Старая история, о которой не знает только тот, кого еще не вытянули в этот мир за ногу, началась с яблока. Примерно в то же самое время миру был дан обратный отчет, который вело само мироздание. Старая история была весьма насыщена – и даже перенасыщена – событиями, но завещанный Большой Бум и реки крови, когда на экране условного циферблата высветилось 00:00:00, не произошло. И хоть Армагеддон удалось предотвратить (не без помощи достойных людей и порой совсем даже не людей), он все же угрожает этому миру, нависнув над ним, словно лезвие гильотины…
Впрочем, не будем о гильотинах. В сердце одного из тех самых не-людей, этот «головотяпный инструмент» пробуждает не самые светлые воспоминания.
Как бы то ни было, та Старая история действительно, в каком-то смысле закончилась. Если можно назвать концом перезапуск. Войска ангелов и демонов вынуждены были, что называется, обломаться по полной, когда обещанное им когда-то сражение не состоялось. Огорчение (если уместно будет называть великое горе, выражавшееся в резко повысившимся вылизывании адских стен и скручивании символических райских лир в круассан, огорчением) для некоторых оказалось неподъемным. И с той и с другой стороны огорченные страдальцы винили неких двоих не-людей – своего рода смотрителей, которым совсем не улыбалась перспектива возвращения в свои конторы.
Хотя уместнее было бы винить и хулить Великий замысел.
Да, Старая история, которую все знали, «закончилась». А Новая же, перезапущенная история, началась уже не с яблока. Отнюдь нет.
Но с летящего по небу, обгоревшего по краям, клочка бумаги. Он свободно парил на новом, перезапущенном ветерке и вполне мог бы любоваться новым, перезапущенным солнцем и облаками. Если бы он был живым существом, конечно, например, птицей. Неважно какой именно, канарейкой или дроздом.
Потому что птицы ничем не любуются, когда летают.
Клочок бумаги даже не представлял, какую роль ему предстоит сыграть в Новой истории. Не в глобальном смысле, естественно, отнюдь, но в жизни весьма тесного круга недолюбливающих друг друга лиц.
А может быть, вообще никакой роли ему и не предстоит.
Это же просто клочок бумаги, в конце концов.
* * *
А вот и первый «не-людь», на которого очень благотворно повлияла отмена Армагеддона, но отнюдь не благотворно влияют случайные воспоминания о той самой гильотине, неизбежно вызывая волнения в сердце и желудке. Ангел по имени Азирафаэль, страж Восточных Врат, хранитель пламенного меча. Вернее, она была им до всей этой армагеддонной истории. Сейчас же она обслуживает покупателя в своем букинистическом магазинчике в лондонском Сохо и улыбается ему любезно, как всегда улыбаются ангелы, продающие что-то ветхое, сомнительной для некоторых ценности.
То есть следует понимать, что улыбка Азирафаэль не принадлежала никакому другому ангелу – только Азирафаэль. Это была своеобразная смесь из бесконечной любви к ближнему, свойственной ангелам, и навязчивой подленькой мыслишки: «Да когда ж ты уйдешь отсюда, придурок?»
– Мисс Фэлл, я ведь уже объяснял вам по телефону, что мне жизненно необходима эта книга, – раз за разом повторяет почтенный старик по фамилии Дрожкинз, выглядящий так же, как и все прочие почтенные старики. За исключением того, что был неприлично богат и повернут на редких изданиях. – Вы даже представления не имеете, насколько…
– Полагаю настолько же, насколько и мистеру О’Броку, – с неизменной улыбкой отвечает Азирафаэль, держа в руках ветхий том «Пособия по домоводству для юных джентльменов. Издание Первое и Единственное» так же, как ребенок держит собаку, которую нашел на улице, притащил домой и отдаст только через свой труп. – Он звонил на прошлой неделе.
– Ой, этот О’Брок! – мистер Дрожкинз негодующе дернул правой рукой и сшиб стопку книг, кажется, совершенно этого не заметив (как и уставшего вздоха Азирафаэль). – Все время ставит мне палки в колеса, ублюдок! Я говорил ему, что мне это пособие нужнее!
Азирафаэль задалась было вопросом, зачем понадобилось «Пособие по домоводству для юных джентльменов. Издание Первое и Единственное» этому неюному неджентльмену, но прервала саму себя, рассудив, что все равно ему этой книги не видать. Мистер Дрожкинз будто услышал ее мысли, и очередная книжная стопка полетела на пол (Азирафаэль уже не была на сто процентов уверена, что он сделал это случайно).
– Значит, не продадите? – спрашивает он таким тоном, каким гробовщики запрашивают мерки с родственников покойного.
– Понимаете, уважаемый мистер Дрожкинз…
– Я могу предложить вам гораздо больше, чем этот О’Брок!
– Дело не совсем в этом…
– На ту сумму, что я заплачу вам за эту книгу, вы сможете держать свой магазин просто для красоты до конца своей жизни!..
– Очень сомневаюсь, – пробормотала Азирафаэль. Глуховатый Дрожкинз ее не услышал.
– …Боже правый, у вас нет сердца!
Азирафаэль в ужасе вздрогнула, и на секунду ее охватили сомнения. Дрожкинз, как локатор, уловил это и подпустил в голос патоки:
– Мисс Фэлл, милый мой ангел…
И тут же застыл. Азирафаэль с облегчением выдохнула и шлепнула «Пособие по домоводству для юных джентльменов. Издание Первое и Единственное» на ближайший стол, заваленный еще не сваленными дрожащей рукой Дрожкинза книгами.
– Спасибо, но не стоило так, – сказала она в вакуумную тишину.
– Да конечно, он тебя чуть не сожрал с потрохами.
Это второй «не-людь», демон по имени Кроули, который только что остановил время для мистера Дрожкинза. Если угодно, это можно сравнить с гипнозом. Полезное умение как для демонов, так и для ангелов, когда нужно быстренько и незаметненько для человека побудить его к чему-либо (см. историю о Жанне Д’Арк). Но есть у него и свои минусы, главный из которых заключается в том, что окружающие начинают нервничать, когда внушаемый застывает посреди разговора и начинает нечленораздельно мычать в ответ на ангельские/демонические увещевания. (Еще один минус – внушаемый становится восприимчив к подселению в него разных сущностей, поэтому было бы неплохо держать под рукой экзорциста).
– Мистер Дрожкинз, в сущности, неплохой человек…
– Пфф, Дрожкинз, – прыснул Кроули. – Поляк, что ли?
Азирафаэль вздохнула и обратилась к старику. У того уже обильно вытекала слюна из застывшего раскрытого рта.
– Сейчас вы очнетесь, мистер Дрожкинз, и поймете, что вам жизненно необходимо… – она задумалась.
– Съесть порцию фиш-эн-чипс, – подсказал Кроули, опасливо приподнимая пальцем титульный лист одной из рухнувших на пол книг.
– Ну пусть, – не стала спорить Азирафаэль, удержавшись, чтобы не ударить его по рукам. – И стать добрее к окружающим, особенно к вашему сыну, который работает боем в российском отеле «Космос»…
Кроули с интересом воззрился на Азирафаэль, потом на Дрожкинза.
– Но самое главное, – как ни в чем не бывало продолжала она, – вы выйдете из магазина и забудете дорогу сюда, так как в вашей жизни должно появиться место для чего-то более ценного, чем книжное скопидомство.
Кроули поджал губы, пытаясь не расхохотаться. Он понятия не имел, насколько сказанное соотносится с Дрожкинзом, но саму Азирафаэль характеризовало как нельзя точнее.
Она выразительно посмотрела на Кроули.
– Ты же и сама можешь, – процедил он, еще не до конца подавив приступы смеха.
– Будь так добр.
– Уж лучше святой водой облиться! (На самом деле Кроули так не думал, его просто оскорбили в лучших чувствах).
Но все-таки он щелкнул пальцами, продолжая с любопытством наблюдать за Дрожкинзом. Старик часто заморгал, всосал остатки слюны и недоуменно огляделся.
– Бог мой, старый растяпа с клешнями вместо рук! – воскликнул он, глядя на распростертые на полу книги, каким-то образом запомнив, что к такому коллапсу привело его негодование в адрес мистера О’Брока. Но у него совершенно вылетело из головы, откуда это негодование взялось, и почему он махал руками как мельница.
– Ничего страшного, – улыбнулась всепрощающая Азирафаэль, чье всепрощение на самом деле было отнюдь не безграничным. – Должно быть, вы отмахивались от мухи. Я могу вам чем-нибудь помочь?
Мистер Дрожкинз взглянул на Кроули. Кроули взглянул на него. Полная противоположность Азирафаэль (не только по очевидным причинам), он не улыбался любезной улыбкой посетителям. Не только потому что у него не было своего букинистического магазина, но еще и любезности как таковой. Старик почесал в затылке, будто вспомнил что-то неловкое.
– А вы не знаете случайно, любезные молодые люди, где тут ближайшее кафе? Почему-то очень захотелось фиш-эн-чипс…
Азирафаэль бросила на Кроули победный взгляд и ответила:
– Выходите из магазина – и прямо за углом направо. Только соблюдайте осторожность, пожалуйста, там оживленное движение.
Но Дрожкинз продолжал рассеянно и как-то виновато оглядываться. Так, будто на него внезапно свалился груз прошлых лет.
– С вами все в порядке?
– Д-да, просто… вспомнил, что мне нужно кое-кому позвонить… Всего хорошего, молодые люди.
Звякнул дверной колокольчик, и старик наконец ушел. Азирафаэль опустилась на пол, чтобы поднять книги, пока Кроули следил, как Дрожкинз, едва выйдя из магазина, помотал головой и внезапно резко выпрямился, исполнившись какой-то решимости. Затем помаршировал туда, где должно было быть кафе с желанными фиш-эн-чипс.
– Ангельская магия в действии, – произнес Кроули, когда он утонул в потоке прохожих, спешащих из офисов на обед в ближайшие кафе.
– Магию практикуют ведьмы, ангелы вещают в сердце и душу.
Кроули сгримасничал. Азирафаэль медленно продвигалась к столу, чтобы сложить злосчастные книги. Когда они наконец с неприлично громким стуком для таких приличных книг воцаряются там, он поджал губы:
– Они тебя когда-нибудь к чертям придавят. Поэтому я их не читаю.
– Чех! – неожиданно воскликнула Азирафаэль.
– Будь здорова.
– Да я о Дрожкинзе. Это он чех.
Кроули на мгновение зависает, и они пару секунд переглядываются: он с недоумением, а Азирафаэль с радостным ожиданием.
– А-а-а, ну да, я понял, ага.
– Слава богу. А то в такие моменты мне кажется, будто мы на разных языках говорим.
Кроули небрежно поводит плечом, пока Азирафаэль припрятывает «Пособие по домоводству для юных джентльменов. Издание Первое и Единственное». Для Кроули не было секретом, что букинистическая лавка для Азирафаэль не что иное как личная большая коллекция редких изданий, и что маленький ангел продаст скорее душу Сатане, чем один из своих бесполезных кирпичей человеку.
Тем временем в магазин зашли еще четверо посетителей, и Кроули проследил, как они разбрелись между полок, как тараканы.
– Поверить не могу, что сюда вообще люди ходят, – проворчал он.
По большому счету Кроули в своем ворчании несильно отличается от людей: он делает это, когда ему что-то не по нутру, или когда Хастур в очередной раз за глаза называет его лощеным ублюдком (второе, хочется верить, не относится к людям).
Вспомнив о Хастуре, Кроули невольно ухмыльнулся. Старый добрый вонючка Хастур, как ему там живется под трогательно дрожащим мушиным крылышком Вельзевула и других?
Хочется верить, что после каждого рабочего дня он орет как святой водой облитый.
Тут Кроули заметил, что Азирафаэль с сочувственной улыбкой вела под руку изможденную женщину, на чьем лице не было никакой улыбки вообще. Вернее, она пыталась выдавить из себя подобие хотя бы благодарной ухмылки, но такое тяжело выдавливать, когда у тебя на шее висят трое неуправляемых мартышек, которых вот-вот пора забирать из школы. Женщина, кажется, вообще не расстроилась, что ничего не купила. Создалось впечатление, что она зашла просто для того, чтобы скоротать время хоть где-то.
– Ты редко сюда захаживаешь, – сказала Азирафаэль, усаживаясь за стол и раскрывая книгу учета.
– Что, не расслышал? – переспросил Кроули.
– Говорю, ты редко сюда захаживаешь.
Азирафаэль возвела на него огромные глаза. Огромные из-за стекол очков, а не сами по себе, но на Кроули они почему-то все равно произвели какое-то странное впечатление, и он даже забыл, почему, собственно, приехал. Но быстро вспомнил, что «не за чем, совершенно не за чем, просто так, от балды», что и сказал, сверля ее черными стеклами собственных очков, будто опасался, что она что-то заподозрит…
– А, – только и сказала Азирафаэль и опустила глаза обратно в книгу учета.
– Тут же одно время твои небесные дружки тусовались, – небрежно бросил Кроули.
– Угу.
– Не объявлялись, кстати?
– Нет. Твои?
– Не-а.
Посетители все как один покидали магазин с пустыми руками, что несказанно поднимало Азирафаэль настроение. Стоит отметить, что она вовсе не была жадным букинистом. Чтобы понять ее чувства, представьте, что у вас есть коллекция любимых… стеклянных шаров, к примеру. И разные незнакомые люди постоянно норовят запустить в нее свои клешни и сунуть вам в карман сколько-то денег за один из них, полагая, что это прекрасный обмен.
Нет, не прекрасный. Это ваши стеклянные шары. Вы их собирали. И этим все сказано.
– Ты выглядишь каким-то напряженным, – сказала она, оглядывая Кроули. Тот мгновенно принял расслабленную позу. Выглядело так, будто на цветок направили слишком резкую струю воды, и он, побежденный, упал на землю.
– О чем это ты, я как обычно.
Азирафаэль заглянула ему в лицо. В отражении темных стекол его очков она увидела саму себя в очках (а в стеклах своих отраженных очков – очередные стекла его очков, в которых снова отражалась она в очках и т.д.) и насторожилась.
– Кроули, мы столько лет знакомы, как будто я не знаю, как ты выглядишь, когда чем-то обеспокоен.
Он слегка пренебрежительно фыркнул («слегка», потому что на дружбу, которая длится уже почти шесть тысяч лет нельзя фыркать просто пренебрежительно) и прислонился к книжному шкафу. Азирафаэль продолжала что-то писать в своей книге учета, не пытаясь вытянуть из него правду, а ожидая, пока он сам все расскажет. И это было противнее всего. Почти что запрещенный прием.
– Никаких новостей из Тадфилда?
– Нет, – удивленно ответила Азирафаэль, поднимая на него взгляд. Уж о чем она не ожидала услышать от Кроули, так это о Тадфилде. – С того дня ничего. А что?
– Да ничего, – Кроули старался говорить небрежно, но сжимающийся и разжимающийся кулак выдавал его с потрохами, – просто любопытно, как там поживает наш маленький дьявольский друг.
– Уверена, теперь с ним все в порядке. У него впереди вся жизнь.
Кроули как-то неопределенно дернул плечом и посмотрел на свои часы.
– Хорошо если так, – пробурчал он, еле шевеля губами, словно отчитывая секунды.
– А к чему ты спросил про… «моих друзей»? – Азирафаэль закрыла книгу учета и сняла очки. – Я думала, после нашего маленького трюка они еще долго не рискнут к нам соваться.
Кроули не слушал ее, продолжая сверлить взглядом часы и шевелить губами. Азирафаэль это почему-то внушило беспокойство.
– Кроули, чего ты ждешь?
Он не ответил.
– Кроули?
– Приготовься, – предупредил он, подобрался и щелкнул пальцами.
Пара посетителей застыли, громко дыша, будто собирались чихнуть от книжной пыли (что не было правдой: Азирафаэль никогда не запускала магазин до такого состояния). А из-за дальнего книжного шкафа величаво выплыл…
– Гавриил! – Азирафаэль вскочила на ноги, не вовремя забыв о том, что теперь в подобных проявлениях уважения нет необходимости.
– Азирафаэль, – приветствовал Гавриил как будто ничего не было: ни адского огня, ни весьма неангельских выражений в ее адрес. Потом его взгляд упал на Кроули, и в голове демона внезапно возникла сцена затаптывания змеи большой ногой. – И ты тут как тут.
Азирафаэль к тому моменту немного овладела собой и попробовала было улыбнуться, но сил нашлось только на кислую ухмылку.
– В чем дело?
– Я надеялся поговорить с тобой наедине, – со смущенной улыбкой сказал Гавриил и снова кинул уничижительный взгляд на Кроули. – У змей есть уши? Что-то не припомню.
Кроули осклабился. Азирафаэль невольно встала между ними.
– Я полагала, мы уже все друг другу высказали, – сказала она, дипломатично опустив тот факт, что после случившегося на казни адским пламенем, все в абсолютном молчании сошлись на том, что Азирафаэль нужно убраться подальше (аналогичная ситуация была и с Кроули и его казнью святой водой).
Гавриил неловко развел руками, не переставая улыбаться:
– Ангелам не пристало помнить обиды, Азирафаэль. Мы наверху пришли к выводу, что… погорячились в свое время.
Кроули за спиной Азирафаэль прыснул, и Гавриил устремил на него гневный взгляд:
– И мы искренне надеялись, что ты уже… оставила старые знакомства.
Азирафаэль обернулась на Кроули. Тот поджал губы и помотал головой. Повернулась обратно к Гавриилу.
– От лица всех высших ангельских чинов я предлагаю тебе мир, Азирафаэль, – пафосно объявил Гавриил, наслаждаясь собственным великодушием. – Твоя… отставка была слишком поспешным решением.
– Что ж это вас подгоняло?.. Наверное, чувство, которое начинается на «ст» и заканчивается на «рах», – пробормотал Кроули за спиной Азирафаэль.
– Умолкни, нечестивый!.. Повторюсь, мы искренне надеялись, что ты боле не подвергаешься влиянию Оппозиции.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, – сказала она, – вы предлагаете мне вернуться к своим обычным обязанностям?
– Совершенно верно, – улыбнулся Гавриил.
– Что заставило вас передумать?
– Скажем так, на наше решение существенно повлияли свыше.
Азирафаэль невольно раскрыла рот. Всевышний? Вспомнил о ней? Вступился за нее? И все ее существо начала заполнять эйфория. Сходная с той, во время Сотворения.
– Но, Азирафаэль…
Эйфория слегка притупилась.
– Вы примете меня обратно при условии, что я…
– Ну конечно! – воскликнул Гавриил. Да так воскликнул, что многострадальные книжные стопки снова рухнули на пол. – Где это видано, чтобы ангел опускался до подобных… подобного панибратства? Это же противоестественно! Это…
– Мне очень жаль, – голос Азирафаэль существенно не изменился, но и Гавриил, и Кроули совершенно точно услышали, как в нем звякнуло что-то металлическое (впрочем, то металлическое напоминало не лязг ножей, а скорее дребезжание туго натянутой струны), – но тебе придется огорчить Канцелярию.
Кроули снова осклабился в адрес Гавриила, но уже с иным подтекстом. У него не было сомнений, что сей подтекст весьма прозрачен.
(Для тех же кто недопонял, он дословно означал: «Выкусил? Теперь чеши отсюда»).
– Азирафаэль, – тон Гавриила стал увещевательным, – если ты пойдешь против воли Всевышнего – снова… ты прекрасно знаешь, что как Господь поступает с мятежными ангелами…
– О-о-о-очень жаль тебя разочаровывать, Гавриил, – неожиданно встрял Кроули, выдвигаясь вперед, – просто хочу сразу предупредить – за прикрытие Ее именем она карает не менее жестоко…
– Мерзкая падаль, ты смеешь обвинять меня?! – взревел Гавриил и двинулся на Кроули. – Меня?! Во лжи?!
– Не во лжи, а в прикрытии именем Всевышнего, ты что, вообще не слушаешь?
– Дай мне время!
Гавриил и Кроули обернулись к Азирафаэль. Она повторила уже тише:
– Дай мне время. Мне нужно подумать.
Гавриил на мгновение скривился, явно выражая неудовольствие, но тут же гримаса сменилась мягкой улыбкой.
– Я бесконечно рад, Азирафаэль. По всей видимости, любовь к Всевышнему в тебе еще не совсем притупилась.
Азирафаэль улыбнулась ему в ответ и улыбалась все время, пока Гавриил не исчез в голубом свечении. Посетители ожили и как ни в чем не бывало продолжили лавировать между книжными шкафами. Кроули взглянул на Азирафаэль, которая так и стояла с приросшей к губам улыбкой и абсолютно пустым взглядом.
– Как насчет закрыть магазин пораньше и пойти подышать? – сочувственно предложил он.
– Одним «подышать» не обойдется… – пролепетала Азирафаэль, рассеянно кивая покидавшим магазин посетителям. У Кроули мелькнула мысль, что если бы один из них стащил какую-нибудь книгу, в таком состоянии она бы этого даже не заметила. И эта мысль его слегка напугала. – Не верю, что это говорю… Но мне срочно нужно выпить.
Через час ангел и демон расположились за столиком на веранде недавно открывшегося, но уже заранее страшно модного ресторана (спасибо некоему ресторанному критику Р. Бакстеру, который, коне-е-ечно же не клепает хвалебные статьи по заказу, что вы), но выглядели так, будто уже совершили рейд по крайней мере по десяти пабам. Но, увы, виной тому был отнюдь не алкоголь.
– Ты знал, что он явится? – полуутвердительно полувопросительно сказала Азирафаэль. – Это его ты ждал, так?
– Скажем так, это было как голос в голове сумасшедшего, велевший порезать пару человек. Я никого не резал, – поспешно добавил Кроули, потому что Азирафаэль чуть не подавилась тирамису.
По ее лицу он понял, что она ему не слишком-то поверила. («Ты же демон. Тебе положено врать» – мысленно передразнил он.) Азирафаэль ковыряла вилкой десерт, но тут неожиданно встрепенулась:
– У тебя ведь тоже так было?
– Что?
– Ты не соврал мне, когда говорил, что к тебе не являлись твои?
Кроули скривился и допил вино, надеясь, что ему откроется истина.
Увы.
– Нет, насколько я знаю.
– Вдруг твоим тоже поступило распоряжение сверху… ну, в смысле, снизу, о твоем возвращении?
– Не думаю, – отмахнулся Кроули. – Если твой основной косяк был только в «панибратстве» со мной, – он хохотнул, вспомнив разъяренное лицо Гавриила, – то мой-то покрупнее будет. После такого не встречают с цветами и баннером «С возвращением!»
Но Азирафаэль не успокаивалась.
– Да нет, думаю, это только вопрос времени. Если к тебе сегодня-завтра явятся с подобным визитом, значит, у твоих и у моих на нас какие-то особые планы.
– С каких это пор ты заделалась конспирологом? – усмехнулся Кроули, облокачиваясь на стол.
– Ну, – Азирафаэль замялась, – у меня были подозрения, что после той подмены… они могли принять нас за кого-то не того…
– Поясни-ка.
– Не могу, я сама не вполне понимаю, – призналась Азирафаэль с какой-то безысходностью по взгляде. – За кого могут принять демона, не боящегося святой воды? А ангела, выдерживающего адский пламень?
Кроули хотел было фыркнуть, но смысл сказанного дошел до него в последний момент.
– Упс.
– Большой упс, – уточнила Азирафаэль. – Мы не подумали о последствиях…
– Не гони коней, ангел, еще ничего не ясно, – небрежно успокоил Кроули. – Почему бы не предположить, что Господь (что в устах Кроули всегда звучало как «Госпо-о-одь», и именно в кавычках) в своей бесконечной мудрости и милосердии просто не пнул твоих дружков, чтобы больше не устраивали линчеваний и вернули тебя обратно?
Азирафаэль посмотрела на него с сомнением.
– В конце-то концов, – продолжал он и на миг в его голосе послышалась горечь, – это очень… соблазнительное предложение.
Азирафаэль расслышала эту горечь, и если бы ангелы могли плакать, к ее глазам несомненно подступили бы слезы. Так как она прекрасно понимала, чем именно вызвана эта горечь: сверхъестественная история не знала ни одного случая, когда прощение Всевышнего предлагалось демону.
– Я понимаю, о чем ты, – сказала Азирафаэль, стараясь голосом излучать максимальное сочувствие и тепло. – Но ты же слышал, что сказал Гавриил…
– Да, да, – ворчливо отмахнулся Кроули. Он отлично понимал, что не смеет ее отговаривать.
Но шесть тысяч лет – это вам шутки, что ли?..
– А как бы ты поступил на моем месте? – спросила Азирафаэль.
Кроули ожидал и боялся этого вопроса.
– Ну я же демон, – невесело ухмыльнулся он. – Естественно, пошел бы на поводу своих эгоистичных желаний. Так мне положено. А ты ангел. Тебе положено поступать по совести.
Азирафаэль откинулась на спинку стула. Официант застрял где-то в зале, а она еще не чувствовала себя достаточно пьяной, чтобы перестать так переживать.
– По совести… Легче не стало, – пробормотала она.
Кроули тоже мучил вопрос с пропавшим официантом.
– А кому сейчас легко? – резонно ответил он, но заметив ее унылое выражение лица, смягчился и почти весело добавил: – Не вешай нос, ангел, тебе не положено.
Азирафаэль вяло улыбнулась.
– Ну и что с того, что он поставил такое условие? Да это не условие даже, только не для нас. Мы водили их за нос несколько тысячелетий!.. Ой, пардон, старина… (Старина, которого Кроули, размахивая руками, случайно задел, оказался женского пола, поэтому он предпочел далее не расшаркиваться.) Неужели ты думаешь, что они там чему-то научились?
Но как бы Кроули не искрил оптимизмом, у него самого на сердце скребли кошки. А все потому что предмет, лежащий у него в правом кармане, ощущался раскаленным камнем.
* * *
Азирафаэль могла на пальцах одной руки пересчитать события, когда она испытывала чувство, которое люди называют страхом, и последнее было не так уж и давно. А пальцы на одной руке уже кончились, и ей вовсе не хотелось пускать в ход другую. Ангел не могла толком определить, почему перспектива войти с собственный книжный магазин, – а до этого повернуть старинный ключ в замке той самой злополучной рукой – так пугала ее. Такой страх люди называют безотчетным страхом перед неизвестностью, и чем ближе Азирафаэль подходила к магазину, тем больше он ее охватывал. Она невольно пожелала, чтобы рядом с ней оказался Кроули (который умотался сразу же после третьей бутылки вина, бормоча что-то невнятное. Азирафаэль расслышала только слова «хорошо бы» и «твою мать»), но стоило ей представить, как он с ноги вышибает дверь, доказывая, что ничего страшного внутри нет, это желание мгновенно притупилось.
Глубоко вздохнув, ангел как можно решительнее вставила ключ в замок, надеясь, что показное бесстрашие перерастет в настоящее.
Включив свет, Азирафаэль огляделась в приглушенном свете. Внутри, естественно, никого не оказалось, если не считать духов умерших писателей. Хотя, по правде сказать, их там тоже не было, потому что почти все писатели после смерти попадают Вниз, и на Земле никто не околачивается. (Речь, разумеется, о великих писателях – не думаете же вы, что их талант достался им от прапрапрадедушки?) Стояла мертвая тишина, стояла в каждом углу, как часовой на страже. Азирафаэль одернула юбку (предмет вечных насмешек Кроули: по его мнению, она была не меньшим антиквариатом, чем все книги ее магазина вместе взятые) и направилась было в заднюю комнату, но резко остановилась, уставившись в одну точку.
У таких как Азирафаэль, – то есть у всех существ определенного склада ума, – есть некий встроенный локатор, который можно сравнить с кошачьими вибриссами. Оба выполняют осязательную функцию, только этот самый локатор настроен более тонко, и если издавна установленный порядок вещей каким-то образом нарушается, – например, когда в него «вбрасывают» новую вещь, – он способен это уловить. Потому Азирафаэль и встала как вкопанная, сверля взглядом этого птенца кукушонка, подброшенного в ее книжное гнездо, пока не осмелилась подойти поближе.
– «Обретенный Ад», – прочла она вполголоса. – Это явно не ко мне.
Книга (для тех, кто недопонял, да, это была именно книга) при ближайшем рассмотрении оказалась средней толщины, в темно-зеленом переплете. Золотые тисненые вензеля букв, казалось, пылали огнем. Азирафаэль отыскала перчатки для работы со старинными изданиями и перенесла книгу на рабочий стол. Открыла титульную страницу, секунду разглядывала ее и озадаченно произнесла:
– История есть, а автора – нет…
Имя автора «Обретенного Ада» действительно нигде не значилось: ни на обложке, ни на титульнике, ни где бы то ни было еще. Азирафаэль охватил букинистический азарт от осознания, что перед ней – какое-то уж совсем редкое и древнее издание. Затаив дыхание, она открыла первую страницу.
– «Прости, что-что ты сказал? – Шутка, говорю, не очень-то удалась»… Погодите-ка, – Азирафаэль пролистала чуть вперед. – «Что, если мы оба неправы? Вдруг я поступил хорошо, а т-т-т-ты п-п-плохо?»
Плохо стало Азирафаэль, чего с ней тоже не случалось уже давненько. Она отодвинулась от книги так медленно, как отодвигаются от мухи, одновременно пытаясь дотянуться до мухобойки.
Слова Кроули. Те, что он сказал, когда они наблюдали со стены, окружающей сад Эдема, за битвой Адама со львом.
– Невозможно, – в полный голос отчеканила Азирафаэль.
В одном этом слове сконцентрировалось все отрицание, какое когда-либо человек выражал по отношению к Всевышнему на протяжении многих тысяч лет. Но сейчас это отрицание было адресовано их истории. А Азирафаэль теперь не сомневалась, что вся эта книга – именно «их» история.
История их Соглашения.
Чья бы ни была эта шутка, чувством юмора он явно не обременен.
Азирафаэль не без труда поднялась из-за стола, швырнула на него перчатки и заходила туда-сюда.
– Мы водили их за нос несколько тысячелетий, говоришь… Тогда откуда взялось это? Если им было выгодно – кто бы это ни был – закрывать на нас глаза… Но о какой выгоде вообще может идти речь?..
На улице погасли фонари, и ненадолго воцарились предрассветные сумерки. Азирафаэль медленно ходила по магазину, между книжных полок, мимо заваленных книгами столов, и чем дольше думала об одной из них, лежащей в гордом одиночестве у окна, тем больше убеждалась, что ее необходимо запрятать куда подальше и никогда-никогда к ней не прикасаться, будто это была египетская Книга Мертвых. И теперь ее безотчетный страх с некой абстрактной ситуации переключился на вполне реальный предмет. Если конкретнее, на формат этого предмета.
История их Соглашения стала книгой. А любая книга имеет свой конец.
Если бы этот факт не притянул к себе весь фокус ее внимания, Азирафаэль скорее всего почувствовала бы необычное жжение в груди, напоминающее уколы раскаленной иглой.