В Центре судебно-медицинской экспертизы Гурова ждали. На входе он предъявил удостоверение, и его тут же провели в отдельную комнату на первом этаже и попросили подождать. Судя по всему, это была комната как раз для встреч с посетителями, представителями других организаций, совещаний. Длинный стол с креслами, два окна, кондиционер, кулер в углу. Через пять минут в комнату заглянула молодая женщина и предложила принести кофе или чаю. Гуров поблагодарил улыбчивую женщину, отрицательно покачал головой и многозначительно постучал пальцем по наручным часам.
– Да, да! – улыбнулась она еще радушнее. – Сергей Сергеевич уже спускается к вам.
«Умеют тут подбирать кадры, – мысленно усмехнулся Лев. – Именно такую, обаятельную и улыбчивую, надо к гостям выпускать. Все раздражение, весь негатив, который копился в душе, как рукой снимет». Дверь распахнулась, и вошел невысокий пожилой человек с седыми волосами. Мужчине было около шестидесяти, он странно горбился, и из-за этого получалось, что он смотрит на другого человека как-то особенно хитро. Однако рукопожатие оказалось сильным и уверенным.
– Здравствуйте! Прошу прощения, что заставил ждать. Начальство, а ему не прикажешь. Задержали. Меня зовут Сергей Сергеевич Васильев. Я… – Мужчина помедлил, потом сделал неопределенный жест рукой. – Ну, не важно, главное, что я два года назад проводил вскрытие тела гражданина Кириллова Олега Владимировича, о котором вы спрашивали. Да вы садитесь, садитесь!
– Вы с собой материалы не принесли? – удивился Гуров.
– Ну, так вам же информация нужна из первых рук, а если документ нужен, так за сегодня я составлю ответ по всем параметрам, из того списка, что вас интересует. Спрашивайте!
– Вы правы, – кивнул Лев, которого подкупил деловой тон медика. – Сейчас важнее услышать ваше мнение, а официальный ответ можно и потом.
– Тем более что ничего нового в официальном ответе не будет, – хмыкнул Васильев. – Значит, возобновить дело хотят? Новые обстоятельства открылись?
– Пока неясно, Сергей Сергеевич, – честно ответил Лев. – Решения о возобновлении нет. И будет ли, тоже пока неизвестно. Просто кое-какая связь просматривается, вот я и решил к вам обратиться.
– Ну, что же. – Васильев деловито сложил руки на столе и заговорил: – Смерть Кириллова наступила в районе полуночи от двух ножевых ранений в область левого легкого. Тело было обнаружено недалеко от проходной агрохолдинга в поселке Демидово, где и располагалась администрация холдинга, в котором работал Кириллов, а также основное производство. Смерть констатировала бригада «Скорой помощи», которую вызвали полицейские, прибывшие на место. Потом тело доставили к нам.
– Я познакомлюсь с материалами дела и протоколом осмотра места происшествия. А вы мне расскажите подробнее, что удалось установить вам. И, самое главное, все до мелочей, даже то, что не вошло в акт вскрытия.
– Хорошо, – кивнул Васильев. – Ранения были нанесены, как мне кажется, охотничьим оружием. Небольшой охотничий нож. Не столько предназначенный для охоты на большого зверя или разделки добычи, сколько для антуража охотника или, как говорит современная молодежь, – для понтов. Есть такие небольшие ножи, продаются в специализированных магазинах охотничьих принадлежностей и одежды. Частенько такие ножи еще делают мастера-кустари и продают на рынках. Микроскопические частички металла в ране остались, а это значит, что клинок затачивался вручную, а не способом ковки. Он шлифовался абразивными материалами непрофессионального оборудования. Оборудования на бытовом уровне. А рукоятка, я полагаю, была обшита куском шкуры молодого оленя. Шкура плохо выделана или давно хранилась в неподходящих условиях: шерстинки сыпались.
– То есть дешевый, сделанный из низкокачественных материалов нож?
– Я бы сказал – обычный нож. Кроме обычных ножей есть еще хорошие ножи, профессиональные ножи, эксклюзивные. А этот просто нож. Теперь что касается способа нанесения удара. Удар был нанесен спереди и прямо. Можно предположить, что убийца был чуть ниже ростом, чем Кириллов. Один удар – ближе к сердцу, на глубину 14 сантиметров, второй – чуть дальше и на глубину всего 8 сантиметров.
– Почему вы решили, что глубже оказался именно первый удар? Может, первым был неглубокий.
– Приятно работать с профессионалами, – улыбнулся Васильев. – Мне нравятся ваши вопросы. Вы уже картинку рисуете у себя в голове. Именно первый удар был глубже, потому что в первой ране мы обнаружили микроскопические частички ткани тонкой летней куртки, хлопчатобумажной ткани рубашки и несколько таких же микроскопических осколков пуговицы. Лезвие ножа разбило пуговицу на рубашке. Во второй ране тоже присутствуют частички пуговицы. Они идентичны. Но вторая рана была в стороне от пуговиц.
– Убедительно, – согласился Гуров. – Первая рана – на всю глубину лезвия или почти на всю, а вторая – нет. Что-то помешало нанести хороший удар. Может, сам Кириллов успел, теряя сознание, вскинуть руку, отшатнуться. Но тогда получается, что первый удар был нанесен неожиданно для жертвы. Об этом стоит подумать. Скажите еще, Сергей Сергеевич, вам что-то показалось необычным в этом случае?
– Мелькнула у меня в самом начале мысль, что удары нанес профессионал. Бывший или действующий спецназовец, кто-то из бывших или действующих сотрудников спецслужб, кого обучали ножевому бою.
– А почему вы так решили? – насторожился Лев.
– Удары не нанесены в сердце. В легкое бьют обученные люди, когда нужна гарантия, что жертва не крикнет перед смертью.
– Откуда у вас такие познания? Консультировались со специалистами?
– Подполковник медицинской службы в отставке Васильев к вашим услугам, – снова улыбнулся одними уголками рта Сергей Сергеевич. – Двадцать лет в военной хирургии, в том числе и в горячих точках. Это здесь я – осел, так сказать, на спокойной работе. Руковожу отделением. Ну, и самому иногда приходится, когда большая запарка, заниматься вскрытием.
– Тогда мне просто повезло, что вы занимались вскрытием тела Кириллова. Что-то еще было важное, интересное или непонятное?
– Было. Веревка на шее.
– Веревка? – ошарашенно посмотрел на врача Гуров. – Странно, но в протоколе осмотра места происшествия нет ни слова о веревке на шее жертвы.
– Да, не записали. Мне потом об этом оперативник рассказал, который со следователем выезжал туда. Он и веревку мне передал. Она, кстати, не в вещдоках следственного управления хранится, а у нас в материалах изучения.
– Кто? Фамилию помните?
– Да, молоденький такой, старший лейтенант. Старательный очень. Из районного отделения полиции, кажется. Саша Соболев его зовут. Я его тогда подробно расспрашивал. Честно говоря, надеялся, что он раскрутит это дело со следователем. Но все пошло прахом. Так вот, про веревку. Она лежала недалеко от тела. Соболев заметил, что тело тащили за кусты, волоком тащили. Судя по положению тела, тащили за левую руку и воротник куртки. Но на шее есть ссадина круговой формы. Потом уже, когда начались трупные изменения, стала заметна полоса на горле. А Сашка еще тогда предположил, что на шею убитого Кириллова накинули веревочную петлю и пытались именно за нее тащить, но быстро поняли, что из этого ничего не получится.
– Странно, – пробормотал Лев. – Убить человека двумя ударами ножа в грудь, а потом накинуть веревку ему на шею и тащить? Что за фантазия? Я ничего подобного не припоминаю. Похоже на какой-то ритуал непонятный. Или действовал какой-нибудь шизофреник?
– Я далек от психиатрии, но в институте, конечно, азы нам всем давали. Да, на шизофрению похоже. А еще на «белую горячку». Только вот ни шизофреник, ни алкоголик, к которому пришла, как говорится, «белочка», неспособны планировать преступление.
– А оно планировалось?
– Не знаю, но думаю, что Кириллова долго караулили, а когда он вышел к своей машине из ворот, на него напали. Было это поздно вечером, почти ночью. Поговорите лучше с Соболевым. А что касается подготовки, я вам скажу следующее. Веревка сохранила сгибы от долгого хранения. Понимаете, петлю сделали, потом свернули веревку с петлей, и она долго лежала. Может, ведро с картошкой из погреба поднимать собирались, а может, и душить, не знаю, но петлю готовили заранее.
– Хм, – покачал головой Лев. – Два удара ножом в грудь, потом петлю на шею и тащить. Этот человек ненавидел Кириллова, иначе и не объяснишь его поступки. Странно даже для шизофреника, как мне кажется.
– Не странно, например, для каннибала, – вдруг сказал Васильев. – Помню подобный случай. Приступник со своими жертвами обращался, как с обычным мясом.
– Но реальных признаков того, что убийца был каннибалом, вы ведь тогда не нашли?
– Нет. Просто вспомнилось, раз уж мы с вами начали теоретизировать, – пояснил Васильев.
Когда Гуров позвонил Крячко, чтобы узнать, как у него продвигаются дела в Демидове, то, к своему великому изумлению, услышал, что вместе со следователем в агрохолдинге по делу Аграновича работает местный оперативник Соболев.
– Его зовут Александр? – на всякий случай спросил Лев.
– Да, толковый, старательный паренек, – подтвердил Крячко. – И уже старший лейтенант. А ты что, знаешь его?
– Не хочу спугнуть удачу, но именно Соболев работал два года назад по делу об убийстве Кириллова.
– Ух, ты! – обрадовался Крячко. – Удача в руки плывет. Всегда и во все времена опера знали больше, чем следователи, просто не все их знания к делу можно пришить. Оперативные данные – это не доказательства, а основание для размышлений. Надо паренька потрясти! Я сегодня же…
– Нет, подожди, Стас, – остановил его Гуров. – Я еще раз посмотрю то уголовное дело, в нем много недоработок. Надо перечень вопросов к этому оперу для себя составить.
– А следователь?
– Ее нам не достать, хотя, в принципе, попытаться связаться с ней можно. Она год назад вышла замуж, оставила службу и уехала с мужем в Канаду. Не думаю, что у нас получится продуктивный разговор. Даже если руководство и разрешит командировку на другой континент.
В Демидово Гуров приехал к вечеру. Крячко встретил его у ворот предприятия, пожал руку и повел к проходной.
– Ты знаешь, солидная контора! Мне, вообще, их завод понравился. Все чисто, стерильно, новое оборудование, несколько производственных линий. Они и сыры делают, и масло, и творог. Заключают договора с фермерами на поставки молока. И народ, как я понял, работой здесь доволен. Зарплаты хорошие, у каждого приличный соцпакет. В этом году направили за счет предприятия двоих своих молодых сотрудников учиться на технологов.
– Соболев здесь? – перебил его Лев.
– Да, им там со следователем для работы комнату выделили. Я попросил задержаться, но не сказал, для чего. Сидит ждет.
Они поднялись на второй этаж административного корпуса. Комната оказалась в самом конце коридора. В здании было тихо. Некоторые производственные цеха работали круглосуточно, по крайней мере, во многих находились сотрудники, которые следили за технологическими процессами. Но в административном здании было пусто в этот поздний час. Распахнув дверь, Крячко пропустил Гурова в комнату и вошел следом.
За столом сидел молодой человек в джинсах и тонком джемпере. Короткие волосы непослушно топорщились на затылке, и сразу возникала мысль, что румянец на полных щеках оперативника был как раз из-за этого – стеснялся парень. Был он весь какой-то подчеркнуто серьезный. Гуров сразу отогнал от себя эти мысли, помня, что Соболев, несмотря на свою внешность старательного школьного отличника, был все же оперативником уголовного розыска, работал в этой структуре не первый год, и работал успешно. Повышение звания светит не всем, если ты не заслужил этого профессиональным мастерством.
– Здравствуйте, – громко произнес Лев, протягивая молодому человеку руку. – Полковник Гуров, Главное управление уголовного розыска МВД.
– Здравствуйте! – Соболев с готовностью подскочил со стула и пожал протянутую ему руку.
– Да вы садитесь, садитесь, – кивнул Гуров и сам сел на стул напротив оперативника. – Нам нужно с вами поговорить, Соболев. Поговорить как коллеги. Дело, которым мы занимаемся, очень тесно переплетается с вашей работой по делу убийства Аграновича. Собственно, и убийство директора агрохолдинга тоже на нашем контроле, как вам уже, наверное, разъяснил Станислав Васильевич.
– Да, конечно. – Оперативник сделал очень серьезное лицо и, взяв со стола авторучку, стиснул ее в пальцах.
«Волнуется парень, – подумал Гуров. – Не каждый день с полковниками из МВД общается. А теперь еще понял, что причастен к расследованию такого важного дела, которым заинтересовался Главк. Ничего, это полезное волнение. Я тоже перед полковниками и генералами в молодости немного терялся, несмотря на то, что мой отец был генералом милиции».
– Скажите, Александр, вам не вспоминается в связи с убийством Аграновича другая смерть, которая произошла два года назад недалеко отсюда? Прямо за воротами территории предприятия?
– За воротами? – Соболев внимательно посмотрел на Гурова. – Да, я сразу вспомнил тот случай, когда был убит начальник службы безопасности предприятия. Кириллов, кажется. Я тогда тоже вместе со следователем работал по этому делу. Агрохолдинг расположен на моей оперативной зоне, вот и…
– И ты доложил следователю Измайловой о своих воспоминаниях и довел до нее свои соображения, – продолжил за него Крячко.
– Да, я высказал ей свое мнение, но Екатерина Михайловна решила иначе. Она считала, что связь слишком сложная и нереальная – два года прошло. Что надо досконально разобраться с этим преступлением, а если появится связь с прошлым, вот тогда придется и его изучать.
– Ясно, – усмехнулся Стас. – Значит, Екатерине Михайловне ничего пока не видится. Ладно. Она следователь-то толковая?
– Очень толковая, несмотря на молодость. Она расследовала такие дела, что…
– Стоп, стоп! – поднял руку Гуров и, бросив взгляд на Крячко, чуть осуждающе покачал головой.
Парень так яро стал защищать следователя, что невольно закралось подозрение: или у них с Измайловой сложились личные отношения, или Соболев влюблен в женщину, и она для него самая лучшая. Крячко поймал взгляд напарника и с усмешкой кивнул. Гуров начал задавать вопросы, стараясь формулировать их коротко и четко. Так проще вернуть разговор с оперативником в рабочее русло и помочь ему сосредоточиться. Описание места преступления Лев видел, положение тела, относительно местности, тоже видел на схеме. Сейчас его интересовало то, что не вошло в протокол осмотра места преступления.
– Вы уверены, что веревка, которую вы передали экспертам, использовалась убийцей Кириллова?
– Конечно, ведь они нашли на его шее в ссадине микрочастицы материала и на веревке частицы эпидермиса кожи Кириллова, – уверенно ответил Соболев.
– Нет, Саша, – остановил его Лев. – Эксперты только подтвердили, что ваше подозрение оказалось обоснованным. А почему вы тогда, там, на местности, решили, что веревка использовалась убийцей?
– Она валялась рядом с телом. Бросилось в глаза, что на конце веревки сделана петля, что ширина ее как раз такая, что можно накинуть на голову жертве. И еще. Я просто представил, как тело тащили по земле за руку и за воротник куртки. Потом тащивший человек остановился, бросил тело, снял с шеи петлю и отбросил в строну. Вправо. Мне показалось, что именно так и должна была выглядеть веревочная петля, которую только что сняли с шеи жертвы и отбросили. И расстояние такое, когда небрежно отбрасывают.
– Зачем он снял петлю, если дело было сделано, жертва мертва? – задал вопрос Крячко. – Убил, ну и ушел бы, бросив тело. Зачем снимать? Тебе не показалось это странным?
– Нет, тогда не показалось, а сейчас, после ваших слов, действительно кажется, – задумчиво ответил Соболев.
Примерно с час Гуров и Крячко задавали ему уточняющие вопросы, пытались заставить вспомнить еще какие-то детали с места убийства Кириллова, но ничего нового или интересного оперативник им не рассказал. И ничего похожего в этих двух преступлениях он тоже не видел, кроме того, что жертвы работали на одном предприятии. Кириллова дождались у его машины поздно вечером и ударили дважды ножом в грудь. Аграновича застрелили утром, когда он ехал на своей машине на работу. Каким-то образом заставили его остановить машину на дороге, ведущей с трассы к производственному комплексу, опустить боковое стекло и просто выстрелили дважды из пистолета с глушителем. В горло и в голову. В первом случае явно действовал дилетант, во втором – профессиональный киллер или просто хорошо подготовленный, опытный, хладнокровный человек.
– Скажите, Саша, проводилась проверка возможной связи убийства с профессиональной деятельностью Кириллова?
– Конечно, товарищ полковник! – встрепенулся Соболев. – Мы и агентуру подключили, и подчиненных Кириллова перетрясли всех, с людьми плотно поработали. Но никаких трений или проблем, из-за которых ему могли бы угрожать, хотели бы устранить его, не нашли. Он в тот момент ни на кого не «наезжал», не пресекал никаких хищений с предприятия, не удалось зафиксировать проблем предприятия с законом или криминальными кругами. Кириллов на момент гибели вообще в должности проработал всего четыре месяца. Не успел бы он никого на чистую воду вывести или впутаться в какие-то криминальные дела на заводе, если бы такие и были. Я тогда высказал предположение, что его могли убить за какие-то прошлые дела. Но и эта версия не подтвердилась.
– Не подтвердилась? – удивленно переспросил Крячко. – Его мог убить каждый из преступников, кого он поймал, раскрывая дела и передавая их в руки правосудия. Каждый, получивший срок, мог иметь желание отомстить оперу, который его вычислил, доказал его вину, нашел улики.
– Честно говоря, мне велели тогда не отвлекаться. Мое руководство сказало, что этой проверкой займутся в том отделении полиции, в котором до последнего работал Кириллов. Я имел в виду только то, что они ничего не нашли. Так мне сказали.
– Хорошо, это мы проверим, – кивнул Гуров и сделал себе пометку в блокноте, чтобы связаться с отделением полиции, в котором работал Кириллов.
Когда они отпустили Соболева, Крячко подошел к небольшому столику у окна и включил электрический чайник.
– Есть одна мыслишка, – сказал он, доставая из шкафчика чашки, сахар, печенье. – Кириллова могли убрать еще по одной причине. И причина эта – внутри холдинга.
– Любопытно, – внимательно посмотрел на него Гуров.
Крячко всегда отличался своеобразным мышлением и порой выдавал такие неожиданные гипотезы, что ставил в тупик многих опытных оперативников. Надо отдать должное, часто он оказывался прав.
– Кириллов мог мешать кому-то тем, что делал что-то не то. Или не делал, и этим тоже мешал кому-то. Его могли убить не за что-то, а для чего-то. Чтобы посадить на это место человека, который был бы послушен, являлся бы соучастником какого-то криминального действа, как сказал бы театрал. На его место нужен был другой человек, вот место и освободили. Радикальным способом, убив при этом сразу нескольких «зайцев». Смотри: Кириллов неугоден по причине своей патологической честности и несклонности к криминалу. Раз! Второе, если уволить его по какой-то надуманной причине, всегда останется место сомнениям, а не успел ли честный Кириллов что-то заподозрить, что-то пронюхать? Обиженный увольнением, он станет копать, подключит старых друзей в МВД. И третье! Если криминальный бизнес, который где-то здесь явно имеет место быть, рухнет, «засветится» перед прокуратурой, полицией, то всегда можно что-то важное свалить на мертвого Кириллова. Ему не оправдаться – его нет в живых.
– Хм, интересная мысль. – Гуров потянулся, хрустнув пальцами. – Не скажу, что очень свежая, но есть в ней одно золотое зернышко, Стас. Если ты прав, то начало какой-то незаконной деятельности относится как раз ко времени гибели Кириллова. Остается только порыться и понять, что именно происходило, какие следы этого процесса сохранились, какие признаки можно найти. Например, заработала или только закупалась какая-то технологическая линия, закупалось ли какое-то новое или особенное сырье, появились ли новые партнеры, через которых проходили серьезные финансовые потоки, а может, появился новый учредитель в составе прежнего состава. Тогда холдинг должен был пройти процедуру переоформления учредительных документов. А этот процесс не спрячешь.
– Набросал уже план действий, – засмеялся Стас и стал наливать в чашки чай. – Ладно, будем работать в этом направлении. Узнаю, что там следователь Измайлова успела нарыть. Кстати, я решил присмотреться к новому начальнику службы безопасности, который сменил на этом посту Кириллова.
– Кто таков? – оживился Гуров.
– Очень много интересного я узнал. Как раз хотел с тобой сегодня поделиться. Но начну по порядку. Это некий Владимир Курносов, бывший подполковник полиции. Всю жизнь кантовался в службах профилактики, в последние годы работал в штабе полка ППС.
– Ничего удивительного, – пожал плечами Лев. – Штабные работники обзаводятся такими мощными связями, что оперативникам и не снилось. Ему на должности начальника службы безопасности легче решать вопросы со сторонними организациями, да и охранные мероприятия проводятся на больших предприятиях по схожему с работой патрульно-постовой службы принципу.
– А я еще и не начал тебя удивлять, – отхлебывая чай, заявил Крячко. – Но теперь начну. Курносов хорошо знал Кириллова. Более того, они жили в соседних домах. И даже их дочери дружили. Это все результаты оперативной установки по месту жительства.
– Дочери? У Кириллова есть дочь? Нигде в материалах уголовного дела ни слова о ней, ни в одном протоколе допроса. Даже дома, когда мы были у его вдовы, я не заметил признаков другого живущего там человека.
– Ну, вот так следствие велось, – развел руками Стас.
Гуров посмотрел на часы. Звонить Орлову и спрашивать его, знал ли он, что у Кириллова есть дочь, было поздновато.
После того как возбуждено уголовное дело по факту того или иного преступления, по нему работают два человека: следователь, которому непосредственно передано дело для расследования, и оперативник уголовного розыска, чаще тот, на чьей оперативной зоне совершено преступление, или просто назначенный руководством. Оперативник не только выполняет поручения следователя, но и занимается оперативным розыском, если преступник неизвестен, или известен, но не найден, объявлен в розыск. Не всегда оперативник подчиняется следователю. Его оперативная работа не подлежит разглашению, а оперативные данные, которыми сотрудник уголовного розыска может располагать, к уголовному делу никак не подшиваются и никак в нем не отражаются. Никто не имеет права заставить сотрудника уголовного розыска разгласить источник оперативных сведений. И, тем более, разгласить эти сведения, если он не считает это необходимым или своевременным.
Саша Соболев приехал к агрохолдингу в половине двенадцатого ночи. Остановив такси на центральной улице села Демидово, старший лейтенант прошел немного по улице до мало освещенного участка, а потом прибавил шагу и, перемахнув через забор заброшенного огородного участка, побежал к лесу. Спотыкаясь и путаясь ногами в густой траве, Соболев все же выбрался на проселочную дорогу, которая вдоль опушки леса вела к производственным цехам молочного комбината. Здесь он перешел на шаг, постоянно озираясь по сторонам.
Следователь Екатерина Михайловна, в которую Сашка был влюблен вот уже целых две недели, дала ему задание проверить, куда вывозят с территории завода бракованную продукцию и где ее утилизируют. Собственно, как таковой бракованной продукции на молочном комбинате почти не было. Молоко, которое потеряло свои качества и не годилось для производства, сливали в местную канализацию. Здесь сточные воды проходили многоступенчатую очистку, а затем частично сбрасывались в речку Сороку, а частично возвращались на предприятие в виде технической воды. Был производственный мусор, были какие-то отходы производства. Иногда выбрасывались испортившиеся или неудавшиеся, не соответствующие ГОСТу головки сыра, другие отходы. Руководство агрохолдинга заявляло, что все отходы, которые не требуют специальной утилизации, вывозятся на местную свалку – сертифицированный мусорный полигон.
Сомнения зародились на прошлой неделе, когда нашелся свидетель, заявивший, что с комбината по ночам ходят иногда на свалку машины. Зачем вывозить мусор и отходы по ночам, если это можно делать и в рабочее время. Тем более что за ночные рейсы водителям платить приходилось бы больше. Получив задание, Соболев продумал весь ход своей операции довольно основательно. Он запасся биноклем ночного видения, а свою старенькую отцовскую «Ниву» три ночи назад отогнал к сторожке садоводческого товарищества. Эту машину уже хорошо знали в охране холдинга, наверняка знали и преступники, поэтому подъезжать на ней к карьеру было опасно.
«А Екатерина Михайловна – молодец», – мысленно произнес Сашка и снова оглянулся по сторонам. Оглядываться надо было обязательно. Любой случайный человек в этом месте, да еще ночью, – это не просто угроза лично Соболеву, это угроза срыва всей операции. А Измайлова в его понимании была молодец, потому что очень искусно скрывала во время проведения следственных мероприятий свой интерес к продукции агрохолдинга. Все ее гласные проверки касались лишь финансовых вопросов и трений между собственниками. А их было всего двое: сам Агранович и его младший партнер Финогенов, владевший всего тридцатью процентами активов, который занимался каким-то проектом на Дальнем Востоке и уже второй месяц мотался между Владивостоком и Японией. Допросить его сотрудникам местных следственных органов, даже по поручению из Москвы, пока не получалось. И смысла в этом, по большому счету, как понимал Соболев, было немного. Не те масштабы у господина Финогенова.
«Нельзя мне «засветиться» с нашим интересом к свалке, пока никак нельзя», – твердил себе Сашка и быстро шел по краю грунтовой дороги, готовый при малейшей опасности юркнуть в кусты. Остановившись в сотне метров от старого, выработанного песчаного карьера, в котором и был устроен мусорный полигон, он послюнявил палец и поднял его над головой. Порядок, ветер дул со стороны карьера в его сторону. Сейчас это важно было потому, что Соболева могли учуять собаки, которые жили на свалке.
А вот и старый дуб на опушке, на котором оперативник просидел уже две ночи. Ободрав колено и локоть, Сашка взобрался на дерево и устроился на толстой ветке с биноклем. «Черт, вот я торопыга, – зашипел он на себя, морщась и облизывая ссадину на руке. – Опять придется провести здесь большую часть ночи. Жаль, если все впустую. Не каждый день что-то по ночам вывозят с территории предприятия. А теперь, когда произошло убийство и когда на предприятии работает следователь, они могут вообще ничего не предпринимать, притихнуть, лечь на дно. Но если криминал связан с производством, то не смогут они затихнуть полностью. Это понятно. Производственный процесс не остановить. А если останавливать, то… Нужно его просто переносить в другое место!» Сашка даже подпрыгнул на своем суку и едва не свалился вниз. Как просто все, когда начинаешь размышлять. Здесь криминальное производство свернут, а в другом месте откроют. Надо заняться связями тех, кто сейчас во главе. А кто? Исполняющий обязанности генерального директора Пожарин? Неужели на предприятии что-то серьезное может происходить без его ведома? Очень сомнительно.
Вдалеке мелькнул свет, и Соболев насторожился. Как раз возле территории молочного комбината. Есть, опять! Теперь было хорошо видно, что вдалеке, то ныряя фарами в ямы и промоины, то выбираясь на ровный участок проселочной дороги, едет машина. Саша приложил к глазам бинокль и стал разглядывать ландшафт в зеленоватом свете. Снова мелькнули фары, и изображение мгновенно стало «слепым». Он поморщился и убрал бинокль. Когда свет бьет прямо в глаза, аппаратура на некоторое время «слепнет». Ничего, и так понятно, что машина едет одна и что там больше никого нет. Снова мелькнули фары. Теперь и без бинокля было видно, что это грузовик. «КамАЗ»? Нет, какая-то другая машина, но с кузовом. Через десть минут грузовик поравнялся с опушкой леса, где на дереве сидел Соболев. Теперь фары не слепили глаза, и он снова поднял бинокль. Ага, самосвал. Номера не видно, но кабина белая, а кузов, кажется, синий.
Так, теперь самое главное! Машина подъехала к воротам ограждения свалки. Ага, вон собаки выскочили, лают как остервенелые. Сторож появился, замахнулся на собак, пошел отпирать ворота, распахнул одну створку, другую. Махнул рукой! И не спрашивает никаких документов, талонов… ничего! Значит, знает, кто и зачем приезжает. Или не знает, если ему платят за его нелюбопытность. А еще водитель, похоже, знает, куда ему надо ехать. Вон, прибавил скорость и по правой кромке мусорного поля вдоль ограждения уверенно едет. Все, свернул!
Не отводя от глаз бинокля, Саша мысленно уже рисовал схему мусорного полигона, запоминал ориентиры. Место, куда машина свалит свой груз, запомнить надо очень четко. Так, сухое дерево с двумя стволами в форме латинской буквы «V». Сколько метров от него? Так не определить, даже пытаться не стоит. Это место на одной линии между сухим деревом и… и четвертой опорой ограждения от угла. Примерно треть расстояния между ориентирами.
Машина свалила груду мусора и сразу тронулась с места, на ходу опуская кузов. «Хлам какой-то», – подумал Соболев, рассматривая в бинокль кучу. Ветром стало разносить какие-то бумаги, а еще что-то черное, лохмотья какие-то. Битая штукатурка, старые мешки из-под сахара. Белые и зеленые, такие продаются в магазинах строительных материалов. Ворота были уже открыты, и машина без остановки покинула полигон. Все, теперь надо срочно увидеться с Измайловой. Пусть принимает решение на осмотр этой кучи. Нет, официально нельзя, потому что преступники обо всем догадаются, нужно со своим руководством говорить, негласно посмотреть, что в этой куче может представлять интерес. Будет «вещдок», будет идея, куда рыть на молочном комбинате дальше.
Собачий лай стал слышнее. Соболев повел биноклем и выругался. Три псины неслись с лаем со стороны ворот прямо в его сторону. Унюхали, что ли? Напрямик, через поле, прыгая через канавы. С дерева оперативник буквально скатился, обдирая и без того ободранные руки и колени. Он успел отбежать в глубь леса метров на пятьдесят, когда собаки его настигли. Обычные дворняги, но какие злые! Один – здоровый кобель, черно-серый, с тяжелой головой, два других – помельче, и хвосты колечками. Такими хвостами хорошо весело вилять и колбаску выпрашивать, а не…
– Пшли! – заорал Сашка, делая вид, что поднимает с земли камень и замахивается.
Вожака это нисколько не остановило. Блеснули желтые клыки, и тут же раздался треск ткани. Соболев до похолодания в спине ощутил, как зубы собаки скользнули по его голени, а потом вцепились в штанину. «Только бы не упасть», – с испугом подумал он и ударил пса второй ногой. И тут же в его вторую штанину вцепился другой пес и сразу выпустил ее, унося в зубах клок джинсовой ткани. Саша схватил приличного размера сухой сук и с размаху огрел вожака этой «банды» по хребту. Пес заскулил, отпрянул в сторону. Удар пришелся по голове, но как-то вскользь. Лязгнули в воздухе зубы, но было поздно. Второй удар снова угодил псу в бок. Собаки шарахнулись в разные стороны, поджав хвосты. Саша почувствовал азарт и злорадство. Ага! Кто тут настоящий хищник? Вы, псы, против человека? Он взревел, как медведь, и бросился со своей дубиной на лохматую троицу. Еще одна собака взвизгнула, и, наконец, они бросились наутек.
Соболев посмотрел на свои ноги и горестно вздохнул. Твою ж мать! С правой штанины выдран клок размером с две ладони, левая располосована до самого колена. Ну и видок! Куда с такими ногами? А еще сторож сообразит, что собаки понеслись на кого-то лаять. На зверя или на человека? Расскажет своему криминальному начальству, когда оно спросит, не было ли чего подозрительного. А сотрудник уголовного розыска в эту же ночь явится в изодранных в клочья штанах!