В обед довольная Анюта, как всегда, хавала в заводской столовке резиновый суп из «царской говядины». За её столом, как всегда, тусили местные уреловки Люся, Зина и Альбина. Анюта испытывала смешанные чувства. С одной стороны, тотальная е*ля с «Ленинградом» и перспективы мешков шпрот. С другой стороны, смутное ощущение чего-то дурного. Чувство отдалённой тяжести или опасности, по типу как с похмелья, после общественной пирушки. В первые часы пробуждения вам кажется, что вчера в угаре кому-то нахамили, доброму человеку не уделили внимания, поссорились с девушкой. Вы не можете понять, что это за червь? Денег до фига, всё за**ись, а в глубине подсознания что-то гложет! Непонятные раздумья Анюты прервала Зина:
– Ну что, подруга? Пое***лась с КГБ? А где простава?! Анюта встрепенулась и воровато оглянулась. Вокруг них обедало немало баб в чёрных косынках – это вдовы расстрелянных рабочих. Когда те пожрали баланды и удалились в цеха, она достала из-под стола чекушку водки, банку рижских шпрот, а также с пафосом бросила на стол пачку сигарет «Лайка» с е***лом якутской собаки.
– О! «Лайка»! Шпроты! Везёт же рыжим! Наливай!
Их застолье продолжилось и после обеда. Сломался станок или какой-то кран. Анюта отсчитала рубль (20 % от КГБ-гешефта), и Зина тут же метнулась в магазин. Стрелку забили около забора за складом. Когда уреловки набухались, Зина продолжила вопросы:
– А чё ты загрустила, такого хахаля срубила? Или водяра по башке дала?!
– Эх, девоньки. Вощем, когда мы это, с Гайдаром поролись, меня стало распирать в срач. Слава богу, он свои штаны застегнул и поломился в каптёрку. Я тут же побежала к «полуяме» и как сирану!
– Ну и?!
– А когда повернулась, смотрю, а там из земли башка мертвеца торчит и вся в моём говне!
– Ты что?! Ему в рот насрала?
– Я чё?! Рассматривать, что ли, стала?! Сиганула и тут же стаканище водчилы уе***ла!
– А тебя потом все трахали?
– Кажись, все! Ну три или пять, не помню. Шпроты хавала, икру красную, ну и там водчилу.
– Ну а до порева с Гайдаром ты сколько рижских шпрот съела?
– Две или три банки сожрала. Потом сметану, потом геленджикский портвейн – гадость.
– Везёт же людям!
– А, вот ещё! Забыла вам сказать, я когда посрала, то всей сожранной бурдой на башку мертвеца проблевалась!
Бабы заржали.
– Три банки шпрот, сметана, потом геленджикский портвейн, мороженое пломбир, водочка. Мерзость!
– А ещё суп из «царской говядины».
Они шли по улице, дико орали и давились от смеха! Бабы в чёрных косынках шарахались от них.
– И вся эта блевантина ему в рот!
– Это не блевантина, а харч!
– Харчо ему на ужин!
– А говнище на завтрак!
Я случайно посмотрел на студентку, неожиданно потерял мысль и замешкался. Фигуры АПН-пирушки со своими бокалами и рюмками словно застыли в 3D-фильме и камера беспилотника облетала их. Паузу нарушила Евгения Альбац (в будущем главред «Нового времени»):
– А этот парниша мне нравитца! Браво! Далеко пойдёт, если не остановят!
Все зааплодировали. В этот момент с подоконника подал голос хиппи Венедиктов (в будущем «Эхо Москвы») в глупой майке «Джон Леннон: Гив ми Ченс оф Пис».
– Ага! АНБ США вычислила бедолагу, предложила ему стать маньяком за уе. Он согласился и вошёл во вкус. Я так понимаю, фишка в аресте! Типа если его винтанут по теме садизма, то на суде он скажет, что убивал из мести! Чисто тёлок, у которых родственники в ГБ и МВД, то есть тех, кто расстреливал новочеркасский бунт. Дальнейший сюжет можно уже рассказывать!
В помещении воцарилась гробовая тишина. Евгения Альбац тут же врубилась в тему и заорала:
– А Веня у нас прорицательный! Эй, диджей, вруби музыку!
Какой-то журналист метнулся к отжатому в Афгане магнитофону Sony и врубил альбом Билли Айдола Rabel yell. Мы стали танцевать.
Было много разных телег, ржачки и приколов. Russian vodka лилась рекой. В один из моментов я решил смотаться в дабляк (00 – два нуля, туалет). Узнал ориентир и поломился наугад в гулкие коридоры. По дороге обратно я встретил бейби-студентку, она тоже планировала посетить храм фарфорого чародея. Она хотела даблица или блевать одновременно, то есть сделать дабл в даблеке, WW in WW.