоваться со стороны. А Игорешке листья казались бабочками. Он гонялся за ними, радостно визжал, спотыкался, падал и не плакал. На берегу реки Сивков принялся обучать их стрельбе. Игорешка не попадал в цель, но хлопок выстрела и легкая отдача в плечо приводили его в восторг. Мама отнимала у него «игрушку» и целилась сама, а когда, после первых промахов, сбила подряд кусок бересты и спичечный коробок, – радовалась громче ребенка. Обедали у костра. Пекли картошку. Ели ее, пачкая обугленной кожурой губы и щеки, и смеялись друг над другом. Потом собирали букеты из веточек и травы. Самый красивый получился у женщины. В нем угадывались и тонкий вкус, и чувство меры и цвета, и даже какая-то композиция. Оба мужчины признали ее победительницей. Она благодарно улыбалась и, не стесняясь сына, крепко целовала Сивкова и шептала, что он ей открыл глаза на природу, и просила подарить осенний лес. В электричке и мать, и сын прильнули к Сивкову и не просыпались до самой станции. Он слушал их ровное дыхание и боялся пошевелить затекшей рукой.

Таксист лихо затормозил возле подъезда ЗАГСа.

– Не уезжайте, мы через минуточку, – предупредила Светлана. Сивков вопросительно посмотрел на нее. Таксист – на Сивкова.

– Зачем разводить бюрократию, заполним бланки – и домой.

Сивков отдал деньги и захлопнул дверцу. Света хотела что-то сказать, но такси тронулось.

– Зря, теперь новое ловить придется.

– Поймаем.

Они оказались единственными посетителями. За столом сидела пожилая женщина с красивым и очень добрым лицом. Здороваясь, она привстала и улыбнулась. Когда Сивков протянул документы, она предложила им сесть и ничего больше не спрашивала. Сивков заметил, что на ногах у женщины самодельные домашние тапочки на войлочной подошве и с меховыми отворотами. Там же, под столом, стояли туфли.

– Светленькая, тебе понравилась эта женщина? – спросил он уже на улице. – Я как будто дома побывал, у матери.

– Разжиревшая старуха, которой хочется выглядеть моложе.

– Ты видела, что у нее на ногах?

– Импортное?

– Импортное. Сама ты импортная.

– Что с тобой?

– Да так, ничего. Все нормально. Через месяц мы будем законными супругами. Ты родишь мне сына, и мы назовем его Мишкой. Михаил Львович – звучит?

– Тебя послушать – это верх удовольствия. Попробовал бы один из вас. Ты, наверное, хочешь, чтобы я разжирела, как свинья.

– Тебе можно.

– Полные и многодетные сейчас не в моде.

Сивков посмотрел на нее. Лицо у Светы было серьезным.

– Ну знаешь! – он поперхнулся. – С каких это пор дети стали продуктом моды. Бог с ней, пусть она властвует над вашими тряпками, одевайте свои «мини» или «макси», чего хочете, но душу ведь нельзя укоротить или удлинить в зависимости от моды.

– Надевайте и хотите!

– Что хотите?

– Надо говорить грамотно. И вообще, что ты разбушевался? Жизнь покажет.

Возле дома они увидели Игоря, он что-то объяснял своему другу Максимке.

– Он большой-большой, – Игорь встал на лавочку и вытянул руку. – Даже больше еще. А борода у него, как у Деда Мороза, только черная, потому что сейчас осень, а когда на праздник елку принесут, она у него белой будет. Он за мной вчера в садик приходил. Марина Михайловна не хотела меня отпускать, а когда я сказал, что это мой новый папа, – сразу отпустила. А в лесу он мне из ружья выстрелить давал.

– Врешь!

– Не веришь? Тебе просто завидно, что у тебя нет нового папы. Дядя Лева меня весной на рыбалку на настоящую возьмет.

Сивков крепко обнял Свету. Игорь увидел их и радостно побежал навстречу, не оглядываясь на дружка.

Гостей на свой маленький праздник решили не звать.

После ужина Света уложила сына, и они сели играть в подкидного. Сивков попытался заглянуть в ее карты и вдруг увидел, что Игорешка стоит в дверях и целится в них. Он не успел подумать, что винтовка не заряжена, что ребенку просто не хватит сил взвести курок. Опрокинув стул, он прыгнул навстречу Игорешке и, когда винтовка валялась на полу, в запале шлепнул мальчишку по попе. Пока Игорешка соображал – плакать ему или радоваться, что так здорово напугал взрослых, Сивков самодовольно отметил, как лихо и непринужденно у него получилось: не раздумывая, шлепнул нашкодившего пацана, словно своего собственного. И так радостно ему стало, до того родным сделался Игорешка…

Он даже не подозревал, что голос у Светы может быть таким визгливым:

– Как ты посмел?

Захныкал Игорь.

– Думаешь, если у ребенка нет отца, то с ним можно не церемониться?

Игорешка уже не хныкал, а орал на всю квартиру. Света подхватила его на руки и хлопнула дверью маленькой комнаты.

Сивков присел к столу и застыл, уставясь в одну точку.

Когда он оглянулся, свет в спальне уже не горел. Он встал, подобрал винтовку и повесил на гвоздь, который Светлана вбила для нее рядом с гитарой. Карты по-прежнему лежали четырьмя кучками: шесть штук его, шесть ее, отбой и наполовину разобранная колода с трефовым тузом внизу. Он собрал карты и лег на диван, но уснуть долго не мог.

Его разбудило позднее осеннее солнце. Сивков испуганно вскочил и чуть не запнулся – на полу стоял чемодан, с которым он приехал. Белье и рубашки лежали стопкой на столе. Светлана уже ушла на работу. Сивков поднял чемодан и сказал:

– Ваш тонкий намек понял.

Пока он укладывал вещи, винтовка несколько раз попадалась на глаза, но он все тянул с ее упаковкой. Она так и осталась висеть.

Ближайший поезд отправлялся вечером. С полчаса он мерил шагами перрон, потом вышел на троллейбусную остановку, доехал до кинотеатра, посмотрел подряд два фильма, посмотрел бы и три, если бы следующий кинотеатр был не так далеко.

Около вокзала его ждала Света.

– Лева, я вчера погорячилась.

– А сегодня?

– Что сегодня? Ну дура, что ты хочешь от глупой женщины.

Сивков увидел свободную скамейку и пошел к ней. Они сели. Рука Светы неуверенно коснулась его колена. Он накрыл ее своей ладонью и крепко сжал.

– А я смотрю: тебя нет. Только винтовку снять забыл.

– Игорю оставил.

– Левушка, ну нельзя же так из-за пустяков. В конце концов, я имею право, это мой ребенок, я его родила, я его воспитала, я даже родному отцу не позволяла…

Сивков поднялся. По вокзальным часам до отхода поезда оставалось десять минут. И он побежал в кассу.

1977