Что Лана и сделала после того, как выпала из офиса в конце рабочего дня. Отец еще раньше уехал на одну из стройплощадок и домой собирался ехать прямо оттуда. Он предлагал дочери присоединиться, тем более что она тоже курировала этот объект, но не получилось.
Совершенно неожиданно позвонил Родован Караклаич, сербский партнер Мирослава и его давний приятель еще по институту. Оказалось, что опять активизировался главный конкурент Красича, владелец строительного концерна «Скип» Виктор Скипин, человек подлый и беспринципный.
Во всяком случае, так считала Лана. Возможно, потому, что Скипин не только постоянно старался перехватить самых выгодных заказчиков, но и доставал девушку намеками на невероятную выгоду, которую принесет слияние. Для начала – тел.
Но дряблое жирное тело, на котором гнилой вишенкой сидела плешивая голова, девушку почему-то не привлекало. Ну вот ни чуточки. Тем более что к телу в качестве дополнительного бонуса прилагались уродливая физиономия, вонь изо рта и потные ладони, которые постоянно норовили прилипнуть то к коленке Ланы, то к бедру.
Пока владелец всего этого богатства не получил однажды по той самой уродливой роже. После чего вредил холдингу Красича с особым вдохновением, не гнушаясь ничем. Но – на то он и гнус, чтобы с удовольствием гнушаться подлостью и клеветой.
И сейчас этот жирный слизняк принялся обзванивать зарубежных (и не только) партнеров Мирослава, намекая на грядущие проблемы Красича. Якобы его безупречная репутация под угрозой, ведь исчезла любовница Мирослава, Элеонора Озеровская!
Разумеется, те, кто был близко знаком с семьей Красичей, в эту чушь не поверили, они знали, с какой нежностью Мирослав относится к своей жене. Других женщин для него не существовало. Красич-старший достаточно покуролесил в молодости, дамы сердца… нет, не сердца, другого органа, – у высокого смуглого красавца менялись довольно часто. Пока в двадцать восемь лет Мирослав не встретил своего голубоглазого эльфа, двадцатилетнюю студентку института иностранных языков Елену. И только тогда дрогнуло и затрепетало его сердце.
Лана понимала, что отношения между мамой и папой – невозможная редкость по нынешним временам. Уже больше тридцати лет они смотрят только друг на друга, в одну сторону пусть смотрят пламенные революционерки с пожелтевшими от табака пальцами.
И бред о наличии у папы любовницы, да еще и Элеоноры, предпочитавшей молодых жеребчиков, был просто оскорбителен, а в свете последних событий – еще и опасен. Хорошо, что Родован, не сумев дозвониться до Красича-старшего, сообщил об инсинуациях Скипина Лане. И теперь предстояло разобраться с проблемой самостоятельно.
Вот только как? Как заткнуть прорвавшуюся канализацию, когда дерьмо расползается все больше? Причем сделать это не запачкавшись?
Возможно, раньше Лана и растерялась бы, но не теперь.
Обзванивать всех, кому успел брякнуть Скипин, с криком «Витя дурак!» она не стала. Сейчас следовало проигнорировать выходку плешивого жирдяя, но остановить поток фекалий было необходимо.
Чем? Импровизацией.
Лана покопалась в записной книжке, нашла нужный номер и набрала его.
– Да, слушаю, – квакнула трубка.
– Виктор Борисович, не волнуйтесь, это лечится, – с преувеличенной заботой сообщила Лана. – Главное, не запускать.
– Господи, Милана Мирославовна, вы ли это! – возбудился было Скипин, услышав голос объекта своих сексуальных фантазий, но потом, видимо, до него дошел смысл слов. – Что вы имеете в виду? Что не запускать?
– Болезнь Альцгеймера, – прощебетала Лана. – Или старческое слабоумие, как вам больше нравится. Вы бы к врачу сходили, а то скоро под себя ходить начнете или слюнями обвеситесь. Впрочем, слюни вы уже пускаете…
– Хамить изволите, мадам? – хмыкнул Скипин. – А что, мне даже нравится! Не такая уж ты и амеба, оказывается. Я-то думал – инфузория в туфельках беззубая, такую даже трахать неинтересно…
– Во-первых, – решила прервать явно провоцировавшего ее жирдяя Лана, – я что-то не припомню распития вина на брудершафт, столь омерзительное действо я бы не забыла.
– Ну почему же омерзительное, ты же не пробовала.
– Вырвет сразу, а послевкусие от действия обратной перистальтики у меня и так постоянно с вами, Виктор Борисович, ассоциируется. Во-вторых, я восхищена вашим искрометным чувством юмора, свидетельствующим о высочайшем уровне IQ. Сколько он у вас? Сорок? Или целых сорок шесть?
– Деточка, – похоже, Скипин начал заводиться, во всяком случае, утробное кваканье превратилось в змеиное шипение, – а ты не забываешься? Я что, давал повод для подобных эскапад?
– Узнаю! – воскликнула Лана. – Узнаю брата Витю! Тот самый беспринципный тип, для которого не существует никаких норм и правил ведения бизнеса. Клевета, сплетни, грязь – вот излюбленные методы этого героя нашего времени!
– Ах, вот ты о чем, – процедил Скипин. – Запомни, малышка, главное правило ведения бизнеса – это отсутствие правил.
– Вы считаете?
– Я не детсадовец, чтобы считать, я знаю. А ты, красавица, лучше прими мое предложение, пока не поздно.
– Выяснять, что в вашем представлении поздно, я не стану. – Так, еще немного снежку в голос, чтобы аж похрустывал. – Но лить грязь на моего отца вы больше не будете.
– Это почему же? У нас свободная страна, и я имею право говорить что хочу и кому хочу.
– Статью УК РФ за клевету еще никто не отменял.
– Да неужели в суд подавать будете? – хрюкнул Скипин. – Вот спасибо, вот порадовала!
– Ну зачем же, – усмехнулась Лана. – Привлекать внимание прессы к вашим бредням мы не будем…
– И не надо, я сам справлюсь.
– Это вряд ли.
– Почему же?
– Потому что у нас для прессы повкуснее темка найдется. И погорячее. Тут уж не сплетни насчет мифического адюльтера Мирослава Красича, тут сенсацией попахивает. Вернее, пованивает.
Это был выстрел наугад. Разумеется, никакого компромата на Скипина у Ланы не было, но, учитывая специфику личности Виктора Борисовича, криминал в его резюме явно зашкаливал.
И «наугад» оказался яблочком. Жирдяй напрягся, и всерьез.
Тишина в телефонной трубке наливалась тяжестью, она давила все ощутимее. Дожидаться, пока Скипин очухается, Лана не стала.
– Надеюсь, мы поняли друг друга? – Отлично, уверенная снисходительность – то, что надо.
Тяжелое сопение.
– Виктор Борисович, ау, вы еще там?
– Да.
– Так вот. Вы оставляете в покое нас, и мы гарантируем, что информация о вашем участии в кое-какой гнусности в прессу не просочится. Договорились?
– Я понятия не имею, о чем вы говорите, Милана Мирославовна, – очнулся наконец Скипин. – Но продолжать разговор в подобном тоне не желаю.
– Отлично! Мы друг друга поняли.
Лана нажала кнопку отбоя и облегченно вздохнула. Кажется, получилось. А что конкретно мог натворить Скипин, не суть важно. Раз его так перекорежило, явно не ложки в детском саду спер.
Через полчаса девушка уже забыла о неприятном инциденте, утонув в обычной пятничной текучке. Почему-то накануне уик-энда всегда наваливается куча дел, которая сидит всю неделю в засаде, предвкушая пятничный апофигей. Причем полный.
На разваливание и разбрасывание кучи ушло еще полтора часа, так что к дому родителей, расположенному в охраняемом коттеджном поселке, Лана подъехала около семи вечера.
Оставив машину во дворе, она какое-то время постояла на крыльце, наслаждаясь теплым августовским вечером и запахом цветов в саду.
И если в Москве они, цветы, пахли сначала выхлопными газами, а потом уже собой, то здесь – только собой. До головокружения.
Но и есть хотелось до головокружения, а одними запахами сыт не будешь.
Лана подняла руку, чтобы позвонить, но в этот момент дверь распахнулась:
– Вот так и знал! – возмущенно забасил отец. – Я тут, понимаешь, уже почти умер от голода, не найдя даже крохотной капельки сострадания в душе у холодной и бесчувственной женушки, так еще и яблочко на пороге зависло!
– Я сегодня назначена яблочком? – улыбнулась Лана, входя в дом. – Надеюсь, не тем, что во рту у жареного поросенка?
– Ты родилась тем самым яблочком, – грустно вздохнул Мирослав, – которое недалеко от яблоньки падает. У меня жестокая жена и не менее жестокая дочь. Одна не пускает мужа в столовую, пока Ланочка не приедет, а другая, приехав, издевательски торчит на крыльце, вбивая последний гвоздик в крышку папиного гроба.
– А что, очень симпатичный гвоздик у нас получился, правда, пупс? – мама Лена, приподнявшись на цыпочки, чмокнула почти двухметрового пупса в щеку и направилась к дочери: – Здравствуй, пампушечка! Я так соскучилась!
Мягкие теплые руки, в которых так уютно и надежно, снова на минуту закрыли дочь от всех невзгод и проблем. И хотя уткнуться, как в детстве, в мамино плечо Лана уже не могла, рост не позволял, но ощущение дома, семьи осталось прежним.
И вкусные запахи тоже. На кухню мама Лена не пускала никого, готовила для мужа и дочери сама. И только когда намечалось нашествие гостей, приглашались повара и официанты.
– Так, пампуша, быстренько вымой руки и к столу! – деловито распорядилась хозяйка дома. – Папуля истомился совсем!
– Дайте хоть переодеться, сатрапы! – хихикнула девушка, ловко увернувшись от маминого полотенца. – Я быстренько!
Мельком глянув в зеркало, Лана улыбнулась. Пампуша! Она давно уже не была пухлой годовалой малышкой, но мама Лена, любительница ласковых прозвищ, продолжала называть так дочь. А еще – олененком. Ярик был и остался, несмотря на звездный статус, Снусмумриком, а папа – пупсом.
И это было здорово, потому что – семья. Самое надежное, что было в жизни Ланы. Она знала – здесь ее любят, ждут и примут всегда, что бы ни случилось. Семья не отвернется, не бросит в беде, будет бороться и защищать до последнего.
И то же самое готова была делать для них Лана.