Мир, рассматриваемый в его внешней красоте и внутренней гармонии, представляет собой дивное создание, изумляющее стройностью своих частей и чудесным разнообразием своих форм. Во всей своей необъятности он правильно движется подобно величественным часам, заведенным великим и искусным мастером. И как при взгляде на часы невольно является мысль о сделавшем и заведшем их мастере, так и при рассматривании мира в его правильном и стройном движении разум невольно приходит к мысли о том Виновнике, которому он обязан своим существованием и дивным устроением. Что мир не вечен и имеет свое начало, это ясно доказывается, прежде всего, общим верованием народов, у которых у всех сохраняется древнейшее предание о начале всех вещей. Затем изучение хода исторической жизни человечества, особенно древнейших его народов, показывает, что сама историческая жизнь имеет весьма ограниченную протяженность и скоро переходит в эпоху доисторическую, которая составляет детство человеческого рода, необходимо предполагающее, в свою очередь, рождение или начало. На то же указывает и ход развития наук и искусств, который опять приводит нас к первобытному состоянию, когда только начинались они. Наконец, новейшие науки (геология и палеонтология) через изучение наслоений коры земной и заключающихся в них останков неопровержимо и ясно доказывают, что земной шар постепенно образовывался в своей поверхности, и было время, когда на нем совершенно не было никакой жизни, и сам он находился в состоянии бесформенного вещества. Таким образом, начало мира несомненно, хотя бы и в виде бесформенного, первобытного вещества, из которого постепенно образовались все его формы. Но откуда явилось само это первобытное вещество? Вопрос этот издавна занимал мысль человеческую, но она бессильна была разрешить его без высшей помощи, и в языческом мире величайшие мудрецы и основатели религий не в силах были подняться выше той мысли, что это первобытное вещество существовало от вечности, и из него-то Бог создал или устроил мир, будучи лишь, таким образом, создателем или устроителем мира, но не в собственном смысле Творцом его. Тогда на помощь человеческому разуму явилось Божественное Откровение, заключающееся в книгах Св. Писания, и оно просто и ясно провозгласило великую тайну бытия, постигнуть которую тщетно усиливались мудрецы всех времен и народов. Тайна эта открыта на первой странице книги Бытия, которой и начинается Библейская история мира и человечества.
«В начале сотворил Бог небо и землю», – говорит в первом стихе книги Бытия бытописатель, св. пророк Моисей. В этих немногих словах выражена та необъятная по своей глубине истина, что все существующее на небе и на земле, а следовательно и первобытное вещество, имеет свое начало, и все сотворено Богом, который один только вечен и существовал в довременном бытии, и притом сотворено из ничего, как означает самый глагол «бар», употребленный для выражения слова «сотворил». Бог есть единый Творец вселенной, и без Него ничего не могло произойти.
Утверждая эту мысль, бытописатель тем самым отверг все другие способы объяснения происхождения мира, т. е. что мир не мог произойти ни от случая, ни от самозарождения, ни от борьбы доброго и злого начал (как учили языческие мудрецы, а за ними и новейшие любомудры), а единственно от свободного решения воли всемогущего Бога, благоволившего из небытия воззвать мир к временному бытию. Решение же это вытекло единственно из любви и благости Творца, с целью дать и твари возможность насладиться этими величайшими свойствами Его существа. И вот «Он», по словам боговдохновенного псалмопевца, «сказал и сделалось, Он повелел и явилось» все (Пс 32:9). Орудием его при творении служило Слово Его («сказал и сделалось»), которое есть Слово изначальное, Сын Божий, через которого «все начало быть, и без Него ничто не начало быть, что произошло» (Ин 1:3). Так как во втором стихе отдельно говорится и об участии Духа Божия в деле творения, то ясно, что Бог действовал при создании мира как превечная Троица.
Открыв тайну происхождения мира как целого и его двух составных частей – неба и земли, бытописатель переходит к описанию порядка образования мира в его теперешнем виде, во всем разнообразии его видимых форм, и так как летопись бытия предназначалась в поучение жителям земли, то и главное внимание его обращается именно на историю образования земли, так что во втором стихе уже не упоминается о небе. В первобытном своем состоянии «земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою». Это было только что сотворенное бесформенное вещество – хаос, в котором бродили слепые силы вещества, ожидая зиждительного слова Творца, и над этой-то бродящей бездной была тьма, и только творческий Дух Божий носился над водой, как бы оплодотворяя зародыши и семена имевшей возникнуть жизни на земле. Откровение ничего не сообщает о продолжительности такого хаотического состояния. Только с известного момента началась творчески-образовательная деятельность Творца, и она совершилась в шесть последовательных периодов времени, называемых днями творения.
Когда настало время для начала творческой деятельности, над темным бесформенным веществом прогремело слово Божие: «Да будет свет! и стал свет». Над бездной хаоса мгновенно рассвел прекрасный день Божий и озарил мрачную утробу довременной тьмы. «И увидел Бог свет, что он хорош»; и «отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один».
При появлении света усилилось брожение сил в клокочущем веществе хаоса. Огромные массы паров поднимались над поверхностью земного тела и окутывали его непроницаемыми тучами и мглой, так что терялась всякая грань, отделяющая его от других небесных тел. «И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделит она воду от воды; (и стало так). И создал Бог твердь; и отделил воду, которая под твердию, от воды, которая над твердию; и стало так». Нижние слои паров превратились в воду и осели на поверхность все еще клокотавшей бездны, а верхние улетучились в необъятной области небесного пространства, и над землей открылось то прекрасное голубое небо, которое мы видим теперь. Это был день второй.
Над земным телом была уже очищенная от паров атмосфера, но сама земля была еще сплошным морем. Тогда «сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша; и стало так». Сгустившееся и постепенно охлаждавшееся вещество в одних местах поднималось, в других опускалось; возвышенные места обнажались от воды, делались сушей, а углубления и впадины наполнялись сливавшейся в них водой и образовали из себя моря. «И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морем: и увидел Бог, что это хорошо». Но как ни хорошо было это распределение моря и суши, земля еще не обладала тем, что составляло цель ее создания: на ней не было еще никакой жизни, и лишь голые, мертвые скалы мрачно смотрели на вместилища вод.
Но вот, когда совершилось распределение воды и суши, и образовались необходимые условия для жизни, не замедлили появиться и первые начатки ее – в виде растительности. «И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя (по роду и по подобию ее), и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле, и стало так». – «И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день третий».
Но растительность для своего прозябания нуждается в правильной смене света и тьмы. «И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной (для освещения земли), для отделения дня от ночи, и для знамений и времен, и дней и годов, и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю: и стало так». По слову Творца окончательно установилась солнечная и звездная система, как она существует теперь. Солнце запылало своим могучим, животворным светом и озарило окружающие его планеты; небесный свод украсился мириадами звезд, и чарующий блеск их вызвал восторг ангелов небесных, которые хором восхвалили Творца (Иов 38:7). «И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день четвертый».
Небо уже украшалось светилами, на земле развивалась исполинская растительность; но не было еще на земле живых существ, которые могли бы наслаждаться дарами природы. Для их существования не было еще надлежащих условий, так как воздух был насыщен вредными испарениями, которые могли способствовать лишь царству растительному. Но вот исполинская растительность очистила атмосферу, и подготовились условия для развития животной жизни. «И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живу; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной».
В силу этого божественного веления совершился новый творческий акт, не просто образовательный, как в предыдущие дни, а в полном смысле творческий, каким был и первый акт творения первобытного вещества – из ничего.
Тут создавалась душа живая, вводилось нечто такое, чего не было в существовавшем первобытном веществе. И действительно, бытописатель здесь во второй раз употребляет глагол «бара» – творить из ничего. «И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее. И увидел Бог, что это хорошо. И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле. И был вечер, и было утро: день пятый».
Вода и воздух наполнились жизнью, но оставалась еще пустынной третья часть земли – суша, та именно, которая представляет наиболее удобств для жизни живых существ. Но вот настало время и для ее заселения. «И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду ее, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их: и стало так. И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их». Все эти животные образованы были из земли, откуда они и теперь извлекают свои питательные вещества и в которую обращаются опять при разложении. «И увидел Бог, что это хорошо». Таким образом, земля уже во всех своих частях населилась живыми существами. Мир живых существ представлял стройное дерево, корень которого состоял из простейших, а верхние ветви из высших животных. Но это дерево было неполно, не было еще цветка, который бы завершал и украшал его вершину. Не было еще человека – царя природы. Но вот явился и он. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему (и) по подобию Нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотами, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его, мужчину и женщину сотворил их». Здесь в третий раз совершился в полном смысле творческий акт (бара), так как человек в своем существе опять имеет нечто такое, чего не было в сотворенной до него природе, именно дух, отличающий его от всех других живых существ.
Так закончилась история творения и образования мира. «И увидел Бог все, что Он создал, и вот хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой». – «И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, и почил в день седьмой от всех дел Своих, которые Он творил и созидал. И благословил Бог седьмой день и освятил его». Отсюда ведет свое начало установление субботы как дня покоя, и на этом установлении доселе основывается правильная смена труда и покоя в жизни человеческой.
Человек как венец творения создан по особому совету Творца, и он только один создан по образу и по подобию Божию. Тело его, как и тела всех животных, образовано из земли; но духовная часть его есть непосредственное вдуновение Творца.
«И создал Господь Бог человека (Адама) из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою». Образ и подобие Божие в человеке поэтому состоит в духовном сыновстве его Богу, в стремлении к умственному и нравственному совершенству, дающему ему возможность господствовать над природой. Как царь творения он вводится в особый насажденный для него сад или рай в Эдеме на востоке, приводятся ему в подчинение все твари, и он делается владыкой земли.
Но человек, как разумное и духовное существо, не был бы достойным представителем Божества на земле, если бы он жил в уединении или в общении только с существами или высшими его, как ангелы, или низшими, как животные. Для него было необходимо не только для удовольствия и счастья, но еще более для совершенства божественного дела иметь помощника по себе, способного к восприятию и взаимному общению мыслей и чувств.
Между тем, среди уже созданных живых существ «для человека не нашлось помощника подобного ему». «И сказал Господь Бог: не хорошо человеку быть одному; сотворим ему помощника, соответственного ему».
И вот создается жена, и притом из ребра самого человека, взятого у него во время глубокого сна.
Как только создана была женщина, человек тотчас понял в этом деле Творца желание счастья для общественной жизни человека и пророчески произнес положение, которое стало законом брака на все последующие века: «вот это кость от костей моих, и плоть от плоти моей, она будет называться женою, ибо взята от мужа своего. Потому оставит человек отца и мать свою, и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть».
Из этих слов, равно как и из обстоятельств самого сотворения жены, естественно вытекает, что муж и жена представляют собой единство, заключаемое в браке, что брак должен состоять из союза одного мужчины с одной женщиной, и что жена должна подчиняться мужу как его помощница, созданная для него.
«И благословил их Бог и сказал: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над всеми тварями».
И вот первые люди в блаженстве своей невинности обитали в раю, пользуясь всеми его плодами и наслаждаясь всеми его радостями. Им предоставлены были все блага совершенной и невинной жизни.
В материальном отношении их окружал избыток богатейших даров райской природы, вместе с плодами деревьев, которые имели особенно чудесное значение для их телесной крепости и жизненности, давая им бессмертие.
Духовные потребности их находили полнейшее удовлетворение в непосредственном собеседовании с Богом, являвшимся «в раю во время прохлады дня», а также в изыскании лучших способов господства над подчиненной им природой и управления ею, для чего Адам нарек имена животным, а также, конечно, и всем другим предметам, устанавливая таким образом язык как средство различения предметов и общественного сношения. Но высшее совершенство их заключалось в нравственной невинности, которая состояла в отсутствии самой мысли о чем-либо нечистом и греховном. «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились».
Пребывание первых людей в раю было пребыванием их в непосредственном общении с Богом, которое и было первой и совершеннейшей религией человеческого рода. Внешним выражением этой религии была церковь, как собрание первых двух верующих. Но так как церковь, как внешнее учреждение, предполагает известные установления и условия, на которых основывается собрание, то и первобытная церковь была основана на особом завете между Богом и человеком. Завет этот состоял в том, чтобы человек любил Бога и ближних и оказывал Творцу своему совершенное послушание во всех Его повелениях, а Бог, с своей стороны, обетовал за это человеку продолжение его блаженного состояния, безопасность от смерти как болезненного разрушения тела и, наконец, жизнь вечную. Чтобы предоставить человеку возможность засвидетельствовать свое послушание и укреплять свою веру, Бог дал ему заповедь, которая могла служить для него испытанием, как средство укрепления того свободного нравственного самоопределения, в котором заключается высшее благо жизни. Заповедь состояла в запрещении есть от плодов дерева познания добра и зла. «И заповедал Господь Бог человеку и сказал: от всякого дерева в саду ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла – не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь». Предоставив человеку полную свободу, Творец, однако же, этой заповедью хотел показать ему, что как существо ограниченное, он должен жить под законом и что за нарушение закона последует страшное наказание.
Откровение не сообщает, как продолжительно было блаженное пребывание первых людей в раю. Но это состояние уже возбуждало злобную ненависть врага, который, лишившись его сам, с ненавистью смотрел на невинное блаженство первых людей. Когда на земле господствовал еще мир всеобщего блаженства и она не знала зла, мир в высших своих областях уже был знаком со злом, и происходила борьба с ним. В среде высших сотворенных существ или ангелов, одаренных высшими дарами разума и свободы, некоторые уже нарушили заповедь послушания Творцу, возгордились своим совершенством (1 Тим 3:6) и не сохранили своего достоинства (Иуд 6), за что и низвергнуты были из небесного рая в преисподнюю. Зависть и жажда зла сделалась душой этих существ. Всякое благо, всякий мир, порядок, невинность, послушание стали ненавистны для них, и они попытались разрушить их и среди людей, наслаждавшихся блаженством райской жизни на земле. И вот в раю явился искуситель – в виде змея, который «был хитрее всех зверей полевых». При этом он употребил лукавую хитрость, направив искушение не к обоим людям и не к мужу, а к одной жене, как слабейшему члену, скорее поддающемуся увлечению.
Змей приблизился к жене и сказал ей: «Подлинно ли сказал Бог, не ешьте ни от какого дерева в раю?» В вопросе этом заключалась коварная ложь, которая должна бы сразу оттолкнуть собеседницу от искусителя. Но она, по своей невинности, не в состоянии была сразу понять здесь коварство, и, в то же время, была слишком любопытна, чтобы тотчас же прекратить разговор. Однако же она поняла ложь вопроса и ответила, что Бог разрешил им есть от всех дерев, кроме одного лишь дерева, которое посреди рая, потому что от вкушения плодов его они могут умереть. Тогда искуситель прямо возбуждает недоверие к Богу. «Нет, – сказал он, – не умрете; но Бог знает, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло». Коварное слово глубоко запало в душу женщины. Оно возбудило ряд сомнений и душевную борьбу. Что такое добро и зло, которое она может узнать? И если люди блаженствуют в теперешнем состоянии, то в каком же блаженстве будут они, когда станут как боги?.. В тревожном возбуждении она невольно обращает взор к запретному дереву, а оно так приятно для глаз, вероятно сладостно для вкуса, а особенно заманчиво по своим таинственным свойствам. Это внешнее впечатление решило внутреннюю борьбу, и женщина «взяла плодов этого дерева, и ела; и дала также мужу своему, и он ел». Величайший переворот в истории человечества совершился. Те, которые должны были служить чистым источником всего человеческого рода, отравили себя плодами смерти. Женщина последовала змею, как бы он был выше Бога. По его внушению она сделала то, что запретил Творец. А ее муж во грехе последовал жене, которая из соблазненной тотчас же сделалась соблазнительницей.
Не замедлили сказаться и следствия вкушения запрещенного плода: у них действительно открылись глаза, как обещал искуситель, и запретный плод дал им знание; но что же узнали они? – узнали то, что они наги. Возмущенное нравственное чувство открыло перед ними сознание их наготы, ставшей победным знаком чувственности и торжества плоти, и чтобы прикрыть ее, они сшили себе смоковные листья и сделали из них опоясания – эту первичную форму одежды. Но если согрешившие устыдились так даже собственного внутреннего голоса совести, то им совершенно страшно стало предстать теперь перед Богом. Настал вечер, и прохлада теней его разливала блаженство по саду. В это время обыкновенно происходило у них собеседование с Богом, которого они до сих пор с невинной радостью ожидали и встречали, как дети своего отца. Теперь же они желают, чтобы этого момента никогда не наступало. А между тем он приблизился, и они услышали знакомый голос. Ужас объял Адама и жену его, и они «скрылись от лица Господа Бога между деревьями рая».
И воззвал Господь Бог к Адаму: «Адам, где ты?» А несчастный беглец с трепетом ответил из чащи дерев: «Голос Твой я услышал в раю и убоялся, потому что я наг, и скрылся». – «Но кто сказал тебе, что ты наг? не ел ли ты от древа, с которого Я запретил тебе есть?» Вопрос был поставлен прямо, но грешник не в силах был ответить на него так же прямо; он дал уклончивый и лукавый ответ: «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от древа, и я ел». Вину он сваливает на жену и даже на Самого Бога. Господь обратился к жене: «Что ты это сделала?» Жена также, в свою очередь, отклоняет от себя вину: «Змей обольстил меня, и я ела». Жена сказала правду, но в том, что они оба старались выгородить себя от вины, заключалась ложь. В этом сразу сказалось пагубное влияние отца лжи, обольщению которого поддались первые люди, и это влияние, как испитый яд, отравило всю их нравственную и телесную природу.
Тогда Господь изрек заслуженное наказание и, прежде всего, змею, как послужившему орудием искушения: он был проклят перед всеми животными и ему определена жалкая жизнь пресмыкания на чреве своем и питания прахом земли. Жена осуждена на подчинение мужу и на тяжкие страдания и болезни при рождении детей; а муж осужден на тяжелую жизнь, так как земля, проклятая за дела человека, должна была оскудеть в своих дарах, производить терние и волчцы, и только в изнурительном поте он мог добывать себе хлеб для пропитания, пока не возвратится в землю, из которой взят был. «Ибо прах ты, и в прах возвратишься», – сказал Господь, осуждая его на телесную смерть. Страшно было наказание за преступление заповеди Божией; но как милосердный Отец, Бог не оставил Своих согрешивших чад без утешения, и тогда же дал им обетование, которое светлой надеждой на восстановление потерянного блаженства должно было поддерживать их унылый дух в дни последующих испытаний и невзгод греховной жизни. Это именно обетование о семени жены, которое долженствовало стереть главу змия, т. е. окончательно победить разрушителя блаженства людей, и восстановить людям возможность достигать блаженства и жизни вечной на небе. Это было первое обетование о Спасителе мира, и в знамение Его пришествия установлено жертвоприношение животных (видимо, уже теперь разделенных на два класса – чистых и нечистых), заклание которых должно было предзнаменовать заклание великого Агнца за грехи мира. Сделав Адаму и жене его Еве (матери живущих, как назвал ее теперь Адам) кожаные одежды (из убитых для жертвоприношения животных) и научив их одеваться, Господь изгнал их из рая, «и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к древу жизни», которого они через свой грех сделались теперь недостойны.
С изгнанием людей из рая у них среди трудов и невзгод греховной жизни изгладилась с течением времени самая память о точном его местонахождении, у разных народов мы встречаем самые смутные предания, неопределенно указывающие на Восток, как место первобытного блаженного состояния. Более точное указание находится в Библии, но и оно настолько неясно для нас при теперешнем виде земли, что по нему так же невозможно с географической точностью определить местоположение Эдема, в котором находился рай. Вот это библейское указание: «И насадил Господь Бог рай в Едеме, на востоке. Из Едема выходила река для орошения рая; и потом разделялась на четыре реки. Имя одной Фисон; она обтекает всю землю Хавила, ту, где золото, и золото той земли хорошее; там бдолах и камень оникс. Имя второй реки Тихон (Геон): она обтекает всю землю Куш. Имя третьей реки Хиддекель (Тигр); она протекает перед Ассириею. Четвертая река Евфрат» (Быт 2:8–14). Из этого описания прежде всего ясно, что Эдем – это обширная страна на востоке, в которой находился рай, как меньшее помещение, назначенное для обитания первых людей. Затем название третьей и четвертой рек ясно указывает на то, что эта Эдемская страна находилась в некотором соседстве с Месопотамией. Но этим и ограничиваются понятные для нас географические указания. Первые две реки (Фисон и Тихон) не имеют теперь ничего, соответствующего себе ни по географическому положению, ни по названию, и потому они подавали повод к самым произвольным догадкам и сближениям. Одни видели в них Ганг и Нил, другие – Фазис (Рион) и Аракс, берущие свое начало на возвышенностях Армении, третьи – Сырдарью и Амударью, и так далее до бесконечности. Но все эти догадки не имеют серьезного значения и основываются на произвольных сближениях. Дальнейшим определением географического положения этих рек служат земли Хавила и Куш. Но первая из них так же загадочна, как и орошающая ее река, и можно только догадываться, судя по ее металлическим и минеральным богатствам, что это некоторая часть Аравии или Индии, служивших в древности главными источниками золота и драгоценных камней. Несколько определеннее название другой страны Куш. Этим термином в Библии обыкновенно называются страны, лежащие к югу от Палестины, и «кушиты», как потомки Хама, от его сына Хуша или Куша, встречаются на всем пространстве от Персидского залива до Южного Египта. Из всего этого можно заключить лишь одно, что Едем действительно находился в некотором соседстве с Месопотамией, на что указывают и предания всех древнейших народов, но в точности определить его местонахождение невозможно. Земная поверхность с того времени претерпела столько переворотов (особенно во время потопа), что не только могло измениться направление рек, но могла порваться и самая связь их между собой, или даже прекратиться самое существование некоторых из них. Вследствие этого науке так же прегражден доступ к точному определению местонахождения рая, как он прегражден был согрешившему Адаму – ко вкушению от древа жизни в нем.
Лишившись своего прежнего блаженного жилища, первые люди поселились к востоку от Эдема. Эта восточная внерайская страна сделалась колыбелью человечества. Здесь начались первые труды обыденной суровой жизни, и здесь же явилось первое поколение «рожденных» людей. «Адам познал жену свою Еву, и она зачала и родила сына, которому дала имя Каин, что значит: приобрела я человека от Господа». При первом рождении Ева переживала совершенно новые, неизвестные ей состояния – беременность и болезненность родов. Последствием их явилось новое, дорогое для нее существо, которое привело ее в восторг, выразившийся в самом его наименовании, в котором, очевидно, выражается память об обетовании Божием касательно семени жены. Но она жестоко ошиблась, предполагая в своем первом сыне начало избавления от постигшей ее кары: в нем явилось для нее лишь начало новых, неизвестных еще ей страданий и горя. Впрочем, Ева скоро сама поняла, что она слишком рано стала лелеять себя надеждой на исполнение обетования, и потому, когда родился у нее второй сын, она назвала его Авелем, что значит призрак, пар.
Теперь уже первые люди не одни: образовалось семейство, а вместе с ним стали вырабатываться и новые отношения. С приращением семейства увеличились потребности, для удовлетворения которых понадобился усиленный труд. Уже с первых дней нового положения, в которое люди поставлены были грехопадением, потребности оказались разнообразными: требовалось добывать пищу и одеяние. Соответственно этому произошло у первых людей и разделение труда: первый сын, Каин, стал обрабатывать землю для удовлетворения первой потребности – питания, а второй – Авель – стал заниматься скотоводством для добывания молока, а также и шерсти, и шкур. Выбор рода труда и занятий первых братьев, конечно, зависел от различия их характеров и склонностей. Занятия еще больше разделили их, и между первыми братьями не замедлило обнаружиться соперничество, кончившееся страшным злодеянием, какого дотоле не видела еще земля. «Однажды Каин принес от плодов земли дар Господу. И Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его; а на Каина и на дар его не призрел». Причину этого, конечно, нужно видеть не только в качестве самих даров, но и особенно во внутреннем расположении для принесения их. Этим навсегда давался урок, что жертва Богу должна соединяться с внутренней жертвой доброго сердца и добродетельной жизни. Между тем, если Авель принес свою жертву с верой, подтверждаемой доброй жизнью, то, напротив, Каин принес ее очевидно без внутреннего участия, так как в жизни «дела его были злы» (1 Ин 3:12). Увидев предпочтение, оказанное брату, и видя в нем явное обличение своих «злых дел», Каин сильно огорчился, и омраченное лицо его поникло. На нем появились зловещие черты. Но совесть (этот голос Божий внутри человека) заговорила в Каине: «Почему ты огорчился, и от чего поникло лице твое? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним». Каин, однако, не послушался предостережения и отворил греху дверь своего сердца. Зазвав своего доверчивого брата в поле, он убил его, совершив невиданное еще землей злодеяние. Страшное злодеяние, впервые внесшее разрушение и смерть в порядок природы, не могло остаться без наказания. «Где Авель, брат твой?» – спросил Господь Каина. «Не знаю: разве я сторож брату моему?» – отвечал убийца, показывая таким ответом, какой страшный шаг вперед сделало зло со времени падения прародителей. Эта дерзость, это бесстыдное отрицание не допускали возможности дальнейшего испытания, и Господь прямо обратился к убийце с определением наказания. «Что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли. И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей. Когда ты будешь возделывать землю, она не станет больше давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле». Окровавленная земля в силу этого определения должна была потерять свое прежнее плодородие, так что Каину нельзя уже было оставаться в прежнем месте. Проклятие, вызванное первородным грехом, также пало на землю и только посредственно на человека; теперь же, когда грех дошел до убийства, проклятие падает уже на самого убийцу, но не безусловное проклятие, а проклятие изгнания, в силу которого земля, в качестве исполнительницы воли Божией, не давая своих плодов Каину, должна была принудить его удалиться из первобытной колыбели человечества. Ввиду тяжести возложенного наказания, упорство Каина сломилось и перешло в малодушие и отчаяние. «Наказание мое, – воскликнул он, – больше, нежели снести можно. Пусть всякий, кто встретится, убьет меня». Но это желание Каина, вызванное его отчаянием, было преступно и потому не могло быть исполнено. Как наказанный убийца, он должен был служить предостерегающим примером для других. Поэтому всякому, кто бы решился на убийство Каина, должно было всемеро отомститься. Поникшее, искаженное злодейством лицо его должно было служить знаком, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его – будет ли то дикий зверь, или кто из братьев его.
И пошел Каин скитаться по земле, и, наконец, поселился в земле Нод, еще далее на восток от Эдема. Трудно определить точное положение этой страны. Некоторые исследователи указывают на Северную Индию, Китай и др. Во всяком случае, это земля, удаленная от первичного поселения людей, страна «изгнания», как показывает и самое ее название. Но туда Каин удалился не один. Как ни велико было его злодеяние и оскорбление, нанесенное чистоте и святости братской любви, из среды размножившихся за это время братьев, сестер и последующих поколений нашлись люди, которые решились последовать за Каином в страну изгнания, так что он поселился там с женой. Здесь у него родился сын, которого он назвал Енохом. Удаленный от остального общества людей, предоставленный своей собственной судьбе, Каин, от природы суровый и упорный, теперь еще с большим упорством должен был бороться с природой и внешними условиями жизни. И он действительно весь отдался тяжелому труду для обеспечения своего существования и был первым человеком, который построил город как начало оседлой жизни. Город назван был по имени сына его Еноха. Некоторые исследователи возражают, будто бы немыслимо допустить построение города в такое раннее время. Но до этого события могло пройти от происхождения человека уже несколько столетий, в продолжение которых люди могли прийти к мысли о лучших средствах защиты своего существования от внешних врагов. Притом, под именем «города», конечно, нельзя разуметь в собственном теперешнем смысле город, а просто ограду, возведенную для защиты находившегося среди ее жилища.
Поколение Каина стало быстро размножаться, а вместе с тем продолжалась начатая его родоначальником борьба с природой (культура). Из среды его выходили люди, которые, наследовав от Каина упорную волю в борьбе с природой, продолжали неутомимо изыскивать новые средства для успешнейшего ведения ее. Особенно замечательно в этом отношении семейство Ламеха, шестого члена в поколении Каина по прямой от него линии[1].
Сам Ламех замечателен в истории человечества тем, что он первый нарушил естественный, установленный при начале, порядок брачных отношений и ввел многоженство, сделавшееся впоследствии источником ужасного попрания человеческого достоинства женщины, особенно на Востоке. Подчиняясь своей страстной натуре, он взял себе две жены – Аду и Циллу. От них родились сыновья, которые явились изобретателями первых ремесел и искусств. От Ады родился Иавал. Он первый изобрел палатки и с ними начал вести вполне кочевую жизнь, перенося шатры и перегоняя стада с одного места на другое.
Брат его Иувал был более поэтической натуры и прославился изобретением инструментов, посредством которых можно выражать порывы и чувства души. Он первый изобрел гусли и свирель и есть отец всех играющих на них. Гусли или арфа (по-еврейски кинур), по описанию Иосифа Флавия, имела десять струн, на которых играли при помощи плектра – особой музыкальной палочки. Изобретение Иувала, конечно, представляло простейшую форму струнного инструмента. Замечательно при этом, что первые музыкальные инструменты изобретены братом первого скотовода-кочевника, принимавшим, вероятно, в занятиях последнего близкое участие: большой и счастливый досуг этого занятия дает более всего поводов к такому изобретению. От Циллы у Ламеха также родился замечательный сын по имени Тувал-Каин. Он прославился самым полезным изобретением для борьбы с природой, именно пришел к мысли воспользоваться металлами для приготовления из них прочных орудий защиты и хозяйства и стал ковать эти орудия из меди и железа. До него все орудия для защиты или инструменты для домашних хозяйственных занятий, вероятно, приготавливались из камня, дерева или костей. Дикие народы до сих пор обходятся с такими орудиями, и в постепенном приближении их к цивилизованным народам эти первобытные орудия сменяются сначала медными и бронзовыми (в Южной Америке – золотыми), а потом уже железными. Сестру Тувал-Каина Ноему – «Прекрасную» – предание называет изобретательницей тонов и песен. Но поэзия в собственном смысле обязана своим началом самому Ламеху, этому отцу стольких изобретателей. Восхищенный изобретениями своих сыновей, а особенно Тувал-Каина, он обратился к своим женам с такой речью:
Ада и Цилла, послушайте голоса моего,
Жены Ламеховы, внимайте словам моим:
Я убил бы мужа за язву мне,
И отрока за рану мне.
Если за Каина отомстится всемеро,
То за Ламеха в семьдесят раз всемеро.
В этом шестистишии представляется первый пример собственно поэтической речи в первобытную эпоху, и песнь эта представляет верное отражение еврейской, как самой древней, поэзии. Что касается содержания этой первобытной поэмы, то в общем смысл ее таков. Среди насилий и жестокостей того времени, особенно свирепствовавших между потомками Каина, Ламех утешает своих жен уверением, что с помощью медного и железного оружия, находящегося теперь, благодаря изобретению Тувал-Каина, в его руках, он может убить всякого, кто бы осмелился оскорбить его; и если Каину было обещано, что за него отомстится всемеро, то в руках потомства Ламехова теперь есть средство отмстить за себя в семьдесят раз всемеро. В этой поэме выразился тот дух высокомерия и самонадеянности, которым отличалось в своей жизни и в своем характере потомство преступного и мрачного изгнанника. Ламех смотрит на только что изобретенное оружие, которое выковал его сын, и из груди его вырывается песнь торжества. Как далеко он опередил своего предка Каина, принужденного беспомощно скитаться по земле! Он уже не нуждается теперь в посторонней помощи и сам сумеет защитить себя во всякое время. Он не только не боится убийства, но он сам воспевает убийство. Вот к чему пришло потомство первого убийцы. Потомки Каина всю свою деятельность направили на обеспечение материальной жизни. Эти чисто житейские заботы до такой степени поглощали все силы Каинова поколения, что оно, очевидно, совершенно пренебрегало интересами духовной жизни. Отличаясь упорной самонадеянностью, оно, видимо, жило в полном порабощении житейской суете и отличалось грубым безверием, с неизбежными его плодами – пороками и преступлениями. При таком направлении оно, очевидно, не могло быть истинным представителем человеческого рода и, тем более, хранителем великих духовных сокровищ – первого обетования о Спасителе и связанных с ним первобытных религиозных и нравственных установлений. Оно, о своей грубой односторонности, грозило только извратить предназначенный человечеству исторический ход развития. Этому одностороннему направлению необходим был противовес. И он действительно явился в поколении нового сына Адамова – Сифа, родившегося на место убитого Авеля. Сифом начинается в истории то поколение людей, которое по своему духовному настроению представляло полную противоположность потомству Каина. В поколении Каина люди, поклоняясь единственно материальной силе, все свои способности (до полного забвения о Боге) обращали на вырабатывание и приобретение средств, увеличивающих эту силу; здесь, напротив, вырабатывалось и развивалось совершенно иное, более возвышенное направление, которое, пробуждая в людях смиренное сознание человеческой беспомощности и греховности, устремляло их помыслы к верховному Покровителю, давшему падшим людям обетование будущего избавления. Направление это заявило о себе уже при сыне Сифа – Еносе: «Тогда, – говорит библейская летопись, – начали призывать имя Господа Бога (Иеговы)». Это, конечно, не значит, что до этого времени совершенно не было в употреблении молитв как призывания Бога. Религия стала выражаться во внешних формах, а следовательно, и в молитве, еще при первых сыновьях Адама – в приношении Богу дара. Выражение это означает лишь то, что теперь в поколении Сифа призывание имени Господа Бога сделалось открытым исповеданием их веры в Бога, знаменем, которое отличало их от Каинова поколения с его грубым безверием и нечестием. Высшим выразителем и представителем этого направления явился Енох, который «ходил перед Богом», т. е. во всей своей жизни отражал высоту первоначальной человеческой чистоты и святости. Вместе с тем, он первый сознал, к какой бездне порочности и греховности может привести каиновское направление, и выступил первым проповедником и пророком, предвозвещавшим Страшный суд Божий над «нечестивыми». «Се, – говорил он, – идет Господь со тьмами святых Ангелов Своих – сотворить суд над всеми и обличить всех между ними нечестивых во всех делах, которые произвело их нечестие, и во всех жестоких словах, которые произносили на Него нечестивые грешники» (Иуд 14–15). В награду за это высокое благочестие и великую веру Бог «взял его» с грешной земли и тем освободил от вызванной грехом смерти (Евр 11:5).
Новое поколение, в котором проявилось противоположное каиновскому направление, будучи носителем истинной религии и связанного с ней обетования, естественно, должно было стать тем корнем, из которого надлежало развиться всему дереву человечества. И оно действительно стало им. Ход исторического развития, начинаясь от первого человека и разделяясь на два течения, главнейшим своим руслом направился в сторону этого именно поколения. В этом поколении выступают один за другим те великие представители первобытного человечества или патриархи, которые, крепкие духом и телом, призваны были долговечным трудом вырабатывать и сохранять начала, долженствовавшие лечь в основу жизни всех дальнейших поколений. Для успешнейшего осуществления своего назначения они, по особому промышлению Божию, наделены были необыкновенной долговечностью, так что каждый из них почти целое тысячелетие мог быть живым хранителем и истолкователем вверенного им обетования.
Первый человек Адам, этот первый виновник совершившегося в истории человечества переворота и первый свидетель великого обетования о Спасителе, жил 930 лет; его сын Сиф – 912 лет; сын Сифа Енос – 905 лет; представители последующих поколений: Каинан – 910 лет, Малелеил – 895, Иаред – 962, Енох, жизнь которого прервана взятием на небо, – 365, Мафусал – 969, Ламех – 777 и сын последнего, Ной, – 950 лет. Об этой необычайной долговечности патриархов единогласно свидетельствует предание всех древних народов. При суждении о ней нужно иметь в виду, что они были близкие потомки только что созданных людей (и притом созданных бессмертными), естественные условия жизни были отличны от нынешних, сама жизнь была проста и естественна, да и вообще в состоянии природы после райского ее состояния не вдруг произошли те перемены, которые сделали ее влияние часто разрушительным для жизни. Еще и теперь продолжительность жизни человеческой достигает до 200 лет и между африканскими арабами, по свидетельству путешественников, даже не редко. Почему же нельзя считать возможной более чем в 200 лет продолжительность жизни в первобытное время, когда первобытные ископаемые останки указывают на грандиозные размеры и исполинскую крепость живших тогда существ? Доказано, что некоторые животные, и особенно птицы, и теперь живут 300–400 лет. Не невозможно поэтому, что и человек в стране своего первоначального происхождения и при образе жизни, более сообразном с природой, чем теперь, мог жить так долго, как именно свидетельствует летопись библейская.
Летосчисление жизни патриархов служит основой и для общего определения жизни человечества на земле, для установления хронологии первобытной истории. Построение ее облегчается и упрощается тем, что счет лет патриархам ведется в библейской летописи троякий: 1) от начала жизни до рождения первого сына, 2) от рождения первого сына до конца жизни и 3) число лет всей жизни.
Особенно важен первый счет. Он дает возможность провести непрерывную линию лет от Адама до всякого последующего патриарха: следует только складывать годы каждого, прожитые до рождения первого сына. Так, Адаму было 130 лет, когда у него родился сын Сиф, Сифу было 105 лет при рождении Еноса, Еносу было 90 лет при рождении Каинана. Сумма этих лет составит период от сотворения Адама до рождения Каинана: 130 + 105 + 90 = 325 лет. Тем же способом можно определить количество лет от Адама до Ноя, от которого началась новая эпоха в истории человечества[2].
Но при видимой простоте летосчисление представляет почти неразрешимые трудности в другом отношении. Чтобы установить хронологию этой первобытной эпохи, необходимо еще предварительно найти прочную опору в самом счете лет жизни патриархов – как всей, так и до рождения первого сына, так как этот счет значительно разнится в трех наиболее древних и авторитетных текстах библейской летописи: еврейском, самаританском и греческом. Разницу эту можно видеть из сравнительной таблицы 1 (см. Приложение 3, стр. 587).
Над разрешением и соглашением этого различия в счете лет трудились многочисленные толкователи, но до сих пор дело не выяснено с достаточной полнотой.
Делались всевозможные предположения. Одни объясняют эту разницу из случайных ошибок переписчиков святых книг; другие в отступлениях самаритянского текста видят последовательное стремление к уменьшению невероятной будто бы долговечности патриархов, а в отступлениях греческого текста от еврейского – стремление семидесяти толковников подвести библейское летосчисление под формы египетского; иные, наконец, в уменьшенных показаниях еврейского текста видят преднамеренное искажение текста иудеями, желавшими этим доказать, что еще «не пришло исполнение времен», которое по древнему пророчеству должно было совершиться на шестой тысяче лет от сотворения мира.
Больше вероятности имеют первое и последнее предположения, хотя, быть может, существовали и другие причины, еще не открытые наукой. Во всяком случае, показания греческого перевода имеют за себя больше оснований, и они легли в основу летосчисления, принятого православной церковью и поддерживаемого многими знаменитыми учеными-исследователями. По этому летосчислению рассмотренный период обнимает (до потопа) 2262 года.