Всю ночь что-то не давало мне покоя. Что-то вертелось на задворках сознания. Что-то было не так. Это из-за Юрика, решил я и задумался.
Ветрянка меня не беспокоила. Ну, почешется немного, великое дело. А потом сиди дома да радуйся, пока корочки не отвалятся.
Обморок? Обморок беспокоил, но… тоже не слишком. Юрик вроде как даже красовался им, нарочно упомянул, чтобы меня уесть. Не сходилось что-то другое, что-то неочевидное.
Я понимал, что должен был выразить больше сочувствия, но и Юрик хорош. Он ведь тоже понимал про игру. И главное, знал, что она важна не только для школьной команды. Меня в играющий состав взяли на испытательный срок. И я поклялся не просто закрепиться, а добиться славы.
Да, я хотел, чтобы моя фотка хоть раз попала в топ новостей на сайте гимназии. И все спрашивали бы, правда ли, что шестые седьмых в баскетбол уделали? И неужели этот пацан, ну, Орлов, – то есть, я, – вытащил всю игру? И что, Брынцалов не сумел сравнять? А, трёхочковые… Да, Орёл – сила, куда там Брынцалову…
А вы не хотели бы так?! Все хотели бы, да не все признаются. А я признался. Друг-то у меня один, проверенный временем. И Юрик сказал: бомби. Ты же не с улицы в баскетбол пришел, а после лыжной секции. Жги, сказал мой единственный друг Юрик Огурцов. Который со вчерашнего дня пропал из всех мессенджеров.
В общем, в школу я приплёлся разбитый и одинокий. Юрик, судя по всему, разобиделся окончательно и не проявился даже в групповом чате. Списался, наверное, с новым товарищем в личке, иго-го, чего изволите.
Я так злился, что не смотрел толком, куда иду, и мой бездумный маршрут закончился в кабинете биологии. Ринина строгость никогда меня не пугала. Я же хочу поступать в медицинский. Только не решил ещё, животных буду лечить или всё-таки людей.
– Сева? – Рина Викторовна удивилась, но не слишком. Как будто знала, что я приду. – У вас же русский сейчас. Ты кабинет перепутал?
Но я видел: она вовсе не считает, что я перепутал кабинет. Она сидела, наклонив голову, и рассматривала меня как-то… оценивающе. Как кобра перед броском. Я вспомнил взгляд Юрика. Сговорились они все, что ли? Мне нужно было срочно проверить, исчерпал я кредит доверия или ещё нет.
– Рина Викторовна, – решился я, – а покажите медуз.
– Каких медуз, Сева?
– В банках. Экспонаты.
– О. – Она кивнула. – Пойдём.
Мы прошли в подсобку. Рина Викторовна прикрыла дверь, как обычно делала, когда кто-то из учеников приходил к ней посоветоваться. И указала рукой на стол.
– У меня нет медуз, Сева. Это мозги. Обыкновенные мозги. Многим из вас пригодились бы.
На столе, в банке с формалином, действительно плавал мозг. С натяжкой он и в самом деле походил на облачный гриб. То, что Маринка назвала ножкой, оказалось приспособлением, закрепляющим экспонат. И ленточки наподобие щупалец тоже имелись.
– Это зачем? – Я ткнул в ленточки.
– Указывают разные отделы. Нравится? – Рина Викторовна знала, что я хочу быть врачом.
Конечно, мне нравилось. Я потянулся к банке, но Рина как-то ловко её перехватила, так что я и каркнуть не успел.
– Оставить их я не могу, Сева. По ошибке прислали. Медколледж заказывал, а привезли почему-то нам.
Я так и стоял с вытянутыми руками, не понимая, как так вышло, что Рина сцапала мозги быстрее меня. Моя растерянность её разжалобила.
– Если хочешь, приходи после уроков – разрешила она. – Посмотришь остальное, пока не забрали.
Я возликовал, потерял бдительность и брякнул:
– А за разбитую банку… не влетит вам?
– За какую банку? – Рина обвела взглядом кабинет, налила себе воды из графина.
– Ну, которую Конь, то есть Миха, то есть… – Я дёрнул себя за ворот водолазки и умолк.
Конь не в одиночку разбил то, что разбил. И банка ли это была? Могла, конечно, колба какая-нибудь хлопнуться, но я точно знал, что лабораторных в тот день ни у кого не проводили. А графин и оба стакана на подносе, как я только что убедился, остались целы. Рина заметила моё внимание к пустому графину и, мне показалось, что-то её напрягло. Она сморщилась, странно булькнула горлом и потёрла переносицу.
– Мигрень. – Рина подошла к окну и опустила рулонные шторы.
В кабинете резко потемнело. Я замер, чтобы не вписаться в ещё какой-нибудь пресловутый экспонат. Сама-то она налим, что ли – светочувствительных элементов в сетчатке глаза нажила?!
– Голова из-за вас лопается, – вздохнула Рина. – Даже глаза от света болят. Где-то у меня аптечка была.
Ринин тёмный силуэт зачем-то потянулся к шкафу. Видимо, головная боль и правда мешала Рине сосредоточиться. Потому что аптечка всегда висела возле выключателя, и все об этом знали. Я попятился к двери, чтобы впустить хоть немного света.
Рина между тем занырнула в шкаф чуть ли не до стены. Между раскрытых дверок я видел едва белеющие в темноте подошвы холщовых туфель, которые она носила как сменку. Звякнул пузырёк, запахло чем-то резким, тяжёлым, сладко-вонючим. Я даже задумался на секунду: что, если лысизм и тупизм – не выдумки старшеклассников?
Я скорее нащупал, чем разглядел сумку с красным крестом.
– Вот. – Я выставил сумку перед собой, словно отпихиваясь, и одновременно толкнул ногой дверь.
Хотел немного приоткрыть, но не рассчитал силы. Дверь шандарахнула в стену, свет затопил каморку. Бедная Рина Викторовна чуть не застонала. Она вынырнула из шкафа со страдальческим выражением на лице, машинально приложила ко лбу какую-то тряпку и уставилась на меня так, будто я паук-птицеед в процессе пожирания добычи.
Я поскорее шлепнул аптечку на стол. Звякнули пузырьки, одновременно пиликнул мой телефон, и я понял, что опаздываю на русский. На русский опаздывать было нельзя, проблем не оберёшься. Поэтому на большой перемене я всегда ставил будильник, чтобы успеть добежать из столовки или со двора.
Ждать я больше не мог, зачем-то поклонился Рине, как болван, пообещал прийти после уроков и умчался. На ходу я решил, что она лазила в шкаф за нашатырём. Как пахнет нашатырный спирт, я не знал. Знал только, что им приводят человека в чувство и делать это надо осторожно, чтобы не вызвать остановку дыхания. Наверное, Рина благоразумно убрала его поглубже. Она всегда была очень вменяемой. Поэтому я старался найти разумное объяснение её поведению, хотя и выглядело оно слегка пугающим.
Так, благодаря русскому, я спас себя во второй раз.
Рина просто не успела.