Посвящается моему погибшему другу Павлу Неверову, путешественнику и создателю сообщества «ТОП-менеджер, создающий будущее», с которым мы вели семинар «БеЗчеловечный бизнес» в 2016—2017 гг.
Разделы книги:
– Зачем эта книга
– Для кого эта книга
– Вступление. Размышления о том, как технологии изменят нашу жизнь.
– Роботы и Искусственный Интеллект, эволюция мозга и человека на пути к гибридной цивилизации.
– Роевый разум человечества.
– Эволюция в живой природе и технологиях.
– Промышленные революции
– Интернет вещей и промышленный интернет
– Робототехника
– Коллаборативная робототехника
– Страхи и возможности роботизации
– Драйверы роботизации
– Искусственный интеллект
– Продление жизни до 120 лет. Долголетие
– Заключение
Зачем эта книга.
Я решил написать эту книгу, чтобы осмыслить и зафиксировать свой опыт и понимание идущей технологической революции, и чтобы на основе этой рефлексии иметь возможность двигаться дальше. То, о чем здесь написано, с разными вариациями в зависимости от аудитории и формата, излагалось на моих лекциях, выступлениях и семинарах в последние три года. От лекции к лекции материал дополнялся и рос, появлялись новые разделы и области интересов. Однако ключевые тезисы и стержень оставались прежними – они касаются текущей эпохи стремительных перемен, в которой технологические новации вырвались вперед и стали ведущей силой, которая ведет за собой перемены социальные, культурные и политические. Человек рождает технологии и инструменты для увеличения своей мощи, а технологии, в свою очередь, влияют на человека и незаметно меняют его. Изменение человека называется антропогенез. И несмотря на то, что 90% материала книги посвящены новым технологиям и примерам их применения – роботам, искусственному интеллекту и промышленному интернету, внутренний слой моих размышлений посвящен людям и нашей цивилизации. Что происходит с нами и куда мы идем? В чем наша природа и развиваемся ли мы, как разумный вид или деградируем? Растет ли наша неуязвимость к внешним рискам и опасностям (как называет ее Нассим Талеб – антихрупкость1) или снижается? Становимся ли мы лучше и счастливее или нет, и что для этого надо? Эти вопросы заставляют меня искать наиболее важные слои переходных процессов и фокусироваться на них, а также выявлять связи между различными слоями. Например, эволюция нашего разума и развитие искусственного интеллекта. Законы строительства и управления большими сообществами людей и роевой интеллект насекомых и роботов. Загадки работы нейронных связей нашего мозга и формирование все новых слоев глобального интернета.
Я рассчитываю «сгрузить» в текст все мое накопленное несовершенное понимание этих бесконечно сложных процессов, модулируемое вопросами слушателей и обсуждениями на лекциях среди тех, кто ищет понимание перемен. Я также рассчитываю на новые «инсайты», которые появятся в процессе размышлений при написании этой книги и подборе материалов для нее. Ведь известно, что только когда в десятый раз объяснишь задачу студентам – сам начнешь ее понимать. Еще известно, что мастерство в боевых искусствах достигается не тогда, когда ты освоил технику и методику занятий от мастера, а когда сам учишь других. Тогда ты начинаешь видеть глубину процессов. Объясняя что-либо, сам начинаешь понимать это по-настоящему.
Также я вполне отдаю себе отчет, что этот текст не будет являться «Знанием». Это всего лишь моментальная фотография субъективной картины мира, неполная и меняющаяся. Но те моменты в ней, которые вызовут резонанс у читателя и заставят его задуматься, поискать дополнительную информацию, почитать упомянутых авторов, познакомиться с кем-то упомянутым в книге или вызовут желание поспорить, наверное и будет полезными жемчужинами, которые каждый из нас может нанизать на свою собственную нить жизни и саморазвития.
Для кого эта книга.
Когда я выступаю, я вижу чаще всего глаза активного человека среднего возраста – где-то между 18 и 70 годами, то есть уже не школьника, но еще не пенсионера. Школьник – это тот, кто пока находится под опекой родителей и не имеет собственного плана на свою жизнь. В этом смысле ему сложно понять – какие знания ему нужны. Сегодняшняя школьная программа как меню в столовой – ты можешь выбрать машину любого цвета при условии, что этот цвет будет черным. Это скорее среда социализации, причем изначально заточенная на производство людей для массовых индустрий. А пенсионер – это тот, кто решил закончить активную жизнь и ожидает ее завершения на пенсии. Пенсию платит государство, или может быть, взрослые дети (тоже вполне себе пенсионная стратегия), и теперь можно наконец-то заняться чем-то приятным и для души. Правда, на большую часть пожеланий уже нет здоровья. Остается огород, телевизор, недовольство политикой властей и обсуждение окружающих. Таким людям не до нового, потому что оно заведомо хуже старого, доброго и проверенного. Поэтому, используя в данном контексте слова «школьник» и «пенсионер», я имею в виду две эти фазы жизни и одновременно жизненной позиции. Ясно, что есть много школьников, которые уже знают чего хотят от жизни. И есть много (и становится все больше) людей «пенсионного возраста», которые активно работают, любят и ценят окружающий мир и радуются жизни. Им многое интересно, они уже знают себя и способны приносить пользу окружающим людям. Таких, в противовес «пенсионерам», я бы назвал «долгожителями», то есть людьми с длинной жизненной стратегией, и неважно какая часть из нее в реальности осуществится. Я сам мечтаю стать таким и постепенно удлиняю свои планы. Раньше они не превышали в 3—4 года, и при этом серьезные изменения в жизни происходили с такой же частотой. Менялась работа, иногда семейный статус, приоритеты. Сейчас, когда мне 48, и я живу в седьмой семерке своей жизни (есть такая восточная хронология, которая делит этапы жизни на семилетние циклы, каждый из которых имеет свои особенности и цели. Есть еще 12-ти летняя альтернатива), я стараюсь примерно понимать, чем я буду заниматься ближайшие 20—25 лет, какие знания накапливать и к каким целям идти. Это похоже на марафон, а не спринт. Нет задачи быстро добежать до премиальной ленточки и «сдохнуть». Надо бежать долго и по мере бега накапливать силы и энергию, а не растрачивать. При этом никто не мешает ставить конкретные цели на год, месяц, неделю и следующий день. Эти цели будут более осмысленными и синхронизированы с моей сущностью, если я понимаю свою «длинную цель». Пишу про себя, потому что эта книга еще и для меня, а также для тех, кто думает так же.
Ну что же, приступим.
Вступление. Размышления о том, как технологии меняют нашу жизнь.
Мне 48 лет в 2018 году. На моих глазах телефонные аппараты с диском и таксофоны за 2 копейки на улицах заменились сначала на бесчисленное разнообразие кнопочных телефонов, среди которых безусловно лидировала Нокиа. Моя первая мобила была трубка с большими светящимися загадочным зеленым светом кнопками из мягкой резины и это было чудо. Чудо, доступное только тем, у кого были лишние 5 тысяч долларов за трубу и 300—500 долларов в месяц платить за разговоры. Конечно, бизнес требовал. Но не сколько, чтобы поговорить, сколько чтобы показать, что у тебя есть труба. Ты солидный человек, несмотря на то, что у тебя вид и лицо студента. У тебя есть мобила, и девятка цвета мокрый асфальт. Когда это было? Году этак в 93-94-м? Взгляд жесткий и готовый ко всему, быстро сформированное понимание, что все быстро меняется и надо постоянно перестраиваться. Что советский директор завода – опытный 50-ти летний мужик в сегодняшней экономической ситуации чувствует себя котенком, которого выбросили из теплой каюты на палубу, по которой перекатываются волны, и он судорожно цепляется когтями за доски, чтобы не смыло. И ты по сравнению с ним как первые млекопитающие по сравнению с вымирающими динозаврами после удара гигантского астероида по Юкатану. Ты лучше приспособлен к стихии, ты в ней практически родился, она для тебя не чужая, а такая, какая она есть. Суровая, безжалостная, изменчивая как погода у океана, но твоя. Ты чувствуешь ее законы. Ты не знаешь что будет, но и он тоже не знает и вы в этом равны. Мобила в этой ситуации не сколько средство связи, сколько средство демонстрации своего места в этих сложных иерархиях. Например, ты не бандит, и у тебя нет пистолета, малинового пиджачка, толстой голды на шее, самой шеи нет, раскачанной качалкой с пивом и чипсами, бэхи нет или мерина, но зато у тебя нет и могильной плиты на горизонте год-два. Такой средний срок жизни у бандитов был.
Дальше. Сначала появились в офисах персоналки. Там стоял чудесный текстовый редактор Лексикон, и он позволял набирать и редактировать текст. Невероятно круто, если учесть, что до этого все писали от руки – дипломы, диссертации, письма и книги, а некоторые продвинутые писатели и машинистки печатали на трещалках-пишущих машинках. Удобно на них было не только то, что не было необходимости разбирать каракули автора, но и то, что с помощью чудо-копирки можно было сразу делать три-четыре экземпляра. Но, если допустил ошибку – страницу надо было переделывать. А тут – сказка – исправил тут же ошибочку, а еще лучше – написал вовсе другое слово или фразу – и идешь себе дальше. Потом засунул в принтер-трещотку стопочку бумаги – и он тебе натрещал текст (долазерная принтерная эпоха). Там еще был короткий период электрических, а не механических пишущих машинок, которые позволяли не бить сильно и мощно по клавишам, а легко их касаться. И еще более короткий даже не век, а несколько лет полукомпьютерных пишущих машинок, которые могли запоминать напечатанный текст, и вроде бы даже позволяли его корректировать, но врать не буду – не довелось попользоваться. Я из века рукописных курсовых работ, дипломов и писем сразу скакнул в Лексикон. А потом и word появился. Кстати о письмах. Когда я был ребенком, я любил писать письма. Ну то есть сначала не любил, когда родители просили-заставляли меня написать несколько слов бабушке-дедушке, когда они еще были живы. Я очень рад сейчас, что писал их, потому что понимаю, какую глубокую радость доставляли эти кривые буковки, написанные маленькой ручкой родного внука, живущего от тебя за трое суток поездом. Я понимаю это только глядя на первые каракули-буквы моих детей и знаю, что слезы будут наворачиваться на глаза сентиментальному старику, когда он будет смотреть на каракули своих внуков и внучек. Это важно.
Став подростком, я уже с удовольствием писал письма далеким девочкам. У меня была незнакомая девочка по переписке из далекого и неизвестного мне города Абакана, что в Алтайском крае. Несколько лет назад я проезжал его на машине по дороге на Телецкое озера на отдых. Маленький уютный городок, далекий от политических бурь и войн, прошлых и будущих. У меня было целых две пионерки из Кубы, с которыми я переписывался на испанском, когда учил его пару лет в кружке Дома пионеров. Одна была из самой Гаваны – откуда тоже истекал свет социализма, вторая из города поменьше. Гаванка была красивой пионеркой. Куда делась? Небось, трое детей уже взрослых. Писал я от руки и дневники, планы и домашние работы. В общем, писать от руки было хорошо. Была прямая связь между мыслью и бумагой, между мозгом и реальностью, между мечтами и историей. Потом, с появлением Лексикона и развала Союза, случился разрыв. Писать письма родителям, уехавши от них во взрослую жизнь, было скучно. Ну да, писал вроде бы иногда, но что? Все нормально, все путем, ем, сплю. Не помню ничего. Писал школьной подруге, закладывал письмо в конверт, радовался очень, получив ответ. Не был в армии на другом конце земли, но могу себе представить, как радуется солдат, получив письмо. Бумажное, материальное, проделавшее далекий путь, написанное неделю или две назад. Время, воплощенное в расстоянии, умноженное на ожидание новостей и тепла из дома, или от любимой. Разрыв был еще и в том, что стала плохо работать почта. Если было что-то срочное – можно было позвонить. С какого-нибудь телефона, оплатив междугородний звонок, или даже с почты, заказав звонок и дожидаясь, когда тебя позовут в кабинку, и соединят с далеким домом, сквозь потрескивающее в трубке расстояние. Но все равно прогресс, ведь еще 50 лет назад не было и таких возможностей. Письмо, или телеграмма или сам езжай в кибитке, если хочешь лично поговорить.
Потом сразу начался взрыв. К нашим компам добавилась электронная почта. Класс, ведь до этого файл с договором или письмом ты должен был сохранить на дискете, вытащить ее, идти через весь офис к компу с принтером или чтобы передать файл коллеге. А тут чик – и файл у него. Супер! Некоторые продвинутые и уже пожилые герои в этом месте должны вспомнить про перфокарты или про гибкие дискеты, но мы же обычные юзеры.
В детстве папа меня учил фотографировать. Надо было учиться определять расстояние до объекта на глаз или с помощью дальномера. В некоторые модели дальномер был встроен – ФЭД, Зоркий. В крутые зеркалки типа Киева можно было просто наводить резкость. Еще надо было заранее разобраться, как выставлять выдержку и диафрагму. От этого сильно зависело – сколько света попадет на пленку и как именно, и какая будет фотография в итоге. Это мастерство и знание, вообще-то. Для посвященных в науку света и тени. И потом, отсняв несколько пленок, фотолюбитель довершал свой облик священнослужителя света тем, что запирался в темном помещении (как правило ванной), где таинственно горел красный фонарь, были разложены ванночки с проявителем и закрепителем, стоял фотоувеличитель, куда заправлялась пленка. Да, и пленку надо было сначала саму проявить. Для этого надо было купить химические реактивы (еще раньше фотолюбители сами их готовили – кошмар), заправить с помощью специального рукава пленку в специальную проявочную банку из черной пластмассы, залить туда проявитель и определенное время крутить барабанчик с накрученной на него пленкой. Уф. До чего же хотелось иметь фотографии!
Потом волшебный процесс печати. Можно было увеличить или уменьшить изображение. Сделать его чуть ярче или темнее. Выбрать размер фотографии (рука не поднимается написать фотки. Это щас – фотки. Именно вот это – щас и фотки). Ты еще заранее покупал фотобумагу определенного размера и качества. Расходы опять же. Выставляешь время на таймере, щелк – фотоувеличитель дает вспышку света сквозь негатив, вытаскиваешь бумагу и в кювету ее с проявителем. Поелозишь там ею и смотришь, как проступает лицо, сначала еле видное и бледное, затем все насыщеннее, осторожнее – не передержи и опа – вытаскиваешь мокрый листок специальными щипцами, чтобы руками не касаться реактивов и во вторую ванночку – с закрепителем. Там уже минут десять все они лежат. Так наделаешь целую пленку и начинаешь их мыть и развешивать на веревочке с помощью прищепок. Пишу каждое слово и думаю – а прищепки еще есть? Вроде есть пока, хотя уже мало, конечно. Современные стиральные машины так выжимают белье, что оно почти сухое и его можно сразу гладить.
Фототаинство сначала было нарушено Кодаком, который стал его упрощать и засунул всю эту магию внутрь фотоаппарата. Щелк и через несколько секунд фотка лезет из щели. Уже фотка, сорри. Небольшая, не очень четкая, с небольшого расстояния. Но зато сразу! Ура! Круто. У меня не было. Зато появились мыльницы и проявочно-печатающие пункты. Отдал туда отснятую пленку, пришел через день – и тебе пачка ярких, сочных, главное – цветных!!! фоток с пляжа. А прежняя магия была черно-белой. Но, видите, не умерла, а переродилась в искусство. Начиналась, как искусство и обратно в искусство ушла. И это еще хороший вариант, потому что многое просто исчезло. Как те компьютерные пишущие машинки или самопечатающие камеры Кодак.
Пункты есть и сейчас, просто мыльницы стали цифровыми, и отдают не пленку, а флэшку или сразу карту памяти с фотика. Но это тоже, похоже умирающая ветвь цифровой эволюции. Ведь с момента, как камеры начали вставлять в мобильные произошел всего за десяток лет такой скачок, что сейчас все эти промежуточные этапы между тем, что видят твои глаза и желанием еще раз посмотреть на это же изображение и поделиться им с друзьями, почти все схлопнулось. Сейчас у тебя в мобильном такая камера, какая никакой мыльнице не снилась. Ты сразу видишь изображение на большом ярком цветном экране. Там же пальчиком можешь увеличить, изменить настройки или вообще выбрать видео. Отснять и тут же, вдумайтесь – мгновенно, выложить его на обозрение своим друзьям. Ну как друзьям… Кто там записан как друзья. Тут вот появляется сложносочиненное понятие друзей. И друзей друзей. Разберемся с ним позже. Скажем – отправляешь своей маме. И мама, находящаяся по-прежнему в трех днях поезда от тебя, получает его в ту же секунду. Или видит его вместе с тобой. Радуется вместе с тобой. Одновременно. Это новое чудо, это надо осознать. Такого раньше не было. Расстояние исчезло. Да, не для тела, пока. Но для коммуникации, общения, обмена впечатлением, для информации – оно ИСЧЕЗЛО. Где оно? Где тот бумажный конверт с маркой и запахом духов? Где красный свет в ванной и запах реактивов? Где две недели ожидания вестей из дома? ВСЕГО ЭТОГО БОЛЬШЕ НЕТ. Как не было и раньше, впрочем, до почты, до бумажных конвертов и черно-белой фотографии. Мелькнуло искрой в истории и исчезло. И те, кому 20 лет и наши дети этого уже никогда не узнают, как мы не знаем о разжигании огня с помощью кремня и кресало.
Кроме того, мы видим, как встретились две ветви цифрового дерева и срослись вместе – телефоны и фотоаппараты. Да, конечно, профессиональная фото и видео аппаратура осталась, как и специалисты, которые вдумываются в законы падения и отражения света и разные нюансы. Но теперь в руках каждого есть не требующего почти никаких специальных знаний и обучения штука, сжимающая расстояние до кончиков пальцев. Что с ней случится дальше? Уйдет под кожу и срастется напрямую с мозгом?
Размеры чипов и их энергопотребление падает, так же, как и растет мощность батарей с уменьшением их размеров. Всякие там камеры, сенсоры, датчики тоже уменьшаются в размерах и увеличивают свою чувствительность. И дешевеют. Появляются новые привычки и целые социальные явления, которые были бы невозможны на прежнем технологическом уровне. Сегодня любой затронутый в беседе вопрос может быть почти мгновенно проверен с помощью поисковика в смартфоне. Например, у людей входит в привычку, перед знакомством с новым человеком смотреть на его профиль в соцсети, одной или несколько. И если там его нет, или, например, о ужас, он без фотки или просто не активен – червячок сомнения может поселиться в уме – правильный ли чувак? Странно, что слово чувак не исчезло за 20 лет. Еще часто бывает наоборот, люди встречаются впервые, представляются и начинают беседовать, а параллельно смотрят друг на друга в соцсетях. Это немного невежливо, разговаривать и смотреть в свой телефон, но если вы в компании, то все равно все немного отвлекаются. Более того, образуется навык быстро понять что-то о человеке, пролистав его хронику и профиль, а также фотоальбом. Этот навык подобен известному научному факту, что 90% информации о человеке мы получаем в первые 5 секунд, когда просто смотрим на его лицо, даже не слышим его голос. При этом, разумеется, человек, желающий выдавать себя за другого, может сварганить себе необходимую ленту. Но ведь и лицо можно изменить гримом и накладной бородой, не говоря уже о пластической операции. В этом смысле для мошенников добавился новый инструмент, но в принципе, ничего особо не поменялось. Мы стали более прозрачными благодаря своей индивидуальной истории поиска (это то, что знает про нас Гугл и Яндекс, а также господа Большие Данные, которые помещают нас в определенные страты, сформированные миллиардами запросов в триллионах вариаций), благодаря социальным сетям и мессенджерам, истории мобильных звонков и своих перемещений (постоянная геолокация в смартфонах и цифровых часах). Но если ты не шпион, что в этом страшного? Наоборот, друзья видят твои следы, если ты им это разрешаешь, несмотря на время и расстояние все стали ближе друг другу и появились возможности для общения, которых раньше просто не было. Большая часть этого общения стало поверхностным, подобно лайкам. Но ведь душевные посиделки на кухне по-прежнему доступны желающим! Или бар. Или прогулка в парке. Но если ты уже знаешь человека и тебе надо обсудить с ним небольшой вопрос, незачем уже ехать через весь город в лучшем случае час туда и потом час обратно. Ты обсуждаешь его немедленно, как только он возник. Хочешь видеть при этом человека и слышать его голос – скайп (и все другие видеокоммуникаторы. Просто скайп уже стал именем нарицательным. «Сколько стоит ваш ксерокс? Это не Ксерокс, это Кэнон». )
Такие возможности делают нас нетерпеливыми. Если человек не отвечает нам на сообщение в мессенджере через минуту, нам кажется, что он тормоз и уже прошла вечность. Чтобы не выглядеть тормозами, мы ходим с телефоном в туалет, чтобы не дай бог, не пропустить. Не дай бог! Если в руке или кармане не оказывается телефона, то мы чувствуем себя неуютно, почти голыми. Неловко, неудобно и даже небезопасно. Хотя сегодняшние смартфоны уже не телефоны. По-моему, ранняя Эппл придумала термин наладонный компьютер. Был еще такой Палм. Первый вообще не прижился, второй быстро исчез. Но идея осталась и распространилась повсеместно.
Зато возникает особый вид отдыха – без телефона. Цифровой детокс. Ну, скажем, на выходной телефон оставляется где-то в гардеробной без звука. Или сильные духом улетают на далекие острова и там ныряют под воду и сидят подолгу. Как для всякой зависимости, первые часы даются тяжело. Руки подергиваются и шарят. Мысли путаются. У счастливых обладателей apple whatch и других подобных часов на руке остается иллюзорная кажущаяся вибрация. Потом постепенно начинаешь привыкать, отвлекаться. Паузы между нервными тиками становятся все больше и больше. Выздоровление от зависимости наступает через несколько дней, когда внешний поток сообщений, пусть даже не тебе, а просто в ленту, иссякает. И ты вдруг понимаешь, что, в принципе, ничего не изменилось! Ты жив и здоров, тебе не требуется немедленная помощь. Если начнется война, ты об этом узнаешь и без телефона. Более того, образовалось пространство для собственных мыслей и поступков, обычно занятое судорожным просмотром ленты в страхе пропустить нечто очень важное. Как будто вышел в другую комнату из гостиной с шумной компанией, закрыл за собой дверь и стало тихо… И хорошо.
Думаю, что скоро появится новый раздел этикета. Если ты беседуешь с человеком – по работе ли или о личном, телефон даже не достается. Идеально, если он в тихом режиме. Время разговора – очень дорогое. Вы оба встретились. Это бывает так редко. Личная встреча. Глаза в глаза. Возможность почувствовать и понять. Возможность убедить. Возможность простить. Ничего не должно отвлекать в такие минуты.
Человека, который на личной встрече начинает шарить глазками по своему телефону, пытаясь судорожно ответить на сообщение или того хуже, машинально проверяющего почту или свою ленту, будут просить покинуть помещение, как будто он обделался как ребенок. С ним больше не будут иметь дела. Он не вполне вменяемый и не способен себя контролировать. Так будет позже. А сейчас, если вас раздражает ваш собеседник, который делает вид, что слушает вас и одновременно пишет сообщение, то можете замолчать и подождать, пока он закончит. Можно сказать – ничего, ты пиши, а я подожду. Ничего, ты почитай, что там пишут, а тоже пока у себя почитаю. Ты полистай ленту, а обсудим все в другой раз, если нам еще удастся встретиться, что вряд ли. В общем, есть варианты. Любители делать несколько дел одновременно не понимают, как странно они выглядят в эти минуты неловкого ожидания.
Когда появился скайп и возможность по почте отправлять фотографии – отношения между дедушками-бабушками и внуками вышли на качественно новый уровень. Компьютер, который до этого казался очень сложной игрушкой и не мог конкурировать с телевизором, вдруг, при должной мотивации, осваивался пожилыми юзерами на раз и появляется возможность видеть и разговаривать с внуками не только за три дня поездом от тебя, но и в совсем противоположном конце земного шара. Только разницу по времени надо было прикидывать. Вот и сжался шарик до одного клика. А бизнес это заметил еще раньше, когда биржа в Токио и Шанхае открывалась тогда, когда закрывалась в Лондоне и передавала эстафету Нью Йорку. Глобальный бизнес быстро научился работать по всей земле. Пока политики прикидывают что-то насчет своих границ, пока военные рассматривают карты театров будущих военных действий, реальность экономики и бизнеса давно уже живет поверх этих границ. Да, она учитывает ограничения, как человек учитывает длину своих рук, если хочет достать яблоко со стола. Но не более того. Национальные границы, таможенные союзы, военные блоки, цвета кожи и другие различия постепенно стираются быстрым объединением человечества через технологии. Думаю, гораздо дольше просуществуют границы образовательного неравенства, границы между творцами и исполнителями, между конструкторами-технологами и чернорабочими. Эти границы проходят внутри каждого общества и человеческого существа, и определяются как внешними условиями – где он родился, достатком семьи и т.д., так и его собственными устремлениями и волей.
У Стивенсона в его «Алмазном веке»2 хорошо описан мир победивших нанотехнологий, в котором старые национальные границы исчезли и границы государств теперь проходили по границам технологической или какой-то другой идентичности. Каждое такое государство-корпорация располагалась пятнами по территории мира, но при этом было единым целым, а общая карта походила на чересполосицу полей, видимую с самолета. Никогда не бывает в точности так, как описано у фантастов, но никогда и не остается по-прежнему.
В последние годы ведутся исследования и опыты в ряде научных лабораторий по всему миру, чтобы научиться передавать команды и информацию напрямую мозгом, без участия тела, ну или скажем, без участия рук. Эволюционно, развитие руки у приматов, сильно повлияло на развитие мозга. В свою очередь, развивающийся мозг начал продолжать руку различными орудиями труда. Палка с привязанным к ней камнем была серьезным конкурентом зубам и когтям хищников. Тем более, когда охотились командой, да еще с разделением труда – женщины берегут детенышей и огонь, обрабатывают добычу, а мужики добывают мамонта. Появление огня и термической обработки пищи стало еще одним орудием труда – теперь уже для пищеварительной системы. И пошло-поехало. Сегодня человек уже не может рассматриваться как отдельное существо само по себе – вне человечества и вне той цивилизации, которую он создал. В этой цивилизации существуют орудия труда для мельчайших и разнообразных дел. Ни одно из этих дел не будет законченным действием без связи с цепочкой других дел в разделении труда или созданной экосистемы, где целое создается множеством различных усилий. В этом смысле становится ясно, что основным действующим лицом на планете является человеческий вид или человечество, а не отдельные люди, и даже не отдельные государства или народы. Все границы внутри людей условны и не имеют значения, если мы рассматриваем человека по отношению к родившей его планете. Человек стал абсолютным хищником, самым могущественным животным, выделился из естественной природы тем, что начал сам творить природу – искусственный мир. Первое объединение мозгов началось с изобретением книгопечатания, когда передача знания начала осуществляться достаточно быстро. Например, средневековые ученые хорошо понимали силу печати. Печатая свой новый труд они специально посылали его своим коллегам в другие страны и ждали на него отзыва, хотя бы и в виде критики. Важен был живой обмен мыслями.3
Сегодня интернет прорастает в теле человечества как нервная система в теле зародыша ребенка. Он строится по образцу нервной ткани мозга – нейроны и связи между ними. Мощность мозга определяется не столько числом нейронов, хотя их у человека около 100 млрд, сколько числом связей между нейронами (около 50 тысяч у каждого), что равно 10 в 15 степени и превышает число атомов во Вселенной.
В последние годы физическая структура интернета – оптоволоконные линии связи, дополняется спутниковыми каналами, а также быстро растущими сетями сплошного покрытия поверхности Земли. Эти сети соединяют уже не только большие и настольные компьютеры, но и мобильные устройства – планшеты и смартфоны. К ним добавляются умные часы, разного рода браслеты и датчики в умной одежде. Плюс различного рода производственные устройства, оснащенные чипами. Также настало время машин, оснащенных компьютерами, поезда, корабли и самолеты в сети уже давно. Сегодня в Сети около 3 млрд людей и 15 млрд устройств. Через 10 лет число людей в сети удвоится, а число устройств удесятериться, поскольку все системы вокруг нас – транспортные, жилые, медицинские будут стремиться стать умными и соединенными между собой. Если под человечеством понимать не только самих людей, но и все созданное им, то в человечестве как в эмбрионе первого месяца жизни начинает прорастать нервная ткань и мозг. Конечно, это огромный эволюционный скачок в нашем развитии. Это новое измерение нашей жизни. Как будто до сих пор мы жили в плоском мире, а теперь добавляется объем. Этим объемом является ноосфера Вернадского. Он предсказал и описал ее в 30-х годах двадцатого века так же, как Циолковский в конце 19-го века предсказал освоение космоса.
Теперь возвращаемся к нейроинтерфейсам. Сегодня уровень вопроса такой. Научились соединять нервы конечностей с сервомоторчиками протезов, и инвалид может мысленно сокращая свои отсутствующие мышцы на руке, передавать сигнал от мозга в протез и сжимать пальцы, например. Научились с помощью ободка или шлема на голове считывать электросигналы мозга, расшифровывать их и управлять компьютерной мышью, затем роботами, которые к тому же могут находятся далеко. Движение идет быстро, усложняются передаваемые команды и язык этих команд. Недалек тот день, когда будет создан и обратный интерфейс – передающий информацию в мозг, минуя органы чувств, в первую очередь глаза и уши. Тогда будет создана технологическая телепатия и внешние органы чувств. В первую очередь такие приборы возникнут для инвалидов и в игровой индустрии.
Пока, конечно, основным рынком для нейроинтерфейсов являются инвалиды. Неразвитая технология пока не может конкурировать с органами управления человека, которые конструировались природой в течение миллионов лет. А вот инвалидам деваться некуда. Для них появляется чудесный шанс стать практически здоровыми.
Второй рынок – опасные места, куда людям лучше не соваться. Туда пойдут роботы, и эти роботы будут соединены с операторами. Тут не может не вспомниться великий фильм Кэмерона «Аватар»4. Вот научная фантастика, которая ничем не отличается от провидения и научного прогноза. Так был описан гиперболоид инженера Гарина или голова профессора Доуэля.
Третий, и возможно самый большой рынок – игры. Эффект присутствия, виртуальная реальность – полное слияние со своим игровым персонажем. В тела и психику детей инсталлируются новые навыки жизни в информационном мире, которые открывается нам только сейчас. Это как освоение мирового океана, только намного более глубокого и многомерного. Здесь нужны будут новые меры безопасности, и это знание наверняка будет оплачено чьими-то жизнями. Здесь появятся новые социальные слои, которых не может быть в физическом мире. Здесь появятся тысячи новых профессий, взамен исчезнувших в физическом мире, где простые работы будут выполняться роботами. Простые в смысле отсутствия творчества, работа может быть очень сложная и тяжелая, но понятная и описанная программой. Там справится робот, лучше, дешевле, без сбоев и усталости. Мгновенного перехода в новый мир не произойдет. Людей надо будет переучивать. Переучивать не просто выполнять новую работу новыми инструментами, но и жить по-другому, а это самое трудное. Не все захотят и смогут. Миллиарды людей, лишенные работы и, может быть, смысла существования, который кажется им сегодня единственным – они должны быть, как минимум, социально обеспечены и заняты. Да, не только накормлены и одеты, с нормальным жильем, но и заняты. Незанятый работой человек – это недовольный революционер, который может превратиться в луддита «ломай-круши». Не все способны себе сами выбрать новый смысл в жизни. Задача общества и государства на этапе технологического скачка будет, с одной стороны обеспечить массовое и эффективное переучивание на новую технологическую среду, с другой стороны – создать массовую и полезную занятость для большого количества людей, которые не захотят или не смогут «играть в компьютерные игры».
Основной вызов для общества в этот период – заменить традиционный эволюционный механизм естественного отбора и развития, который сегодня является войной – чем-то другим. Войны идеально решают задачу уничтожения «лишних людей». Быстро и экономно. Войны решают накопившиеся напряжения по линиям ресурсов, границ, национальных конфликтов. Войны между людьми заменили борьбу между видами с тех пор, когда человек стал абсолютным хищником в биоценозе своего обитания – на всей планете.
Вообще-то, у людей существует несколько заменителей войн, которые довольно эффективно решают эти задачи. Первый – это спорт. Чемпионаты и олимпиады, где страны меряются своими амбициями, сжигают часть пассионарности, совершенствуют технологии подготовки (в том числе технологические и допинговые), душат друг друга в дружеских объятиях. Фанаты разъезжают вслед за своими командами, и прооравшись на трибунах, сбрасывают остатки адреналина в мордобое с коллегами из другого лагеря. Где вы видели пожилого фаната? Правильно, это та самая молодежь, которая взрывала губернаторов в России в 1905 году и лезла на баррикады парижской коммуны в 1870-м. А так в пубертатный период молодой человек занят делом и проливает кровь в гомеопатических дозах. Вторая часть молодежи стоит в оцеплении в полицейской форме и колотит первую дубинками. Все заняты, все живут, всем хорошо. Первая полезная социальная технология.
Вторая – оппозиция, марши протеста, митинги (желательно несогласованные с властями) – дубинки, слезоточивый газ, кидание камнями. Если стихия выходит из своих берегов – получается оранжевая революция, и тогда жители города или страны еще долго бродят среди разбитых витрин магазинов и ищут сбежавшую администрацию. Достаточно посмотреть на пример Туниса, Египта, Ливии или Украины последнего десятилетия. Может и гражданская война начаться, а это означает, что энергии было больше и игрушками ее уже не развеять. Особенно, если вмешивается геополитика. Нужна настоящая кровь, настоящие страдания, разруха и пепелище. Кому нужна? Всем, кто в этом участвовал, сознательно или нет.
Третья технология – выборы – перевыборы. Народ суетиться, народ негодует, народ голосует. Все бегают, все заняты. Есть иллюзия изменений, есть надежды, есть движение. Правда, все меньше людей интересуются платформами кандидатов, не улавливая различий между ними. Все за все хорошее, против всего плохого. Да и понимают люди, что это тоже игра, причем за их счет. Вспомним, например, что в США вы не выбираете кандидатов, вы выбираете выборщиков, а они уже выбирают за кого голосовать.
Четвертая – индустрия развлечений. Она забирает у человека время, деньги, энергию, которую он бы мог пустить на разрушение. Она дает ему эмоции, сопричастность, адреналин. Посмотрите, во что превратился великий немой – синематограф. Из мутного черно-белого кино под аккомпанемент пианино, выросли многозальные кинотеатры с удобными креслами, где в 3Д идет каждую неделю новое кино. А концерты – феерические шоу. А новогодний огонек с веркой сердючкой до утра, прости господи. Там же находятся компьютерные игры. Родители беспокоятся, что их дети часами стреляют из всех видов оружия в компьютерных монстров или бойцов, боятся, что их дети станут агрессивными. Однако психологи подтверждают, что как раз агрессия и сбрасывается в этих играх и практически не переходит в реальность. Хотя всегда найдутся выродки-исключения, которые превращаются в школьных стрелков.
Пятая – больше всего похожая на настоящие войны – конкурентная борьба на рынке. Компании и корпорации – как маленькие отряды и большие армии. Цепочки поставок – как линии фронта. Слияния и поглощения – как битвы и сражения. Промышленная разведка, государственная поддержка, экспортная политика, валютные удары, новые технологии, территории опережающего развития, свободные экономические зоны, офшоры и борьба с офшорами, стартапы и венчурные фонды. Зона экспансии – весь мир. Идет битва всех против всех за потребителя, за рынки, за доминирование. Почти полный аналог войны. Большая часть наиболее сильных самцов и самок людей занята в этих битвах. Пока они делают маркетинговые отчеты и проводят переговоры, пьют на корпоративах и летают на конференции – они не убивают друг друга. Человечество последние сто лет удваивается каждые полвека, и это несмотря на две самые крупные и кровопролитные войны в своей истории!
Россия, правда, в этом учетверении населения не приняла участия. Мы хлестали себя так старательно, что сначала сожгли несколько миллионов в первой мировой, потом сразу перешли в гражданскую. На ней тоже погибло несколько миллионов с обоих сторон и около 10 миллионов покинуло страну в эмиграцию. Потом массовый голод 30-х – решили продать ВСЕ зерно и на вырученные денежки провести индустриализацию – еще миллионы погибших от голода и холода и десятки миллионов не рождённых. Потом почти сразу – вторая мировая. По разным оценкам от 20 до 30-ти миллионов жертв. И все это время – внутренние репрессии – ГУЛАГ – число расстрелянных или быстро умерших в лагерях также исчисляется миллионами. Весь мир за XX век стал больше по численности в 4—5 раз. Некоторые страны, не имевших войн на своей территории, не развязавшие гражданских войн и не проводивших каннибальскую политику по отношению к своему народу, увеличили население в 10 раз (США, Канада), в том числе за счет привлекательных условий для иммиграции. Россия стоит, как истерзанный, обтрепанный гигант, ставший вдвое меньший после развала Союза (140 млн человек против 300 советских миллионов) и мы понимаем, что если бы просто ничего не делали, просто не убивали бы друг друга все эти сто лет – то нас был бы миллиард. (Это не мой расчет, а Менделеева в конце 19-го века). Как в Китае. Как в Индии. Только на гораздо большей территории. С намного более богатыми ресурсами и природой. Ну чего теперь плакаться. Это так, горестные заметки на полях, отвлечение от основной темы. Конечно, когда у тебя есть технологии – тебе не надо столько людей, чтобы осваивать территорию и природные ресурсы. Но с другой стороны, люди – это размер рынка. На большом рынке рождаются новые технологии, там есть на них спрос. Если людей уничтожали целый век на этой территории, то большинство живущих пропитано страхом. Они не осознают его, они в нем живут. Он не дает им требовать свое, становиться предпринимателем, развиваться, богатеть. Он не дает дерзать. Этот страх так просто не уйдет. Должно смениться несколько поколений, живущих в элементарной свободе, не в нищете, в глобальном мире, вскормленных живой культурой, как русской, так и мировой, чтобы внутренние генетические раны затянулись.
Роботы и Искусственный Интеллект, эволюция мозга и человека на пути к гибридной цивилизации.
Сегодня много говорят о робототехнике, искусственном интеллекте, киберфизических системах и интернете вещей. Что это – наверное пояснять не надо. А вот откуда взялось и самое главное – к чему приведет и как к этому подготовиться – поговорить не мешает.
Итак, начнем с роботов, как более простой сущности. Роботы – это следующее поколение машин, вслед за станками и механизмами, которые заменяют людей на рутинных, тяжелых или опасных для жизни и здоровья операциях. Они могут действовать самостоятельно в соответствии с заложенной в них программой, а могут управляться оператором, который сидит в безопасном удаленном месте. Они могут быть настроены на движение по координатам и быть «слепыми», а могут иметь машинное зрение (видеокамеры с распознаванием объектов) и различные сенсоры, которые остановят робота при касании и помогут его запрограммировать просто через показ нужных траекторий движения (коллаборативные роботы). Роботы больше всего сегодня применяются в промышленности и довольно давно – уже около 20 лет, и каждый год все больше и больше. Главным образом такие роботы построены на базе манипулятора – такой многосуставной руки, которая может двигаться в любых направлениях и всячески изгибаться, а на ней уже подвешиваются разные полезные приспособления – для сварки, резки, сверления и т. д. Есть маленькие манипуляторы на пару килограмм грузоподъемности, настольного размера, а есть огромные монстры, легко вращающие автомобиль целиком, пока другие роботы его сваривают и окрашивают. Рынок промышленных манипуляторов наиболее развит и его размер превысил 15 млрд долларов в год, а вместе с оснасткой и программным обеспечением (а это и есть продаваемое робототехническое решение) уже под 50 млрд долларов в год в 2018 году, ни много – ни мало.
Есть еще много видов других роботов для профессионального применения, они называются сервисные – различные самодвижущиеся тележки для перевозки грузов в цехах или складах, подающие детали для обработки, помогающие разливать металл или пластмассу, обрабатывающие растения или почву, делающие операции (робот-хирург Да Винчи, например). Размер рынка сервисных роботов почти в 10 раз меньше рынка промышленных и составляет около 4 млрд долларов в год. Есть также отдельный класс антропоморфных роботов, похожих на человека. Это не игрушки для ученых – такие роботы могут работать в человеческих средах, например, сесть в обычную машину или помогать в обычной квартире, где все сделано под размер и удобство человека. Они могут спасать, выполнять рабочие операции (такие роботы уже делают сборочные работы на производстве Airbus), ухаживать за пожилыми и больными и так далее. Конечно, им пока далеко до людей и лучше всего пока удается управление через оператора или копирование действий человека (как в фильме про робота-боксера), но они быстро развиваются и учатся. В Японии уже научились делать роботов довольно похожими на живых людей и многих это пугает. Именно с такими роботами-андроидами проводят знаменитые соревнования Darpa Robotics Challenge, где роботы проводили спасательные операции на условной Фукусиме, а на следующих соревнованиях будут условно осваивать Марс.
Большое будущее уготовано персональным роботам, и это сегодня самый маленький и самый быстрорастущий рынок. Его размер уже превысил 2 млрд долларов в год и растет по экспоненте. Это развлекательные роботы, роботы-помощники, в том числе в медицинских целях, различные продвинутые игрушки. Робот-пылесос типа i-robot тоже относится к персональным помощникам. Роботы могут стричь газоны, убирать мусор, играть с детьми и обучать их.
Самое главное – быстрый прогресс робототехники в мире, промышленность активно закупает роботов, уже не только в автомобилестроении, но и в легкой и пищевой индустриях, все активнее применяются беспилотные трактора в обработке пашни и всякие автоматические дойки и безлюдные фермы. Скорость внедрения роботов стала уже настолько заметной, что многие всерьез забеспокоились насчет будущего рабочих мест. А что действительно нас ждет? Насколько серьезна фобия о том, что роботы заменят людей на большинстве рабочих мест и это породит социальные проблемы? В принципе, нет ничего нового во внедрении новых технологий и исчезновении старых рабочих мест. В начале XX века исчезла целая индустрия гужевого транспорта – все, кто выращивал и кормил лошадей, делал кареты и телеги, выращивал сено и овес, управлял повозками и так далее. Это произошло всего за два-три десятка лет, то есть внутри жизни одного поколения, за счет изобретения двигателя внутреннего сгорания, который быстро стал сердцем автомобилей, тракторов, автобусов и танков. Ну что же – люди начали заниматься другими делами, переучились, освоили новые профессии. Часть из них постарела и перестала работать. Частично перестала пополняться молодежью, которая искала работу и начинала трудиться. Остальные просто нашли другую работу. Очевидно, что одна только автомобильная индустрия дала миру намного больше новых интересных и умных профессий и специальностей, чем гужевая – машины надо проектировать, производить, обслуживать. Для производства машин надо развивать металлургию, производство резины, бензина и дизтоплива, электронику и строить дороги. То есть исчезновение одной старой индустрии дает начало целому вееру новых. По крайней мере, пока человечество развивается и усложняется в парадигме научно-технического прогресса и экономического роста. То же самое и с робототехникой. Уже накопленная за 20 лет статистика Международной Федерации робототехники (www.ifr.org) показывает, что новых специальностей в индустрии роботов рождается больше, чем исчезает старых, которые вытесняются роботами. Причем рождаются они раньше и живут параллельно довольно долгое время. Роботов тоже надо проектировать, производить, программировать, обслуживать, интегрировать в производственные технологии (этим занимаются компании-интеграторы), в них используются различные новые материалы и сложная электроника – чипы, видеокамеры и системы машинного зрения, сенсоры, модули связи и т. д.
Не везде и не всегда применение роботов оправдано экономически, особенно там, где используется дешевый труд мигрантов. Но если процесс труда рутинный, алгоритмизируемый (а таких становится все больше), то рано или поздно на этих участках роботы заменят людей. Людям надо будет переучиться на более интеллектуальные и творческие виды деятельности, в том числе такие, где надо что-то делать руками и головой. Ученые разделяют 2 типа деятельности – ручной и интеллектуальный. Каждый из них делится еще на 2 вида – рутинный и когнитивный или творческий. Так вот, ручной рутинный труд уже довольно давно заменяется машинами, будь это станок, трактор или экскаватор. Сейчас даже рабочие у станка заменяются манипуляторами, которые подают заготовку и вынимают из станка деталь. Последние 10—15 лет активно заменяется рутинный интеллектуальный труд, как правило специальным софтом – труд менеджеров, чиновников, бухгалтеров, юристов, секретарей. И только творческим видам деятельности, как ручным, так и интеллектуальным ничего не угрожает. Эти творческие люди всегда будут идти вперед, передавая рутинные дела машинам и оставляя себе новое, то, что надо сначала придумать, опробовать и научить других. Вы можете справедливо возразить, что не все рождаются изобретателями, учеными и художниками. Это так. Однако, в любом деле есть место для творчества и улучшения. Кроме того, процесс замены людей роботами происходит постепенно. В промышленности он займет, наверное, следующие 20—25 лет. Это как раз возраст одного поколения. Но для конкретного рабочего на конкретном заводе этот момент скорее всего наступит до его ухода на пенсию, если ему не осталось до нее пару-тройку лет. В этом случае это не только его личная проблема, но и проблема его предприятия, а также региона или города, в котором он проживает. Когда крупные российские предприятия сегодня составляют планы модернизации и технического перевооружения, они должны параллельно готовить программы переподготовки определенного количества высвобождаемого персонала. При этом затраты не обязательно полностью должны лечь на плечи предприятия, ухудшив экономику модернизации. Часть из них можно получить из региональных фондов занятости, заранее заложив деньги именно на эти программы. Реализовывать переобучение можно совместно или на базе региональных университетов, которым тоже надо спуститься с небес на землю и погрузиться в головную боль технического директора завода и его коллеги – директора по персоналу. В этом случае будущее напряжение можно значительно снизить, переобучив часть сотрудников для работы на своем же предприятии, а часть выйдет на рынок труда с новыми специальностями. Конечно, всегда останутся те, кто не захочет учиться и будет требовать оставить все как есть. Чем раньше будет начата подготовительная работа и планы по дополнительному обучению и переподготовке – тем меньше таких останется к неприятному моменту увольнения. Синхронизация программ переобучения и модернизации – задача первых лиц, которые смотрят в будущее, ведь это их основная работа.
Теперь немного о следующей фобии – зарождающийся страх перед растущими возможностями искусственного интеллекта, который когда-то, через 20-30-40 лет, наверное, достигнет возможностей человеческого мозга, осознает себя и возможно превратиться во врага рода человеческого.
Что мы достоверно знаем на сегодня? Мощность процессоров растет по закону Мура – одного из основателей компании Интел. Первые искусственные интеллекты (ИИ) появились уже довольно давно, вспомним только победу программы Deep Blue от компании IBM над действующим чемпионом мира в шахматы Гарри Каспаровым в 1996 году. Это было уже почти четверть века назад! С тех пор возможности искусственных интеллектов росли и множились сферы их применения. Сегодня такой софт помогает выбирать вам маршрут путешествий, обрабатывает поведение пользователей на сайтах и выдает им специально подобранную рекламу, помогает ставить точный диагноз (особенно прославился ИИ Watson от той же IBM в диагностике онкологии по снимкам и историям болезни), прокладывает маршруты, оптимизирует работу энергосистем. В основе ИИ лежит способность к обучению, подобная нашей способности. Она может копировать наш мозг и тогда называться нейронной сеткой, а сама способность – глубоким машинным обучением. Глубоким потому, что сетка состоит из слоев, каждый из которых участвует в обучении и работе. Также ИИ может использовать метод онтологий – накапливая массу данных обобщать их в своеобразные «картины мира» в конкретной предметной области по заранее заданным правилам. Затем он, научившись применять эти правила на учебных, заранее размеченных данных, может применять их к подобным, но неизвестным данным. Так, например, научившись отличать на фотографии мужчин от женщин на обучающей размеченной выборке, он будет это делать далее на любых мужчинах и женщинах. Так это делает наш глаз и мозг, наглядевшись в своей жизни на мужчин и женщин. Правда, есть такие персоны, которых не отличить от лиц противоположного пола, ну и что? И на старуху бывает проруха. Сейчас эти системы уже работают точнее, чем люди и охраняют границы и общественный порядок, например, распознавая лица с видеокамер в потоке людей на улице. ИИ помогают нам выбрать и построить маршрут путешествия, являются голосовыми помощниками типа Сири в айфонах, обрабатывают данные с турбин самолетов и электростанций. В мире в этом году зафиксировано уже больше 200 компаний, которые разрабатывают свои ИИ. Пока это специализированные ИИ под определенные классы задач. Универсального ИИ не существует, и если сравнить мощность самого крутого ИИ с мозгами живых существ, то пока она находится на уровне насекомых, если сравнить число нейронов с числом транзисторов в чипах. Через десяток лет достигнет мощности мозга мыши. Через пару десятков лет – мозга приматов. А там вроде и до человека недалеко с такой скоростью. Хотя исследователи мозга человека говорят, что чем больше его изучают (а за последние 10 лет о мозге узнали больше, чем за всю предыдущую историю науки), то тем больше узнают о его необычайной сложности и загадках. Так, например, уже не совсем ясно – является ли мозг принадлежностью нашего тела или чего-то другого, потому что опыты показывают, что он может знать ответ задолго до того, как мы сами это поймем. Кроме того сложность и возможности мозга определяются не только общим числом нейронов (около 100 млрд штук у человека), сколько числом связей между ними (около 50 тысяч связей с соседними нейронами). К этому надо добавить еще, что сигнал по этим связям идет также более сложный, чем компьютерные 0 и 1. Этих сигналов несколько и таким образом общая сложность системы возрастает еще на пару порядков, которых и так уже 10 в 13 степени.