Мы – современники не просто больших или значительных, а великих перемен, охватывающих геополитический ландшафт, повседневный образ жизни, может быть, даже психогенетические устои рода человеческого. Футурологи с гибельным восторгом напоминают, что «сегодня мы переживаем удивительный и уникальный момент нашей истории, который по многим признакам можно считать преддверием резкого качественного скачка в развитии народов. Главная задача современного человечества – задача самосохранения и выживания в условиях исторически небывалых до нынешнего момента рисков и угроз самоуничтожения человечества как вида и Земли как планеты, способной порождать жизнь»[1].
Не будем малодушно утешаться иллюзией, что «на наш век хватит». Великие перемены не могут обойти стороной библиотеки и библиотечную профессию, перед которыми возникает жизненно важный вопрос о праве на существование в наступающем неведомом будущем. Быть или не быть? Будущее библиотечного института зависит от профессионального сознания библиотечной интеллигенции, от тех целей, знаний, убеждений, которыми станет руководствоваться авангард профессии. Задача настоящего профессионально-мировоззренческого пособия – подготовить библиотечное сообщество к встрече с вызовами великих перемен. Для этого мы намерены обсудить три фундаментальные проблемы, чрезвычайно актуальные в нынешнюю динамичную эпоху:
1. В чем сущность Книги и библиосферы как мира книжности, в котором функционируют социальные институты книгоиздания, книжной торговли, библиотечного дела, библиографии? Метафорический ответ на этот вопрос можно сформулировать так:
Библиотечный мир реальности и грёз!
Он мал и фантастически велик.
В нем океаны слов и водопады слёз,
И островки надежд, затерянные в них.
2. В чем сущность информации и инфосферы как социально-коммуникационной среды постиндустриального информационного общества? Здесь больше вопросов, чем ответов:
О Информация, случайный псевдоним
Чего-то, что уму непостижимо!
В чем суть твоя? Ты пламя или дым?
А может быть, всего лишь тень от дыма?
3. В чем сущность культуры и культурного пространства, в котором взаимодействуют библиосфера и информационная сфера? Поскольку в культурологии нет ответа на данный вопрос, мы вынуждены довольствоваться своими гипотетическими соображениями и констатировать:
Культурное пространство – область странная,
Его предназначенье неизвестно.
Оно романтику – земля обетованная,
А обывателю – простое «третье место».
Переходя от профессионально-фольклорных метафор к серьезному дискурсу, признаемся, что стимулом, заставившим задуматься над перечисленными фундаментальными проблемами, является не абстрактная научная любознательность, а кризисные явления в библиосфере и двойственность государственной культурной политики в библиотечно-информационной сфере. Остановимся для начала на двух вопросах: проявления кризиса российской библиосферы и его причины.
1. Проявления кризиса библиосферы
1. Дисфункция книжного чтения. Термин «дисфункция» означает нарушение, расстройство функции какого-либо органа или системы. Дисфункция книжного чтения – показатель недостаточного использования гуманистических ресурсов книжности. Чтение – самосотворение личности, человек читающий – homo legens – качественно отличается в духовном развитии от нечитающего человека. Уже хрестоматийной истиной стали выводы, сформулированные советским социологом С.Н. Плотниковым в конце прошлого века: «Читатели, в отличие от не-читателей, способны мыслить в категориях проблем, схватывать целое и выявлять противоречивые взаимосвязи явлений; более адекватно оценивать ситуацию и быстрее находить правильные решения; имеют больший объем памяти и активное творческое воображение; лучше владеют речью: она выразительнее, строже по мысли и богаче по запасу слов; точнее формулируют и свободнее пишут; легче вступают в контакты и приятны в общении; обладают большей потребностью в независимости и внутренней свободе, более критичны, самостоятельны в суждениях и поведении. Словом, чтение формирует качества наиболее развитого и социально ценного человека»[2].
Исследования С.Н. Плотникова показали, что в 1991 г. «совсем не читающих книг» было 21 % жителей России, а в 1992 г. их количество увеличилось до 26 %[3]. В 2010 году социологи чтения установили, что 20 % россиян, будущих граждан информационного общества, не имеют дома книг, а доля «нечитателей», никогда или «очень редко» берущих в руки книги, составляет 35 %. Однако судить о дисфункции чтения только по данным массовых социологических опросов – очень поверхностно. Важно учитывать тип чтения. Ю.П. Мелентьева различает семейное, учебное, профессиональное, развлекательное (досуговое), экзистенциональное чтение. Отмечая широкое распространение развлекательного чтения, она отдает предпочтение экзистенциальному чтению, представляющему собой «вид высокодуховной коммуникации, цель которой – самоопределение человека в мире, понимание своего бытия, раскрытие своей личности, постижение себя (своего Я) через другого»[4]. К сожалению, книжный рынок всегда ориентировался на массового потребителя, жаждущего легкого чтива, а не на книголюба, проявляющего «рудиментарные интеллигентские читательские навыки».
2. Сокращение книгоиздания и деформация книжного рынка. Коммерциализация книгоиздания привела к тому, что хронический советский дефицит на книги повышенного спроса (детективы, приключения, фантастика) был быстро удовлетворен. Уже в 1995 году остросюжетные детективы, сентиментальные романы, фантастика, приключения заняли 40 % рыночных изданий, зато значительно сократилось издание отечественной и зарубежной классики, современных писателей России, переводов зарубежных писателей и ученых, на долю которых осталось всего 8,1 %[5]. Статистика продаж показывает, что самыми популярными авторами из года в год являются Донцова, Маринина, Акунин, Шилова, Устинова, далекие от идеалов просвещения.
Ежегодные отраслевые доклады Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям нельзя назвать оптимистическими. Падение продаж в книжной рознице, сокращение числа книжных магазинов, постоянно растущие цены на книги – зримые приметы болезненного состояния российского книжного дела. Зато выпуск электронных изданий и букридеров находится на подъеме, и, по оценкам экспертов, в ближайшем будущем может занять четверть книжного рынка. Ожидалось, что в постсоветской державе благодаря отмене государственной монополии на издательскую деятельность быстро возрастет количество издательств, а рыночная конкуренция будет стимулировать повышение количества и качества выпускаемой ими печатной продукции. Эти ожидания не оправдались. Происходит непрерывный спад производства газетно-журнальной и особенно книжной продукции. По сравнению с 1990 г., когда доля книг в структуре выпуска отечественной полиграфической промышленности составляла 20 %, в 2015 г. эта доля упала до 9 %, причем более половины из выпускаемых изданий печатается тиражом менее 1000 экземпляров. В 2010 году продажи книг упали на 9 %, в 2011 году – на 7 %, а в 2015 г. эксперты книжного рынка были вынуждены признаться, что «динамика изменения основных показателей книгоиздания удручает: выпуск книг и брошюр и по количеству изданных наименований, и по совокупному тиражу стал худшим в сравнении со всеми предшествующими полугодиями последних восьми лет… Сегодня в России на душу населения издаются 2,66 экземпляра книг и брошюр»[6]. В натуральном выражении производство книг и брошюр в 2015 г. составило 112 647 названий и выросло, по сравнению с предыдущим годом, на 0,5 %; совокупный тираж отпечатанных изданий составил 459,4 млн экз. и, по сравнению с 2014 годом, снизился на 5,4 %[7]. При этом рост цены книги за последние 15 лет составлял 13–15 % ежегодно; учебник для общеобразовательных школ подорожал в 17 раз – до 350 рублей, а ежедневная газета стала дороже в 7 раз[8].
Деформация книжного бизнеса заключается в образовании крупных производственно-коммерческих монополий, контролирующих различные сегменты книжного рынка – например, сегмент учебной литературы или сегмент общедоступной книжной розницы. Монополизация ведет к росту цен и свертыванию выпуска интеллектуальных изданий. Вероятно, сохранятся в ближайшие годы несколько десятков издательств, относящихся к уровню среднего бизнеса и занимающих ниши книжного рынка, еще не захваченные монополиями, а также многочисленная россыпь малого бизнеса и издательских подразделений различных учреждений, предприятий, вузов и т. д. Но нет гарантий, что будут присутствовать на российском рынке независимые издатели, руководствующиеся не корыстными расчетами, а просветительскими и гуманистическими идеалами. Напрашивается сочетание рынка с государственным регулированием. Рынок успешно удовлетворяет платежеспособный спрос на произведения массовой культуры, но он не в состоянии способствовать гуманизации общества и возвышению духовных потребностей личности. Здесь «нерентабельное» книгопроизводство нуждается во внерыночной государственной поддержке. Однако наше государство не спешит поддержать интеллигента-книжника. Исполнительный директор Ассоциации интернет-издателей Владимир Харитонов, задавшись вопросом, «какими словами можно сказать о том, что происходит с российской книжной индустрией», предложил на выбор два диагноза: катастрофа или системный кризис[9]. Хочется надеяться, что российская библиосфера переживает кризис, пусть даже системный. Ведь кризис, как известно, ассоциируется с тяжелым переходным состоянием, ведущим к улучшению или ухудшению состояния больного, а катастрофа – это летальный исход.
3. Глобальное бремя знания. Интернет уже сегодня обеспечивает библиографический поиск и электронную доставку релевантных запросам документов более полно и оперативно, чем традиционные библиотечно-библиографические учреждения. «Автоматические библиографы» способны обеспечить в массовом масштабе и со сравнительно небольшими экономическими затратами индивидуализированное (дифференцированное) распределение новых информационных поступлений (сигнальное информирование) между тысячами абонентов. Беда в том, что количественный рост информационных потоков не уменьшает, а увеличивает информационную нагрузку на отдельного человека, которая давно превысила гигиенические нормы.
Получается парадоксальная ситуация: автоматизация информационного поиска не облегчает, а напротив, усугубляет кризис текущего информирования. Как разрешить этот парадокс? Единственный выход: вновь обратиться к компьютерной технике, способной, как известно, решать такие задачи, которые не под силу человеческому интеллекту. Д.И. Блюменау справедливо заметил: «Одна из важнейших задач, которая ждет своего решения, заключается в том, чтобы передать компьютеру процедуру автоматического свертывания входного потока документов с целью формирования пакетов самостоятельных фрагментов, упорядоченных по тематике и их аспектной принадлежности. Образовавшаяся в результате такого свертывания база знаний будет информационной основой для формирования различных синтезируемых документов типа дайджестов, квазиобзоров, квазиконспектов и квазихрестоматий»[10]. Допустим, алгоритмически синтезированные «квазивторичные документы» избавят референтов от трудоемкой работы по реферированию и аннотированию первоисточников, но как избавить реципиентов от чтения «многопудовой квазиинформации»?
Гораздо сложнее преодолеть кризис ретроспективного поиска, заключающийся в том, что «мы не знаем, что мы знаем». В принципе, можно обеспечить контроль содержания оцифрованных фондов библиотек и архивов. Интеллектуальный робот-библиограф на основе информационно-поисковых тезаурусов сможет обнаружить все концепции (гипотезы, теории, законы), относящиеся к данной тематической области. Но исключить волнующую ученых ситуацию, когда «гениальные открытия сделаны, опубликованы и похоронены в фондах библиотек», таким путем не удастся, поскольку о степени гениальности открытия могут судить только люди, а никак не интеллектуальные компьютеры. Учитывая чрезвычайную сложность автоматизации семантических процессов, следует признать, что суть дела заключается не в имитации информационными технологиями продуктов человеческого интеллекта, а в разумном сочетании человеческих возможностей и возможностей техники. Конечной истиной развития аналитико-синтетической переработки информации является человеческое творчество, обслуживать которое призвана мощь компьютерной техники. При этом гордое человечество вынуждено согласиться с невозможностью разрешить кризис информации без использования потенциала интеллектуальной робототехники.
Удручают поистине необозримые пространства оцифрованной информации. Самые приблизительные подсчеты указывают ориентировочную цифру – более чем 2500 эксабайтов данных, расположенных на серверах по всему миру (1 эксабайт = 1018байт). Подсчеты специалистов показывают, что если перевести эти данные в книжный формат, то можно покрыть территорию США или Китая 100 слоями книг. Где хранить эти массивы? Как в них ориентироваться? Неизвестно. Львиную долю этих «книг» образуют аудиовизуальные записи, метеорологические и космические данные, курсы акций, прочая бизнес-информация, и нужно каким-то образом их упорядочить, ибо в постиндустриальном обществе информационный коллапс будет равнозначен социальной катастрофе. Непосильное бремя информации, которое стремительно увеличивается, становится глобальной проблемой современности, наряду с проблемами разоружения и предотвращения ядерной войны, угрозами терроризма и наркомании. Теперь в этот роковой ряд приходится включать и глобальный информационный кризис. Каким способом можно его разрешить? Невозможно сократить производство информации и знаний, нельзя последовать совету грибоедовского Фамусова: «уж коли зло пресечь, забрать все книги бы да сжечь». Единственный разумный выход – разработать новые эффективные средства и методы аналитико-синтетической переработки информации, в полной мере использующие мощь информационной техники. Здесь нужны нетривиальные творческие решения, и вполне вероятно, что многовековой опыт библиотечных классификационистов и трудолюбивых библиографов найдет применение при разработке глобальных информационных систем, избавляющих человечество от непосильного бремени знания.
4. Свертывание библиосферы. Без официального афиширования, но достаточно последовательно в стране осуществляется политика свертывания библиотечных сетей. Испарились сети партийных и профсоюзных библиотек, серьезно пострадали отраслевые и территориальные системы научно-технических библиотек, продолжается демонтаж централизованных библиотечных систем. Единственным крупным вкладом в библиотечное строительство стало открытие в мае 2009 года Президентской библиотеки имени Б.Н. Ельцина. Необходимой инфраструктурой библиосферы является книжная торговля, служащая посредником между издательством и потребителями книжной продукции, включая библиотечную сеть, информационные службы и читательскую массу. Товарная продукция, поставляемая издательствами на книжный рынок, должна пользоваться платежеспособным спросом, в противном случае книгоиздательский институт лишается средств к существованию. Книготорговый социальный институт не только коммерческий посредник, но и один из индикаторов общей культуры общества. Об этом свидетельствуют факты: если в Советском Союзе во времена перестройки насчитывалось более 60 тысяч книжных магазинов и киосков, то в современной России существует меньше одной тысячи книготорговых учреждений на 146 миллионов населения. В то же время во Франции один книжный магазин приходится на 18 тысяч жителей, в Германии – на 17 тысяч.
Детальные данные относительно динамики изменения сети общедоступных библиотек в 2012–2015 гг., собранные сотрудниками РНБ, выглядят следующим образом[11]. На 1 января 2016 г. насчитывалось 43,3 тыс. библиотек, из них 256 центральных библиотек субъектов федерации, 36,6 тыс. муниципальных библиотек и 6,5 тыс. библиотек – структурных подразделений культурно-досуговых учреждения (КДУ) и других организаций. В сельской местности числятся 34,3 тыс. библиотек, что составляет 79 % от общего количества библиотек Министерства культуры. В течение последних трех лет темпы закрытия общедоступных библиотек нарастают. Из общего числа потерь за три года (1902), на 2015 год приходится 1113 библиотек, в том числе около 700 сельских, которые ликвидируются по причинам недостатка финансирования и малочисленности сельского населения. Во многих регионах ухудшение библиотечного обслуживания происходит из-за передачи библиотек в состав КДУ, где они превращаются в пункты выдачи литературы и утрачивают библиотечные кадры. Отмечается следующая закономерность: сначала сельская библиотека преобразуется в пункт выдачи, а затем этот пункт закрывается. Правда, параллельно идет процесс возвращения некоторых библиотек из клубной сети в библиотечную сеть. Реорганизация и сокращение общедоступной сети происходит и в городах. Так, в Москве библиотеки-филиалы ЦБС преобразованы в отделы, и вместо 453 библиотек их стало 278. Отмечается также устойчивая тенденция сокращения числа центральных библиотек, занимающихся библиотечно-информационным обслуживанием особых групп пользователей – детского и юношеского возраста, слепых и слабовидящих.
Разрушительные тенденции затронули не только общедоступную сеть Министерства культуры, но и сети отраслевых специальных библиотек. Несмотря на ежегодное удвоение мирового объема научной информации[12], практически распалась ГСНТИ, созданная в советское время для библиотечно-информационного обеспечения научно-технического прогресса в стране. Исчезли отраслевые институты и бюро научно-технической информации, ликвидированы территориальные центры НТИ вместе с их библиотечно-библиографическими подразделениями. Оказались невостребованными сотни научно-технических библиотек, работавших на предприятиях, в КБ и в НИИ страны. К счастью сохранилась головная организация сети НТБ – ГПНТБ России, которая является государственным депозитарием научно-технической литературы, держателем сводного каталога по научно-технической литературе, методическим центром для научно-технических библиотек.
Свертывание и реструктуризация библиотечных сетей, по-видимому, будут продолжаться, и наивно рассчитывать на возрождение единой государственной системы, насчитывающей сотни тысяч библиотек. Всероссийский опрос, проведенный в мае 2015 года фондом «Общественное мнение» (ФОМ), показал, что только 12 % россиян посещали библиотеку менее 6 месяцев назад, а остальные объяснили пренебрежение библиотечными услугами нехваткой свободного времени (33 %), скачиванием литературы из Интернета (23 %), покупкой литературы в магазинах (20 %), наличием обширной домашней библиотеки (18 %). При этом 30 % провинциальных респондентов полагают, что через 10–15 лет библиотеки с печатными книгами должны исчезнуть, а в Москве и Санкт-Петербурге «могильщиками библиотек» являются более 40 % населения[13]. Вывод получается такой: в обозримом будущем сети общедоступных и специальных библиотек в России станут значительно меньше, но спрос на библиотечно-информационные услуги значительно возрастет. Поэтому современная библиотека в информационном обществе XXI века должна быть иной, чем нынешняя библиотека. Какой – вот в чем вопрос.
5. Кризис библиографии. Инфраструктурное назначение библиографического института заключается в создании и поиске библиографической информации, необходимой для книгоиздателей, книготорговцев, библиотекарей, читателей-книголюбов и прочих субъектов документных коммуникаций. Здесь библиография выступает как вторичная документальная система, выполняющая в библиосфере поисковую сущностную функцию. Отсюда следует, что библиография суть поисковая инфраструктура библиосферы. Головным учреждением библиографической отрасли является Российская книжная палата (РКП), которая успешно обеспечивает издание текущих «летописей» отечественных книг, газетных и журнальных статей, нот, изопродукции, картографии, ведет статистику печати, хранит национальный Архив печати («книжную память нации», включающую в себя сегодня около 90 млн единиц хранения), осуществляет научные исследования в области библиографоведения и книговедения. Поэтому указ В.В. Путина в декабре 2013 г. о лишении РКП статуса самостоятельного учреждения и преобразования её в филиал ИТАР-ТАСС выглядит неоправданной антикнижной акцией.
6. Депопуляция библиотечной профессии. Министерство культуры РФ в ежегодном Государственном докладе 2015 года констатировало, что численность библиотечных работников, составлявшая в 2014 г. 147 тысяч человек, в 2015 уменьшилось до 141,2 тыс. человек, причем количество работников с библиотечным образованием сократилось на 2,5 тысячи. 26 сентября 2016 г. на совещании в Министерстве культуры сообщалось, что во всех вузах, осуществляющих обучение по специальности «Библиотечно-информационная деятельность» (восемь вузов Минобрнауки и тринадцать вузов Минкультуры России) наблюдается отток студентов. В 2015 году по данной специальности в вузах Минкультуры обучалось 3590 студентов, было принято на обучение 873 человека, выпуск составил 566 специалистов; в 2016 году принято 504 обучающихся, а на 2017 год с учетом потребности регионов в библиотечных кадрах установлено 437 бюджетных мест. Для сравнения: в 2005 году обучалось всего 7086 студентов, было принято на обучение 1457 человек, выпуск составил 1161 человек. Таким образом, количество обучающихся по библиотечной специальности за последние 10 лет сократилось на 3496 человек (50,6 %), количество принятых на обучение сократилось на 584 человека (59,9 %), а выпуск специалистов сократился на 595 человек (48,7 %).
Библиотечная профессия всегда была уделом бессребреников и нестяжателей, способных, как отметил один интеллектуал, «долго существовать при безденежье и не жаловаться на плохие условия труда». Справедливая оценка труда библиотечного работника никогда не рассматривалась как серьезная социально-экономическая проблема. Библиотечно-профессиологическое исследование, проведенное нами в начале XXI века, выявило немало энтузиастов-книжников предпенсионного возраста и катастрофический дефицит молодежи. Хуже всего, что только 4 % выпускников высшей библиотечной школы планируют связать свою биографию с библиотечным делом, а 68 % предпочитают частное предпринимательство вне библиотечно-информационной сферы. Вырисовывается кошмар «разбиблиотеченных» библиотек, то есть учреждений без книг, без читателей, без библиотекарей, но с вывеской «библиотека».
2. Причины кризиса библиосферы делятся на объективные, не зависящие от воли государственной власти, и субъективные, обусловленные дурным управлением отечественной культурой и пассивностью библиотечного сообщества.
а) Объективный характер имеет всемирно-историческая тенденция глобализации. Глобализацию сопровождает информатизация, которая способствует вытеснению полиграфической коммуникации электронной цифровой коммуникацией. Глобальная сеть Интернет предлагает мировому сообществу в бесплатном круглосуточном доступе гигантские, непрерывно пополняемые и корректируемые массивы мультимедийной информации на любой вкус. Формируется новый антропологический тип – homo informaticus, оснащенный индивидуальными устройствами для мобильного доступа ко всему разнообразию цифровых информационных ресурсов и чуждый книжному чтению.
б) Дегуманизация населения России. Главным этическим противоречием техногенной цивилизации является диспропорция между стремительно растущей технологической мощью и упадком культурно-этических норм. Россия давно уже находится в зоне риска и риска, надо признать, весьма опасного. В конце прошлого века философ Мераб Мамардашвили написал, выражая общую обеспокоенность российской интеллигенции: «Я боюсь, что современная Россия становится зоной антропологической катастрофы, ибо слишком явственно проступают в её лике симптомы дегуманизации»[14]. Российским недугам посвящен необозримый массив официальных, публицистических, политических, научных, философских, футурологических и прочих публикаций, которые пестрят терминами «депопуляция», «деградация», «обнищание», «деиндустриализация», «дискредитация идей свободы и демократии», «криминализация», «коррупция», «беззащитность», «дестабилизация», «бездуховность», «обман, предательство, бесстыдство» и другими, сравнительно недавно не отличавшимися высокой частотностью в русском языке.
Растет социальное расслоение и ужесточается межэтническая вражда. У нас очень мало социально ориентированных предпринимателей, умных и деловитых чиновников, нет цивилизованного гражданского общества и авторитетной власти, пользующейся доверием населения. Имитация демократии и либерализма оборачивается апатией, аморальностью, беззаконием, социальной дезинтеграцией. Совесть, стыд, милосердие, альтруизм, интеллигентность старомодны и неактуальны. Мы живем в дегуманизирующемся обществе. Дегуманизация, то есть утрата облика человеческого, не только отвратительна, но и опасна. Дегуманизированная, одичавшая техногенная цивилизация нежизнеспособна, поэтому риск дегуманизации представляет собой прямую угрозу национальной безопасности страны.
в) Противоречие между динамичными социально-экономическими процессами глобализации и консервативной этно-культурной идентичностью наций. В глобальном информационном обществе, насаждающем вестернизованную цифровую массовую культуру, неизбежны беспощадные «столкновения цивилизаций», обусловленные демографическими диспропорциями и стремлением национальных государств сохранить свой суверенитет в экономическом и в политическом отношении[15]. Гарантом жизнеспособности нации является национальная культура. Народы, утратившие культурное наследие, теряют национальную идентичность (самосознание) и, следовательно, прекращают свое существование в истории человечества. Поскольку книжность является ядром национальной культуры, заботливое сбережение таких институтов национальной памяти, как библиотеки, архивы, музеи, необходимо для обеспечения суверенитета российской культуры в условиях глобального однообразия.
г) Субъективную мотивацию имеет свертывание муниципальных библиотечных сетей, осуществляющееся местными властями. Более чем двадцатилетний опыт показал, что мощный и дорогостоящий библиотечно-библиографический социальный институт, выращенный советским тоталитаризмом, не требуется постсоветской государственной власти. В советской стране библиотеки всех типов и видов были бойцами идеологического фронта, они были мобилизованы для выполнения идейно-воспитательных функций, и в этом заключались гарантии их существования. Находясь во враждебном окружении, советская власть содержала библиотеки, дворцы культуры, школы, как она содержала боеспособную армию и военно-промышленный комплекс. Когда победили Бурбулис и Чубайс, оказалось, что им требуются банки и биржи, а не массовые библиотеки. Псевдодемократическому государству не нужны никакие «опорные базы», кроме избирательных штабов и команд политтехнологов.
д) Еще одна субъективно обусловленная причина кризиса библиосферы – пассивность и конформизм библиотечного сообщества. Безошибочным индикатором низкой культуры нации является социальное положение работников культуры и, в частности, нищенская заработная плата библиотекарей, с которой они давно примирились. Следует признать, что никто не позаботится о библиотекарях, если они сами о себе не заявят. Каким образом? До сих пор библиотеки позиционировали себя как беспартийные учреждения, гостеприимно принимающие все партии. Такая позиция привела к тому, что в выборных структурах власти, от муниципалитетов до Государственной Думы, очень редко появлялись представители библиотечного сообщества, которые отстаивали бы интересы библиотек. Поэтому библиотекари всегда были в роли просителей, которые досаждают властям своими жалобами. Здравый смысл подсказывает, что нужно добиваться участия в управленческих структурах и делегировать во все органы власти энергичных интеллигентов-книжников, которые сумеют объяснить Правительству и Президенту, что выбор состоит в том, что строить – библиотеки или тюрьмы, что процветающие силовые структуры – это свидетельство уродства техногенной цивилизации, что гуманизм – необходимое условие жизнеспособности глобального информационного общества.
Цель нашего исследования состоит в том, чтобы определить перспективы преодоления кризиса и гарантии сохранения библиотек в эпоху великих перемен. С этой целью с позиции библиотечной интеллигенции рассмотрим культурно-историческую эволюцию отечественной библиосферы, её взаимодействие с динамично развивающейся информационной сферой, социальную миссию библиотечного института в информационном обществе. Подобное исследование предпринимается впервые, оно носит постановочный характер и рассчитано на дальнейшее развитие, дополнение и уточнение.