Всю мою жизнь, воспоминания о моем детстве носили не сильно радостный характер и вспоминая любой момент из прошлого, я всегда умудрялась находить в этом те забытые мною чувства горечи внутри.
Сейчас что-то переменилось во мне.
Практически каждое лето меня отправляли, как мне казалось в ссылку, в деревню за 1300 км от Петербурга. И каждый раз это вызывало во мне обиду и то ощущение, что меня бросили. Главнокомандующим была моя бабушка. Десять лет назад я бы назвала ее железной леди, а сегодня я вижу ее другой. Вижу женщиной, которая может ошибаться, женщину которая любила, женщину которые предавали и мать, пережившую горе. Мне кажется, что я просто доросла до того возраста, когда мне наконец-то открылись затворки на ее душе и она стала мне ближе. Причем здесь Гоголь?
Если спросили бы меня раньше про лето в деревне, перед моими глазами четко появляется картинка – бабушка смеется, я в слезах и мои слезы не только не прекращаются, а быстро стекают, размывая страницы «Тараса Бульбы»и мысли о том, как быстрее попасть домой. Сейчас я вспоминаю огромные ведра клубники, которую бабушка собирала, пока мы все спали, что ей наверное было нелегко копаться в сотнях грядок, когда палящее солнце утром уже сильно жгло. Вспоминаю бескрайние поля, по которым ты бежишь и они все не заканчиваются, а потом ты почему-то натыкаешься на подсолнухи и уже не слышишь, как тебе кричат вслед и зовут обедать. Помню, как мы ходили в густые леса, так как на этом месте шли бои и мы всегда возвращались с найденными вещами погибших или пропавших без вести. Пишу «мы», а уже никого нет в живых из нашего тайного общества по поиску клада, пока бабушка не видит. В стрельбе по бутылкам я всегда была мастером, помню однажды как мы навели шума по всей деревне. Деревня небольшая, тогда там уже практически никто не жил: молодежь уезжала в соседние ближайшие города, а стариков оставалось все меньше. Сейчас, наверное, там уже никого почти нет. Так получилось, что дома идут друг за другом, а река делит их на две линии и стрелять по воде в 5 утра было не лучшей затеей, но мы именно это и затевали. Подняли всех.
Каменная печь, бабушкины пироги, маленький магазин, который был единственным развлечением, чтобы лишний раз сходить за мороженым. Крапива с меня ростом, в которую ты вынужден лезть, чтобы забрать футбольный мяч. Первый раз я увидела шаровую молнию и она была так близко, что освещала весь дом, было так страшно, будто мир вот вот сейчас закончится, но бабушка всегда давала нам понять, что она нас сбережет. А сколько переломанных самолетов на пульте управления, которые разбивались об асфальт.
Мои колени асфальт помнят лучше. Папа никогда не говорил нам заранее, когда приедет на неделю или две, а бабушка всегда берегла эту тайну. Так как машин, проезжавших мимо было не так много за день, а огромные тракторы были слышны за километр – звук моторов папиных машин был еще слышен далеко, еще до того, как мы увидим ярко светящие фары. Я помню, что так бежала, что разбила себе все колени от восторга. Сейчас я бы хотела чувствовать хотя бы часть этого.
Все забывается, переплетается и только с годами наши воспоминания становятся истинными, убирая все ложные представления о происходящем. Бабушка всегда меня хотела видеть счастливой и свободной от всего, чтобы я выстроила такую жизнь, чтобы быть счастливой. Сейчас, она стала впервые говорить, что гордится мной. Даже не смотря на то, что я, будучи ребенком, как-то пообещала ей купить красный кабриолет. Не знаю почему красный, но тогда это было очень важным условием.
Гордится мной и я ей верю.