– Возлюбленные чада мои, вы принесли сюда этого ребенка, чтобы совершить обряд крещения. Молитесь, дабы Господь наш Иисус Христос принял его и очистил от греха, – монотонно бубнил преподобный мистер Бэзил Роудс, время от времени заглядывая в молитвенник.
Бентли Ратледж стоял напротив священника, пытаясь вникнуть в смысл произносимых им слов, но, как это случалось с большинством его добрых намерений, у него из этого ничего не вышло. В какой-то момент его внимание отвлеклось, и взгляд скользнул в сторону от приземистой норманнской купели, в которой крестились бесчисленные поколения его родственников со стороны матери. Взгляд заскользил дальше, вдоль нефа и остановился где-то в тени алтаря.
С церковью Святого Михаила у него не было связано почти никаких воспоминаний. Да, время от времени здесь происходили крестины или венчания, гораздо чаще отпевали покойников, потому что самой судьбой было предназначено, чтобы члены семейства Ратледж жили трудно и умирали рано. Но атмосфера этой церкви, запах сырости и холодного влажного камня не казались ему знакомыми, несмотря на то что бо́льшую часть своих двадцати шести лет он прожил неподалеку от нее. Свет, проникавший сквозь витражные стекла и падавший на каменные плиты пола, казался ему неземным. Бентли, как и его отец, не был прилежным прихожанином, поэтому почти сразу перестал вслушиваться в монотонный голос священника.
Бэзил громко откашлялся и произнес нараспев:
– Верите ли вы во все догматы англиканского вероисповедания, содержащиеся в апостольском Символе веры, и намерены ли наставлять свое чадо соответствующим образом?
Его сестра Кэтрин, стоявшая рядом, легонько толкнула Бентли в бок, и он неуклюже пробормотал:
– Я… я да, верю. И с Божьей помощью я… попытаюсь.
Бэзил раздраженно поджал губы, потом, заглянув в молитвенник, спросил:
– Постараетесь ли вы научить новорожденную быть богопослушной, подчиняться воле Божьей и исполнять Его заповеди?
– Я… постараюсь, – выдавил Бентли. – С Божьей помощью.
Он крепко зажмурился, ожидая гнева Господня, но небесная молния не ударила, хотя должна бы была поразить его немедленно, учитывая столь сомнительное обещание, данное столь ненадежным орудием в длани Божьей. Бэзил, судя по всему, тоже ожидал какой-нибудь кары небесной, потому что даже потерял нужное место в молитвеннике. Как только священнику удалось овладеть собой, он продолжил церемонию, протянув руки, чтобы взять ребенка у Хелен, невестки Бентли.
Устроив малышку на согнутом локте и аккуратно перебросив через руку кружево крестильной рубашки, святой отец опять взглянул на Бентли:
– Назовите имя этого ребенка.
Ратледж на мгновение растерялся, потом ответил:
– Гм… Элис. Это он знал: так звали его мать, – дальше? Он в отчаянии взглянул на имена, нацарапанные на полях молитвенника, и торопливо прочитал, надеясь, что произнес их правильно:
– Элис Мэри Эмелин Ратледж.
Наверное, ему это удалось, судя по гордой улыбке Хелен.
– Элис Мэри Эмелин Ратледж, – эхом повторил Бэзил и, обмакнув пальцы в купель, перекрестил лобик малышки. – Я нарекаю тебя во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь!
Видно, крохе Элис холодная вода пришлась не по нраву. Раскричавшись, она замахала маленькими ручонками, умудрилась задеть кулачком Бэзила по носу и сбить на сторону его очки. Священник в замешательстве хотел было отстраниться, но Элис успела ухватиться за его стихарь, так что Бэзилу, испытывая неловкость, пришлось высвобождаться из цепкой ручонки. На помощь подоспела Хелен и с виноватым видом извлекла из кулачка дочери белую ткань одежды священника.
«Помоги нам Господь! – подумал Бентли. – Эта малышка – настоящая Ратледж».
Наконец церемония закончилась, и гости высыпали на площадь. Стоял солнечный зимний день. Возглавлял процессию с Элис на руках, которая теперь почти успокоилась, старший брат Бентли Камден, лорд Трейхорн. Сестра Кэтрин и кузина Джоан вывели из церкви детишек, и те радостно выскочили на солнце, словно стайка ярко окрашенных птичек. Застенчиво улыбнувшись, Джоан оглянулась, по-дружески взяла Бентли под руку, и они тихо поболтали минутку-другую, пока Кем и Хелен принимали сыпавшиеся на них со всех сторон поздравления.
Ратледж был рад видеть свою хорошенькую кузину. Особенно приятно было сознавать, что она здорова, счастлива и, если глаза ему не врут, опять ждет ребенка. До того, что произошло у них с Фредди, Джоан была единственной, на ком он когда-либо подумывал жениться, но слава богу, она сбежала с Бэзилом и тем самым спасла их обоих от последствий его глупости.
– Ты должен как-нибудь заехать в Белвью, – тихо сказала Джоан. – Мы с тобой устроим продолжительную прогулку и обо всем наговоримся всласть. Я хочу поделиться с тобой одним секретом. И все будет как в прежние времена.
– Да, – кивнул Бентли, – как в прежние времена.
Разница в возрасте у них с Джоан составляла всего два месяца, и было время, когда они поверяли друг другу свои тайны. Но тогда они были детьми, и он вовсе не собирался возвращаться в те времена. Высвободив руку, Джоан помчалась за одним из своих многочисленных отпрысков. Ее муж, священник Бэзил, доброжелательно улыбался небольшой группе прихожан, вышедшей из дверей его церкви.
Разумеется, все деревенские кумушки были тут как тут и неодобрительно поглядывали на Бентли, а потом каждая – думая, что остальные в этот момент не смотрят в ее сторону, – поправляла, поцокав языком, его галстук и даже целовала в щеку, как будто великодушно прощала ему какой-то смертный грех.
Если бы только они знали!
Да, теперь на нем грех куда как серьезнее остальных. Ну, может, кроме одного. Конечно, то, что он сделал с Фредди, не было, строго говоря, смертным грехом, хотя ему, черт возьми, он и казался таким. Прошло уже три дня, и Бентли устал ждать, когда карающий меч его поразит. Интересно, с какой скоростью распространяются плохие новости?
Он представил себе, как бедняжка Фредди со слезами признается во всем Уинни Уэйден, та рыдает, причитая и жалуясь на свою судьбу, а потом пишет истерическую записку лорду Ранноку. Опекун тут же возвращается из Шотландии и учиняет над ним расправу. И вот в конце концов его ведут по проходу между рядами скамей в церкви к алтарю, подталкивая в спину смертельно опасным шотландским кинжалом, предварительно туго обвязав веревкой его гениталии, так что он едва может дышать.
Женитьба. Жена. Жизнь в оковах. Господь всемогущий, за что?
Неожиданно к его щеке прикоснулись прохладные пальчики. Бентли моргнул и, посмотрев вниз, увидел свою невестку Хелен, глаза которой излучали тепло.
– Спасибо, дорогой, ты меня не подвел, – произнесла она с легким французским акцентом. – Я знала, что на тебя можно положиться.
Иногда ее вера в него была слишком уж навязчивой, но вслух Бентли этого не сказал и лишь заметил с усмешкой:
– Считай, что тебе чертовски повезло, Хелен.
Он вдруг почувствовал холодный ветерок и, взглянув вверх, увидел, что они остановились в тени колокольни. Прихожане расходились, направляясь или к воротам, что вели в деревню, или на дорожку, огибавшую церковный двор, которая далее шла вверх по холму к Чалкоту. Он снова взглянул на жену своего брата и почтительно предложил ей руку.
Она с улыбкой оперлась на его локоть, и они на некотором расстоянии последовали за остальными мимо надгробных камней погоста, отделенного от сада Чалкота каменной стеной с проходом, закрывающимся массивной деревянной дверью. Бентли провел Хелен на территорию усадьбы, потом вернулся и закрыл за собой дверь.
– Бентли, мне показалось или ты хромаешь? – спросила невестка.
– Повредил колено.
– О господи, как это случилось?
– Не важно, не бери в голову.
Хелен с дружеской снисходительностью пожала плечами, снова взяла его под руку и заговорила о другом.
– Ты изменился, Бентли, с тех пор как приезжал сюда на Новый год: стал каким-то тихим и, мне кажется, несколько мрачноватым. На тебя это не похоже, дорогой. Надеюсь, ничего плохого не случилось?
Бентли почувствовал, как у него сжимаются кулаки:
– Это мой братец велел учинить допрос?
Невестка отпрянула, как от удара.
– Побойся бога! Как ты можешь говорить такое? Неужели ты думаешь, что Кему есть дело до этого? Подобно большинству деловых мужчин он принимает во внимание только поступки.
Возможно, именно это Бентли и беспокоило больше всего.
Мысль эта пришла ему в голову неожиданно, и он буквально в последний момент удержался, чтобы не высказать ее вслух. Остановившись, Бентли накрыл ладонью лежавшую на его локте руку Хелен и попросил:
– Прости меня: сморозил глупость.
Они в молчании пошли дальше по саду. Кэтрин, Кем и остальные уже успели подняться довольно высоко на холм, но Хелен, кажется, не спешила их догонять. Бентли следом за ней тоже замедлил шаг и немного успокоился.
Хелен вдруг сжала его локоть, словно хотела вывести из задумчивости, и взмолилась:
– Прошу, встряхнись! Ты меня беспокоишь. Расскажи-ка лучше о своих похождениях, хотя бы о тех, что можно слушать леди. Ты приехал сюда прямо из Лондона?
– Можно и так сказать. – Бентли наклонился, чтобы отцепить веточку, приставшую к подолу накидки Хелен. – Я на несколько дней остановился в Эссексе, заехал в Хемпстед, чтобы захватить самое необходимое, и снова в дорогу.
Хелен улыбнулась:
– Вижу, ты оделся подобающим образом. Это производит хорошее впечатление.
– То есть выгляжу почти респектабельно. Ты это хотела сказать? – Он поднял голову и прищурился на солнце. – Мой братец, наверное, очень этому обрадовался.
Она ничего на это не ответила и с задумчивым видом продолжила:
– Сезон вот-вот начнется. Ты собираешься в Лондон?
– И делать вид, что все идет как нельзя лучше – при моих-то долгах? – Он расхохотался и принялся отламывать от веточки мелкие кусочки и бросать через плечо. – Нет уж, увольте. Мне это не по душе.
– Но ты мог бы приятно провести время. Разве твоих друзей там не будет? Разве тебе не хотелось бы обзавестись новыми знакомствами?
Бентли с подозрением посмотрел на нее:
– Силы небесные, Хелен! Уж не задумала ли ты меня женить?
Она рассмеялась:
– Ничего подобного, успокойся: ты не из тех, кто женится, а вот друзей поприличнее мог бы себе завести.
Бентли от неожиданности остановился:
– Даже не верится, что об этом говоришь мне именно ты, Хелен! Ведь ты всегда была яростной поборницей идеи равенства. К тому же не все мои друзья такие отбросы общества, какими их считает Кем. Огастус Уэйден, например, вполне благовоспитанный джентльмен.
– Согласна, – кивнула Хелен. – Он и его брат Теодор вполне достойные молодые люди – тебе бы почаще бывать в их компании. И я уверена, что сезон они проведут в Лондоне.
– Ты так думаешь? – он неуверенно взглянул на нее. – А мне казалось, что их туда калачом не заманишь.
Хелен аккуратно обошла лужу на дорожке.
– В этом году дебют старшей дочери лорда Раннока.
Бентли очень удивился:
– Ты имеешь в виду маленькую Зою Армстронг? Но она же еще ребенок!
– Не скажи, ей уже семнадцать! – возразила Хелен.
Бентли вспомнил, что Зоя всего на год-два моложе Фредерики, и почувствовал угрызения совести. Ему вдруг вспомнилось, что весной принесли приглашения по случаю первого выезда в свет Фредди. Он тогда тоже очень удивился и отклонил их, будучи совершенно уверен, что она слишком для этого молода. Странно другое: ему почему-то не казалось, что слишком рано вожделеть ее. Он и тогда устыдился своих чувств, а теперь и вовсе почувствовал себя негодяем, к тому же еще и старым.
– Может, все-таки останешься в Лондоне на сезон и примешь хотя бы некоторые из приглашений? – прервала Хелен его скорбные мысли.
– Об этом не может быть и речи! – решительно заявил Бентли и ускорил шаг, вынуждая и ее идти быстрее.
Вдруг у него словно мороз пробежал по коже. Он подумал, что у него, возможно, не будет выбора и ему придется участвовать во всех увеселениях, связанных с сезоном, потому что к тому времени, когда придут приглашения, он наверняка будет уже женат. А в таком статусе джентльмен принадлежит не только себе, но и обществу, потому что соблюдение внешних приличий приобретет особое значение. Женатый мужчина уже не сможет допустить, чтобы его пинками выставляли из какой-нибудь вонючей пивной или занюханного борделя. Поведение мужчины в обществе отражается на его супруге, а джентльмен никогда не позволит себе поставить в неловкое положение свою жену.
И он тоже не сделает ничего подобного, печально подумал Бентли. Напротив, ему придется в корне изменить свое поведение, и если уж позволять себе время от времени обычные удовольствия, то с большой осмотрительностью. Как минимум хотя бы это он должен сделать ради Фредди. Остальную часть пути к вершине холма Бентли представлял, каково это – быть благородным и правильным.
Уинни Уэйден аккуратно сложила только что полученное письмо, положила на чайный столик в малой гостиной и воскликнула, глядя отсутствующим взглядом на огонь в камине:
– О боже! Еще столько всего предстоит сделать! Думаю, надо нанять еще одну прачку и вызвать портниху. Придется кого-то отправить в магазин, чтобы отложили рулон светло-голубого шелка для Зои. А еще шляпки и перчатки…
Тео, сидевший за фортепьяно, удивленно вытаращил глаза, но тем не менее ни разу не сбился. Гас оторвал взгляд от шахматной доски, за которой сидел с Фредерикой, и уточнил:
– Пять недель до чего? Право же, мама, перестань разговаривать исключительно сама с собой.
Фредерика уже поняла, что безнадежно проигрывает, откинулась на спинку кресла и пояснила:
– Она читает письмо от кузины Эви. Они с Эллиотом возвращаются из Шотландии.
– А потом мы сразу же отправимся в Лондон, – добавила Уинни со страдальческой ноткой в голосе. – Надо подготовить Зою к ее первому сезону, причем за очень короткое время. И тебя тоже, Фредди! Прошлогодними бальными платьями нам не обойтись.
Фредди в ужасе повернулась к ней:
– При чем тут мои бальные платья?
Но миссис Уэйден, уже погрузившись в расчеты, бормотала, загибая пальцы:
– Потребуется не меньше шести новых платьев. Правда, может, удастся переделать декольте на твоем шелковом, цвета слоновой кости. Ты теперь как-никак уже не дебютантка.
Гас поставил своего коня в опасной близости от ее ферзя, но Фредди не обратила на это никакого внимания.
– Уинни, неужели мне опять придется присутствовать на всех мероприятиях сезона?
Миссис Уэйден вскинула брови и заявила:
– Но ведь ты уже представлена свету, дорогая. Не допустишь же ты, чтобы бедняжка Зоя впервые вышла в свет без твоей поддержки? К тому же семейство господина Эллоуза будет там присутствовать.
Это было сказано с явным намеком.
Тео театральным жестом завершил сонату:
– Мы обречены!
– Да, Фредди, обречены, – подтвердил со своего места возле камина Майкл, снял ногу с латунной решетки и допил свой стаканчик хереса. – Мы все поедем в Лондон, или моя сестра Эви пожелает узнать причину нашего отказа. На тебе по крайней мере не лежит унылая обязанность танцевать со всеми девицами, которых никто не пожелал пригласить на танец.
– Не лежит, потому что я одна из них! – Фредди вскочила со стула, чуть не опрокинув шахматную доску. – И я не могу поехать, слышите? Просто не могу!
Уже покидая комнату, она услышала тихий голос Тео:
– Ну вот, снова-здорово! Какая муха укусила нашу малышку Фредди?
В гостиной воцарилось глубокое молчание, но Фредерику это не остановило. Она торопливо поднялась по главной лестнице, пробежала по коридору, потом по каменным ступеням винтовой лестницы поднялась в свою комнату в старой башне, открыла дверь и бросилась на кровать.
Ей было стыдно за свое поведение: ну как ребенок, в самом деле, но в последнее время у нее почему-то не получалось сдерживать эмоции. Какая-нибудь несчастная царапина или пятнышко на платье могли заставить ее расплакаться. Что, черт возьми, случилось? С того вечера, когда Джонни заявил, что не может жениться на ней, жизнь, казалось, уже никогда не сможет вернуться в нормальное русло. Всхлипнув, Фредерика зарылась лицом в подушку.
Хорошо бы с кем-нибудь поговорить. Как ей не хватало Зои! Почти десять лет они были подругами. Когда кузина Эви вышла замуж за отца Зои, лорда Раннока, Фредерика была в восторге. Ее старшие кузины и кузены: Эви, Николетта, Гас и даже Тео – всегда казались ей такими взрослыми, а когда в их жизнь вошла Зоя, у Фредерики впервые появилась подружка-ровесница, с которой можно было делиться секретами. Только вот этим секретом неловко было делиться даже с ней.
Бентли Ратледж теперь был ее секретом, а заодно грехом и позором. То, чем они занимались той ночью, было плохо. Она была в ужасе от того, что натворила, от того, на что сама напросилась, но самое ужасное, у нее не было уверенности, что, если бы представился случай, она поступила бы иначе, причем вовсе не для того, чтобы кому-то насолить.
Фредерика не понимала, как это возможно: испытывать где-то глубоко внутри страстное томление по человеку, который поступил с ней так мерзко. Но чего она ожидала? Что, проснувшись в его объятиях, услышит клятву в вечной любви? Ха! Держи карман шире! От Бентли такого не дождешься. Слава богу, она не настолько глупа, чтобы влюбиться в него.
И все же с ним так легко и просто! Он так искренне смеется, причем частенько над самим собой, а его теплом можно было обогреть комнату. Он умел обращаться с женщинами, особенно когда хотел чего-нибудь добиться. Однажды на кухне она увидела, как он подлизывался к миссис Пенуорти, которой не меньше шестидесяти, а все потому, что ему очень хотелось малиновый пирог на ужин. Миссис Пенуорти стукнула его по лбу деревянной ложкой, когда он попытался ее поцеловать, но пирог все же приготовили, да еще такой большой, что ели его целую неделю.
«Какой он все-таки негодяй, – подумала Фредерика, утирая рукой увлажнившиеся глаза, – но как уютно засыпать в его объятиях!» А теперь вот супруги Раннок требуют, чтобы вся семья как можно скорее возвращалась в Лондон. Разумеется, все подумают, что Фредерика вернулась, чтобы во второй раз выставить свою кандидатуру на ярмарке невест.
У нее вдруг испуганно замерло сердце. Боже милосердный, а что, если кто-нибудь и впрямь сделает ей предложение? Она всегда мечтала иметь свой дом, семью, как и большинство сирот. Но не могла же она выйти замуж, скрыв правду? А признаться у нее не хватит смелости. И как она объяснит отказ кузене Эви? Или своему опекуну, лорду Ранноку? Было и еще одно обстоятельство, казавшееся страшнее даже всего этого. Что, если, приехав в Лондон, она столкнется лицом к лицу с Бентли Ратледжем? О боже! Как это унизительно! Она даже в глаза ему посмотреть не сможет.
А всего несколько дней спустя Фредерика поняла, что, как ни странно, перспектива случайно встретиться с Джонни ее совсем больше не тревожила, чего не скажешь о Бентли.