Просто картина для богов: на задворках Кройцберга[1] семь человек сидят в конференц-зале рекламного агентства и завороженно глядят в ноутбук. Уже поздно; остальные сотрудники агентства давно уже закончили рабочий день; в офисе темно. Только семь лиц освещены бледным светом дисплея. Рты их открыты, глаза моргают как можно реже.
«Нам нужно двадцать тысяч евро, – говорит старейший из них, не отрывая глаз от монитора. – Тогда мы сможем отправить первые автобусы!»
Он сглатывает, затем снова воцаряется тишина. Мягкий и дружелюбный «дзынь» звучит из ноутбука, семеро открывают глаза, улыбаются, сжимают кулачки, затем смотрят на свою домашнюю страницу.
На ней видна панель для пожертвований, которая сообщает каждому дружеским тоном, что деньги прибыли. Она почти полностью зеленая.
И снова: «дзынь!», на панели значится 19 815 евро.
Покусывая свой левый большой палец, я завороженно наблюдаю за прогрессом на панели и держу свой телефон в правой руке. Мой старший коллега сидит рядом со мной, его имя – Карстен Фрерк. В свои 65 лет, со своей докторской степенью, несколькими книжными изданиями о церковно-государственной финансовой интеграции, выступлениями на ток-шоу и связью со всеми потенциальными партнерскими организациями, этот политолог – безусловно, самый опытный активист в наших рядах. Он уже закончил наш пресс-релиз и навел указатель мыши на команду «опубликовать». Педер Иблер – владелец и управляющий директор рекламного агентства, художник-график, желающий развернуть кампанию в Германии, – наш инициатор. Он нервно покручивает в руке свой телефон, номер службы берлинского общественного транспорта уже набран. У нашего фотографа Эвелин Фрерк наготове фотографии нашего отряда «Безбожная семерка», которые мы запустим на сайт через несколько минут. Мелания держит в руках бутылку шампанского. Ральф принес семь бокалов. А Роберт заносит в блог и одновременно в Фейсбук и Твиттер все, что мы здесь делаем.
Если дойдет до 20 000 евро, значит, мы совершили первый и гигантский шаг – многие недели работы будут вознаграждены. И пока банк пожертвований медленно, но верно заполняется, я еще раз напоминаю себе, что все это началось не здесь, а в Лондоне.
Там, за несколько месяцев до этого, женщина по имени Эриан Шерин стоит у автобусной остановки и пребывает в хорошем настроении, пока перед ней не останавливаются два лондонских автобуса, на которых начертан заковыристый вопрос из Евангелия от Луки:
When the son of man comes, will he find faith on the earth?[2]
А ответ на не совсем нейтральный вопрос, найдет ли Иисус веру, когда Он прилетит и высадится на Землю, разместившие рекламу фанаты Иисуса дают наконец на своей домашней странице, которая также крупно изображена на автобусе, – и дают его в форме Евангелия от Матфея:
You will be condemned to everlasting separation from God and then you spend all eternity in torment in hell. Jesus spoke about this as a lake of fire which was prepared for the devil and all his angels and demonic spirits[3]2.
Из-за того, что она – нерелигиозный человек, всю вечность мучиться у дьявола в огненном озере – что за хрень?! Молодая журналистка не желает мириться с этой настолько же зверской, насколько и пустой угрозой и запускает первую в мире атеистическую автобусную компанию: она хочет запустить пропаганду свободной от религии жизни, рекламируя ее на знаменитых красных лондонских автобусах. Первая половина необходимых денег приходит от пожертвований в интернете, вторую берет на себя Ричард Докинз, профессор биологии и выдающийся автор и активист-просветитель. И поскольку воодушевление, охватившее британцев в связи с этой кампанией, вбрасывает в казну британских атеистов в десять раз больше запланированной суммы в 15 000 фунтов, то чуть позднее на многих лондонских автобусах можно уже прочесть их послание:
There's probably по god, now stop worrying and enjoy your life![4]
Дзынь: 19 835 евро!
Быстро появляются международные подражатели этой кампании, и вскоре итальянские, испанские, хорватские и даже канадские, австралийские и американские автобусы начинают развозить по своим линиям новость о том, что Бога, по всей видимости, нет, а поэтому людям следует расслабиться и просто наслаждаться жизнью. Но в ходу и другие слоганы, дающие понять, что люди, свободные от вероисповеданий, не станут более терпеть всемирного религиозного высокомерия.
История Эриан Шерин находит дорогу и в моей фейсбучной ленте – и мне она нравится. Лично я, несмотря на религиозное обучение и даже походы на причастие, так никогда и не стал религиозным, но именно потому, что религия всегда была мне совершенно безразлична… Какое мне дело до того, во что верят другие? Не говоря о том, что во всем моем окружении и так уже едва ли найдется кто-то религиозный, сколь бы странно ни выглядела чья-то вера – она меня, пожалуй, позабавила бы, но уже не внушала бы беспокойства, тем более что в Германии религия – это, в конце концов, частное дело и строго-настрого отделена от государства: церковные дела оплачиваются церковными налогами, в политике нашего демократического правового государства религиозные убеждения также не играют никакой роли, и все же христианство породило основные ценности нашего общества. И где были бы мы сегодня без тех социальных услуг, которые делает возможными церковь, не правда ли?
Дзынь: 19 850 евро.
Однако на борту международных атеистических автобусов, которые тогда ездили по моим соцсетям, не только не красовались крутые лозунги, но и не приводились нелицеприятные факты. За несколько дней меня захлестнул настоящий информационный поток и унес с собой все то, что я до сих пор думал о религии и вере.
Моя дипломная работа только что была представлена, и я подал заявку в поисковике вакансий, пока ожидал отзыва о своей работе и ее оценки. Поэтому я почти все время сидел перед компьютером, читал критикующие религию статьи в газетах и дискуссии на форумах, смотрел видео и пожирал книги и журналы – все время качая головой и раскрыв рот. Больше всего мне вспоминаются высказывания одного до тех пор неизвестного политолога, который несколькими фразами отвадил меня от веры:
«Протестантская и Католическая Церкви вместе ежегодно собирают около 10 млрд церковного налога, но также получают более 19 млрд евро в виде прямых и косвенных субсидий – из общих денег налогоплательщиков»3.
«Что-что? – подумал я тогда. – Но они же вкладываются в социальную работу церквей, разве нет?»
«И они вкладываются не в социальные службы, – продолжил дружелюбный человек с серебряными волосами и в твитовом жакете, – а только во внутрицерковные дела, например – в зарплату пасторов и священников и на их обучение».
«Но как же тогда церкви финансируют свои больницы и дома престарелых?» – спросил я себя, а человек ответил:
«Эти социальные учреждения стоят около 42 миллиардов евро в год и на 98,2 процента финансируются за счет государственных средств, церкви же дают оставшиеся 1,8 процента»4.
Как соляной столб сидел я перед своим компьютером, смотрел разные его выступления на YouTube и надеялся, что этот доктор Карстен Фрерк, возможно, ошибся в своих расследованиях.
Однако в одном из постов можно было видеть Петера Беера, генерал-викария епархии Фрайзинга, который сидел с белой ленточкой в воротничке в офисе, отделанном деревянными панелями, и не только не оспаривал эти факты, но просто ошеломляющим образом оправдал субсидии, которые дает церкви государство:
«Да ведь вы платите даже за депутата, которого вы не выбирали»5.
«О светском государстве, в котором религия и государство отделены друг от друга, здесь не может быть и речи! – окончательно подтвердил Фрерк мое новое впечатление. – Мы живем в «Церковной республике Германия».
Я расхохотался, а потом побежал, как сумасшедший, по нашему общежитию и всем рассказал то, о чем только что узнал, затем погуглил по поводу этого политолога и нашел массу других фактов, еще более бессмысленных, вопиющих, но забавных и одновременно весьма серьезных фактов из сферы богов и папства, пастухов и овец, нечестивого альянса выборных народных представителей и самозваного наземного персонала, обслуживающего какого-то якобы всемогущего Бога Творца.
Схватив телефон, я позвонил своему отцу. Насколько я понимаю, он служит церковным музыкантом в одной из католических общин в мелкобуржуазном Западном Берлине, но при этом он – вовсе не уперто-набожный, а в первую очередь музыкант.
«Ну, Филипп, насколько я люблю церковную музыку и… – мой отец сделал длинную паузу, – …и насколько я верю в высшую силу, которую можно было бы назвать Богом, – настолько же важно критически относиться к институту церкви. Вот почему мы всегда придавали большое значение тому, чтобы вы, дети, позднее могли сами решить, как вам относиться к религии». Он тихо рассмеялся себе в нос. «Это решение начало назревать в тебе довольно рано, а теперь ты, похоже, принял его окончательно».
Ну, приехали! Фактически вера в Бога никогда целенаправленно не преподавалась ни мне, ни моим братьям и сестрам, но в эти дни моя размытая вера в идеологически нейтральное государство и в церковь как социальный институт стала стремительно распадаться.
Дзынь: 19 855 евро.
Разумеется, я не делал тайны из тех фактов, о которых узнал, а также из своей позиции, связанной с ними: религиозному высокомерию следует дать отпор, а интеграцию государства и церкви – ликвидировать!
В своей среде я далеко не один был убежден в этом – наоборот! Но только я один считал, что данный вопрос достаточно важен, чтобы за громкими словами следовали политические действия. Поэтому сначала я связался через интернет с людьми, которые именно этим и занимались в различных сообществах, и первым делом договорился о встрече с профессиональными атеистами.
И если бы понадобилось, чтобы перед этой встречей известная капля переполнила чашу моего терпения, то, пожалуй, это и произошло, когда я вошел на станцию метро и оказался перед большим рекламным щитом, где на линованной школьной доске было написано белым рукописным шрифтом:
Ценности нуждаются в Боге!
Извините, что?! Сначала я нашел эту фразу не такой ужасной, как ее британские соответствия, ведь тут, в конце концов, не угрожают испепеляющим адом. Но чем больше я размышлял об этом в следующей поездке на метро, тем более ужасной начинала мне казаться немецкая версия религиозного высокомерия – она предполагает, что люди сами по себе не способны к развитию ценностей, а значит – у неверующих, таких как я, никаких ценностей нет вообще. И, как будто эта фраза сама по себе была недостаточно бесцеремонной, она исходила от организации, которая оставила кроваво-красный след террора в наших книгах по истории и до сих пор заправляет чрезвычайно успешным видом бизнеса:
Сначала церковь внушает людям свою веру, а потом бесстыдно ее использует.
В шоке от того, что я, как пассажир общественного транспорта в своем родном городе, столкнулся со столь безграничной наглостью, дома я навел справки о том, что это за кампания: Ценности нуждаются в Боге, – и чуть не упал со стула.
Дзынь: 19 860 евро.
Примерно спустя два года после того, как Хатун Сюрюджю за свой «западный образ жизни» была заколота собственным братом прямо на улице и там истекла кровью, правительство Берлина приняло решение ввести в средних школах этого культурного и столь мировоззренчески многообразного города курс государственной этики. Этот курс должен быть стать дополнением к конфессионально раздельному и добровольному в Берлине религиозному образованию. Задача курса состояла в том, чтобы позволить детям, чьи родители верят в разных богов, скорее общаться друг с другом, чем говорить друг о друге. Здесь они должны были узнать, что существуют разные мировоззрения и религии, требующие от своих последователей различных правил, но также и то, что небесные правила не стоят над мирским законом, даже если на чисто языковом уровне возникает естественным образом подобное впечатление.
Церковным лобби и партиям это явно не понравилось, а именно из-за того, что религиозное образование в Берлине, по их мнению, и без того не воспринималось бы всерьез. Поэтому они основали инициативу Pro Reli[5], нашли влиятельных сторонников в политической сфере и в СМИ и бесцеремонно заявили, что Берлинский Сенат решил (обратите внимание!) отменить религиозное образование!
Конечно, это было совсем не так, но этой виртуозной ложью церковное лобби хотело не только помешать внедрению обязательных внеконфессиональных уроков этики, но и одновременно ввести в школьную программу обязательное конфессиональное религиозное обучение. В Берлине его нет до сих пор: участие в нем является добровольным, отметки заносятся в отдельный аттестат и никак не влияют на переход в следующие классы. Поэтому вместо того, чтобы вводить общий класс этики, представители Pro Reli теперь требуют, чтобы учащиеся выбирали между религией и этикой, – и в то же время религия должна стать стандартным предметом, то есть оцениваться и влиять на перевод в следующий класс так же, как математика, немецкий или английский.
Pro Reli якобы требовала свободы выбора, на самом же деле хотела ввести принудительное голосование и тем самым ограничить свободу. А поскольку от организации, претендующей на то, что она изобрела любовь к ближнему (и, следовательно, благотворительность), в действительности ответственна за тысячелетие мрака и порчи, ожидать можно было чего угодно, в меня вселилась тревога.
Pro Reli хотела добиться на референдуме того, чтобы теперь ученицы и ученики могли успешно изучать и в Берлине предметы не только научные, но и религиозные.
Объединившись с финансово сильными партнерами, компания, по-видимому, пустила в ход все средства и вскоре по всему городу, в основном в метро и на пригородных станциях, разместила плакаты, где в различных формах повторялась преднамеренная и целенаправленная ложь: мол, Берлинский Сенат хочет отменить религиозное образование, и это вопреки тому, что ценности сообщаются нам исключительно Богом! То же самое внушалось через радиорекламу, через многочисленные газетные статьи и интервью и через заявления личного характера: Ангела Меркель, Франк-Вальтер Штайнмайер, Вольфганг Тирзе, Андреа Налес, но также и Гюнтер Яух, и даже столь умные люди, как Эккарт фон Хирш-хаузен, без всякого сожаления поддержали эту кампанию богопоклонников «Пеппи Длинныйчулок»: ведь они издавна делали мир таким, каким он им нравится![6]6
С такими краплеными тузами в рукаве активисты Pro Reli устремились не только в церкви, но и на улицы, собирая там подписи для проведения референдума – с умеренным успехом: крайний срок подходил к концу, а подписей было недостаточно. И берлинцы, как и я раньше, подумали: «Религия? Да ведь она мне совершенно по фигу!»
И поскольку ГОСПОДУ и его наземному экипажу могло помочь разве что чудо – оно-то и произошло: в образе Берлинской Транспортной Компании.
Те, которые принципиально не допускали никакого сбора подписей в своей сфере бизнеса, сделали-таки для Pro Reli первое и последнее исключение в истории общественного транспорта. Целые полчища записных христиан ринулись в вагоны и в автобусы, рассказывали людям, что они сами думали – что Берлинский Сенат хочет упразднить религиозное обучение, а они, напротив, выступают за свободу, – в общем, им удалось до истечения срока набрать достаточно имен тех людей, которые либо действительно считали, что отдельное религиозное образование будет способствовать диалогу религий, либо просто подписались как сомневающиеся.
День за днем следил я за всем этим цирком и никак не мог понять, почему же религия была мне раньше безразлична, – такое меня охватило негодование!
Дзынь: 19 900 евро.
На пике этого негодования я написал свои первые посты на соответствующих страницах Фейсбука, сразу попал в команду виртуального планирования кампании по отправке атеистических автобусов также и на территории Германии, и вскоре меня пригласили на первую реальную встречу.
Так что однажды после полудня я прошел через задворки Кройцберга в офис рекламного агентства, где шестеро других активистов встречались уже во второй раз – и одним из них был политолог Карстен Фрерк. Впервые я оказался в компании людей, хотя и незнакомых, но, как и я, возмущенных высокомерием религиозного лобби и его наглой ложью. И раз уж я смог наконец дать выход своему негодованию, то говорил бы еще долго, если бы меня не перебил один из активистов.
«Тебе, похоже, нравится говорить, не так ли? – улыбаясь, он протянул мне мобильный телефон с оплаченным тарифом. – Я хотел бы предложить тебе стать пресс-секретарем нашей кампании. Ты когда-нибудь брал интервью?»
Я покачал головой.
«Тогда мы поупражняемся в этом сегодня. Что думают другие?»
Остальные пятеро кивнули, и после подробного инструктажа я, наконец, стал официальным пресс-секретарем автобусной кампании.
«А кто ты, собственно, по профессии?» – спросил меня наконец Педер, когда семерка безбожников собирала свои вещи и заканчивала работу этого дня.
«Ну… я – ваш пресс-секретарь», – правдиво ответил я.
Остальные рассмеялись и переглянулись в некотором смущении.
«Нет, серьезно, – спросила на этот раз Эвелин, фотограф, – чем ты зарабатываешь на жизнь?»
«Хороший вопрос! – я почесал подбородок. – Закончил изучать педагогику две недели назад, теперь я ожидаю, как оценят мой диплом, и тем временем подыскиваю работу. Больше всего, конечно же, мне хотелось бы заняться чем-то таким, что оставляло бы мне время для нашего дела».
«Тогда стань учителем! – предложил муж Эвелин Карстен. – Сенату отчаянно требуются учителя, а тебе это как раз подходит. У тебя будет оставаться время и для атеизма».
«Теоретически, да, но я… – Мысль, что я буду стоять перед классом, бросала меня то в жар, то в холод. – Я совсем не хочу следовать по стопам моих родителей!»
Дзынь: 19 915 евро.
Через две недели я устраиваюсь на работу в качестве помощника директора начальной школы, зарабатываю несколько евро и, проверяя домашние задание, задаюсь вопросом: разве это не безумие – быть в наше время учителем, ведь дети – такие сумасшедшие, и агрессивные, и бесконечно далекие от того уровня обучения, который подобает их возрасту.
Я работаю в школе до полудня, а затем провожу время в кругу семерых безбожников. Там, прежде всего от Карстена Фрерка, я могу узнать, как давно уже он и различные ассоциации и фонды действуют, добиваясь разделения церкви и государства, и как сильно сопротивление христианского лобби в партиях и официальных церквах, несмотря на то что при т. н. секуляризме речь идет о конституционном принципе7.
Тогда, в 2009 году, я уже с осторожностью намекнул на то, какую роль в этом контексте сыграл бы ислам.
Попутно мы переводим английский слоган – возможно, типично по-немецки, несколько чопорно:
«Никакого Бога (с вероятностью, приближающейся к уверенности) не существует» —
и мастерим свою домашнюю страницу. Здесь сторонники акции могут не только жертвовать, но и голосовать при каждом пожертвовании, какой из пяти заголовков они хотели бы видеть на первых автобусах. Успех не заставляет себя ждать:
Наполиеииая жизнь не нуждается в вере — вот этот заголовок нам особенно нравится.
Нечего спорить и о том, где мы начнем свою акцию: разумеется, в столице диаспоры, где 63 процента жителей не принадлежат ни к какой конфессии, а церкви регулярно посещает менее 10 процентов, – в Берлине!8
Телефонный разговор с офисом, отвечающим за Берлинскую Транспортную Компанию, – некоторая веха в нашем начинании: нам говорят, что, мол, слоган вполне понятный, так что, пока мы не нарушаем конституционный принцип, мы можем рекламировать что угодно!
Дзынь: 19 920 евро.
Этим объясняется и тот факт, что в берлинском транспорте и на его остановках с полным правом размещаются и такие, например, рекламные объявления: «Любой, кто уверует в Иисуса Христа, будет иметь жизнь вечную, – Евангелие от Иоанна 3:36)», — эту цитату из Библии разместила на плакате в метро одна молодежная христианская организация. Даже розенкрейцерам, предлагающим фантастическую и грубую смесь восточных и западных тайных учений, разрешено выставлять здесь свои рекламы. Тут печатаются и сомнительные мгновенные кредиты – «Никакого шуфа-контроля!»[7] – заманивающие потребителей в сети частного банкротства, не говоря уже о том, что через нашу столицу даже разъезжают двухэтажные автобусы с рекламой крупнейшего борделя в Берлине: «Артемида, берлинский эротический рай!»
Похоже, в области рекламы отражается многообразие мировоззрений, однако этические рамки у нее… м-м, скажем так, весьма широки. Зато почти банально звучит утверждение о том, что во вселенной все происходит закономерно, то есть ни святые, ни духи, ни даже святые духи в законы природы не вмешиваются.
Дзынь: 19 950 евро.
Когда запускается наш веб-сайт и выходит информационное сообщение с нашим слоганом и фотографиями, я вдруг понимаю, для чего у меня имеется второй мобильник: ведь он уже то и дело трезвонит.
Мой шеф по основной работе, директор школы, понял тем временем, что я умею считать и от полного нуля повысил меня до ста процентов, предложив мне должность учителя математики. «Ваши классы – 5А и 6Б, вот вам книжки, а вон там – дети; вопросов нет?»
На каждой переменке я прячусь в тихий уголок, смотрю электронную почту, отзваниваюсь журналистам и снова и снова отвечаю на вопрос: «Почему Вы это делаете?»
Конечно, никто не восклицает: «Господи, помилуй!», однако вопросы далеко не всегда нейтральны: «Почему Вы оскорбляете религиозных людей? Как Вы можете заявлять, будто Бога нет? Это же богохульство! Да и зачем Вам в государстве, где правительство отделено от религии, рекламировать жизнь без Бога?!»
Наш план потому и работает, что теперь я могу диктовать журналисту то, чему ужасно трудно попасть в газеты: «Наше государство идеологически нейтрально только на бумаге, на самом деле оно переплетается с церквами в бесчисленных пунктах – мы живем в “Церковной республике Германия”, как любит говорить Карстен».
Дзынь: 19 980 евро.
Еще не выехал ни один автобус с нашим лозунгом на борту, а кампания наша уже вызвала в республике небольшую бурю в стакане воды; так что нам следует быть настороже, чтобы дело не зашло слишком далеко. Будем честными: кучка неверующих, которые собирают 20 000 евро и пишут на двух-трех автобусах, что они не верят в Бога – ну и что? Ведь в Германии XXI века не лает ни одна собака, и прежде всего в Берлине!
Но Тони Й. (21 год) из Дюссельдорфа меняет все. Он жертвует 20 евро.