– Если что – ты меня не знаешь. Про Малую – ни слова. Придумывай на ходу, что хочешь, но про нас не упоминай. Выкручивайся сама. Зайдешь за поворот, там и будет полицейский участок.
– Хорошо.
– Ну, все. Прощай.
– Прощай, Дима, – грустно улыбнулась Марта.
Дима развернулся и пошел обратно, но Марта его окликнула.
– Дима.
– Что? – оглянулся он.
– Извини, что накричала на вас с Малой – она повернулась и пошла за угол, по ступенькам поднялась в полицейский участок.
Дима пожал плечами, заметил выходящего полицейского и юркнул в ближайшие кусты.
***
Мало того, что она уже битых три часа просидела в коридоре, так еще и участковый в сто первый раз спрашивает, откуда Костя, как его фамилия. Марта в сто первый раз ему объясняла и все время крепилась, чтоб не разрыдаться. Она-то надеялась, что в полиции ей помогут. И хотелось бы, чтоб помогли сразу, а на самом деле быстрой помощи ей не светит. Она боролась с дрожащим голосом и наворачивающимися слезами.
– Я не знаю – устало протянула Марта, – я же вам объясняю – познакомились в поезде. Он подсел к нам в вагон. Я не знаю, на какой это было станции. Ночью было. Утром я проснулась, а он уже был в вагоне. Его встречал этот самый Босс. Они решили нас подвезти.
– И вы сами сели к ним в машину – он сделал ударение на слове сами и пытливо уставился на девушку.
– Сели сами, но мы же без задней мысли.
– Глупо, ничего не скажешь – сам себе сказал участковый, но так, чтоб она слышала.
Она, конечно, слышала и расстроилась еще больше, он отвел взгляд и стал что-то писать в протоколе.
Марта шмыгнула носом и сказала:
– Я вас прошу, Николай Васильевич, не надо поучений, мне и так тяжело. Я не знаю, что с Аней, где она. Ей сейчас тяжелее чем мне. Я об этом уже думать не могу. У меня от мыслей, что с ней могут сделать, скоро голова лопнет. Бедная она.
– Найдем мы вашу Аню.
Николай Васильевич взглянул на Марту, и сжалился над глупой девчонкой. Сколько их таких бестолковых на его рабочем пути попадались. Этой повезло – смогла сбежать, а вот подруга пропала.
«Главное, чтоб не сгинула» – мысленно поплевал Николай Васильевич и сказал:
– Справку тебе выпишем, что паспорт у тебя украли, на случай если патруль остановит. Где живешь сейчас?
– Пока нигде.
– Поточней, пожалуйста.
– Мы с Аней должны были жить в общежитии, которое предоставит фирма по трудоустройству, но я же вам уже говорила, я не помню ее название.
Марта всхлипнула, не выдержала и расплакалась. Как бы честно она не крепилась и не сдерживалась, не хватило сил удержать слезы в себе. Она рассказывала о своих жутких приключениях последних суток, старательно не упоминая Малую, все время, переживая об Анюте, напрягая уставший мозг, чтоб вспомнить адрес и название фирмы, прогоняя мысли о предстоящей ночи и ее ночлеге, о безденежье. Но у нее ничего не получалось: адрес не помнит, название забыла, где жить – не знает, где денег взять – проблема, как Анюте помочь – не решаемая проблема.
– Не плач – со вздохом сказал Николай Васильевич – совсем не проблема выйти на этого Костю.
– Да? – удивилась Марта.
– Да. Если он билет брал на свое имя. Место в вагоне, в котором он ехал ты уже сказала. Пришла бы вчера, раньше бы его вычислили. Не переживай, вычислим. И не таких ловили. Ориентировки везде на этого Костю есть. Он же в Ивкина стрелял. Тот его запомнил, сделали по описаниям фоторобот. Я его распечатаю – покажу тебе.
– Подождите – попросила Марта – вы сказали Ивкин?
– Да.
– Так сержант Ивкин жив? – прокричала Марта от радости.
– Жив. Ранен. В больнице.
– Ух. Слава Богу. Я думала, его убили.
От огромного облегчения, спавшего камнем с груди, она еще сильнее расплакалась, наткнулась на неодобрительный, но сочувственный взгляд участкового.
– Пришла бы раньше к нам, раньше бы узнала, что он жив и идет на поправку.
– Я так рада, вы не представляете – всхлипывала она, приложив руки к груди.
– Представляю, чего уж там. Ладно. Машина, на которой вас подвозили на работу в угоне уже два месяца числится. Это проверено. Я сейчас приду.
Он встал из-за стола и вышел из кабинета. Вернулся быстро и протянул ей листок бумаги:
–Вот. Это Костя?
Марта с первого взгляда узнала его. На весь лист было напечатано лицо в черно белых, серых тонах, что придавало ему вид не живого, но в то же время угрожающего, опасного человека. Она вытерла насухо глаза и ответила:
– Да, это он.
Николай Васильевич записал и заметил, что Марта не могла оторвать взгляд от фоторобота.
– Так, следующий вопрос – зачем девчонку из машины выпустила?
Марта засуетилась, заерзала на стуле и ответила:
– Так ведь испугалась.
– Чего?
– Стреляли же.
– Понятно, а если бы это опасный преступник был? В машине полицейских иногда преступников закрывают.
– Ну, какая она преступник? – возмутилась Марта – дитё совсем.
– Куда она пошла.
– Я не знаю. Я в лесок убежала. Там заблудилась.
– И ночевала в лесу – несколько спросил, а больше утвердил Николай Васильевич.
– Да – быстро согласилась Марта.
– Хорошо – согласился участковый, пропустив через уши все ее вранье.
Он отвел взгляд от Марты и опять стал писать и заполнять документы.
Марта поерзала на стуле и прошептала:
– Ужасно.
– Что именно? – уточнил Николай Васильевич.
– Вот смотрю на эту фотографию и понимаю, что это настоящее его лицо, а там, в поезде он, как искусный актер играл роль доброжелательного парня, чтоб нас с Анютой расположить к себе и подружиться с нами.
– Да – согласился Николай Васильевич. – Так оно и есть, милая девушка. Обычно эти, извини, уроды так и работают. Располагают доверием, расспрашивают, личное узнают. Узнал, что вас никто не встречает, едете вы к чужим, незнакомым людям, для которых вы, мягко говоря, безразличны – приедете вы к ним на работу – хорошо, не приедете – ну и ладно, другие приедут. Вас на фирме ждали-ждали, а вы не приехали, о вас и забыли. Это бизнес. Он все у вас выпытал…
– Анюта сама все рассказала – перебила его Марта.
– Вот – жестко продолжил Николай Васильевич – рассказала и развязала ему руки – можно девчонок везти к себе. Куда там? На дачу? И кутить с ними. Это хорошо, если отпустят, а могут и убить.
– Что вы такое говорите? – ужаснулась Марта.
– А что? – зло спросил он, а потом спокойно добавил – это правда, милая девушка. Ты отдаешь себе отчет, куда вас везли?
– Да. Босс конкретно сказал, что в сексуальное рабство. Что спрос у него на красивых и молодых – Марте было тяжело это вспоминать уже в сто первый раз, она попросила – пожалуйста, Николай Васильевич, найдите Анюту. Спасите ее.
Николай Васильевич тяжело вздохнул, но ничего не ответил, стал читать, что сам же написал. Вроде все точно написал, ничего не упустил, вот только паспортные данные этой Марты Викторовны не записаны, но тут по причине кражи сумки. Сейчас опера приедут, которые дело по огнестрельному ранению сержанта Ивкина ведут, опять ее опросят, если что еще придется в протокол дописывать. Он отложил протокол, взял маленький листок бумаги и написал в нем номера телефонов, потом протянул Марте. Она так и смотрела на него с мольбой в глазах.
– Возьми.
– Что это?
– Это мои телефоны. Рабочий и домашний. Если нужно будет что-то срочное, или вспомнишь что-то еще, позвони.
– Спасибо.
Марта взяла записку и вспомнила как вчера… ого, это было вчера, а такое ощущение, что уже неделя прошла. Нет. Вчера. Вчера в плацкартном вагоне поезда дед Вася писал на таком же маленьком листочке адрес и имя своего сына, к которому, по его словам она может обратиться, если будет трудно. Или он сказал, будет плохо. Хотя какая разница, ей и плохо, и трудно, и страшно, а вот листочка с адресом у нее нет, и она его не помнит. А еще вчера днем, взяв этот самый листочек из дедовский рук, она мысленно ухмыльнулась, почему ей должно быть трудно? Разве может быть такое? Оказывается, может.
– А ты знаешь, что? – Николай Васильевич задумался и предложил – ты вот что. Ты завтра вечером обязательно мне позвони. Я тебе повыбираю фирмы, которые занимаются трудоустройством иногородних. А лучше не звони, а сама сюда вечером приходи. Я этот список тебе передам, почитаешь, может, вспомнишь название, примут тебя на работу. Они же ждали тебя. Не думаю, что у них уже замена есть.
– Ой, спасибо, Николай Васильевич, – обрадовалась Марта – я все думаю об этой фирме, но никак не могу вспомнить. Ловлю себя на мысли, что если услышу или увижу это название, то обязательно вспомню. Оно крутится в голове, как шальной ветер, а поймать ее не могу. Помощь нужна. Подсказка.
– Надеюсь, помогу. – Он тяжело вздохнул и устало посетовал – что-то опера долго едут.
Марта пожала плечами. Николай Васильевич, не вставая, дотянулся до чайника и включил его. Он ужасно устал. От усталости он стал выглядеть старше, осунулся и помрачнел. Нехорошие мысли кружили в голове. Еще эта девчонка со своими проблемами, а проблемы-то очень серьезные.
Когда чайник закипел, он запарил две кружки чая, достал из шкафчика пакет с печеньем и подал Марте.
– Поешь. Чай без сахара. Закончился. Так что не сладкий.
Тут только Марта поняла, как сильно она проголодалась, действительно она не ела со вчерашнего вечера, когда поужинала у Варвары Йосифовны.
– Спасибо огромное.
Она взяла печенье и стала его хрумкать, запивая горячим чаем. Этот горьковатый, не сладкий чай с чуть затвердевшим печеньем, показался ей самой вкусной едой в мире. А еще вчера она точно также думала о жареной картошке с молоком.
От участкового она вышла, когда на улице уже было серо, солнце еще не село за горизонт, но уже не могло пробиться слабыми лучами через каменные стены домов города.
Она осмотрелась по сторонам, не понимая, что ей надо делать.
Марта устала, как будто вагон угля разгрузила. А ведь физически ничего не делала. Только рассказывала и отвечала на вопросы. Опера приехали с какого-то дела, опросили Марту уже в сто двадцать второй раз, записали показания, она подписала кучу документов, расписок и заявлений, сама уже толком не понимая, что именно подписывает и зачем столько подписей.
И куда теперь идти? – сама себя спросила она, но сама себе не ответила. Она только глубоко вздохнула, сошла по ступенькам полицейского участка и пошла. Пошла, не зная куда.
И что сегодня делать? – опять спросила она себя и ответила – тут только один вариант – побродить до глубокой ночи по городу, делая вид, что гуляю, а потом найти тихий двор и устроиться на скамеечке, а если повезет на детской площадке в теремочке.
Она так и сделала. Пошла по неопределенному, намеченному маршруту. Дед Петя глубокомысленно говорил, что с дороги можно сходить, если новая дорожка не скользкая. В ее сегодняшнем пути даже запрещающих светофоров не было.
Он подошел к ней сзади. Неожиданно. Почти не слышно. Легонько дотронулся до локтя и на ходу сказал:
– Пошли туда.
И не сбавляя шаг, повернул с улицы вглубь двора.
Марта быстрым шагом, пошла следом. Догнав его, она радостно поинтересовалась:
– Ты ждал меня?
– Нет – грубо ответил парень.
– Ждал – хитро восхитилась Марта.
– Не ждал – уперто повторил Дима.
– Спасибо.
Митя сбоку внимательно посмотрел на нее, убедился, что не издевается и сдался:
– Чуть не состарился, пока тебя ждал.
Марта засмеялась.
–Митя, куда мы идем? – спросила она.
– В гараж – он оглянулся на нее – или у тебя в этом городе есть апартаменты и шикарный дом?
– Нет, конечно – улыбнулась она – у меня ни в каком городе нет апартаментов и шикарного дома.
– Могла намылиться в шикарный зал ожидания Курского вокзала? Так это правильно. Там тоже хорошо. Я там несколько раз ночевал. Только вариант не очень хороший. Там патруль постоянно ходит, за порядком следят и таких, как ты, гоняет.
– Таких, как я?
– Ты без сумок и авосек, тебя сразу заподозрят, что ты бомжуешь.
При этом слове Марта нервно вздохнула. Еле поспевая за парнем бежать, она попыталась спорить:
– Мне справку дали, что паспорт утерян.
– Отличная замена документу – ерничал Митя, – мне бы такую справку.
– А у тебя тоже нет паспорта?
– В том то и дело, что есть.
– А зачем тогда справка?
Парень резко остановился и остановил Марту. Серьезный, злой взгляд напугал девушку.
Во дворе было пусто. Мамочки с детворой уже разбрелись по домам на ужин. А тинейджерская молодёжь ещё не вышла во дворы.
Митя осмотрелся по сторонам и зло проговорил:
– Слушай, Марта, давай договоримся: ты не задаёшь глупых вопросов и вопросов, на котором можешь получить грубые ответы. И таким образом не нарываешься. Договорились?
– Нет, Митя. – Со спокойным вызовом ответила Марта – еще не договорились, потому что я тебя не понимаю. Какие это вопросы глупые? Не понимаю. Это те, которые касаются твоего паспорта? Так ты сам о нём первый заговорил. Или это вопросы о твоём жилье? Так ты сам мне предложил в гараж идти. Я к тебе на ночлег не напрашивалась. Так что тут два варианта: либо расходимся в разные стороны и забываем друг о друге, либо ты перестаёшь мне грубить и ставить условия.
Марта положила руки в боки и стала ждать ответа. Парень тоже стоял и молчал. Гордо выжидал.
Марта догадывалась, что парень не привык уступать, тем более чужим, мало знакомым девушкам, тем более, чуть-чуть старше его самого. С таким гордым, жестким парнем ей не доводилось общаться никогда. Он не уступит и не переступит через свою гордость, значимость и взрослость. Марта не выдержала первая, пожала плечами и сказала:
– Ну, всё, пока!
Она развернулась и пошла в обратном направлении к выходу со двора на улицу.
– Да постой ты! – крикнул он ей в спину.
Она остановилась.
– Марта!
Она повернулась, спросила:
– Что?
Он подошел к ней и потребовал:
– Пошли!
– Мы не договорились, поэтому я с тобой не иду.
Марта была уверена, что с Митей очень трудно договориться и её каприз вперемешку с гонором ему не нравится. Сейчас он развернется и уйдет. А она останется и никуда сама больше не пойдёт, просто будет стоять и плакать, потому что единственного, почти знакомого человека сама же и оттолкнула.
Митя скривился, весь его вид говорил: ну что же, сама виновата, за что боролась на то и напоролась. Он цыкнул языком и заявил, сам не ожидая от себя такого откровения:
– Не хочу, чтобы ты оставалась одна и ночевала неизвестно где. Мне тебя очень жаль. Я тоже не раз бывал в таких ситуациях.
– Сочувствую – серьезно и искренне ответила Марта.
– Ты не понимаешь? – крикнул он. – Это же глупо отказываться от помощи в твоей ситуации. Без документов и денег. Пошли, говорю.
– Ты не перестаёшь мной командовать. Ты хочешь, чтобы я чувствовала себя обязанной тебе? За твою неземную доброту?
– Да не буду я тобой командовать – согласился парень и негромко добавил – мне на самом деле тебя жаль.
– Не стоит – грустно ответила Марта.
– Пошли?
– Пошли.
Они шли через дворы и парки, изредка выходили на оживленные улицы. Темнело быстро. Во дворах и на улицах включились автоматические фонари. На площадках всё реже встречались прохожие. А вот с проспектов доносился шум машин и гул живого города, или скорее, оживающего города, сама себя поправила Марта. Днём, когда они шли с Митей в полицейский участок, она не заметила такого движения и суеты. Ещё тогда удивилась, что город большой, а людей в нём мало, хотя ожидала обратного. А сейчас всё наоборот. Нет, город остался таким же большим, но стал многолюдным и оживленным. Днём люди больше времени проводят на своих рабочих местах, а вечером разъезжаются домой, заскакивают по пути в магазин и в это время всё и все начинают суетиться, бежать, ехать, возвращаться.
«Как муравьи в большом муравейнике» – подумала Марта.
А в деревне Норки, когда солнце садится за горизонт, все дома сидят. Все дела поделаны, коровы подоены и хозяйство покормлено, можно вечером новости посмотреть и спать лечь.
При воспоминании о Норках на неё навалилась тяжелая усталость и грусть одновременно. Ноги частично перестали слушаться, и она уже не ступала ровным шагом, а плелась вслед за парнем. Она подняла взгляд к тёмному небу, вернее к кусочку неба, которое проглядывалось между большими высокими многоквартирными домами. В Норках нет такого маленького ограниченного неба. Там оно везде, от одного края земли до противоположного, от горизонта до горизонта.
Марта мысленно обратилась к небу.
«Помоги мне. Прошу. Не дави меня, прошу. Зачем я приехала сюда? Почему в Норках не сиделось. Сейчас бы уже новости смотрела и ко сну готовилась. Нет же. Поехала лучшую жизнь искать. За большими деньгами поехала. И что нашла? Больше потеряла. Аню выкрали, дай бог, чтоб жива была. Сама бомжую. Ночую неизвестно где и у кого. Спасибо хоть добрые люди на земле живут. Вчера не ночевали под открытым небом благодаря Варваре Йосифовне и напоена, накормлена. Сегодня злой и грубый Митя не дал пропасть. Злой, но добрый. Смешная аллегория получается. Вот только не смешно. Скорее грустно. Злой парень, а в тоже время, добрый. Добрый, и в тоже время злой. На меня с железякой чуть не бросился. Меня пожалел, посочувствовал. Наверное, все же добрый, а злой, потому что тяжело ему. Он же еще ребенок, а не мужик сорокалетний. Я в его возрасте с мамой жила и в школу ходила. А где его родители?».
Митя вывел Марту из грустных размышлений:
– Не отставай. И давай быстрее, ночь уже.
Марта решила не обращать внимание на то, что он опять стал ею командовать, ведь на самом деле уже темно, а они не на прогулке. Конечно, она устала и поэтому снизила шаг, а еще на небо засмотрелась. Усталость – усталостью, но она даже не может сориентироваться, где находится и сколько им еще идти.
– Далеко еще? – спросила она.
– Недалеко, но в гаражах света нет, там темно и дорога не ровная, можно ноги переломать в темноте. Я-то дорогу знаю, а ты точно себе что-нибудь свернешь.
«Точно, Дима, претворяется грозным мужчиной, на самом деле он неплохой, чувственный» – подумала Марта.
Дима, не подозревая, что окончательно перешел из категории злых, в категорию добрых, продолжил свои объяснения:
– Там фонарь только на въезде горит, но нам там идти нельзя. Мы через лаз все ходим.
Марта удивилась и шепотом спросила:
– Все?
– Да, нас много таких, – спокойно пояснил Митя. – А ты думала мы с Малой одни?
Марта не смогла ничего ответить. Она не могла себе представить, что в подобных гаражных условиях живут люди. И их таких много.
– Гаражи наши давно построили – хмыкнул Митя и недовольно продолжил – только раньше они для машин предназначались. Сейчас хозяева машин живут на другом конце города, и ездить в эти гаражи им неудобно. Легче поставить машину под открытым небом под своими окнами во дворе. Только для машин это нехорошо. Они ржавеют и эрозией покрываются. Я уж точно знаю.
– Откуда?
– У моего хозяина СТО. Я у него на мойке работаю – пояснил Дима. – А рядом ремонтируют машины. Я к парням заглядываю, когда минутка появляется. Вот и видел эти эрозии на железе.
– Понятно.
– Многие гаражи пустуют – продолжил он, – но, говорят, скоро территорию заберут и построят развлекательный центр или магазин. Это ведь прибыльно.
– А гаражи?
– Я же тебе говорю, гаражи никому не нужны. А кому нужны были, тому парковку возле дома выдадут.
– А что будет с гаражами?
– На металл сдадут.
– А вы? Что с вами будет?
– Еще не знаю. Нам бы эту зиму пережить.
– А потом?
– А потом весна.
– Логично.
– Ха-ха, – засмеялся он – я имел в виду, что весной у меня день рождения. Мне восемнадцать исполнится.
– Взрослый станешь. Совершеннолетний.
– Да. Этого я жду.
– И что потом?
– А потом меня на работу официально возьмут. Вообще больше возможностей. И гоняться за мной перестанут.
– Кто?
– Да есть тут одна сволочь. Алька со своими шавками. Житья нам не дает. В город опасно выйти. Облаву делает. Хорошо друзья у меня хорошие. Предупреждают. И хорошо, что про наш гараж не пронюхали еще.
– Ты от полиции скрываешься?
– И от нее тоже. Ладно. Все. Идем тихо, а то собаки сторожа нас услышат, будут гнать до самого дома. Я, конечно, их подкармливаю, но они все равно гавкают. Бежать придется. А ты дороги не знаешь.
Красиво Митя назвал гараж домом. От этого названия идти туда стало приятней. Марта улыбнулась. Приятней, но не легче. Митя дорогу хорошо знал и обходил каждую ямку и каждый булыжник. А Марта наоборот. И как она не старалась идти нога в ногу, все равно в каждую ямку попадала, на каждом булыжнике ногу подворачивала. Она даже умудрилась поцарапать руку, пролезая в узкий проход между очередными гаражами. Железка, за которую она зацепилась, была ржавая и корявая, поэтому было очень больно. Она присмотрелась в темноте. На светлой коже растекалась кровь. Она прижала рану здоровой рукой.
Митя остановился и тихонько поскреб в дверь какого-то гаража. Оказалось того самого. Марта хмыкнула, посетившей ее мысли: зря дети ее предупреждали и боялись, что она их сдаст. Сама она бы точно не нашла и не узнала гараж, в который сегодня днем ее привела Малая.
Дверь тихо отворилась и выпустила лучик неяркого света на улицу.
Митя быстро подтолкнул Марту внутрь, зашел сам и закрыл дверь на щеколду. От света одной единственной настольной лампы, сильно опущенным абажуром к самой столешницы, Марта зажмурилась и услышала знакомый голос Малой.
– Ой, у тебя кровь.
– Где это ты так? – спросил Митя.
Марта открыла глаза и попыталась объяснить.
– Там. Между га… – она не договорила, проглотила оставшуюся часть предложения и вытаращила глаза.
Ее взгляду предстала шокирующая картина. Шторки, разделяющие гараж на две комнаты, были раздвинуты, и Марта увидела это. Везде где можно было сидеть, стоять и лежать, сидели, стояли и лежали дети. Мальчишки лет восьми, а может десяти. Она еще сильнее вытаращила глаза и стала их разглядывать. Они все были похожи друг на друга и в тоже время разные. Чумазые, в несвежих рваных одеждах, тихие и молчаливые, с огромными глазами на недокормленных лицах.
Малая в это время намочила тряпку и прислонила ее к ране, Марта от неожиданности вздрогнула и пришла в себя, но сказать ничего не могла. Она с ужасом смотрела на детей, а те с любопытством смотрели на нее огромными, пугливыми глазами.
Малая стала обтирать руку от крови.
Марта помотала головой, пытаясь собрать мысли в ней вместе.
– Больно? – спросила Малая.
Марта опять помотала головой. Вот о ком говорил Митя. Он сказал, что они с Малой не одни такие в гаражах. Просто Марта не могла себе позволить даже на секундочку представить, что это дети. Она даже предположить не могла, что это могут быть дети.
– Где ты так порезалась? – с трепетом спросила Малая, – больно. Да? Глубокая такая рана. Дима.
– Сейчас перекись дам – отозвался парень.
Марта перевела взгляд на девочку. Она заботливо обтирала руку от крови, стараясь не сделать больно. Марта опять удивилась. С момента их знакомства, Малая казалась ей грубой, наглой девчонкой, которая легко может оскорбить, сделать больно и даже, при возможности, обворовать. Марта, наконец, обрела дар речи.
– Между гаражами железяка торчит, я не заметила и об нее порезалась.
– Да есть там такая, – сказал мальчишка лет десяти.
Он слез со стеллажа и сел на пустую бутыль, взял со стола редиску и стал ее грызть, не громко поясняя:
– Это между двести четырнадцатым и двести шестнадцатым. Вы же там шли, Митя?
– Да, Ванек, – подтвердил Митя и взял руку Марты. – Давай обработаю.
Мальчишки давно ждали, когда он нальет перекись, приготовились, сразу подскочили и обступили Марту.
– Смотри, смотри, как пенится – восхищался мальчик.
– Шипит – подхватил другой.
– Класс.
– Вау.
– А почему у меня такого не было? – удивился один из них.
– У тебя столько крови не было. У тебя просто царапина была.
– Просто царапина?! – возмутился мальчик. – Да она заживала две недели. И болела сильно.
– Да ладно.
– Что да ладно? Ты просто не чувствовал. А мне больно было. Во – шрам даже остался. Смотри, смотри.
Он подтянул штанину и приподнял ногу, чтоб все видели его многострадальный шрам.
– Тише вам – скомандовал Дима, – давайте расходиться. Пришли здесь пенное шоу из лекарства смотреть. Расшумелись. Сейчас собаки услышат и сторож придет. Этого хотите?
Мальчишки затихли и стали расходиться по своим местам. Упоминание о стороже угомонило их пыл. Да и перекись перестала пениться, и рана стала им не интересна, тем более Дима забинтовал руку Марты. В гараже стало тихо, только слышно как продолжил грызть редиску мальчишка.
– Ванек, – спросил у него Митя – ты где редиску взял?
– На рынке. Я сегодня ящики там разгружал. Хозяйка со мной редиской рассчиталась. Я огурцами хотел, а она не дала. – Он скривился и продолжил – говорит, держи редиску, в ней витаминов больше. А я не хотел редиску, я огурцов хотел.
Митя позвал, присаживаясь на табурет возле стола.
– Марта, садись, ужинать будем.
Марта села рядом с Димой, Малая стала накладывать им из кастрюли кукурузную кашу.
Митя взял у нее из рук тарелку и сказал:
– А в редиске и правда больше витаминов, чем в огурцах. В тех вообще одна вода и кожура.
– Я просто огурцы больше люблю – возмутился Ванек, – а торговка просто жадная. Ты думаешь, она о витаминах думала? Нет. Просто дала мне то, что у нее в закупе дешевле и прибыль меньше приносит.
Малая в отдельную мисочку нарезала эту самую редиску, посолила и поставила перед Димой и Мартой. Парень поломал хлеб кусками и дал один большой Марте.
– Чай будешь?
Малая спросила у Марты, видимо точно зная, что Дима чай будет.
–Угу – с полным ртом ответила Марта.
Кукурузная каша оказалась сухая, без масла, но вкусная, а редиска с солью вообще самым лучшим салатом.
– Это, конечно, хорошо, Ванек. Но сегодня ты где должен был работать? – строго спросил Дима.
Марта внимательно рассматривала парня, пытаясь понять, он строго разговаривает, потому что зол, или он переживает за Ванька. Митя оказался самым старшим в гараже, если не считать саму ее. Видимо, он учит ребят. Дает указания. Бережет их и защищает. Но что они все здесь делают? Ее мучал один вопрос, почему они все здесь? Или это не один вопрос, а несколько: почему они?, почему здесь? Почему?
Ванек поморщился и ответил:
– На светике.
– Правильно. На светофоре. Чего тебя на рынок понесло? – строго, но тихо спросил он. – Я где вас потом искать всех должен? С каких углов собирать? Я же объяснял. И очень даже доступно. Это все серьезно. А вы все в детство играете. Шутки шутите. Это вам игры что ли?
Он обвел взглядом всех ребят.
– Извини, Дима, – тихо ответил Ванек. – Я просто шел к светофору мимо рынка, а там эта тетка, торговка сама разгружает. Грузчики пьяные в доску, лежат на мешках и картонках. Некому разгружать. Вот я и решил. Заработать на этом и помочь. А у нее там целая фура.
– Ты что? – поперхнулась Марта. – Целую фуру разгружал?
– Ты что? Нет, конечно. Я бы с удовольствием. Кто мне даст? Я бы разгрузил. – Похвастался он.
Видимо, ему хотелось на взрослую девушку впечатление произвести. Кстати, это у него получилось. Она удивленно смотрела на него, забывая жевать. И он по-взрослому, как самый настоящий герой, лучезарно улыбаясь, гордо продолжил:
– Но эти пьяницы, как поняли, что я их хлеб забираю, то есть деньги, которые они потом на водку с консервой тратят, так они быстренько оклемались и бегом разгружать. А меня выгнали.
– Хорошо, что просто выгнали, а не напинали. Вы аккуратно давайте – напомнил и добавил чуть громче – это ко всем относится. Все слышали?
– Да – в разнобой ответили мальчишки со стеллажей.
– Ладно – подытожил Митя, вытирая рот тряпкой, некогда напоминавшую кухонное полотенце, – поздно уже. Все по кроватям и спать.
С полки, которую Дима назвал кроватью, слез мальчишка, на вид самый маленький и подошел к столу, он внимательно осмотрел тарелки, достал рукой с миски колечко редиски и положил в рот, при этом облизав соленые пальцы.
– Димочка, я в туалет хочу – сказал он.
– Пошли, Витек.
Дима еще не доел, но встал, взял Витька за руку и вышел из гаража, стараясь не шуметь щеколдой и железной дверью.
– Постелю тебе со мной – сказала Малая – не знала, что Митя позволит тебе вернуться к нам.
– Я тоже. Спасибо за ужин.
– Не за что.
Марта прибрала в сторонку свою тарелку и помогла Малой. Мальчишки в прямом смысле этого слова укладывались по полкам. По всем стенам вдоль всего гаража шли полки для запчастей, на некоторых из них они и лежали. Но на остальных мальчики раскладывали какие-то старые одеяла, скручивали валиком тряпки, напоминающие одежду и так сверху, даже не раздеваясь, ложились.
– Мы с тобой на диване будем. На мягком – сказала Малая, проследив за взглядом Марты.
– По-королевски.
– Ага.
Девочка разложила диван, постелила давно не первой свежести простынь, вытянула подушки. Одну она перебросила на раскладушку.
– Им же там неудобно – прошептала Марта, кивнув головой на засыпающих детей.
– Тут удобней, чем там, где они ночевали раньше – неопределенно, но как-то по философски ответила Малая.
– А где они раньше ночевали?
Малая пожала плечами, легла на диван. Им досталась одна подушка, поэтому она положила ее на середину, как бы поделив на двоих.
– Я спать хочу – сказала она, отворачиваясь к стене.
– Спокойной ночи.
Она вышла на зону кухни и прикрыла шторки, а в, так называемой зоне спальни стало темно, теперь свет от лампы туда не пробивался.
Дверь со скрипом открылась, в нее быстро юркнули Витюша и Дима, он закрыл задвижку замка и выключил свет.
– Сторож обход делает. Сидим тихо.
Они сидели в кромешной, пугающей и даже зловещей темноте, прислушиваясь к звукам с улицы. Но ничего не было слышно, что пугало еще больше. Только посапывания, уставших за день, ребят, нарушали эту тишину.
Первый не выдержал Витюша, прошептал в ухо:
– Тебя Марта зовут?
– Да – еле слышно ответила она.
–Тц – цыкнул на них Дима.
На улице что-то грохнуло, лязгнула железка об железку, потом послышался лай собак и топот стаи, пробежавшей возле гаража. Витюша испуганно вцепился в руку Марте, она его обняла.
– Чшшш – прошептала она ему в ушко.
А потом настала такая зловещая и противная тишина, когда не понимаешь толи все уже закончилось и сторожевые псы вместе со своим хозяином ушли и можно не прятаться и притихать, толи наоборот с другой стороны железных стен сторож сам притих и слушает тишину, доверяя своему слуху и слуху своих овчарок, готов найти, догнать, схватить нарушителей гаражного покоя.
– Так ты у нас теперь будешь старшая? – опять не выдержал Витюша.
– Нет – прошептал Марта.
– Как нет? Ты же старше Димы, значит должна быть старшая у нас.
– Нет. Старший у вас Дима.
– Тише – цыкнул Дима.
Они посидели еще несколько минут, прислушиваясь и всматриваясь в кромешную темноту. Где-то вдалеке глухо залаяла собака.
– Все, ушли – сообщил Дима, определив по глухому звуку лая, что собаки ушли далеко и сторож, естественно, с ними.
Он включил свет, который резанул по глазам.
– Он редко ходит, но, обычно, когда выходит, то уже за полночь – пояснил Митя. – Я его иногда слышу, но все уже спят. Собаки знают, что мы здесь живем, я их подкармливаю, поэтому они нас не сдают. А от сторожей приходится хорониться. Витюша, иди спать, а то не выспишься.
– Хорошо – Мальчишка сладко потянулся и пошел за шторку.
– Спокойной ночи, Витюша.
Шторка раздвинулись, и из комнаты высунулся удивленно-радостный мальчишка.
– Спокойной ночи, Марта – радостно ответил он и спрятался обратно.
– Чего это он? – шепотом спросила Марта.
– Чего, чего? – передразнил Митя – а кто ему и когда желал спокойной ночи?
– Ну, Дима, ты должен был им желать. Взял ответственность на себя за этих детей, то и должен был желать и приятного аппетита и спокойной ночи.
– Ага, как будто у меня больше проблем других нет – обозлился парень.
– Извини, Дима, согласна с тобой. Проблем много. Не злись. Я не хотела тебя обидеть. Прости.
– Проехали – горько ответил он.
– Дима.
– Что?
– Я, конечно, помню, что ты мне сказал не лезть не в свое дело, но у меня честно не получается.
– Не получается не лезть?
– Я не могу не спросить. У меня в голове не укладывается. Ответь, пожалуйста, мне на один вопрос. Как так получилось, что вы живете здесь? Почему вы здесь? Где ваши родители? Где ваши семьи?
– Марта, ты в школе училась?
– Конечно.
– Не заметно. Считать не умеешь. Сказала, только один вопрос задашь, а сама четыре задала.
– Нет, Дима, это один вопрос. Ответив мне, ты дашь один понятный ответ.
– А тебе это нужно?
– Нужно.
– Зачем?
– Затем, что у меня сердце кровью обливается, когда я на все это смотрю – она кивнула в сторону спальни.
– Я бы тебе посоветовал не смотреть и не обращать внимание.
– Не могу.
– Так я и не советую. Ты ж с другой планеты.
Марта решила не обижаться и спросила:
– Все же, Дима, почему так?
– Точно с другой планеты. И русского языка не понимаешь. Я же тебе говорю, не лезь не в свое дело. А ты все о том же. Пришла ж мне идея взять тебя с собой. А знал же, что начнешь глупые вопросы задавать – сам себя отчитывал Дима.
– Почему глупые? – Марта решила пропускать мимо ушей некоторые оскорбительные фразы и не обижаться на подростка.
– Да потому – ерепенился он – ты что до сих пор не поняла, кто мы? Что мы беспризорники. Не поняла?
– Поняла. Только почему вы беспризорники? Почему живете в душном гараже, без малейших условий? Почему ночуете на железных полках? Вот это у меня в голове не укладывается.
– Много вопросов, Марта, на которые я не буду тебе отвечать.
– Почему?
– Сон пропадет.
– В смысле?
– В прямом. Меньше знаешь, крепче спишь.
Митя задумчиво смотрел в пустую тарелку, он однозначно и бесповоротно решил ничего не обсуждать с чужой, малознакомой девушкой, но все пошло наперекосяк. Сам того не осознавая, как и когда, но стал проникаться к ней доверием. Наверное, это произошло тогда, когда он сообразил, что чужая, малознакомая девушка тоже осталась одна и ей негде жить, ночевать, есть и спать. Но доверять опасно. Зная, что это делать нельзя, он сопротивлялся сам себе. Нельзя сдавать позиций грозного и взрослого мужчины. Этого еще не хватало. Конечно, не хватало. Такого никогда и не было. Он всегда был взрослым, как только отчим погиб, он сразу и повзрослел. Потом мать померла, потом их в интернат устроили. Нет. Не так. Потом его и Малую в интернат сдали. Как со всем этим оставаться ребенком, даже подростком. Повзрослеешь против воли. Так он и сделал. Повзрослел. А потом пришлось сбежать из интерната, прихватив с собой сестру и парней. А потом пришлось повзрослеть и им. Но разве, может он все это рассказать чужой, малознакомой девушке Марте, с которой очень хочется поговорить и поделиться своими проблемами.
«Нет, нельзя! – сам себе приказал Митя – я взрослый и умный. А ей не нужны наши проблемы. У нее своих по горло. Точно с другой планеты. Еще он не встретил на этой планете человека, которого интересовали их проблемы. Да ладно бы только интересовали, Марта же ими пропиталась, пропустила через себя, внимательно отнеслась, с сочувствием, готова помочь, спасти. А я так привык к безразличию и жестокости в отношениях. Но не могу же я взять и все рассказать. Нет. Нельзя. Опасно».
Марта понимала о его размышлениях и сомнениях, но не отступала:
– Не скажешь?
– Я тебе все сказал. А то, что ты видела – очень много.
Марта помолчала, собираясь с мыслями. Было ясно одно – ни Дима, ни Малая ничего ей не скажут, да и остальные мальчишки промолчат. Скорей всего Дима их уже научил, как и кому надо отвечать, как нужно вести себя при посторонних, что можно, а что категорически запрещено обсуждать и все должно быть скрыто и совершенно секретно.
Печально одно. Только то, что все это происходит с детьми. С детьми!!!
Так с детьми не должно быть. Дети так жить не должны. Дети должны жить, а не выживать, не существовать, ежедневно пытаясь найти себе дело, чтоб за это дело им дали еду, редиса или рубли на хлеб с кукурузной кашей. Дети должны жить, не задумываясь, откуда берутся на столе колбаса и куриные ножки с салатом из сыра и яиц. Дети должны играть в машинки и куклы, строить замки из конструктора. А не строить планы на завтрашний день. Дети должны улыбаться, а не спрашивать кто сегодня среди нас старший. Дети должны веселиться, а не удивляться пожеланию спокойной ночи. Дети не должны в поисках еды бояться, что пьяные грузчики накостыляют.
У детей украли детство. Разве такое может быть? Нет! Но вот они! Дети без детства! Кто-то посмел украсть у детей самое золотое время. Драгоценное время они тратят на поиски питания и витаминов в виде редиски, а не на витамины любви и радости.
Что с миром? Почему так?
– Я тоже никогда не видела богатства – вздохнула Марта, – жила с мамой бедненько. Пока был колхоз, мама работала в поле, то свеклу, то картошку, то помидоры садили, пололи, убирали.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – недоверчиво поинтересовался Дима.
– Просто так. Потом деревня зачахла. Огороды сеять престали, стали засевать все зерновым культурами и перешли на механизированную обработку полей и маму уволили, по сокращению. И что ты думаешь?
– Что? – с интересом спросил он.
– До районного центра далеко. Каждый день не наездишься, и туда не переедешь, свой дом не бросишь. Мы завели хозяйство, поросят, курочек. Это чтобы с голоду не померить. Потом она научилась шить и стала обшивать все село. На то и жили. Какая никакая звенящая монетка. Бедненько, но она все время пыталась поставить меня на ноги. И все время повторяла, что мое дело сейчас учиться, а она будет деньги зарабатывать.
– И что?
– Ничего. Просто я всегда думала, что мне тяжело. Я никогда не думала, что увижу такое… – она поискала слово, но не нашла – такое, как у вас.
– В жизни всякое бывает – философские заметил Дима, – поверь мне, ты еще многое не видела. Есть вещи, пострашнее нашего жилья. Так что ты не думай, что мы здесь от хорошей жизни.
– Я не думаю, я поражаюсь.
"Если бы ты все знала – подумал Дима. – Если бы я тебе все рассказал, весь наш ужас, то ты б вообще со страха померла". Он помолчал. Он думал, что ей нельзя все рассказывать. Здесь он самый главный и взрослый, а если взрослый значит умный. А он всегда знал, что никому ничего рассказывать нельзя.
– Дима, а Малая тебе кто?
– Сестра, естественно. А ты что подумала?
– Ничего, просто вы не похожи совсем.
– Так это и понятно. Когда родственные связи только по одному родителю, то шансы быть похожими уменьшаются в два раза.
– У вас мама одна или папа?
– Мама была одна.
– Извини, Дима, ваша мама умерла?
– Да.
– Сочувствую. А папы?
– Мой отец исчез, когда мне было полгода. А Малой, – он грустно вздохнул – папа Малой погиб в автокатастрофе. Он был водителем на бензовозе и когда у машины отказали тормоза, он увел машину с дороги в кювет, чтоб не врезаться с автобусом. Он увел удар от людей и избежал больших жертв. Потом еще говорили, что он поступил правильно, разумно и храбро. Малой пять лет было. Она и не поняла ничего.
– М-да – грустно вздохнула Марта, – а Малая знает о том, что ее отец герой?
Как бы не сопротивляется Дима сам с собой, но стал рассказывать о себе и своей семье.
– Знает. Была у нас семья. Очень хорошая семья. Мама, отчим, Малая и я. Все у нас было, потом, как сглазил кто. Все потеряли. Отчим погиб. Мамка пить с горя начала. Хахаля себе нашла. Он такой же, с бутылкой не расставался. Она умудрились замуж за него выскочить. Я тогда не понимал. Радовался. Думал, маме все равно муж нужен. Еще думал, что у меня был самый хороший отчим на свете, я его папой называл, и у Малой будет хороший отчим. А получилось все наоборот. Мамка чахла, водка ее спалила. Очень быстро. Она-то пить не умела. В общем, мы ее похоронили. Нас в интернат. А там вообще ужас. Так что теперь здесь живем. Это гараж отца Малой. У него и машина была, но мама ее продала, когда деньги на водку нужны были.
Дима говорил тихо, и Марте приходилось вслушиваться, а от этого его рассказ казался ей неправдоподобным, страшилкой для взрослых. Не должно так быть.
– Подожди – попросила она, – я правильно тебя понимаю у вас и дом есть?
– Не дом, а квартира – поправил он. – Только там Петруха живёт.
– Какой Петруха?
– Отчим наш.
– А квартира чья?
– Мамина.
– То есть вы наследники. Официальные.
– Так-то оно так, только там нам нельзя появляться.
– Почему?
– Повяжут нас сразу.
– Полиция?
– Они тоже. А вообще охотится на нас опека и интернат. Я же тебе говорил.
– Нет, Дима – возмущенно возразила Марта, – ты мне ничего не говорил. Ты наоборот мне рот закрывал, говорил, чтоб я свой нос никуда не совала и вопросов не задавала.
– Правильно.
– Как будто я засланный казачок и сама к вам в доверие влезла. И как только что-то узнаю, сразу побегу сдавать вас с потрохами.
– Кто ж тебя знает – уперто вздохнул он.
– Никто, – согласилась Марта – здесь меня никто не знает. В этом ты прав. Только не надо делать из меня своего врага.
– Я не делаю.
– Ты видишь во мне врага. Я, понятное дело, помочь вам ничем не смогу, но и навредить не смогу. И не собираюсь даже.
Она гневно фыркнула и замолчал.
Он тоже молчал. Молчал и думал. Считал себя взрослым. А если взрослый значит умный. Только правильно ли он поступает? Думал, что нарочно ее обижает и ни во что не ставит, как и не человек она, а собачка приблудившаяся, вот я тебе кров и еду дам, а ты сиди и не тявкай. А будешь тявкать, я тебя на улицу выгоню. Нет, конечно, все не так как может ей показаться. Он не специально ее обижает. Понимает ли она это? Но обидеть ее надо. Она должна обидеться и завтра же уйти. Да чтоб такая у нее обида была на него, чтоб даже не было желания вспоминать их, ни его, ни Малую, ни пацанов. Он взглянул на нее, она что-то разглядывала на грязном столе и грызла свою губу. О чем ты думаешь? хотел спросить он, но не спросил, потому что понял, он боится ее. Он взрослый и умный мужчина, боится эту девушку. Боится Марту. Красивую девушку с необыкновенным именем. Нет – поправил он себя. Я боюсь к ней привязаться, я боюсь с ней подружиться, я боюсь, что к ней привяжутся пацаны и Малая, боюсь ее пожалеть, ведь если я жалею, то обязательно остаюсь с этим человеком.
А привязанность его к людям очень дорого ему дается.
Нужно ее обидеть.
Только не получается ее обидеть, вернее она обижается, а ему ее жалко. Но он же умный, он же взрослый. Завтра обязательно, что-то придумает и она уйдет.
А ведь он уже сделал первый шаг к этой привязанности. Он уже ее пожалел. Он остался ждать ее возле полицейского участка. Долго ждал. А она не выходила. Он даже подумал, что она бандитка и ее участковый повязал и в обезьянник посадил. Думал и представлял, как Марта за решеткой сидит, и сейчас за ней приедет спецмашина. Представлял, но ждал. Долго ждал, часа три или даже четыре, но не ушел. А еще он надеялся и молил, чтоб ее отпустили из того самого обезьянника, в котором он ее уже представлял. Какое то чувство, наверное, интуиция, все держала его там, в кустах перед участком. А может не интуиция, а жалость. Если жалость, то скоро и до привязанности дойдет, а этого нельзя допустить. Он должен ее обидеть, чтоб она ушла от них.
Завтра же придумает, как это сделать.
А может и не дойдет до привязанности?
Он все прятался в кустах, то сидел, то стоял, но все глядел на дверь участка. Смотреть было неудобно, мешали листья и ветки, он отодвигал их и всматривался в лица выходящих. Он все смотрел и переживал за чужую, малознакомую девушку Марту, смотрел и переживал за себя, что любой прохожий увидит его в кустах, заподозрит плохое, со всеми вытекающими отсюда последствиями. А потом он дождался. Даже обрадовался, но сразу прогнал это чувство. Еще не хватало ему радоваться за совершенно постороннего человека. Он же взрослый и умный, а не мнительная барышня и не взбалмошное дите. Она вышла. На крыльце задумалась. Хорошо, что не посадили ее, а значит, не задержали. Вот и прекрасно. Значит не бандитка. Вставай, Дима, разгибай затекшую спину, попрыгай на месте, чтоб кровь в ногах разогнать, да иди своей дорогой домой в гараж. А она пусть идет своей дорогой, куда там ей надо. И меньше тебе хлопот и не будет никакой привязанности.
А нет. Голова думает одно, а ноги делают другое. Они сами понесли его за Мартой. И язык в заговоре с ногами. Он так легко позвал ее.
Вот тогда-то он и разозлился. Сам на себя разозлился. Ну и на Марту тоже.
Он должен ее обидеть. Завтра придумает, как это сделать, а сегодня ему это никак не удается.
Он думал и смотрел на свои пальцы. Под, давно не стрижеными, ногтями грязь.
– Мне весной восемнадцать будет – сказал он, не отводя взгляд от ногтей.
– Я понимаю. Ты думаешь, что этот факт многое для тебя изменит.
– Конечно.
– За тобой перестанут гоняться? Опека и полиция оставит тебя в покое?
– Да.
– А Малая?
– Я ее усыновлю, то есть удочерю – поправил он себя, переведя взгляд на Марту – то есть возьму над ней опеку.
– А мальчишки откуда?
– Да кто откуда – нехотя ответил парень.
Марта потерла пальцем пятно на столе, оно оказалось очень старое и намертво прилеплено.
– Чтобы быть опекуном, нужны условия для жизни. Гараж точно не подходит.
– У нас есть квартира.
– В которую ты боишься появляться.
– Я не боюсь!?– возмутился Дима – это сейчас нельзя, а потом я вышвырну Петюню.
– Хорошо. А работа? Твой доход должен позволять обеспечивать не только тебя, но и Малую.
– Будет работа. Тем более я уже работаю. Не официально еще.
– Почему не официально?
– Весной меня возьмут по документам.
– Я, наверное, тебя расстрою, но работать официально можно с четырнадцати лет.
Дима ошарашено уставился на Марту, в его взгляде боролись два противоречия, толи Марта врет и пытается его разозлить, толи его наколол хозяин СТО, сказал, что не может его оформить, пока ему не исполнится восемнадцать лет.
– Реально? – недоверчиво спросил он.
– Конечно. Оформляют, только на неполный рабочий день.
– А ты откуда знаешь?
Марта пожала плечами.
– Знаю и знаю. Ты на мойке работаешь?
– Да. Машины мою.
– Не думаю, что опеку это удовлетворит. И они тебе позволят стать опекуном.
Дима опять разозлился. Совсем недавно успокоился, а тут Марта озвучила все его страхи и опасения, чем завела его в нервное состояние. В глубине души он тоже так думал и боялся, что не дадут ему забрать сестру, только надеялся на лучшее и лелеял себя мечтами и мыслями о хорошем. Поэтому он грубо спросил:
– Ты юрист что ли? Откуда знаешь?
– Я не юрист, но телевизор у меня дома был. Его-то я и смотрела.
– Вот и сидела бы дальше, смотрела свой телевизор. Чего сюда приперлась?
Он откинулся от стола и оперся на железную стену гаража.
Марта тяжело вздохнула и ответила:
– Глупая была, вот и приперлась. За лучшей жизнью приехала. За большими деньгами погналась.
– Догнала?
– На стартовой линии тормознула.
– А нет их. Нет больших денег. Во всяком случае, для таких как ты, я, Малая, пацаны – он махнул головой в сторону так называемой комнаты – нету их для нас. Ошиблась ты.
– Я не ошиблась, я размечталась.
– Мечты это для детей.
– С этим могу не согласиться. На самом деле в большом городе больше возможностей. В Норках уже нигде невозможно было устроиться на работу. Плохо, что Анюта не со мной.
– Анюта, это кто?
– Анюта, это подруга моя, которую увезли?
– Не понял.
– Я приехала сюда с Анютой, а ее в том джипе увезли – злясь на себя и на Анюту, пояснила Марта.
– Вчера? Это когда стреляли? Когда ты Малую из машины освободила?
– Да.
– Ничего себе. И что теперь?
– Не знаю. Не знаю где Анюта. Хорошо, что сержант Ивкин только ранен. Я вчера думала, что его застрелили.
– Ничего себе.
– Да. Надеюсь, он поправится. Вот Анюту я потеряла. А еще сумку, документы, деньги украли.
Парень тяжело вздохнул, отклеился от железной стены, облокотился на стол.
– Ты тоже в этой жизни многое теряла – перестав злиться, ответил он.
Она собиралась ответить ему, что надеется еще найти все «потерянное», что надеется на помощь полиции, но прочитала в глазах Димы столько грусти и промолчала. Это была грусть от потери любимых людей. Людей! Людей, которых он никогда уже не сможет найти и вернуть, на кого бы он ни надеялся. Уже никто не поможет и ни случится чуда, как бы он об этом не мечтал, хотя мечты, по его словам, для детей.
А взрослый и умный Дима, который только что думал, как бы обидеть посильнее Марту, чтоб она сама ушла, теперь принял решение и разрешил:
– Живи пока у нас. Спать будешь с Малой.
– Спасибо.
– Завтра придумаем тебе занятие, но параллельно решай свои проблемы. За нас, естественно, никому не слова.
– Я помню.
– Тогда я пошел спать.
– Спокойной ночи.
– Долго не сиди. Свет нужно экономить. Выключай.
– Да, конечно – она выключила лампу и в полной темноте спросила – Дима, а Малую как зовут?
– Малая.
– Нет. Я имею в виду, имя, которое мама дала?
– Это имя и дала.
– Не может быть.
– Она ее всегда Малышкой называла. Ласково так. Это я уже Малой стал звать. А в свидетельстве о рождении Ольга написано.
– Оленька, значит. Красивое имя.