Их было трое, они мчались с холма во весь опор, а мне отец всегда наказывал: не смей гнать лошадь, когда едешь вниз по склону. Он постоянно это повторял, когда отправлял меня в город с поручением. Из-под шляп лиц всадников не разглядеть, но я-то их всех прекрасно знал. У лошадей морды в густой пене, мокрые бока ходят ходуном. Конь шерифа заржал, когда седок рванул поводья, чтобы остановить его на всем скаку перед верандой.
– Привет, Гарет! Отец дома?
Я помотал головой.
– Вернется к вечеру, к больному поехал.
Один из помощников шерифа – самый молодой, Билл, – все старался утихомирить плясавшую под ним лошадь, которая так и крутилась на месте.
– Мы тут одну женщину ищем. Проходил здесь кто-нибудь?
– Женщину? – переспросил я.
Я ужас до чего удивился. На самом деле. По-настоящему. Мне и притворяться не пришлось, потому как я не сомневался: ко мне в дом пожаловал молодой парень и сейчас он стоит в кухне, наставив ствол на мой затылок.
– Да, женщину, – подтвердил шериф. – Но не из таких, на каких ты привык поглядывать.
Он сально хохотнул. И я сразу подумал о девчонках из салуна. Но шериф снова посерьезнел. До меня стало кое-что доходить.
– И что это за женщина?
– Та еще зверюга, – буркнул старина Джим, он сидел на лошади слева от шерифа.
Жуть до чего хотелось обернуться и проверить. Разглядеть как следует преступницу, которая держит меня на мушке и которую я только что поил водой. Женщина? Женщина в вонючей рубахе, со слипшимися от крови волосами, с черными мозолистыми руками и шпорами на сапогах? С низким и хриплым голосом?
Видно, лицо у меня стало такое, что шериф забеспокоился.
– Ты в порядке, Гарет?
Я ответил, что в порядке и никого тут не видел. Но сам здорово испугался, что они сейчас возьмут и уедут. Мне хотелось, чтобы они задержались, попросили воды – для себя или для лошадей. Чтобы не оставляли меня с глазу на глаз с такой женщиной. Может и странно это, но от одной мысли, что это женщина, меня бросало в дрожь.
– И что она натворила?
– Обчистила банк Коди. Вынесла кучу денег.
– И какая она?
– Сейчас, – ответил шериф. Вытащил объявление, разгладил и показал мне: черные-пречерные буквы, а под ними фотография, скверная – но я все-таки сразу узнал свою гостью.
И ее имя тоже: Эбигейл Стенсон.
Понятно, что я не собирался о ней рассказывать. Не сошел же я с ума – раз они напечатали объявление, значит, преступница и правда опасная.
– А почему за нее дают такую большую награду?
– Так она за собой труп оставила. Убила банковского служащего. У парня оказался револьвер, вздумал защищаться…
– Мгновенная смерть, – мрачно добавил Билл.
– Одним словом, та еще зверюга, – повторил Джим.
Похоже, других слов у него не было. Он сплюнул, плевок сполз по лошадиной шее.
Мне совсем поплохело, по спине побежали мурашки. Я-то знал, что она все слышит. И если захочет, мигом от нас избавится, не сходя с места. Сюрприз: бабах – и готово.
– Так ты никого не видел? – переспросил шериф.
– Нет.
Я смотрел прямо на него. По лицу тек пот, и я вытер его локтем. Я пытался все сказать шерифу взглядом, но так, чтобы не показаться трусом. Пусть разберутся с ней именем закона.
– Да ты не бойся, – успокоил Билл, заметив, что меня трясет. – Это же все-таки баба.
Плевать ему на мой взгляд, ничего он не усек, придурок. Я медленно приподнял перед собой руку, не отрывая от шерифа глаз, и нацелил большой палец в сторону кухни. Я стиснул зубы, рубашка взмокла от пота и прилипла к спине. Шериф поглядел на меня, нахмурился, выпрямился в седле, приподнял тыльной стороной ладони седельную сумку и убрал в нее объявление. Потом сделал знак помощникам молчать и осторожно взялся за свой двадцать второй[1].
– Мы у тебя чуток задержимся, Гарет. Займись-ка нашими лошадьми.
Собираясь спуститься с веранды, я потихоньку двинулся к лестнице. И вспомнил, как прошлым летом мы с отцом ее чинили, делали новые ступеньки, потому как старые сгнили и сестренка чуть не провалилась. Шериф с помощниками спешились. Все с оружием наготове: револьвер у шерифа, винчестер у старины Джима, а Билл вытащил из кобуры кольт и держал его обеими руками. Я прямо чувствовал, что сейчас она выстрелит, и мне конец. Но нет, ничего. Я дошел до лестницы и медленно, ступенька за ступенькой, спустился вниз, а троица, наоборот, начала подниматься. Старина Джим дружески похлопал меня по плечу. Я видел, что лицо у него напряженное, видел морщинки у глаз, сжатые губы, бороду. Мне нравится Джим. Он никогда не ходит слушать отцовские проповеди, вместо церкви предпочитает сидеть в салуне, но для меня у него всегда найдется доброе слово. Прошлой осенью, когда я заинтересовался оружием, он научил меня разбирать свой винчестер. Показывал не спеша, терпеливо, а он ведь уже старый, у него каждый день на счету.
Только встав обеими ногами на траву, я понял, что уже не под прицелом. Теперь дело за шерифом. Лошади бродили возле дома, но у меня не было никакой охоты ими заниматься. Я ждал, чтобы арестовали эту самую зверюгу.
Оглушительный выстрел – Билл присел и скорчился. Джим и шериф, которые уже стояли по обеим сторонам двери, разом пригнулись.
– Выходи, Стенсон! Не делай себе хуже!
Грубый голос звучал спокойно – шериф ко всякому привык, но я-то видел, как он напряжен. Билл дополз до стены под окном кухни и привалился к ней спиной. Лицо у него кривилось, штанина от крови потемнела от колена до ступни.
– Выходи, паскуда!
От боли Билл только озлобился.
– Сдавайся! Может, тебя и не вздернут, раз уж ты женщина.
Тишина. Время замерло. Ждем. Вот-вот она выйдет, держа руки на затылке.
Но все пошло совсем иначе. Одним прыжком Эбигейл Стенсон перемахнула через веранду, вторым через ограду веранды и мягко, как пума, приземлилась рядом со мной, сгребла меня за шкирку и приставила ствол к моему затылку. Теперь Джим и шериф смотрели на нас сверху, наставив на зверюгу оружие, но было уже поздно.
Зверюга, держа меня под прицелом, толкнула к ближайшей лошади и показала рукой, чтобы я подобрал с травы поводья. Я послушался. Понятно, что пока жив я, жива и она, так что ей нет никакого резона меня убивать – пока. Я чувствовал ее тяжелое дыхание и острый запах пота, когда она перехватила у меня поводья и подтянула аппалузу[2] к себе.
– Отпусти мальца, Эб, – угрожающе произнес шериф.
Эбигейл Стенсон у меня за спиной засмеялась – как будто груда камней покатилась вниз. Смех был не звонким, как у наших молодых прихожанок или у проституток в Боди, а гулким, как из бочки. Так смеются покерные шулера и погонщики быков.
Я обернулся и посмотрел на нее – вот сейчас она вскочит в седло, пришпорит лошадь и помчится, а ей вслед помчатся пули. Но Стенсон держала меня все так же крепко и подставила стремя.
– В седло!
На щеке у нее запеклась кровь, а зубы за полными губами, которые уже не улыбались, показались мне острыми клыками. Я поставил ногу в стремя и вскочил в седло. Странно, но мне захотелось показать ей, что я умею ездить верхом и делаю это хорошо. Может, из-за того, что шериф назвал меня «мальцом», не знаю. Глупо, конечно, но я старался произвести на эту женщину впечатление. Я вынул из стремени ногу, освободил его, и она тоже вскочила в седло. Для этого ей пришлось опустить ружье. Но она мигом повернула лошадь, прикрываясь мной от представителей закона. Лошади не понравилась непривычная тяжесть, нас же было двое, она встряхивала головой и нервно переступала.
– Эб Стенсон! Предупреждаю: если с головы парня упадет хотя бы волосок, виселица покажется тебе раем!
Эб воткнула ствол мне под мышку, а другой рукой подхватила поводья.
– Только попробуй шевельнуться или пустить за мной погоню. Если я замечу тень от твоей шляпы, старик, или твой двадцать второй, шериф, я его пришью. Ясно?
Их обоих перекосило от злости. За меня переживали – это само собой, но, главное, Эб Стенсон их обыграла, унизила, уязвила их гордость.
А что я чувствовал, трудно сказать, я даже перестал бояться, такая творилась дичь. Ногами я чувствовал горячие бока лошади, спиной – Эб Стенсон, под рукой – ствол. И наконец рывок, когда Эб Стенсон пришпорила лошадь. Она скакала, а мы колотились друг о дружку. Ствол винтовки драл мне кожу, но я стиснул зубы и молчал.