В начале июня еще нет большого наплыва отдыхающих. В автобусах пока свободно. Сажусь у открытого окна и считаю минуты. Чем ближе к городу, тем сильнее удары сердца… Господи! Как же я без него скучаю!
Смотрю без интереса на знакомые пейзажи. Родная Анапа, я тебя очень люблю… Но эта любовь не сравнится с той, которая сжигает меня дотла!
В какой-то момент решаю набрать его номер сама:
– Леша, привет! Почему не звонишь? Занят?.. А чем занимаешься?.. Только с дачи приехали? Конечно помогай! Не буду отвлекать, вечером перезвоню. Тете Жене привет!
Ну вот. Леша дома. Маме помогает. А я?.. Как же некрасиво вышло… Не устаю ругать себя! Ну зачем, зачем я поехала вместе с Надей? Безвольная дурочка! Но я ему все расскажу! Сама. Чем скрывать и мучиться от правды-неправды-полуправды, лучше как можно скорее во всем признаться!
Может, заглянуть к ним прямо сейчас? Да и лишние руки только на пользу… Так и сделаю!
И вот уже лечу через две ступеньки на последний этаж панельной пятиэтажки, кое-где через три перепрыгиваю.
– Ой, Настюша! – растерянно улыбается тетя Женя, и между нами возникает неловкая пауза. В ее глазах – немое сочувствие.
Сердце начинает гулко барабанить. Разве есть повод, чтобы меня сейчас вот так… жалеть?
– А Леша… – пытается подобрать слова она, – а Леша с ребятами куда-то ушел.
«Разминулись! Не успела…»
Вздыхаю, кажется, слишком громко.
– Настюш, – тетя Женя смотрит на меня с неловкой улыбкой и переминается с ноги на ногу, – хочешь, зайди, подожди его. Может, скоро вернется…
Зачем-то захожу. Как в тумане… Молча разуваюсь, прохожу по узкому темному коридору в кухню. Вот мой стул у батареи. Я всегда здесь устраиваюсь, чтобы быть напротив Леши, заодно на подхвате у тети Жени – чашки из шкафчика достать, подать что-то из холодильника. А сейчас сижу, уставившись в одну точку, – на Лешин сломанный телефон, который валяется на полке рядом с рулоном полиэтиленовых пакетов для завтраков. Когда-то он работал исправно, и на заставке стояло наше совместное фото с той самой поездки к Лысой горе.
– Чаю? – предлагает Лешина мама.
– Что? – пытаюсь сфокусироваться на ее лице.
– Чаю? А может, кисельку? Клубнику вчера с дачи привезла, два ведра эмалированных. И варенье сварила, и кисель вот. А на грядках ягода все спеет и спеет. Каждый день туда-сюда катаюсь. Лешку же не допросишься, чтобы помог. Проснется к обеду, покушает и убегает куда-то.
Рассказывает, а сама старается на меня не смотреть. На Лешином месте сидит, напротив меня.
– И ничего не скажешь – каникулы ведь. Пусть, думаю, отдыхает, а то на следующий год поступать. Вот он и пропадает где-то до полуночи. А как хорошо было, когда вы встречались… Ой…
– Теть Жень, я пойду, пожалуй, – отвечаю не своим голосом.
Что-то тяжелое все ближе и ближе подкатывает к горлу.
– Я передам… что ты заходила, – слышу за спиной, но не реагирую.
Обуваюсь и щелкаю дверным замком. Воздуха вокруг меня с каждой секундой становится все меньше и меньше. Побыстрей бы оказаться на улице! Но ноги подводят, не слушаются. Ползу, как столетняя старушенция, вцепившись в перила, и ничего не понимаю. Одна лишь мысль в голове: «Только бы не задохнуться!»
Город давит домами, машины сигналят со всех сторон. Иду по «зебре» – одна сплошная бесконечная линия. Кажется, схожу с ума… Хочется быстрее очутиться в своей комнате: упасть на кровать, зарыться в подушки, затеряться в одеяле – нет меня! Забудьте, не вспоминайте, не трогайте!
Дома так же невыносимо. Комната убивает воспоминаниями. И плюшевый мишка в углу жестоко смеется надо мной.
Распахиваю форточки, окна, балкон. Не помогает… Еще и барабанит кто-то настойчиво в двери.
– Настя, блин! – Не успеваю открыть, как Надя врывается ураганом и начинает кричать на меня. – Дура! Ты зачем так сделала? Мы тебя обыскались, весь Утриш прочесали! Отдохнули, называется! А она еще и телефон отключила! Молодец, нечего сказать!
– Плохо стало. – Прислоняюсь спиной к стене и закрываю глаза.
Пытаюсь отключить звук, стереть перед собой все изображения, избавиться от мучительных чувств, которые рвут меня на части.
А она еще больше распаляется:
– Плохо?! Поэтому ты пешком до города рвануть решила?
– Я на автобусе добралась.
– Прекрасно! А позвонить? Сказать, что все нормально?
– Я не думала, что…
– Конечно! А то я не знаю, о чем ты думала. – Встает в любимую позу, сложив руки на груди. – Твой Леша гуляет вовсю и о тебе не больно-то вспоминает. А зачем? Ему и так прекрасно! Девки, клубы, новые впечатления… Да раскрой ты глаза, наконец! Имей хоть каплю гордости!
Зачем она так? Что плохого я ей сделала?
Отворачиваюсь, и слезы подкатывают.
– Насть, – трогает она меня за руку и говорит уже мягче, спокойнее, но мне от этого не легче. – Понесло его, понимаешь? Понесло… Отпусти. Ничего хорошего уже не получится.
– Да что ты такое говоришь-то?! – не выдерживаю, и слезы рекой. Как будто плотину сорвало. И не остановиться, не успокоиться.
– Насть, да я собственными глазами видела, как он… Они…
– Что?! – трясу уже ее за плечи. Но не от злобы… От собственной беспомощности.
– …целовались, – и переходит на шепот: – Я просто не хотела говорить… Прости.
И меня сразу опоясывает темнота. Как я и мечтала… Слепота?
А потом и звуки растворяются в этом мраке. Глухота?
И что там, за спиной и под ногами… Пропасть? Да какая разница! Проваливаюсь туда, откуда уже не выбраться.
Никогда.
Да и не за чем…