«Вверху сияла голубизна небес – но вдали на горизонте виднелось маленькое облачко, размером в человеческую ладонь».
Вышеприведенными словами заканчивалась прошлая книга. Небо было голубым потому, что короли Англии и Франции после 22-летней войны поклялись в вечной дружбе, маленькое же облачко указывало на неопределенность в состоянии здоровья французского монарха.
В течение 22 лет Эдуард III, король Англии, преследовал единственную цель – ликвидацию вассальной зависимости своего владения на французской территории от короля Франции. И вот наконец в 1360 году он добился своего, заключив договор в Бретиньи.
Согласно этому договору король Англии приобрел абсолютные суверенные права на треть французской территории. Ликвидация взаимных претензий мыслилась как шаг, направленный на заживление гноящейся раны, которая портила отношения между королями соседних государств в течение двух столетий. Все было хорошо. Но договор предусматривал передачу нескольких французских провинций, связанных узами вассальной зависимости, от одного государя к другому. Хотя идея национальной принадлежности еще не утвердилась в той степени, в какой это случилось впоследствии, такая передача повлекла за собой результаты, подобные тем, которые производит в живом теле хирургическая операция. Требовался период полного покоя, в течение которого новый орган прижился бы в теле и начал нормально функционировать. В этом состояла трудность. Наилучшим выходом из положения было бы сохранение королем Франции Иоанном королевского скипетра в течение нескольких лет, но его здоровье резко ухудшилось, а после смерти короля в 1364 году ему наследовал сын – Карл V.
Смерть короля Иоанна стала похоронным звоном для договора в Бретиньи. Новый король Карл V был, возможно, одним из самых миролюбивых французских королей, за исключением Карла VII. Он не желал новой войны, но жаждал реванша. Будучи достаточно проницательным, он терпеливо дожидался времени, когда его жажда могла быть утолена.
Между тем произошли важные события. В Бретани с переменным успехом более 20 лет продолжалась «освободительная война». Одного из двух претендентов на герцогство, Жана Монфора, поддерживали англичане, которые к этому времени установили свою власть на большей части территории Бретани. Другой претендент, Карл Блуа, был ставленником французов… После короткого перемирия война вспыхнула с новой силой и в 1364 году достигла критической стадии. Противоборствовавшие армии встретились в миле от северного городка Оре, в 60 милях к юго-западу от Рена. В последовавшем сражении англо-бретонская армия под командованием сэра Джона Чандоса разгромила войска графа Блуа, который погиб в сражении. Военачальник Бертран Дюгеклен, командовавший французами, попал в плен. Сражение явилось завершением освободительной войны и началом золотого века Бретани.
Второе важное событие произошло далеко на юге. Короля Педро Жестокого (которого его придворный называл «камберлендским мясником») свергнул с трона его незаконнорожденный брат Энрике Трастамара. Педро обратился за помощью к Черному принцу, которого Эдуард III сделал герцогом Аквитанским. Он содержал свой двор в столичном городе Бордо. Принц Эдуард откликнулся на обращение с большим энтузиазмом. Собрав армию англосаксов – в дальнейшем именуемую для краткости англичанами, – он преодолел Пиренеи по горному проходу у Ронсеваля, получившего известность благодаря эпосу о Роланде, прошел через Памплону к Витории, следуя тем же путем, каким двигался Веллингтон в 1813 году. Принц Эдуард вступил в сражение с армией Энрике Трастамары у горного хребта близ Нахеры и добился впечатляющей победы. Командовавший французским контингентом войск Бертран Дюгеклен вновь был захвачен в плен. Англичане преследовали противника вплоть до Нахеры и окружили беглецов в ущелье, которое до сих пор называется местными жителями «ущельем англичан».
Несмотря на успешный исход, испанская кампания имела пагубные последствия. От Педро (позже умерщвленного единоутробным братом) на оплату военных расходов не было получено ни пенни, впоследствии пришлось взимать с населения Аквитании обременительные налоги. Феодальные вотчины Аквитании заплатили в начале 1368 года дополнительные налоги, которые потребовал Черный принц, но два основных феодала пожаловались на поборы королю Англии. Не дожидаясь его ответа, они попросили защиты у короля Франции. Согласно заключенному в Бретиньи договору, Карл V, разумеется, не имел права вершить суд в Аквитании, но юристы убедили короля в обратном на том основании, что статьи об этом в договоре не были прописаны. После некоторых колебаний Карл перешел Рубикон, дав аудиенцию двум жалобщикам. После этого война стала неизбежной, и 30 ноября 1369 года король ускорил дело захватом Аквитании – как это сделал его дед поколением раньше.
Перед тем как совершить роковой шаг, Карл всячески подготовился к войне: он собрал военное снаряжение и продовольствие, обеспечил себе союзников и, что важнее всего, задействовал посредством своего брата, герцога Анжу, мелких феодалов Гаскони. Все это время Эдуард III, совершенно неготовый к войне, делал жесты примирения, однако Карл, стиснув зубы, отказывался пойти навстречу английскому королю и даже не отвечал на его послания.
Принц Уэльский отнесся к происходившему не столь миролюбиво. Когда французский король вызвал его в Париж, тот дал свой знаменитый ответ: «Мы придем в Париж, но в шлемах и во главе шестидесяти тысяч войск». Это было хвастливое заявление, которое принц не имел возможности выполнить. В то время максимум, на что он мог рассчитывать, – это собрать армию в десять раз меньшую по численности. Война приближалась!
Последовавшая военная кампания, продолжавшаяся с небольшими перерывами с 1369-го по 1396 год, не имеет названия. Мы называем ее по имени военачальника, принимавшего в ней активное участие. (Сражения были прерваны перемирием.) В этот период не произошло ничего, достойного называться собственно битвой. Дело в том, что французские войска, выполняя строгий приказ своего короля, уклонялись от прямых столкновений с англичанами. Соответственно последние располагали возможностью передвигаться в стране по своему усмотрению, французы же ограничивались осадами городов. Таким образом, эта война малоинтересна именно из-за крайне малого числа реальных сражений.
Несмотря на то что французы располагали преимуществом в военном снаряжении, численности войск, союзниками и фактором внезапности, несмотря на то что они вторглись в герцогство, находившееся на грани мятежа, их действия отличались поразительной нерешительностью. Захватив ряд окрестностей Рурге, французы перешли к спорадическим нападениям на отдельные замки. Возможно, их осторожная тактика была вызвана вестью о том, что сэра Джона Чандоса вызвали на юг из его нормандского замка Сен-Савер-ле-Виконт и вскоре он прибыл с войсками в Пуату.
Первый год войны не дал определенных результатов. Но для англичан большой потерей стала гибель несравненного сэра Джона Чандоса, одного из блестящих героев Англии, у ворот Луссака в провинции Пуату. Дело Чандоса продолжили сэр Роберт Ноулз и сэр Хью Калверли.
В 1370 году произошло событие, которое историки впоследствии так извратили, что на нем следует остановиться подробнее. В ходе своего похода герцог Беррийский вышел к Лиможу, однако штурмовать крепость не было оснований, поскольку епископ Лиможа сам пригласил французов в город. Когда Черный принц узнал об измене, он пришел в ярость. Епископ числился в кругу самых близких друзей. Он был крестным сына принца – Ричарда Бордоского, его лояльность не вызывала подозрений. Принц Уэльский пригрозил отомстить епископу и выступил в поход на Лимож вместе с братом Джоном Гонтом, прибывшим из Англии с подкреплениями. То есть правильнее было бы сказать, что марш совершала только армия, поскольку самому принцу сильно нездоровилось и его несли на носилках. Герцог Беррийский со своей армией благоразумно воздержался от встречи с войсками принца[1]. Англичане осадили город, подорвали крепостные стены и через шесть дней взяли его штурмом[2]. Затем последовало знаменитое «разорение Лиможа».
Многие историки – я должен констатировать, к сожалению, что наиболее злостными фальсификаторами из них были англичане, – дали волю слишком богатому воображению в описании мнимых зверств, чинимых английскими войсками по наущению Черного принца. Любопытно, что даже такого выдающегося рыцаря, как Эдуард Вудсток, низвели в связи с этим историческим эпизодом до крайней степени бесчестия, назвав его «пятном позора». Однако новейшие исследования дали правильный ответ на вопрос. Он очень прост: никакой поголовной резни в Лиможе не было. Слишком легковерные последователи абсолютно безответственного летописца Фруассара подхватили знаменитый отрывок из его хроники: «В этот день были преданы смерти более 3000 мужчин, женщин и детей». Отрывок принялись дружно цитировать английские исследователи, хотя Фруассар благоразумно исключил эту цифру из своей последующей Амьенской рукописи, которая этим исследователям известна не была, поскольку ее не переводили на английский язык.
Ролан Делашеналь цитирует знаменитый отрывок Фруассара, где описано, как женщины и дети бросаются на колени перед Черным принцем, моля о пощаде, и замечает, что этот отрывок «не следует игнорировать». Что ж, посмотрим. Однажды я стоял на том месте, где предположительно помещались носилки принца, и изо всех сил стремился представить сцену, описанную Фруассаром. Мне не удалось этого сделать. Во-первых, в обстановке резни ее жертвы не могли знать о местонахождении принца. Во-вторых, даже если бы они и знали, то не смогли бы приблизиться к нему. Чтобы подойти к принцу, следовало пройти по узкой улочке, которую перегородили его охранники. Судя по утверждению Фруассара, таких смельчаков прикончили бы на месте, если бы они попытались это сделать, поскольку он свидетельствует, что любого встретившегося им жителя города захватчики убивали. В-третьих, инстинкт подсказал бы женщинам, оказавшимся в городе, где бесчинствуют убийцы и мародеры, бежать за городские стены или прятаться в погребах, а не пытаться пробиться с детьми к принцу сквозь узкую улочку. Вместо этого перед нами душераздирающая сцена, созданная опытным сказителем, который хорошо знал, как воздействовать на чувства читателей. Его перо постоянно напоминает, что это была большая трагедия. Коротко же говоря, этот отрывок не следует принимать во внимание: трагическую сцену создало воспаленное воображение летописца.
В общем, как считают английские летописцы, не скрывая своего удовлетворения, принц Уэльский преподал урок неверным защитникам Лиможа, но действовал наследник английского престола больше посредством грабежа и разорения, нежели убийств. По просьбе Джона Гонта победители даже пощадили жизнь епископа.
Не стоит утомлять читателей подробными описаниями многочисленных осад обеими сторонами крепостей в последующие восемь лет, когда французы медленно приближались к Бордо. Нет нужды и в обстоятельном рассказе о передвижениях различных английских армий по французской территории. Таких передвижений было не менее пяти. Первый переход совершил в 1369 году Джон Гонт, который высадился в Кале и совершил марши в Арфлер и обратно, не вступая в соприкосновение с противником. Второй переход осуществлялся в 1370 году под командованием бывшего простолюдина, сэра Роберта Ноулза. Он тоже высадился в Кале, совершил марш через Аррас в Труа и затем, минуя Париж, направился в Бретань. К сожалению, во время этого перехода он поссорился с представителями знати, которые увели свои войска в другом направлении. Дюгеклен воспользовался этим распылением сил для нападений на изолированные воинские колонны англичан и их уничтожения. Третья военная кампания получила название «великий поход Джона Гонта» и заслуживает более обстоятельного обсуждения, поскольку привлекла внимание всего цивилизованного мира того времени и действительно напоминает эпопею Христофора Колумба. Гонт располагал войском численностью 15 тысяч солдат, ему было поручено освободить Гасконь. К этому времени французы господствовали на море, и добраться до провинции морем не представлялось возможным. Поэтому Гонт высадился в Кале, заявив, что совершит марш через среднюю часть Франции в Бордо. По карте это был маршрут протяженностью почти 600 миль по территории враждебной страны. Французы повсюду уклонялись от боя с ним, и самым опасным врагом английского военачальника стал голод. С приближением зимы англичане вышли на возвышенности Центральной Франции. Обстановка все больше ухудшалась, но Гонт противостоял трудностям с железной решимостью своего отца Эдуарда III. Он продолжал двигаться через горы и наконец спустился в долину реки Дордонь. К Рождеству, почти через пять месяцев после выступления в поход, Гонт прибыл в Бордо, преодолев около тысячи миль. При нем осталось чуть больше половины армии, остальная часть погибла в пути.
Итоги похода считаются английскими и другими историками катастрофичными, но французы оценивают их по-другому. В «Великих хрониках» отмечается, что это было «наиболее почетное предприятие для англичан».
На самом деле поход принес важные результаты. Он обеспечил Бретани передышку, поскольку из этого герцогства на защиту Франции были срочно отозваны не только Дюгеклен, но и герцог Анжуйский. В результате похода в Аквитанию прибыло значительное подкрепление. Поднялся престиж английских войск, была продемонстрирована их мощь, противник понес потери, был подавлен его моральный дух, а его наступление на Аквитанию остановлено.
Четвертую экспедицию возглавил в 1375 году Эдмунд, граф Кембриджский, который высадил свои войска на побережье Западной Бретани и пересек герцогство из конца в конец.
Последний из этих походов совершил граф Букингемский, который повторил фактически переход Ноулза в Майен, но продолжил его в соответствии со своим планом вплоть до Рена – столицы Бретани.
Между тем французы последовательно придерживались кампании осад крепостей в Гаскони. Они дали ряд сражений на море, где адмирал Вьенский добился значительных успехов. Дюгеклен проявил себя как самый выдающийся и успешный французский военачальник. В конце концов Карл V сделал его коннетаблем Франции. Он первым из простолюдинов добился столь высокой чести. Дюгеклен заслужил ее.
1377 год стал решающим. Французы усилили наступление и перенесли боевые действия на расстояние 20 миль от Бордо. Но далее они не продвинулись. В тот же самый год умерли Эдуард III и Черный принц, через три года за ними последовали Карл V и коннетабль Дюгеклен.
После 1380 года не осталось территории, где бы происходили серьезные сражения. После серии коротких перемирий в 1396 году было подписано заключительное перемирие, предусматривающее статус-кво и оставляющее нерешенным и недискутируемым важный вопрос о вассальных территориях.
Как отнестись к этой необычной 27-летней войне, в ходе которой не велось реальных сражений и осуществлялись лишь осады крепостей, но четверть французских земель сменили владельцев? Казалось, сама природа способствовала естественным путем процессу перехода земель из рук в руки по обоюдному согласию. На ранних стадиях и на внешних границах вновь приобретенных английских территорий все складывалось примерно так, поскольку давние владения Генриха II уже давно находились в руках французов. Но даже тогда, когда война приблизилась к Бордо, в котором французы не были более 200 лет, военное противостояние оказалось весьма незначительным. Наиболее основательное объяснение этому дал профессор Перро, который отмечает, что французы добились успехов «более дипломатией, чем силой оружия». Что касается военной стороны дела, мы можем процитировать с удовлетворением слова проницательного историка профессора Т.Ф. Таута из его «Политической истории Англии» (1906): «Когда французы и их испанские союзники завоевали господство на море, все надежды на возвращение Аквитании были утеряны».
В свете столь незначительного ведения боевых действий трудно оценивать достоинства военного руководства каждой из сторон. Можно восхищаться энтузиазмом – подлинной доблестью, – проявленным Ланкастером, Ноулзом и Букингемом во время их трех больших походов, какова бы ни была их стратегическая ценность. Французы приобрели, конечно, ряд городов и замков. И здесь следует сказать несколько слов о коннетабле Франции, Бертране Дюгеклене. Этот бретонец весьма низкого происхождения не поднялся бы до столь сияющей высоты, если бы не обладал выдающимися способностями, и все же список его военных достижений едва ли оправдывает такой взлет. В двух действительно серьезных сражениях он потерпел поражение и был захвачен в плен, а о его полководческом таланте на поле боя мы знаем слишком мало. Вероятно, поэтому позднейшие французские военные историки характеризовали Дюгеклена как заурядного военачальника, неспособного выиграть битву или провести сколько-нибудь успешный штурм крепости. Однако эта оценка слишком категорична. Способ, которым Дюгеклен уничтожил отдельную военную колонну армии Ноулза, говорит о его незаурядных способностях к руководству войсками. И это был не единственный случай. Тем не менее правильным было бы сказать, что Дюгеклен родился в счастливое время. В отдаленной Аквитании маятник качнулся против Англии, поскольку ею было утрачено господство на море. И кто бы ни командовал в то время французскими войсками, ему сопутствовал бы успех, одерживал бы он победы в сражениях, демонстрировал бы свой военный гений или нет. Таким образом, стратегия Дюгеклена, навязывал ли ее ему его хозяин или нет, вела к конечному успеху – как принесла бы успех и противоположная наступательная стратегия.
Как бы то ни было, Англия не считала себя побежденной. Ведь в течение 10 лет французы явно избегали риска прямого столкновения с англичанами. В последние два года Англия остановила наступление французов в Гаскони и сама перешла в наступление. Одна из английских армий совершила рейд по французской территории с целью оказать помощь Бретани, другая армия прошла победоносным маршем в Испанию, чтобы помочь другому союзнику. Если Англия уступила в борьбе за свои зарубежные владения на юге Франции, то она решительно и бесповоротно отвергла любые предложения восстановить вассальную зависимость Бретани от Франции или вернуть Кале. Ее упорство в этом отношении предотвратило заключение постоянного мира. Перемирие 1396 года признавало статус-кво, потребовалась новая война, чтобы решить вопрос окончательно.
До правления Эдуарда III английская армия, подобно французской, комплектовалась на базе феодального ополчения. К нему добавлялась национальная милиция, или «ферд». Однако Эдуард радикально реформировал систему комплектования армии. Он заменил ее набором солдат по оплачиваемому контракту в армию, предназначенную для участия в зарубежных военных предприятиях. Для набора определенного количества рекрутов, причем в установленной пропорции тяжеловооруженных всадников и лучников, назначались определенные лица, обычно из числа знати. Им выплачивалось по определенной норме жалованье в течение установленного срока. Этот срок редко превышал год. По его окончании контрактник (выражаясь современным языком) мог либо возобновить контракт, либо уволиться со службы. В результате Англия приобрела оплачиваемую, профессиональную, краткосрочную армию для заморских операций.
Вместе с тем Франция до конца Столетней войны оставалась в тисках феодальной системы набора. Внутреннее состояние ее армии, в отличие от английской, отличалось примитивизмом и почти полной анархией. Таким образом, это было все еще феодальное войско независимых друг от друга сеньоров, над вассалами которых коннетабль не имел никакой власти. Рыцари и тяжеловооруженные всадники не просто считали себя костяком армии: они и были армией на самом деле, хотя в целях увеличения ее численности в войско привлекались новобранцы из местных общин, а также иностранные наемники с арбалетами, главным образом из Италии. Не существовало даже намека на взаимодействие кавалерии с презираемой ею пехотой. Битва при Креси продемонстрировала это со всей очевидностью, однако Франция все еще не извлекла урока из такого положения, в отличие от ее соперника, который сделал это много лет назад. Итак, несмотря на многочисленное население, превышающее английское в три-четыре раза, Франция к этому времени не сумела создать полевую армию, способную противостоять войскам Эдуарда III.
В области вооружения обе армии мало чем отличались друг от друга. Тяжеловооруженные всадники имели копья (или пики), мечи, кинжалы, в отдельных случаях булавы. Легкие кольчуги вытеснялись тяжелыми латами, а к концу войны рыцари были закованы в броню с ног до головы. Щит постепенно выходил из употребления, частью из-за большей надежности тяжелых доспехов, частью из-за его неспособности защитить от артиллерийских ядер. Каждого тяжеловооруженного воина сопровождали два лучника, один-два пажа или оруженосца, вооруженные кинжалами, часто меченосец. Вся эта группа из четырех или шести человек составляла «ланс». Здесь есть свои трудности. Состав «ланса» постоянно изменялся в английской армии, а во французской устоялся лишь к концу войны, когда была установлена его численность в шесть человек (включая слугу и пажа). Кроме того, когда в источниках приведена численность «лансов» и лучников, абсолютно неясно, включены ли лучники, входящие в «лансы», в общую численность лучников, набранных по контракту. Я подозреваю, что лучники рыцарей не включаются в общую численность лучников, зато это делается, когда речь идет об обычных тяжеловооруженных всадниках. Однако во французской армии вплоть до конца войны при упоминании «лансов» следует увеличить численность лучников в четыре или шесть раз в зависимости от того, считаем ли мы пажей участниками боевых действий или нет. Фердинанд Ло не включает их в эту категорию, но они могут в нее войти, как, например, солдаты, обслуживающие современные пушки, которые, несомненно, участвуют в боевых действиях.
Английский лучник к этому времени, как правило, ездил верхом. На коне или в пешем строю при нем были большой лук, меч и кинжал. Лучник был способен производить шесть выстрелов в минуту, наивысшая эффективность стрельбы достигалась на дистанции 250 ярдов, ее поражающая сила сохранялась на дистанции 350 ярдов. Со своей стороны, французский лучник располагал арбалетом. Хотя арбалет превосходил большой лук по поражающей силе, он в четыре раза уступал ему в скорострельности и стрелял на меньшее расстояние. Обычно арбалетчиками были генуэзские наемники.
Что касается другого рода войск – артиллерии, – имеется мало сведений об ее использовании какой-либо из сторон на поле боя, но во время осад крепостей значение пушек возрастало, а в последние годы Столетней войны, как мы увидим далее, они играли ведущую роль в принуждении защитников городов и замков к капитуляции.
Помимо лучников пехота включала определенное число копьеносцев (до их упразднения Генрихом V) из числа иностранных наемников – фламандцев, немцев, гасконцев и т. д. Генрих V не жаловал наемников. В качестве экипировки лучники носили стальные шлемы, нагрудники с металлическими пластинами или плотной ткани, копьеносцы имели такую же защитную экипировку, за исключением того, что они редко носили нагрудники с металлическими пластинами.
Несмотря на значительную продолжительность Столетней войны, прогресс в оружии, вооружениях и методах ведения боевых действий был на удивление незначительным. Он отмечен лишь в двух отношениях. Во-первых, в развитии мощи и эффективности артиллерии, что уже упоминалось и о чем будет речь впереди. Во-вторых, в употреблении тяжелых доспехов. Все это менялось постепенно, и имеется мало прямых указаний на темпы развития. Наши знания ограничиваются большей частью свидетельствами о духовых инструментах, портретах и окнах с витражным стеклом. Но прогресс имелся, и в конце войны рыцари целиком были закованы в латы. Влияние войны на тактику также осуществлялось постепенно. Оно носило двойственный характер: снижалась мобильность пеших тяжеловооруженных воинов, а также эффективность стрельбы из лука. В отношении степени мобильности и проворства закованных в латы рыцарей нет единого мнения. Несомненно, металлические доспехи были многообразны, в противоборствовавших армиях не было единообразия доспехов. Но в целом существовала тенденция переложить на лошадь львиную долю работы по транспортировке рыцаря. Легче определить эффективность тяжелых доспехов. Они явно снижали убойную силу стрелы большого лука. К концу войны появляется меньше свидетельств о потерях от оружия подобного рода и больше примеров, когда тяжеловооруженные всадники прорываются сквозь ряды лучников. Тем не менее перемены здесь происходят медленно и не очень заметно.
В период, который рассматривается в этой книге, произошло всего два крупных морских сражения. Имеется мало сведений о состоянии флотов двух стран, хотя начинает давать о себе знать эффективность корабельной артиллерии. Обе стороны владели небольшим числом боевых кораблей, содержавшихся за счет королевской казны. Основа флота формировалась по случаю, посредством простых заявок на определенное количество кораблей от каждого порта. В случае с «пятью портами» в юго-восточной Англии существовал ордер на предоставление постоянного количества кораблей для каждого порта. Французы помимо этого располагали некоторым количеством боевых галер, которые базировались на побережье Средиземного моря, но в ходе войны подтягивались к Ла-Маншу.