Глава вторая, в которой отец учит Блеза, а Блез удивляет отца
Прошло немного времени, и в семью пришло новое горе. Вскоре после рождения маленькой Жаклин умерла Антуанетта Паскаль. 38-летний Этьен остался с тремя детьми на руках. Он очень горевал и искать себе другую жену не захотел. Забота о малышах легла на плечи старшей дочки – Жильберты. Конечно, ей не нужно было кормить и одевать детей – этим в доме Паскалей занималась прислуга. Но именно к Жильберте теперь младшие шли за лаской, утешением и советом.
В те времена для детей было принято приглашать домашних учителей, а когда они становились постарше – отправлять в коллеж. Но Этьен Паскаль решил, что своих детей будет обучать сам, по собственной программе.
Основное внимание он уделил сыну. Блез с детства был любознательным и сообразительным ребенком. Через много лет, когда он станет знаменитым, сестра Жильберта напишет о нем воспоминания. Там будут такие слова: «Едва начав говорить, брат обнаружил признаки необычайного ума – не только в кратких репликах, которые он высказывал весьма кстати, но и в поражавших всякого слушателя вопросах о природе явлений».
Вопросы Блеза часто ставили взрослых в тупик. Его не устраивали туманные объяснения, которые взрослые обычно дают детям, или обещания «поймешь, когда подрастешь». Если ответ не был полным и убедительным, мальчик уходил в свою комнату и раздумывал над вопросом до тех пор, пока не находил объяснения. Многие его выводы удивляли даже взрослых.
Например, в 11 лет за обедом он заинтересовался тем, что фаянсовая тарелка, которую задели ножом, зазвенела, но звук затих, как только тарелки коснулись рукой. Несколько дней он проводил опыты с разными предметами – стучал по ним, прислушивался к звукам, которые они издают, пытался понять, почему одни звенят громче, другие тише, и от чего зависит продолжительность звучания. В конце концов он написал небольшой научный труд, который гордо назвал трактатом. В нем он изложил свои наблюдения и выводы. До наших дней этот трактат не дошел, но Этьен Паскаль и его друзья, тоже увлекавшиеся науками, сочли работу мальчика интересной и оригинальной.
Нужно сказать, что к этому времени семья уже переехала в Париж. Паскали поселились в центре столицы, неподалеку от королевского дворца и прекрасного Люксембургского сада. Этьен оставил службу, и у него появилось больше времени для обучения детей и занятий наукой.
В парижском доме Паскалей часто собирались известные ученые того времени. Они с жаром обсуждали научные проблемы. Блез, у которого почти не было друзей и который предпочитал общество взрослых, с интересом слушал эти разговоры, а со временем даже стал в них участвовать. Особенно его заинтересовали разговоры о геометрии.
Блез не раз просил отца объяснить, что это за наука. Но Этьен, который в математике разбирался прекрасно, считал, что сыну об этом знать еще рано. По его мнению, прежде чем приступать к таким сложным вещам, ум ребенка нужно как следует подготовить.
У Паскаля-старшего был четкий план: сначала детям нужно рассказывать об интересных природных явлениях – например, о том, как взрывается пушечный порох, что происходит во время грозы, как увеличиваются предметы, если смотреть на них через отшлифованную линзу. Потом следует познакомить их с общими принципами, по которым строится грамматика: чем разные языки похожи, чем отличаются, как они изменяются со временем и каким обязательным правилам подчиняются. Когда ученик достигнет 12 лет, начинается обучение древним языкам, без которых в то время нельзя было обойтись ни одному культурному человеку, – латыни и греческому.
Этьен полагал, что изучение языков требует полной сосредоточенности, и потому не хотел, чтобы Блез отвлекался на что-то другое. Он запер от сына все математические труды, которые были в доме, запретил слушать разговоры взрослых на эту тему и пообещал, что расскажет о геометрии «в награду», когда мальчик как следует освоит латынь и древнегреческий. Так что математика ждала Блеза в лучшем случае года через три.
Но Блез не мог с этим смириться. Он попросил хотя бы пояснить, что такое геометрия. Отец долго отказывался, но в конце концов ответил, что это наука о построении правильных фигур и соотношениях между ними. Не очень понятное объяснение, но пытливый ум мальчика был рад и такому.
По своему обыкновению, Блез ушел к себе и тайком от всех начал чертить круги, квадраты, треугольники… Непростая задача, ведь у него не было ни линейки, ни циркуля, ни транспортира. Да что там транспортир – у него не было даже доски и мела, поэтому он рисовал углем на плитках пола! Постепенно он научился чертить ровные окружности и треугольники с равными сторонами. А потом стал изучать отношения между разными фигурами: сравнивал их стороны и углы.
Через несколько дней, случайно зайдя в комнату сына, Этьен Паскаль увидел, что мальчик ползает по полу на коленях, то сосредоточенно хмурясь, то улыбаясь, рисуя углем линии и стирая их рукавом. Блез был так увлечен, что не сразу заметил отца. А когда понял, что его поймали за запретными исследованиями, смутился, однако поделился с отцом своим новым открытием: он понял, что если сложить все внутренние углы треугольника, то их величина будет равна двум прямым углам (сейчас сказали бы, что сумма внутренних углов треугольника равна 180 градусам, но Блез, конечно, еще не имел понятия о градусах.)
Этьен с изумлением узнал 32-ю теорему из книги «Начала» древнегреческого математика Евклида. Он стал расспрашивать сына, как тот дошел до такого вывода, и Блез перечислил другие теоремы и аксиомы классической геометрии, которые открыл и доказал самостоятельно. Он не знал научных терминов и называл прямые «палками», окружности – «кольцами», треугольники – «треуголками», а прямоугольники – «столами». Но Этьен понял, что его 12-летний сын прошел тот же путь, какой проделали за много веков лучшие античные ученые.
Отец был настолько потрясен и растроган, что, не говоря больше ни слова, отправился к своему другу-математику за советом. Вместе они решили, что своим упорством Блез заслужил право изучать то, что хочет.