Через месяц после того, как Девон и Уэстон уехали из Гэмпшира, в Эверсби принесли посылку, адресованную Кэтлин. Когда все собрались в гостиной на втором этаже, она открыла посылку и стала разворачивать хрустящую бумагу. Внутри оказалась кашемировая шаль, увидев которую, все ахнули от восхищения. Такие шали, связанные вручную в Персии и отделанные каймой из вышитых цветов и шелковой бахромой, были сейчас последним криком моды в Лондоне. Пряжа, окрашенная в разные оттенки одного и того же цвета, давала удивительный эффект заката; пылающие красные тона переходили в оранжевые и золотые.
– Это называется «ombré»[1], – с благоговением сказала Кассандра. – Я видела ленты, покрашенные таким манером. Сейчас очень модно!
– И замечательно подойдет к вашим волосам, – заметила Хелен.
– Но кто ее прислал? – спросила Пандора. – И почему?
Кэтлин взяла записку, которая была вложена в посылку, и прочитала крупно написанные слова: «Как обещал. Тренир».
Девон нарочно выбрал шаль самых ярких цветов, какие только можно себе представить, но которую вдова никогда не сможет носить. Кэтлин нахмурилась.
– Я не могу это принять, подарок слишком личный, к тому же от лорда Тренира. Возможно, будь это носовой платок или баночка конфет…
– Но он же наш родственник! – удивила ее Хелен. – И шаль не такой уж личный предмет, не так ли? Ведь ее же не надевают на голое тело.
– Считайте, что это большой носовой платок, – предложила Кассандра.
– Даже если я оставлю ее себе, – сдалась Кэтлин, – мне придется покрасить ее в черный цвет.
Девушки посмотрели на нее так, словно увидели на ее голове змей, а потом заговорили все одновременно:
– Вы не должны…
…Ах, зачем?
…Испортить такую яркую вещь…
– Как я могу носить ее в таком виде? – воскликнула Кэтлин. – Я же буду похожа на попугая. Можете представить, какие пойдут сплетни?
– Вы можете носить ее дома, – вмешалась Пандора. – Никто и не увидит.
– Примерьте! – подтолкнула ее Кассандра.
Как Кэтлин ни отказывалась, девушки настояли, чтобы она накинула шаль на плечи.
– Какая красота! – воскликнула Хелен.
Никогда еще у Кэтлин не было столь роскошной вещи: шерсть мягкая, вязка плотная, кайма искусная, а какие насыщенные краски.
Она погладила шаль и со вздохом произнесла:
– Пожалуй, я не могу испортить такую красоту анилиновым красителем, но ему напишу, что все-таки покрасила ее в черный цвет.
– Собираетесь солгать? – удивилась Кассандра. – Но какой пример вы подаете нам?
– Это для пользы дела: чтобы отучить графа присылать неподобающие подарки, – парировала Кэтлин.
– Если он не знает, что принято, разве это его вина? – заметила Пандора.
Кэтлин мрачно уточнила:
– Все он знает: просто получает удовольствие, нарушая правила.
«Милорд, спасибо за красивый подарок, который особенно пригодится теперь, когда погода ухудшилась. Рада сообщить, что кашемир прекрасно покрасился, цвет получился очень ровный, угольно-черный, и теперь шаль подходит для моего траура.
Благодарю вас за внимание. Леди Тренир».
– Она ее покрасила? – едва не взвыл Девон.
Положив записку на стол со смешанным чувством веселья и раздражения, он потянулся за серебряной ручкой, вставил свежее перо и достал из ближайшей стопки чистый лист писчей бумаги. Этим утром он уже успел написать с полдюжины писем адвокатам, банкиру, подрядчикам и нанял агента для анализа финансового положения поместья, и кончики его пальцев были испачканы чернилами. Девон поморщился. Лакей дал ему пасту из соли с лимонным соком, но она не смогла полностью удалить эти пятна. Он устал от писанины, а еще больше – от цифр, и записка от Кэтлин внесла приятное разнообразие. Такой вызов он не мог оставить без ответа.
Девон посмотрел на письмо с легкой усмешкой и, хорошо обдумав, как бы получше ее позлить, обмакнул перо в чернила и написал:
«Мадам, я счастлив узнать, что вы нашли шаль полезной в эти прохладные осенние дни.
В связи с этим сообщаю, что недавно решил пожертвовать все черные портьеры, которые в настоящее время затемняют окна в Эверсби, в одну благотворительную организацию в Лондоне. Вам, к сожалению, больше не придется пользоваться этой тканью, но зато из нее будут сшиты зимние пальто для бедных. Уверен, вы согласитесь, что это куда более благородная цель. Вы, несомненно найдете другие способы сделать атмосферу поместья как можно мрачнее и безрадостнее.
Если портьеры не будут доставлены в самое ближайшее время, я сочту это знаком, что вам очень нужна моя помощь и немедленно прибуду в Гэмпшир.
Граф Тренир».
Неделей позже пришел ответ от Кэтлин – вместе с большими деревянными ящиками, в которых лежали черные портьеры.
«Милорд, в своих заботах об угнетенных народных массах вы, по-видимому, запамятовали сообщить мне, что наняли батальон рабочих оккупировать Эверсби. Сейчас, когда я пишу эти строки, по дому свободно разгуливают плотники и сантехники, обдирают стены и полы и утверждают, что делают все это по вашему распоряжению. Расходы на прокладку труб неимоверно велики и излишни, а шум и несоблюдение этикета крайне нежелательны, особенно в доме, пребывающем в трауре.
Я требую, чтобы эти работы были немедленно прекращены.
Леди Тренир».
«Мадам, у каждого человека есть свой предел. Мой, так уж вышло, простирается только до уборной на улице.
Работы будут продолжены.
Граф Тренир».
«Милорд, в то время как вашим землям отчаянно необходимо множество усовершенствований, включая ремонт коттеджей для рабочих, фермерских построек, дренажных систем и ограждений, невольно возникает вопрос: неужели личный физический комфорт для вас перевешивает все остальные соображения.
Леди Тренир».
«Мадам, отвечая на ваш вопрос: да.
Граф Тренир».
– Ох, как же я его презираю! – вскричала Кэтлин, швыряя письмо на стол в библиотеке.
Хелен и близняшки, корпевшие над книгами о хороших манерах и этикете, одновременно вопросительно уставились на нее.
– Тренира, – пояснила она, хмурясь. – Я написала ему, что по его вине здесь царит хаос, рабочие топают вверх-вниз по лестницам, в любое время стучат молотками и жужжат пилами. Но ему нет дела ни до чьего удобства, кроме своего собственного.
– Вообще-то мне шум не мешает, – заметила Кассандра. – Скорее наоборот: такое чувство, будто дом снова ожил.
– А я с нетерпением жду, когда у нас будут ватерклозеты, – робко призналась Пандора.
– Неужели он купил твою преданность по цене одной уборной? – скептически поинтересовалась Кэтлин.
– Не одной, – уточнила Пандора. – Ватерклозеты будут на каждом этаже и даже у слуг.
Хелен улыбнулась Кэтлин.
– Переносить небольшие неудобства станет легче, если все время напоминать себе, как будет хорошо, когда все это закончится.
Каждый слог этого оптимистичного заявления сопровождался глухим стуком снизу, таким сильным, что пол дрожал.
– Небольшие неудобства? – фыркнула Кэтлин. – Да стоит такой грохот, что дом кажется, будто вот-вот рухнет.
– Они устанавливают бойлерную систему, – сообщила Пандора, листая книгу. – Это комплект из двух медных цилиндров с трубами, которые нагреваются газовыми горелками. Не нужно будет ждать горячей воды – она сразу же поступает через специальные трубы, присоединенные к бойлеру сверху.
– Пандора, – подозрительно прищурилась Кэтлин, – откуда ты все это знаешь?
– Главный водопроводчик объяснил.
– Дорогая, леди не подобает разговаривать с мужчиной, которому ее не представили, – мягко пожурила ее Хелен, – не говоря уже о рабочих.
– Но, Хелен, он же старый, на Санта-Клауса похож.
– Возраст тут ни при чем, – строго сказала Кэтлин. – Пандора, ты обещала следовать этикету и подчиняться правилам.
– Я и подчиняюсь! – возразила девушка, раздосадованная. – Но их столько, что все и не упомнишь.
– Как такое возможно: запомнить в подробностях устройства водопроводной системы, но забыть основы этикета?
– Потому что водопровод гораздо интереснее.
Пандора опустила голову над учебником хороших манер, делая вид, что читает главу «Как должна вести себя леди», и Кэтлин, озабоченно наблюдая за девушкой, была вынуждена признать, что за две недели занятий она очень мало продвинулась вперед по сравнению с Кассандрой, которая за то же время научилась гораздо большему, но, чтобы Пандора не выглядела по сравнению с ней еще хуже, пытается скрыть свои успехи. Было совершенно ясно, что Пандора куда менее дисциплинированная.
В комнату вошла миссис Черч, добродушная пухлая экономка, чтобы сообщить, что в гостиную на втором этаже сейчас подадут чай.
– Ура! – закричала Пандора, вскакивая со стула. – Я так проголодалась, что могу съесть колесо от кареты!
И через мгновение ее и след простыл.
Кассандра посмотрела на Кэтлин так, словно хотела извиниться, и побежала вслед за сестрой, а Хелен по привычке стала собирать книги и листы бумаги и складывать их стопочками.
– Пандора всегда была такой… – начала было Кэтлин, но замялась, пытаясь найти более подходящее слово.
– Да! – с чувством произнесла Хелен. – Вот почему ни одна из гувернанток не задерживалась у нас надолго.
Кэтлин вернулась к библиотечному столу и поставила на место стулья.
– Как же я подготовлю ее к сезону, если не могу удержать за столом больше пяти минут?
– Сомневаюсь, что ее вообще можно подготовить.
– Кассандра делает большие успехи, но вот Пандора…
– Кассандра ни за что не пойдет ни на одно светское мероприятие без сестры.
– Но ведь она должна понимать, что это неправильно.
Хелен пожала изящными плечами.
– У них всегда было так. С младенчества они говорили между собой на своем собственном придуманном языке. Если одну наказывали, вторая требовала, чтобы и ее наказали. Они совершенно не могут проводить время порознь.
Кэтлин вздохнула.
– Им придется, иначе не будет никакого прогресса. Я несколько дней позанимаюсь с Пандорой отдельно. Могла бы ты в это время занять Кассандру?
– Да, конечно.
Хелен сложила книги по порядку, а перед тем как закрыть каждую, положила в нужных местах закладки. Она всегда обращалась с книгами очень бережно, они были ее компаньонами, ее развлечением и ее единственным окном во внешний мир. Кэтлин беспокоилась, что девушке будет трудно приспособиться к особенностям лондонской жизни.
– Ты хотела бы войти в светское общество, когда закончится время траура? – спросила она у Хелен, но та ответила не сразу, задумавшись над вопросом, и наконец призналась:
– Да мне хотелось бы когда-нибудь выйти замуж.
– И о каком же муже ты мечтаешь? – спросила Кэтлин с игривой улыбкой. – О высоком, красивом, модном?
– Не обязательно: главное – чтобы был добрый. Ну, а если он любил бы книги, музыку… и, конечно, детей, я была бы счастлива.
Кэтлин посмотрела на девушку с нежностью и заверила:
– Мы найдем тебе такого мужчину, обещаю. Это самое малое, чего ты достойна, дорогая.
– Почему ты не пришел ужинать в клуб? – спросил Уэстон, входя в гостиную городского дома Девона. Почти из всех комнат была уже вынесена мебель. Современный стильный особняк был уже сдан в аренду итальянскому дипломату, который собирался поселить здесь свою любовницу. – Сегодня подавали бифштекс и пюре из репы. Не припомню случая, чтобы ты пропустил… – Он вдруг оборвал себя на полуслове. – Почему ты сидишь на письменном столе? Что, черт побери, ты сделал со стульями?
Девон, разбиравший почту, поднял на брата хмурый взгляд.
– Я же тебе говорил, что переезжаю в Мейфэр.
– Я не знал, что это случится так скоро.
Рейвенел-хаус представлял собой каменный особняк эпохи короля Якова с двенадцатью спальнями, и при взгляде на него казалось, что приорат Эверсби породил уменьшенную версию самого себя. К счастью, особняк был в гораздо лучшем состоянии, чем Девон ожидал. Дом, хоть и чрезмерно заставленный мебелью, был удобным, а темное дерево и ковры насыщенных темных тонов придавали интерьеру отчетливо мужской дух. Рейвенел-хаус, конечно, слишком велик для одного человека, но у Девона не было выбора: пришлось поселиться здесь. Он предлагал Уэстону жить вместе, но брат не захотел отказаться от комфорта и уединения его стильного дома, и его нельзя за это винить.