Барон проснулся на шестой день.
Пелена навеянного лекарствами сна спадала неохотно, и пробуждающееся сознание сбивалось и путалось. Открыв глаза, сэр Джеффри попытался охватить взглядом пространство у постели, лихорадочно вспоминая, как здесь очутился. Все казалось до боли знакомым и в то же время чужим. Перед глазами вспыхнули картины сражения, но что было потом, вспомнить не удалось.
Чертыхаясь от бессилия, барон перекатился на спину. Полыхнула боль, он глубоко вздохнул, пытаясь унять судорогу. Лишь потемнели зрачки, но изо рта не вырвалось ни звука – воин давно привык побеждать боль. Застонать значило проявить слабость. А именно несгибаемая, железная воля составляла могущество лорда Джеффри. Ее противоположность – слабость – он ненавидел; слабость была уделом ничтожных людишек.
– Добро пожаловать в мир живых, милорд.
Грубый голос верного вассала согнал с его лица гримасу сосредоточенности. Уж теперь-то он получит ответы на все вопросы. Заметив, насколько Роджер изможден, барон удовлетворенно кивнул: преданный вассал явно не смыкал глаз у его постели, и его верность обрадовала господина.
– Какой сегодня день? – спросил Джеффри хриплым голосом.
– Шестой, считая день, когда вас ранили.
Блуждающий взгляд приковало висящее над камином знамя. Он долго-долго изучал вышивку, и внезапно все мысли затмило видение. Она настоящая, она живая. Ярко, как зарождающийся день, в сознании вспыхнули сцены того, что случилось в комнате.
– Где она?
– Разве вы помните? – удивился Роджер.
– Да, – тихо ответил барон. – Приведи ее сюда. – Твердость приказа прозвучала неожиданным контрастом мягкому тону признания.
– Она исчезла.
Бешеный крик был слышен далеко во дворе. Он пугал и в то же время радовал сердце, показывал, насколько разгневан барон, и вместе с тем свидетельствовал, что господину значительно лучше. Роджер привычно встречал словесные удары, прекрасно зная, что поток ругательств вскоре иссякнет и он получит возможность все объяснить. Лорд Джеффри вспыхивал моментально, но человеком он слыл справедливым.
Надо выждать, ухмылялся про себя верный вассал, а потом уж излагать дело.
– Рассказывай все с начала! – наконец приказал сэр Джеффри.
Роджер заговорил быстро и перевел дух лишь тогда, когда закончил рассказ. Хотя он служил господину уже пять лет, но до сих пор терял способность складно мыслить, когда видел его в таких расстроенных чувствах.
– Милорд, я пошел бы на сделку и с дьяволом, только бы спасти вашу жизнь, – заверение прозвучало, как жаркая клятва, и барон не обиделся на друга – верность Роджера не вызывала сомнений. – Я все же хотел узнать, где она живет, – продолжал вассал, – но кого бы ни спрашивал, никто ничего о ней не знает.
– Они говорили правду?
– Не думаю. Скорее старались ее защитить. Но не понимаю зачем.
– А этот мальчик, о котором она просила… Приведи-ка его сюда.
Усилием воли лорд Джеффри подавил разочарование и тревогу: девушка одна, беззащитная, за стенами замка…
Роджер поспешил передать приказ часовому.
– Мальчишка хотел улизнуть, – покачал он головой. – Охрана перехватила слугу девицы, который пытался увести его отсюда. Слугу я допросил, но он молчит. И я решил дождаться, когда вы придете в себя, чтобы во всем разобраться.
– Мальчик расскажет мне все, – сказал Джеффри.
– Но он по-прежнему не говорит, милорд. Как же…
– Нечего задавать вопросы, – резким тоном прервал барон. – Я должен все знать.
Не прошло и нескольких минут, как Томас предстал перед лордом. Он не проявлял ни страха, ни смущения и в ответ на испытующий взгляд широко улыбнулся. Бесстрашие его показалось Джеффри поразительным: даже у взрослых начинали трястись поджилки, когда барон останавливал на них свой взор, а этот только что не хохотал. На нем была крестьянская одежда, и он давно не мылся.
Нет, мальчик не боялся, скорее он испытывал острый интерес: его спаситель, воин, уничтоживший подстерегавшую его на пустынной дороге в Лондон банду, наконец очнулся. Память ребенка не распространялась дальше того эпизода, но лорд Джеффри об этом не знал и был тронут невинным доверием, сквозившим в глазах малыша.
– Вы теперь не умрете?
Вопрос Томаса поразил обоих мужчин: они думали, что мальчик немой.
– Нет, не умрете. Во дворе слышали, как вы кричали. И теперь все улыбаются, – закончил свою мысль Томас.
В голосе мальчика звучало такое облегчение и такая уверенность, что лорд Джеффри невольно рассмеялся.
– Как тебя зовут?
Мальчик открыл было рот, но, тут же нахмурившись, пожал плечами:
– Не знаю.
– Откуда ты и как сюда попал? – спросил Роджер.
Томас повернулся в его сторону.
– Он меня спас, – показал он на лорда Джеффри, – и привез сюда. Я буду рыцарем.
Томас, видимо, это твердо решил и сейчас горделиво расправил плечи.
Барон переглянулся с Роджером и снова обратился к мальчику.
– Ты чей? – спросил он, хотя заранее знал ответ.
– Ваш?..
В этом мальчик не был уверен и, сцепив от волнения руки, ждал, что скажет барон.
Его нервозность не ускользнула от Джеффри. И хотя он не имел опыта общения с детьми, в нем жил инстинкт оберегать и покровительствовать беззащитным.
– Мой, – ответил барон и сам внутренне содрогнулся от того, как грубовато прозвучал его голос. – А теперь оставь меня одного. Поговорим позже.
Томас облегченно вздохнул и бросился к двери, а барон обрадовался, что ребенок улыбнулся и больше не хмурится, и сам удивился собственным чувствам: видимо, жар ослабил не только его тело, но и дух.
– Ответьте, милорд. – Мальчишка остановился на пороге, но не повернул головы, так что Джеффри не видел выражения его лица.
– Да… – нетерпеливо проговорил он.
– Вы мой отец? – Томас взглянул на рыцаря, и тот ясно различил муку в его глазах.
– Нет.
Из глаз мальчика мгновенно брызнули слезы. Лорд повернулся к Роджеру, как бы спрашивая: «Ну что теперь делать?»
Воин пробормотал:
– Он тебе не отец. Он – твой господин. Твой отец был вассалом лорда Джеффри.
– Значит, он умер?
– Да, – признался барон. – Но теперь ты под моей опекой.
– И благодаря вашему покровительству я могу стать рыцарем?
– Сможешь.
– Вы не отец, вы господин. Но разве это не одно и то же? – как само собой разумеющееся заметил мальчик и испытующе посмотрел на Джеффри. – Правда?
– Правда, – с чувством ответил воин. – Одно и то же.
Пока за мальчиком не закрылась дверь, ни барон, ни Роджер больше не проронили ни слова. Было слышно, как парнишка хвастается перед часовыми в коридоре. Первым улыбнулся вассал:
– Да, Томасу хватало хлопот с этим малышом. А ведь, если мне не изменяет память, когда он появился на свет, лорд был уже немолодым человеком.
– Как я мог забыть? – подхватил барон. – У Томаса было несколько детей – и все девочки. Они уже подросли, когда родился сын. Томас с рождением сына так возгордился, что вести об этом событии дошли до Лондона.
– А девушка?.. – Брови Роджера поползли вверх.
– Без сомнений, его сестра. Посмотри внимательно в его глаза. Точная ее копия.
Джеффри свесил ноги с кровати и встал. Колени дрожали. Он глубоко вздохнул, страстно желая побыстрее обрести прежнюю силу.
– Она прячется от меня, Роджер, и я выясню почему.
– Нам сообщили, что истреблена вся семья, – заметил вассал. – А вот кто и зачем вырядил мальчишку в крестьянское платье…
– Явно из предосторожности. Ведь он – наследник Монтрайта.
– Тот слуга, что пытался его увести… Может быть, он поможет нам разгадать загадки? – предположил Роджер.
– Скорее всего… Уверен, он знает, где прячется его госпожа. И объяснит, отчего она так напугана.
– Напугана? – рассмеялся вассал. – Да она никого и ничего не боится. Послушайте Горация. Он только и твердит, как златокудрая появилась в большом зале и всех очаровала. Всех, кроме меня, – добавил он с улыбкой.
– А ты устоял? – усмехнулся барон.
– Меня она просто покорила. Я слишком стар, чтобы кто-нибудь взялся меня очаровывать, – застенчиво улыбнулся Роджер.
Джеффри только хмыкнул и, подойдя к окну, молча слушал рассуждения слуги, всматриваясь в лес.
– Сначала я разозлился. Не думал, что такая пигалица умеет лечить. К тому же я был убежден, что вы умираете. Но она не сдавалась, и ее бесстрашие меня заинтриговало. Перечила во всем. Дрогнула лишь тогда, когда просила за мальчишку. Но в то время я был слишком измотан и не сумел сообразить, что к чему. А вот сейчас все прекрасно понимаю.
– Но почему она скрылась именно теперь, когда ее дом в безопасности? Рисковать жизнью за стенами замка, когда можно прекрасно жить под охраной здесь… – Джеффри повернулся от окна. – Я выясню, в чем тут дело.
– И что тогда? – поинтересовался Роджер.
– Сделаю ее своей. – Рыцарь произнес это твердым, уверенным тоном. – Она будет моей.
Клятва была дана.
Потребовалось меньше часа, чтобы наладить все дела по восстановлению Монтрайта. Роджер был знающим и расторопным помощником, а его люди, укрепляя стены, старались изо всех сил.
Лорд Джеффри же, одетый под стать своему мрачному настроению во все черное, нетерпеливо ожидал в большом зале слугу Элизабет.
Барона одолевали гнев и сомнения, и он был сильно расстроен. Мысль, как найти девушку, не давала ему покоя. Это он сознавал, но не мог докопаться до причин своего беспокойства о ней. Чувствовал только, что ее появление в лесу перед сражением за Монтрайт стало добрым знаком. И вдруг знамение воплотилось в реальность: разве не она ухаживала за ним, когда он очнулся? Такие размышления сильно отдавали суеверием, но Джеффри ничего не мог с собой поделать: впервые за двадцать семь лет им правило чувство, а не рассудок. Открытие получилось не из приятных – в жизни лорда никогда не находилось места эмоциям. Они всегда подчинялись разуму. Барон руководствовался железной дисциплиной и логикой, острой, как меч, которым он отстаивал свои права. И так будет и впредь, нужно лишь, чтобы девушка нашлась и он сделал ее своей.
– Вот он, милорд, – раздался от дверей возглас Роджера, и на середину зала вытолкали дрожащего слугу.
Лорд Джеффри стальным взглядом уперся в старика:
– Имя?
– Меня зовут Джозеф, верный слуга сэра Томаса, – старик почтительно опустился на колени и склонил голову.
– Странный способ хранить верность своему господину. Попытка вывезти наследника Монтрайта за пределы его родных стен может стоить тебе головы.
– Я не замышлял против него ничего дурного, – прошептал старик. – Наоборот, хотел уберечь.
– От меня?! – Рев барона вовсе смутил слугу.
Несчастный замотал головой, стараясь справиться с голосом:
– Вовсе нет… Просто хотел укрыть в безопасном месте, пока вы не поправитесь.
– Видимо, считал, что здесь он находится в опасности?
– Прошел слух, что послали за Белвейном, дядей Томаса-младшего. Госпожа уверена, что он замешан в убийстве ее семьи, и она не хотела, чтобы брат был здесь, когда он приедет.
Лорд Джеффри задумчиво потер подбородок:
– Вот почему она скрылась.
– Именно поэтому, милорд. – Джозеф еще больше ссутулился, но все же решился поднять глаза на страшного господина.
– А ты мне верен?
– Да, милорд. – Слуга ударил кулаком в грудь – туда, где бешено колотилось сердце.
– Тогда поднимись и докажи свою верность, – властно распорядился барон.
Старик моментально повиновался: вскочил на ноги и, слегка понурив голову, ждал следующего приказа. И он не заставил себя ждать:
– Признайся, где прячется твоя госпожа?
– У водопада, в часе езды отсюда, милорд, – не задумываясь, ответил Джозеф и торопливо добавил: – Как только госпожа узнает, что вы очнулись, она сама приедет, чтобы с вами поговорить.
– Как ее зовут?
Джеффри понял, что слуга с готовностью отвечает правду, и его тон стал несколько мягче.
– Элизабет, младшая дочь сэра Томаса. – Старик ощутил сильную боль в кистях и только тут понял, что изо всех сил сцепил руки. Он судорожно, но глубоко вздохнул и попытался успокоиться.
– Она была здесь во время нападения?
– Да, милорд. – Воспоминания заставили старика содрогнуться. – Убили всех, кроме нее и ее младшего брата. Их я сумел вывести. Но до этого они видели, как их мать…
– Знаю, – перебил барон. – Мне докладывали, как выглядели тела и… как они погибали. – Он вспомнил, как недавно рассказывал Роджер об исковерканных трупах. – И ты утверждаешь, что она все это видела?
– И она, и брат. С тех пор до сегодняшнего дня мальчик молчит. Мне кажется, он ничего не помнит.
– Ты кого-нибудь подозреваешь? Кто организовал нападение?
– Сам я никого не узнал. Многие бандиты носили черные капюшоны. Но миледи считает, что за всем стоит Белвейн. Позвольте, милорд, я ее сюда привезу.
– Нет, – возразил Джеффри, – привезу ее я.
Их разговор прервал Роджер:
– Прибыл священник, милорд.
Джеффри облегченно вздохнул, – тела были преданы земле без отпевания.
– Займись им, Роджер, – кивнул он на Джозефа. – Пусть побудет здесь, пока я не вернусь.
Барон уже собирался уходить, как его остановил робкий голос старика:
– Разрешите, я покажу вам дорогу к водопаду?
– Нет. – Джеффри покачал головой. – Я еду один. Ее отец был верным вассалом. Это мой долг. Ты долго молчал, старик, и этим оказал госпоже нехорошую услугу. Но я тебя не виню – наслышан, насколько она упряма. К тому же ты спас ей жизнь, и я этого не забуду. Но теперь я сам позабочусь о ее благополучии.
Джозеф почувствовал себя так, словно с плеч свалилась тяжелая ноша. Он проводил глазами выходящего из зала лорда Джеффри и решил, что у Элизабет в самом деле появилась надежная защита. Барон точно выкован из стали, и его сила послужит надежным щитом против любого, кто захочет причинить госпоже зло. Оставался один лишь вопрос, который не давал старику покоя: кто убережет леди Элизабет от лорда Джеффри?
До самого горизонта голубизну неба не омрачало ни единое облачко. Лорд Джеффри искал в лесу водопад. Он ехал уже больше часа и наконец различил сквозь пышную листву шум низвергающегося потока. Барон быстро соскочил с коня, привязал его к дереву и стал продираться сквозь чащу пешком. В послеполуденном зное мелкие брызги от устремляющегося с кручи потока рассеивались водяной пылью и покрывали его с головы до пят.
От Джозефа Джеффри знал, что хижина спряталась в чаще деревьев у озерца, внизу, у подножия водопада. Туда он и направился, как вдруг всплеск и тихое покашливание заставили его замереть. Рука Джеффри машинально потянулась к рукояти меча. Он ждал, когда враг выдаст себя новыми звуками, но неожиданно сквозь ветви деревьев различил золотое сияние. Он шагнул вперед и задохнулся от представшего его взору. Прежнее видение – та, которую его воины метко прозвали златокудрой, – Афродитой выходила из воды. Лорд завороженно смотрел, как она выбралась на мелководье и остановилась: ноги широко расставлены, руки томно подняты к голове. Солнечные лучи, струящиеся сквозь кроны деревьев, окутывали богиню золотой пеленой.
Неспешным грациозным движением Элизабет откинула волосы со лба. Умиротворенная, она вздохнула, наслаждаясь коснувшимся плеч жаром солнца и прохладой плещущейся у ног кристальной воды. Она заставила себя отбросить все тревоги и горестные думы. В душе девушка была уверена, что верный Джозеф свернет горы, чтобы надежно укрыть брата от Белвейна, а потом придет в себя Джеффри и выслушает ее… Но ожидание становилось невыносимым. А вдруг лихорадка вспыхнула вновь? А что, если рыцарь умер? Или Белвейн уже в Монтрайте и убедил каждого, что не имеет никакого отношения к преступлению?
«Прекрати, – говорила она себе. – Ничего не остается другого, как ждать. Ждать и молиться. Такова уж женская доля», – горестно решила Элизабет.
Она зачерпнула в ладони воды и плеснула на шею. Джеффри стоял достаточно близко, чтобы разглядеть, как девушка поежилась и капли покатились меж полных грудей на тонкую талию, которую он мог, казалось, сжать пальцами одной кисти. От живой прохлады сделались твердыми соски, и Джеффри пронзила истома: каждое движение Элизабет источало невинную чувственность. Лорд ощутил, как изнутри поднимается волна горячего желания.
Слегка покачивая бедрами, девушка вышла из воды и принялась собирать одежду. Джеффри в укрытии чуть не лишился рассудка. Чтобы успокоиться, он глубоко вздохнул. Нет, он, барон Джеффри, господин над всем, что отказал Вильгельм, не возьмет ее здесь. Да, он будет ею обладать! Ей суждено принадлежать ему. Этот естественный факт – закон жизни. Лорд берет то, что хочет. Но всему свое время.
Рядом с Элизабет появились старые знакомые – собаки и принялись вертеться у ног, пока она не закончила одеваться. По тому, как огромные животные разом подхватились и последовали за хозяйкой в чащу, Джеффри понял, что они прекрасные сторожа.
Он уже собирался вложить в ножны меч и идти к хижине, как тишину прорезал пронзительный женский крик. С мечом в руке Джеффри рванулся на крик. На бегу он различил рык собак и возгласы мужчин… судя по голосам, по крайней мере троих. Через секунду он очутился на поляне у хижины, и перед глазами возникла ужасная сцена: нападавших действительно оказалось трое. Двое сражались с собаками, а третий то ли нес, то ли волочил к хижине упиравшуюся девушку. Созерцание того, что какая-то мразь грубо хватает такую красоту, его красоту, довершило преображение: благородный и справедливый правитель исчез, и его место занял могучий воин, одержимый одним стремлением – убивать. Недруг, пусть даже неосознанно, покусился на то, что принадлежало ему. И теперь за его алчность и глупость назначена единственная цена – смерть.
Бешеный рев рыцаря пригвоздил к земле разбойника, схватившего Элизабет. От страха похоть в его глазах погасла, он бросил девушку и повернулся лицом к нападавшему. Ярость рыцаря не оставляла сомнений в его намерениях, и не помышлявший больше защищаться насильник оглянулся в надежде убежать. Лишь долю секунды он замешкался, и это промедление стоило ему жизни. Меч, направленный сильной рукой, со свистом опустился на плечо, легко рассек ключицу и добрался до сердца. Легкий поворот торса, и, довершая убийство, оружие вышло из тела обреченного. Джеффри бросился к двум другим разбойникам.
– Отзови псов! – обронил он через плечо поднявшейся с земли Элизабет, и та беспрекословно повиновалась.
Джеффри позволил противникам подобрать оружие и, широко расставив ноги, ждал с мечом на изготовку. Разбойники крадучись стали обходить его с двух сторон, и, наблюдая за их жалкой попыткой убить его, рыцарь усмехнулся. Нападавшие не успели заметить улыбку, не издали ни звука – двумя молниеносными движениями Джеффри убил их обоих.
Элизабет оторопело наблюдала за происходящим, не в силах понять, как здесь очутился барон.
Довершив разгром, рыцарь повернулся к ней, и от исходившей от него грубой силы и мощи у девушки подкосились ноги.
– Иди сюда!
Приказ прозвучал на удивление грубо, и в ее душе зародился новый страх. Элизабет не понимала, что происходит. Вправе ли она испытывать облегчение? Барон ее спас, так чего же она боится? Быть может, ее пугает рост мужчины или то, как легко он убил троих? Легко и словно бесчувственно… Элизабет была смущена, она ощущала, что вместе с запахом пота и смерти в воздухе витает опасность.
Оба напряженно смотрели друг на друга. Под изливающимся на нее потоком силы девушка застыла. Мощь сквозила во всей его фигуре: в мускулах широко расставленных ног, в сжатых в кулаки руках, в его уверенности в победе, но главное – в чертах лица. И эта мощь притягивала к себе Элизабет.
Его взгляд манил, и она шагнула вперед, остановилась прямо перед ним, ожидая неизвестно чего.
Но вот он расслабился. Девушка видела, как его тело избавляется от напряжения и жажды насилия. Наконец он вздохнул, его глаза немного потеплели, и страх Элизабет улетучился.
– Я убил ради тебя. – Тон барона показался вызывающим и заносчивым.
Элизабет наблюдала, как он чистит клинок, и ответила только тогда, когда меч оказался в ножнах:
– Вы спасли мне жизнь. Теперь я ваша должница.
– Да, – подтвердил лорд.
– Но и я спасла вашу. Я врачевала ваши раны. – Она произнесла это очень тихо.
– Помню, – ответил Джеффри.
– Значит, и вы мой должник.
– Я твой господин, – возразил барон, а про себя подумал: «К чему она клонит? Чего добивается?» – Ты принадлежишь мне.
Элизабет молчала, ожидая, что он скажет еще. Шли минуты, и Джеффри недовольно нахмурился. Если она собиралась его оттолкнуть, ничего хорошего ей от этого не будет. Она по закону принадлежит ему. Так что же еще надо? Чтобы она сама признала его господином?
– Ты моя, – повторил он.
Элизабет уже была готова признать справедливость его слов, как рука барона молнией метнулась к ее голове, скрутила на затылке волосы.
– Я решаю твою судьбу, – прорычал он.
Элизабет разочарованно нахмурилась. Она считала, что Джеффри – ее должник и поведет себя достойно. А он требовал, чтобы девушка признала его превосходство.
Он тоже был недоволен и еще сильнее сжал кулак. Боль заставила Элизабет вскрикнуть, но Джеффри не отпустил ее. Он притянул ее к себе и прижал к холодным металлическим колечкам панциря на груди. Девушка закрыла глаза и плотно сжала губы, чтобы больше не издать ни звука. Ее колотила дрожь, но она поклялась, что не покажет страха.
Джеффри посмотрел на нее сверху вниз и, заметив, как отчаянно она пытается скрыть свой ужас, улыбнулся. В ее глазах промелькнул огонек непокорности, и он понял, что это создание легко не сдастся. В ней чувствовались стойкость и мужество. Элизабет решилась поселиться за стенами крепости с одними лишь собаками в качестве охраны – немыслимое дело для благородной леди, и она все же это совершила. «Упряма, – подумал барон, – но укрощать ее надо так, чтобы не сломать натуру. Придется начинать укрощение прямо сейчас…»
Джеффри наклонился, приблизил губы к ее губам. Поцелуй означал обладание и силу, которой ей суждено покориться. Девушка дернулась, но ее порыв к свободе остался без внимания: барон крепче сжал пальцы, и когда она попыталась что-то протестующе крикнуть и разжала губы, его язык проник глубоко к ней в рот, стал ласкать, наслаждаться, властвовать. Поцелуй отнюдь не показался нежным, но Джеффри не привык ублажать слабый пол. И все же он попытался сдержаться – Элизабет была благородной леди. Она казалась такой нежной, сладостной, свежей. И когда в конце концов она ответила ему, робко коснувшись языком его языка, Джеффри захлестнула горячая волна.
Итог его напора озадачивал. Сопротивлялась ли девушка? Она считала, что сопротивлялась. Но когда поцелуй угас, Элизабет обнаружила, что обнимает Джеффри за шею. Быть может, это он положил ее руки себе на плечи? Нет, честно призналась она. К тому же ее щека прижималась к защищенной панцирем груди. Элизабет было вспыхнула, но тотчас поборола стыд: не она вынудила барона к объятию. Наоборот, ей самой пришлось подчиниться силе.
Она почувствовала, что рука Джеффри напряглась сильнее, и только тут поняла, что он обнимает ее за талию. От рыцаря исходил запах кожи и пота, но Элизабет не испытала отвращения, наоборот, близость мужчины была ей приятна.
– Ты уже целуешься лучше, – пробормотал он.
А сам подумал, что никогда не испытывал такого всеобъемлющего теплого чувства. Ощущение тела Элизабет прямо у сердца проникало в душу. Исходивший от ее волос тончайший аромат полевых цветов дурманил настолько, что, вдыхая его, Джеффри чуть не застонал. Он знал, что следует отстраниться, устрашающе взглянуть на Элизабет, чтобы та раз и навсегда поняла, кто из них господин, а кто слуга, но не имел сил разжать руки, согнать с лица улыбку. Нельзя давать ей понять, что она обладает над ним властью, нельзя проявлять слабость – иначе он проиграет. По опыту рыцарь знал: стоит поддаться, и женщины начинают помыкать мужчинами, какими бы те ни казались сильными. Но его-то ни одна женщина не окрутит, он не позволит собой верховодить. Напротив, пусть она благодарит, что он властвует над ней.
– Тогда я сделала это из чистого любопытства. – Элизабет имела в виду тайный поцелуй во время болезни Джеффри. И, упершись в его грудь ладонями, добавила: – Раньше мне нечасто приходилось целоваться.
– Не сомневаюсь, что ты невинна. – В его тоне вновь почудилось высокомерие.
Улыбка Джеффри согревала девушку, и она заставила себя улыбнуться в ответ. А сама подумала: «С таким, как он, следует следить за собой». Барон ее привлекал, завораживал. Но на ее вкус он был слишком сильным, напористым, несокрушимым, как стены ее крепости. С таким мужчиной хлебнешь горя. Нет, симпатии к нему нельзя позволять расцветать. Он поглотит ее без остатка, а потом обратит свой взор на другой предмет вожделения, а ее выплюнет, как пустую шелуху. Элизабет отвернулась и постаралась вспомнить, о чем они говорили. Невинна. Джеффри сказал, что она невинна.
– Откуда вам знать? – неожиданно для себя спросила она и снова взглянула Джеффри в лицо.
Скорее всего, он хотел успокоить, показать, что не считает ее легкомысленной, не путает с обитательницами военных обозов.
Но девушка почувствовала раздражение. Неужели ее поцелуи так неумелы?
– Это ясно, Элизабет, – рассмеялся рыцарь. – Кто же еще способен воспользоваться случаем, пока мужчина в бреду. Такое поведение как нельзя лучше раскрывает характер.
Он над ней потешался, и его глаза весело лучились. Это удивило Элизабет. Она считала, что Джеффри вообще не способен смеяться.
Поцелуй, видимо, поднял ему настроение, и девушка решила этим воспользоваться.
– Вам лучше? – спросила она, улыбаясь.
– Лучше, – ответил барон.
– Вы назвали меня по имени, милорд. Откуда оно вам известно?
– Эту загадку решить не составляло труда, – хмыкнул он. – Но есть другие вопросы, на которые тебе предстоит ответить. Только позже, когда мы вернемся в поместье.
– С удовольствием… Но если милорд не возражает, я предпочла бы поговорить сейчас, пока мы не возвратились в Монтрайт.
Джеффри нахмурился, но все же кивнул. Подошел к валуну у хижины, присел и вытянул перед собой длинные ноги. И машинально принялся гладить улегшихся рядом собак.
– Для начала расскажи, почему ты не осталась в замке и зачем убежала сюда?
– Не могла, раз в Монтрайт собирался Белвейн. – Элизабет встала между раскинутых ног барона и молитвенно сложила ладони. – Это долгая история, милорд. Неужели вы хотите ее выслушать всю?
– Да, – отозвался Джеффри. Ему не терпелось услышать ее рассказ, чтобы понять, что случилось в Монтрайте.
– Мои родители, сестры, муж одной из них, – начала она шепотом, – все убиты… Виноват младший брат отца Белвейн… Он должен понести наказание.
– Давай-ка с самого начала, Элизабет. – Барон произнес это ободряющим тоном. – Расскажи, как все было.
Девушка кивнула и собралась с духом:
– Я не видела, как они нагрянули. Мы с маленьким Томасом в это время уехали кататься верхом. Вся семья собралась на день рождения братика. Такая у нас была традиция, – объяснила она.
Джеффри наклонил голову, давая понять, что внимательно слушает, но вдруг осознал, что Элизабет смотрит мимо него. Теперь ее рассудком владела память, лицо исказила мука, страшные слова готовы были вот-вот сорваться с языка. Рыцарь хотел ее обнять, утешить, но по тому, как гордо держалась девушка, чувствовал – она не примет сострадания. Она заново переживала адский кошмар, и Джеффри оставалось только слушать.
– Старшая сестра Катрин с мужем Бернардом приехали из имения в Грэнсбери, а Руперт плохо себя чувствовал и остался дома. Но он позволил Маргарет поехать… Ах, если бы он не отпустил ее одну! – Элизабет горестно вздохнула, черты лица приобрели удивительную неподвижность. Все остальное она досказала ровным, бесцветным тоном: – Все в грязи после скачки, мы с Томасом вошли с черного входа, чтобы переодеться. Не хотелось показаться в таком виде маме на глаза. В замке есть потайная лестница – ее не видно из большого зала, а на втором этаже дверь на площадку задрапирована гобеленом. Уже наверху я различила стоны и крики и поняла: дома что-то неладно. Оставила брата на лестнице, а сама приоткрыла дверь. Меня никто не заметил, зато со своего наблюдательного пункта я видела все. На полу, на залитом кровью тростнике, валялись изуродованные трупы. Убийцы были в крестьянской одежде, но управлялись с мечами как заправские воины. Некоторые, чтобы скрыть лица, натянули на головы черные капюшоны. Я хотела определить, кто ими верховодит, и в этот миг заметила сестру Маргарет. Она полоснула по плечу одного из бандитов и бросилась к матери, но он догнал ее и всадил в спину нож. Маргарет упала. Я почувствовала, что Томас стоит рядом, и постаралась повернуться так, чтобы заслонить от него ужасное зрелище и прикрыть его самого. Один из нападавших – его голос показался мне знакомым – приказывал разыскать мальчика. «Отыщите щенка, – кричал он, – иначе все пропало». Я понимала, что Томаса хотят убить, и мой долг был его уберечь – брат уже стал наследником Монтрайта, а матери я ничем помочь не могла… Но и двинуться я была не в состоянии, словно приросла к месту. Просто стояла и смотрела. Одежда матери была разорвана в нескольких местах. Это у нашей-то мамы! Она вырвалась из рук бандитов и вцепилась одному из них ногтями в лицо. Он взвыл. И тогда другой, тот, что убил Маргарет, взялся за меч. Лезвие взметнулось вверх, сверкнуло и опустилось маме на шею, и ее голова… мамина голова… покатилась на пол.
Элизабет никому еще об этом не рассказывала. И теперь ей хотелось зарыться в землю и умереть.
Джеффри подошел, нежно отнял ее руки от лица и приласкал.
Его жест помог девушке справиться с нахлынувшими горестными воспоминаниями. Она взглянула на барона и увидела в его глазах сострадание.
– Больше я почти ничего не помню. Я увела Томаса обратно на лестницу, и мы отсиживались там, пока нас не нашел Джозеф и не вывел из замка. Позже мы обо всем сообщили родственникам Бернарда и Руперту.
Лорд Джеффри притянул Элизабет к себе, крепко обнял. Как бы ему хотелось стереть из ее памяти весь этот ужас, но он понимал, что это невозможно.
– Ты кого-нибудь узнала? – спросил он.
– Нет… Разве только человека, которого ранила Маргарет… Мне показался знакомым его голос. – И, словно вспомнив, добавила: – Его одежда была в крови.
– А других?
– Нет.
Барон немного подумал:
– Твой слуга сообщил, что ты отправила брата в Лондон. Зачем?
– Просто не знала, как поступить. По закону Белвейну полагается опекунство. А вас я считала старым и зловредным. С другой стороны, у меня не было никаких доказательств, что злодеяние совершил Белвейн. Вот я и решила укрыть брата у дедушки, пока не подтвердится вина дяди… или пока я сама его не убью.
– А почему ты считаешь, что он замешан в этом деле? – поинтересовался рыцарь.
– Он единственный человек, кто заинтересован в гибели нашей семьи, – принялась объяснять Элизабет. – Белвейн – младший брат отца и очень хочет заполучить Монтрайт. Отец выделил ему часть земель, но дяде этого показалось мало. Мать рассказывала, что до рождения Томаса Белвейн был вполне сносным человеком, но потом их отношения с отцом резко изменились. Сама я об этом судить не могу: слишком была мала, но помню, что, когда Белвейн приезжал к отцу в последний раз, они жутко спорили, потом дядя выскочил как ошпаренный и крикнул, что ноги его больше в Монтрайте не будет. Он так ругался, что я перепугалась, а отца его слова будто бы и не тронули. – Девушка высвободила руки. – Если мы все умрем, Монтрайт перейдет к Белвейну. Разве не так?
– Так, – подтвердил барон. – Но ты вовсе не похожа на мертвую.
– И тот же закон дает ему право на опекунство над Томасом.
Джеффри снова кивнул.
– Так вот, если Томас окажется в руках Белвейна, дядя найдет способ избавиться от него и от меня.
– Ты в его руках не окажешься, – успокоил девушку рыцарь.
– Значит, вы мне верите? – с надеждой воскликнула она. – И накажете Белвейна?
Но барон уклонился от прямого ответа.
– Я верю тому, что ты считаешь его виноватым, – проворчал он. – И тому, что от совершенного убийства Белвейн приобретает больше других. Но для обвинения требуются доказательства.
– Доказательства! – чуть не расплакалась Элизабет. – Но их нет! – Она отстранилась от Джеффри и добавила уже спокойнее: – Белвейна нельзя отпускать. Он должен заплатить за то, что совершил. Я сама его убью.
– Если Белвейн виновен, убью его я, – возразил лорд Джеффри. – Я допрошу твоего дядю, когда он явится в Монтрайт.
– Вы надеетесь, он признается во всем? Да он непременно солжет!
– Лжеца всегда можно поймать за руку. Я выясню, кто совершил преступление, и определю наказание. Это мое дело.
– Вы можете дать мне слово, что Белвейн не станет опекуном Томаса? – спросила девушка.
– Если Белвейн невиновен в преступлении, у меня нет оснований нарушать закон, – заключил Джеффри. – Он будет назначен опекуном Томаса. Но лишь в том случае, если выяснится, что вины его нет.
Элизабет отступила на шаг:
– Вы сюзерен и господин над всеми землями Монтрайта, а Томас после смерти отца – ваш вассал. Ваша обязанность – его защищать.
– Нечего учить меня моим обязанностям. Я их прекрасно знаю, – рявкнул барон, машинально уперев кулаки в бока, и добавил гораздо мягче: – Пока все не выяснится, мальчик останется со мной. Верь мне, Элизабет, я не допущу, чтобы кто-то причинил ему зло.
Девушка хотела верить. Хотя лорд Джеффри и не обещал тут же предъявить обвинения Белвейну, он все же определит Томаса в безопасное место. Одного этого было достаточно. По крайней мере, барон ее выслушал и не отмахнулся от того, что она говорила. Если же он признает дядю невиновным, придется брать дело в свои руки.
– Пойдем, Элизабет. Время к вечеру. Продолжим разговор в замке.
– Я не могу быть при допросе Белвейна, – возразила девушка, не обращая внимания на то, как исказилось от гнева лицо барона. – К тому же я совсем не хочу видеть его разбойничью рожу. Я останусь здесь, пока Белвейн…
Ее фразу прервало приглушенное рычание. Джеффри подхватил Элизабет на руки и направился к водопаду. Собаки глухо заворчали, но тронуть не посмели.
«Боже, какая же она упрямая, – раздраженно думал он. – Как будто вовсе не боится своего господина». Это злило и вместе с тем удивляло барона. Он не привык к подобной отваге. Но все же не хотел бы, чтобы девушка сникала в его присутствии. И признавался себе, что сбит с толку… что очарован ею.
Тем не менее с ее упрямством и привычкой постоянно перечить надо было как-то бороться. Женщина должна знать место, понимать свою долю. Джеффри не собирался представлять Элизабет Вильгельму, пока она не укоротит язык. Король хоть и не мог диктовать, как жить барону, но Джеффри вовсе не хотелось, чтобы он считал его жену мегерой. Жену! Да, говорил он себе, Элизабет станет его женой. Иначе ее не удержать. Сделать просто любовницей – значит жестоко оскорбить память вассала, ее покойного отца. Томас был верным и честным подданным, и Джеффри не мог соблазнить его дочь, а потом выкинуть, как ненужную вещь.
«Я женюсь на ней ради памяти Томаса», – думал он. Джеффри не верил, что любит Элизабет, потому что считал себя неспособным на чувство к женщине. Прошлые измены наглухо запечатали его сердце. Но с того самого мига, как он увидел ее перед битвой на холме, боги вынесли свой приговор: им суждено быть вместе. Барон не очень-то понимал, зачем ему нужна эта девушка и почему он так скоропалительно принимает решение, но знал, что непременно повинуется своему побуждению. Или поддастся суеверию? Она превратилась для него в талисман. Все остальное не имело значения.
– К тому же, – пробормотал он, – настало время обзавестись сыновьями.
– Отпустите меня, милорд, – в очередной раз потребовала Элизабет, но, заметив, как побагровел шрам на щеке Джеффри, и поняв, что хватила через край, тихо добавила: – Пожалуйста. У меня здесь лошадь и надо собрать вещи.
А сама подумала: «Какой же он упрямый и несговорчивый!» Но как ни странно, эта мысль не огорчила ее. Она верила, что барон сдержит данное слово и накажет виновного. А больше Элизабет в эту минуту ничего и не хотела.
Они не обменялись ни словом, пока могучий боевой конь не понес их с головокружительной скоростью через лес к замку. Элизабет сидела впереди и поневоле прижималась к груди похитителя.
– Вы уже знаете, что собираетесь сделать со мной? Куда отправите? – спросила Элизабет, желая лишь одного: остаться с братом.
– Да, – хрипло ответил Джеффри.
Чтобы не свернуть шею, он изо всех сил старался сосредоточиться на дороге. Все чувства обострились, но близость Элизабет отвлекала. С того самого мгновения, как он взял ее на руки, его переполняла горячая волна блаженства и покоя. Точно долгое время не хватало воздуха, а теперь легкие наполнились живительной струей, и этим возвращающим к жизни воздухом была Элизабет. Джеффри крепче обнял ее и обрадовался, что девушка не стала протестовать. Он с трудом сдерживался, чтобы не потереться щекой о мягкие золотистые волосы своей пленницы.
Элизабет показалось, что она ждет целую вечность, но Джеффри, похоже, не был настроен на разговор.
Тогда заговорила она:
– Когда я была еще совсем маленькой, отец подписал брачный контракт. Но Хью, тот мужчина, за которого я должна была выйти замуж, через два года умер. Теперь я не знаю, заключался ли другой контракт.
Элизабет решила об этом спросить у Джеффри, потому что прежде чем контракт вступал в силу, вассал испрашивал разрешение у сюзерена. Таков был закон.
– Нет никакого контракта, – категорически заявил Джеффри. – И не будет.
– Значит, я не выйду замуж? – изумилась Элизабет.
– Выйдешь, – возразил он. – За меня.
Если бы Джеффри не держал ее так крепко, девушка свалилась бы с лошади. Она молниеносно крутнулась в его объятиях, заглянула в глаза и брякнула первое, что пришло в голову:
– Почему?
Лорд не ответил, и по его плотно сжатым губам Элизабет поняла, что он не скажет больше ни слова.
Она снова повернулась и стала смотреть вперед на убегавшую под копыта коня дорогу. За поворотом реки показался Монтрайт, и у Элизабет от страха засосало под ложечкой. Сама не зная почему, она вцепилась в руки барона, но и это не помогло. А что, если Белвейн со своими людьми уже в замке?
Девушка, закрыв глаза, стала молиться. Прошлого не вернуть. Родители и сестры погибли, и теперь за судьбу Томаса отвечает она одна. И положиться не на кого, кроме как на этого упрямого, израненного в сражениях лорда. Окажется ли он достаточно сильным и хитрым, чтобы ее спасти?..