– Читал я, помнится, в тюрьме одну книжку, – заметил Ананас, попыхивая сигареткой и рассовывая по карманам разгрузочного жилета снаряженные магазины от «Вепря». – Толстую такую книжку и до изжоги многословную, что я даже удивлялся, как у автора хватило терпения ее до конца дописать. Одно мне в той книжке безумно нравилось: она была про море. А море от зэка, который пожизненный срок по строгачам мотает, находится еще дальше, чем звезды. Их я хоть иногда сквозь решетку по ночам видел, а море – только во сне. Ну или воображал его в мыслях, когда мне такие книжки порой в руки попадали.
– С чего это вдруг ты заговорил о литературе? – удивился я. Мы готовились к вот-вот предстоящей нам работе, поэтому выбранная моим новым напарником тема для беседы была довольно странной.
– Да вот с самого утра вспоминал, как та книжка называется, и только сейчас вспомнил, – пояснил Панкрат. И, подняв вверх указательный палец, доложил мне о результатах своего умственного труда: – «Моби Дик»! Там про похожего на тебя фраера с причудами рассказывается. Да ты, Иваныч, тоже небось этого «Дика» читал. Вы, артисты, народ образованный и тащитесь от таких толстых и умных книжек.
– Я был цирковым артистом, – напомнил я. – А от циркачей требуется ловко шевелить руками, а не мозгами, так что читать нам книжки было недосуг… Хотя ты угадал: как раз эту книжку я в свое время осилил. И понимаю, куда ты клонишь. Хочешь сказать, что я – как тот одноногий капитан Ахав, который свихнулся на поисках искалечившего его белого кашалота. Только я годами охочусь на более мелкую и сухопутную тварь – белобрысого однорукого поводыря, так?
– Угу, – буркнул Ананас. Закончив с магазинами, он повесил «Вепрь» за спину на ремень и взялся заряжать пулеметную ленту в «хеклер-кох-221». – Так и есть! Что тот Ахав, что ты – почти одного поля ягоды. С той лишь разницей, что ты пока не на всю голову долбанутый и у тебя обе ноги на месте.
– Ну спасибо тебе за откровенность, друг сердешный! – Я шутливо приподнял над головой шляпу. – Но спорить не буду: все-таки есть в твоем сравнении доля истины. И если кто-то однажды сообщит мне, что видел поблизости того самого поводыря, вряд ли я устою перед искушением отстрелить ему вторую руку, а затем и башку. Да только глупо на это надеяться. Больше трех лет с той поры миновало, а копатели так долго не живут.
– Вот тут, Иваныч, не скажи, – возразил Панкрат. – Поводыри себя физическим трудом не изнуряют, да и вообще в земле не роются. А стало быть, запросто могут прожить и три года, и больше. Разве только однорукий гад ушел в столицу и стал «прорабом» в Котловане – вот тогда ты можешь о нем навсегда забыть. Но если он по сию пору работает у зомби проводником вдали от Москвы, то я бы на твоем месте и правда почаще прислушивался, о каких тварях народишко в фортециях болтает…
В словах беглого зэка с исполосованным шрамами лицом имелся резон. Давно замечено, что не всякий поводырь, который доводит до Москвы стаю копателей, остается с нею до конца. Иногда зомби-лидеры поворачивали обратно и удалялись от столицы на сотни или даже тысячи километров, чтобы собрать новую стаю и тоже повести ее к Котловану. Следуя своей загадочной логике, поводыри никогда не ходили одними и теми же дорогами. Если, например, один из них доставлял бригаду копателей с юга, то сразу после этого он мог без видимых причин отправиться на север, запад или восток. Поэтому я имел все основания предполагать, что виновный в гибели моей семьи однорукий поводырь действительно мог быть еще жив.
Главная моя проблема состояла не в том, как его убить. Сначала его требовалось отыскать. Что было ой как непросто, так как сегодня он мог находиться где угодно: на Дальнем Востоке, в Сибири, в Индии, в Китае, на Аравийском полуострове, на Кавказе, в Европе… или даже в каком-нибудь полукилометре от меня! Короче говоря, изловить моего «белого кита» являлось посложнее, чем Моби Дика. Капитан Ахав хотя бы знал пути миграции китов и их повадки. А я помнил лишь несколько особых примет своего обидчика, не более. Да и те за три года, что миновало с нашей злополучной встречи, могли измениться. Кроме, пожалуй, отсутствующей левой руки. Пусть копатели и живучее чисторуких, но оторванные конечности у них, как и у нас, заново не отрастают.
Для бывшего уголовника-рецидивиста Ананас рассуждал на удивление здраво и всегда прислушивался к чужому мнению. И это при том, что ко многим обыденным вещам проведший треть жизни за решеткой Панкрат относился прямо-таки с детской наивностью. Это всякий раз давало ему повод для самоиронии, что в свою очередь ломало мои стереотипы о закоренелых преступниках. По крайней мере, до Ананаса я не сталкивался со столь практичными и необидчивыми представителями уголовного мира.
Прошло три месяца с тех пор, как мы с Ананасом привезли в Лопатино насильника и убийцу Дырокола, а также двух его подельников. Там Панкрат разделался с ними уже окончательно, благо лопатинцы не возражали насчет того, что убийц казнит заезжий палач, а не они. Да и с чего бы им было возражать? Одного взгляда на свирепого громилу хватало, чтобы понять: сегодня Вовану отольются слезы не только его недавних жертв, но и прочих несчастных, кого он еще загубил в своей жизни. Включая убитых в детстве из рогатки голубей и замученных соседских кошек.
И Ананас лопатинцев не разочаровал! Я не люблю смотреть на публичные истязания, даже если те являют собой заслуженную кару за преступления. Поэтому, пока мой временный компаньон орудовал в поте лица тесаком на возведенном для Дырокола эшафоте, я сидел неподалеку в трактире. И расслаблялся после многотрудной работы более цивилизованным способом: выпивал, поминая заодно павшего от моей руки Сашку Урагана и обдумывая свои дальнейшие планы.
Спокойного отдыха, правда, не получалось. Умирающие в муках бандиты оглашали поселок дикими воплями. Столпившийся на площади народ тоже вопил, только эти крики были исполнены презрения и злорадства. Меня их гвалт изрядно раздражал. Но поскольку другого трактира здесь не было, приходилось, скрипя зубами, терпеть это неудобство.
Награду Ананас, как и обещал, не взял. Зато не отказался от предложения бесплатно отужинать в трактире и провести такую же дармовую ночь в публичном доме. Это стало для беглого зэка своеобразным откровением. Как выяснилось впоследствии, такая шикарная лафа, да к тому же законная, ему еще ни разу в жизни не выпадала. И потому, как бы ни чтил Панкрат свой персональный кодекс чести, там не нашлось пункта, запрещающего ему предаваться мелким радостям жизни. В особенности когда за них с Ананаса не требовали плату.
– Ну что, оценил преимущества настоящего бизнеса перед той любительской самодеятельностью, на которую ты почем зря растрачиваешь свои таланты? – поинтересовался я у него, когда на следующее утро подсел к нему в трактире за завтраком. И без того жуткая рожа громилы опухла после всенощного кутежа, но вид у него был несказанно довольный.
Не отрываясь от еды, Панкрат пробурчал в ответ что-то неразборчивое, хотя его тон все же был неагрессивным. «Не сочти за грубость, Иваныч, но не пойти ли тебе лучше на хрен!» – видимо, как-то так расшифровывался этот набор рычащих звуков.
– Чего тебе еще от меня надо? – снова огрызнулся Ананас, когда прожевал кусок бифштекса и, к своему разочарованию, понял, что я не намерен оставлять его в покое.
– Нет желания заняться делом на профессиональном уровне? – спросил я его напрямую, не став больше ходить вокруг да около. – Парень ты толковый, слово свое держишь, пьешь в меру, мирных жителей не задираешь и с дамами ведешь себя по-джентльменски. Как по мне, ты просто создан для этой работы. А то, что тебя не интересует вознаграждение, так и вовсе прекрасно – значит, нам не придется ругаться при его дележе! Я буду забирать себе награду, ты получаешь все трофеи, какие только соберешь – вполне честная сделка.
– Есть одна серьезная проблема, Иваныч. – Ананас поморщился. – Ты убиваешь копателей, а я – нет. Копатели – больные люди. Их надо лечить, а не убивать.
– Раскрой глаза, Панкрат! – горько усмехнулся я, выругавшись про себя в адрес этого наивного садиста с гуманистическими заскоками. – Возможно, пару лет назад зомби и правда еще можно было вылечить от безумия. Но сегодня искать средство от этой болезни попросту некому. А даже если такие люди и остались, у них банально нет технических возможностей, чтобы решить столь глобальную проблему.
– А как же парни из «черных колонн»? – осведомился громила, затянувшись между делом лежащей на пепельнице зажженной сигаретой. – Разве они – не ученые, что колесят по миру в поисках нужного нам лекарства?
– Мне доводилось слышать обратное, – ответил я. – Поговаривают, будто те, кто ездит в «черных колоннах», и есть виновники всего этого тотального безумия. И будто катаясь по миру, они делают что-то такое, что еще больше усугубляет проблему. Так оно или нет, на самом деле никому неизвестно. Известно лишь то, что никто еще не обнаружил от «черных колонн» ни пользы, ни вреда. Само собой, что тебе, мне и прочим чисторуким всей душой хочется надеяться на первое. Но надежды – это одно, а реальность – совсем другое. И единственное ныне существующее лекарство от этой болезни – я и такие, как я. Мы не трогаем копателей ровно до тех пор, пока они не начинают напрямую угрожать жизням нормальных людей. А также жизням их детей, которые и без этой угрозы ежесекундно рискуют угодить под воздействие Зова и оставить своих родителей в безутешном горе. Понимаешь теперь, Ананас, чем именно мы занимаемся и какую пользу приносим? Мы убиваем раковые клетки, что расплодились в организме под названием Человечество, чтобы те не убивали его здоровые клетки и он продолжал жить. Пусть даже такой дерьмовой жизнью, но уж лучше она, чем смерть, верно?
– Красиво излагаешь, Иваныч. Сразу видать – артист! Мне так вовек не сказать, даже если я все умные книжки в мире прочту… – Панкрат большим глотком ополовинил кружку с пивом и, утерев рукавом губы, сытно рыгнул. Потом проводил глазами зашедшую в трактир одну из бордельных шалав, с кем он, возможно, развлекался ночью, и полюбопытствовал: – А такая вот честная халява у вас – она только в этой дыре за работу положена или везде?
– Везде, где хозяева могут позволить себе подобную роскошь. – Я не стал чересчур обнадеживать Ананаса, поскольку он умел отличать искренность от фальши. – Хотя во многих местах, где я бывал, это считается правилом хорошего тона… Ну так что ты решил? Ударим по рукам или разойдемся восвояси?
– Я еще ничего не решил, – поправил меня громила, затушив в пепельнице сигаретный окурок. – И не решу, пока окончательно не протрезвею. Дело серьезное, а значит, его надо хорошенько обмозговать. Приходи сюда в обед, тогда и отвечу на твой вопрос, а сейчас – извини…
Тяжко жить на белом свете бандиту, навсегда порвавшему с преступным миром. Приходится накладывать на себя массу всяческих табу, сильно усложняющих жизнь бывшему любителю творить произвол. К тому же повсюду рыщут другие беглые зэки, жаждущие поквитаться с Ананасом за былые обиды. И у них, в отличие от него, руки не связаны никакими ограничениями! И еще добавьте сюда его типично бандитскую рожу, придать которой добродушие не могла даже самая широкая и искренняя улыбка. Человеку с такой рожей чертовски трудно вызвать к себе доверие у незнакомых людей, и ему жизненно необходим авторитетный друг, готовый всегда за него поручиться.
Панкрат был парень не промах и умел за себя постоять. Но выживать в одиночку, наслаждаясь свободой и не нарушая закон, было куда сложнее, чем выживать так, как предлагал Ананасу я. Работая со мной, он не только ничего не терял, но и приобретал массу преимуществ. И мог получать от жизни гораздо больше радости, чем прежде. Потому что отныне было кому замолвить за него словечко и подтвердить: да, этот человек – не бандит с большой дороги, а честный малый, который чтит законы и которому можно доверять…
Короче говоря, Панкрат сделал правильный выбор. И спустя сутки мы с ним уже ехали на юг, в фортецию Красный Яр, чтобы доставить скорбные вести семье Сашки Урагана и снабдить ее на ближайшие месяцы всем необходимым. А спустя еще какое-то время мы уже трудились в поте лица над нашим первым совместным делом, поскольку спрос на наши услуги был постоянный и не спадал даже зимой.
…Но до зимы было еще далеко, и это радовало. Все-таки летом нашу суетливую, грязную и потную работу делать было намного проще и приятнее…
– Не забудь, о чем нас с тобой настоятельно просили: главное, не повредить технику, – напомнил я Ананасу, когда мы с ним во всеоружии приблизились к оккупированному копателями хлебозаводу. – Прежде чем спускать курок, подумай о местных детях! Из-за тебя они могут больше никогда не отведать свежих булочек, если ты ненароком разнесешь пулями хлебопекарное оборудование.
– К черту оборудование! – огрызнулся Панкрат, не вынимая изо рта сигарету. – Я, между прочим, тоже люблю булочки. И тоже больше никогда не поем их, ежели меня сожрут зомби, в которых я не стану стрелять, беспокоясь о какой-то дерьмовой технике. Там, где летают пули, всегда остаются дырки – так уж у нас заведено. Хотят без дырок, пусть нанимают казаков с шашками, а мы пойдем поищем себе другую, более приличную работенку!
Ворчал он, разумеется, чисто по привычке. В действительности я не сомневался в том, что Панкрат будет стрелять очень аккуратно. Настолько, насколько это вообще будет возможно, когда на нас попрет толпа зомби.
Объект, который нам поручили от них освободить, находился западнее Ульяновска, в селе Подлесное. Окружив село крепкостенными баррикадами, его жители успешно отражали атаки зомби. А вот построенный на отшибе хлебозавод отстоять не сумели. Постоянно витающий над округой аромат свежего хлеба однажды привлек к заводу слишком крупную стаю копателей. Она прорвала заводскую оборону, вынудив рабочих и охрану спасаться бегством. Героическая попытка сельчан отбить стратегический объект, естественно, потерпела неудачу. Во-первых, у них имелся опыт лишь оборонительной войны, а не наступательной. А во-вторых, потеряв в битве за хлебозавод нескольких человек, они не захотели плодить у себя в поселке новых вдов и сирот. И поступили разумно: наняли для этой опасной работы заезжих головорезов. Тех, по кому никто в Подлесном уже не станет скорбеть и плакать.
Копателей называли зомби, но повадками они не напоминали своих киношных собратьев. Копатели были умнее их и больше походили на хищных животных, чем на безмозглых ходячих мертвецов. Доверять сведениям, полученным нами от напуганных крестьян, было нельзя, но, кажется, они не ошиблись: мы имели дело с обычной стаей, не возглавляемой поводырем. Однако как минимум два берсерка и один профи в ней наличествовали. Сбежавшие охранники завода упоминали о зомби с оружием в руках, а также о чересчур агрессивных и прыгучих зомби.
Врываться на захваченную территорию и палить во все, что рычит и движется – метод голливудских киногероев, борцов с медлительными зомби, но никак не наш. Мы действовали более продуманно: занимали со всем нашим вооружением господствующую высоту и уже оттуда начинали расстрел сбегающихся на выстрелы копателей. После чего спускались на землю и планомерно зачищали здания. То есть добивали тех тварей, кто из-за глухоты или по иной причине не отреагировал на наше вторжение сразу. Эта методика была не раз опробована мной и Ураганом на практике и в случае с обычными зомби работала безотказно.
– Выпускай приманки! – велел я Панкрату, когда мы подступили к воротам хлебозавода. Они стояли распахнутыми – их запоры не выдержали натиска зомби и сломались, – но нам вторгаться туда нахрапом было неразумно. Сначала на завод должен был вторгнуться наш четвероногий «авангард», а уже потом наступал черед меня и Ананаса.
Самой лучшей и дешевой приманкой для зомби служили кролики, которых мы обычно приобретали у наших же нанимателей. Не кормленные пару суток, эти зверьки выпускались на нужную территорию и быстро разбегались по ней в поисках травы и прочего подножного корма. А копатели при виде припрыгавшей к ним свежей мясной пищи вмиг забывали обо всем и дружно бросались ее ловить. Как правило, им это удавалось. Но за время, что они вели охоту на кроликов, мы успевали, не привлекая к себе внимания, выйти на нужную позицию.
Панкрат выпустил из мешка в открытые ворота хлебозавода сразу полдюжины таких ушастых камикадзе. Учуяв запах растущей на заводском дворе травы, голодные кролики тут же рванули к ней, не подозревая, сколь жестокая участь им уготована.
Примерно минуту наш «авангард» спокойно грыз последний в своей жизни обед. Но как только первый кролик был замечен копателями, ему и его собратьям стало уже не до еды. Наименее шустрый из них был быстро пойман, но стоило лишь другим зверькам услышать его предсмертное верещанье, и они стремглав пустились наутек от накинувшихся на них отовсюду зомби. Которым в свою очередь приходилось бороться не только с шустрой добычей, но и друг с другом, ведь делиться трофеями или уступать их сопернику без драки озверелые копатели не привыкли.
Дождавшись, когда они войдут в азарт и устроят между собой потасовку, мы с Ананасом прошмыгнули в ворота и бросились к водонапорной башне, стоящей в северо-восточном углу двора. Это была обычная железная колонна высотой около десяти метров с резервуаром, верхушка которого могла послужить нам площадкой для ведения кругового обстрела. Взбираться на нее предстояло по лестнице из приваренных к водокачке металлических скоб. Копатели умели пользоваться лестницами не хуже нас. Но поскольку иным способом подняться наверх было нельзя, им придется делать это под градом наших пуль. К чему мы и стремились, ибо нет проще способа разделаться с врагами, когда те лезут к тебе в один ряд друг за дружкой, будучи не в силах увернуться от твоих выстрелов.
Панкрат бежал первым с тесаком наголо. Я следовал за ним, неся на плече пулемет. Открывать стрельбу по дороге к водокачке было рано, но добежать туда незамеченными у нас все равно не получилось бы. Два копателя, что отстали от собратьев, обнаружили наше присутствие и, забыв о кроликах, устремились к нам. И если бы мы открыли по ним огонь, остальные противники не оставили бы это без внимания.
Первоначальное нежелание Ананаса убивать зомби вскоре прекратило травить ему душу, и сегодня мы с ним были полностью солидарны в этом вопросе. Каждый копатель являл собой реальную угрозу для представителей вымирающего рода чисторуких. В том числе для нас с Панкратом. И потому, едва бегущая к нам бешеная парочка очутилась от него на расстоянии удара, он без колебаний раскроил копательские головы тесаком, проделав это в своей грубой, но эффективной манере. Когда требовалось, Ананас мог истязать врагов часами. Но копателям он всегда старался даровать мгновенную и легкую смерть.
Маневр удался. Когда мы достигли водонапорной башни, зомби во дворе все еще гонялись за последними кроликами и вырывали друг у друга ошметки тех, которых они уже поймали. Несмотря на свои габариты, водокачка задрожала и начала покачиваться, когда мы стали подниматься по лестнице. Но я полагал, что вряд ли она рухнет под нами, порадовав копателей освежающим душем и двумя свеженькими трупами.
Впрочем, раскачивать ее больше необходимого мы не собирались. Установив пулемет и разложив остальное оружие – снайперскую винтовку, дробовик и мои револьверы, – мы без лишней суеты распределили между собой сектора обстрела, настроили прицелы и приступили к работе.
В бытность свою скитальцем-одиночкой Панкрату не доводилось таскать с собой пулемет. Тем не менее пулеметчик из него вышел, надо сказать, заправский. «Хеклер-кох-221» весил вместе с лентой почти полтора десятка килограммов. Но в ручищах моего нового напарника хватало мощи, чтобы укротить это оружие и вести из него не только беглый, но и прицельный огонь. А полезная привычка беречь патроны удерживала Ананаса от безрассудной пальбы, хотя достать сегодня пулеметные боеприпасы всех видов и калибров не представляло особой сложности.
Выкосив короткими очередями всех перепачканных свежей кровью охотников на кроликов, Панкрат замер в ожидании, когда во двор выбегут новые копатели. Я тем временем осмотрел в бинокль территорию завода и попробовал заглянуть через окна в цеха. Мы заняли самую высотную точку в округе и могли вести огонь даже по крышам, но зомби на них не поднимались. Все они околачивались на складах и в цехах, грызя заплесневелые буханки и запихивая в рот прокисшее тесто; страсть к поеданию разной вонючей гнили и отбросов также роднила их с животными.
Грохот пулемета должен был отвлечь от еды большинство тварей и выманить их наружу. А чтобы их поторопить, я поймал в оптический прицел «хеклер-коха-28» маячащий за грязным стеклом ближайшего склада силуэт и выпустил в него пулю.
Насколько метким оказался мой первый выстрел, судить трудно. Когда осколки выбитого мной стекла выпали из рамы, в окне промелькнуло как минимум два десятка бегущих к выходу взбудораженных копателей. Примерно столько же высыпало из ворот соседнего склада. И Панкрат вновь открыл огонь, стараясь выкосить противников на дальних подступах к водокачке, пока те не сообразили, откуда в них летят пули.
Сообразили они, разумеется, почти сразу. И когда обе стаи зомби объединились и устремились к нам, мы начали палить по ним уже без передышки. Пулемет и самозарядная «снайперка» того же калибра – хорошие инструменты, чтобы прореживать толпу врагов на большом расстоянии. Но эта толпа двигалась слишком быстро, и нам при всем старании было не перебить ее всю, прежде чем она достигнет водокачки.
Первым возле нее очутился крепыш, который еще на бегу дал понять, что он – один из тех берсерков, насчет которых нас предупреждали сельчане. Двигаясь зигзагом, он метался из стороны в сторону быстрее, чем мы успевали взять его на мушку, и потому шутя прорвался через наш огневой заслон. На бегущих рядом собратьев берсерку было наплевать. Он беспардонно расталкивал их, а кого-то и вовсе сбивал с ног.
Отстреливайся мы от зомби на земле, этот монстр заставил бы нас серьезно понервничать. Но поскольку прыгать вверх на десять метров он все же не умел, ему было так и так не миновать лестницы. А на ней особо не распрыгаешься и от пули не увернешься.
– Не отвлекайся! – крикнул я припавшему к пулемету Ананасу. – Я займусь «толстяком»!
Отложив винтовку, я схватил «Вепрь» и подбежал с ним к лестнице в тот момент, когда «толстяк» уже заскочил на нее. Отягощенные оружием и боеприпасами, мы с Панкратом взбирались на водокачку не меньше минуты. Двигающийся налегке берсерк мог проделать это за считаные секунды. И проделал бы, кабы не прилетевшая ему в лицо ружейная картечь. Правда, за миг до выстрела он попытался увернуться и, держась за ступеньку, качнулся на руках в сторону, словно обезьяна на ветке. Поэтому в него угодил не весь картечный заряд, а лишь половина.
Вместо того чтобы лишиться головы, прыгун поплатился только нижней челюстью и левой щекой. Это были не фатальные повреждения даже для обычного копателя, а для берсерка подавно. Более того, я даже не смог замедлить скорость его подъема. Качнувшись обратно, он вновь подбросил свое тело вверх и одним махом преодолел еще несколько ступенек. И оказался так близко от меня, что через пару таких рывков смог бы ухватиться за ствол моего оружия.
Но тем и хорош полуавтоматический дробовик, что он за три секунды выпускает весь свой магазин и пробивает в мишени почти сотню дырок. Обрушивать на берсерка свинцовый дождь мне, к счастью, не потребовалось – хватило и двух выстрелов. Враг хотел использовать свой финт еще раз, но я усвоил урок и вместо того, чтобы стрелять ему в голову, выстрелил по рукам. И когда он решил ухватиться за очередную ступеньку, то не смог этого сделать, поскольку обе его кисти были растерзаны в клочья. Беспомощно замахав руками и разбрызгивая кровь, берсерк хотел в отчаянной попытке зацепиться ими за ступеньки, но тщетно. И в итоге, перевернувшись вверх тормашками, грохнулся на землю.
Любого другого падение вниз головой с такой высоты прикончило бы в момент. Тем не менее я не раз наблюдал, как берсерки кидались в бой со свернутой или наполовину перерубленной шеей. Этот копатель тоже наверняка был весьма живуч. Хотя я не стал это проверять и, прицелившись получше, снес ему начисто башку третьим выстрелом. Но даже после такого урона его обезглавленное тело поднялось на ноги и бросилось к лестнице… правда, лишь затем, чтобы рухнуть у ее подножия и больше не подняться.
Впрочем, оно бы упало в любом случае. Едва я окончательно угомонил его, как к лестнице подбежали зомби, которых Панкрат не успел расстрелять на подходе к водокачке. И которые втоптали в землю агонизирующего берсерка столь же безжалостно, как он до этого расталкивал их. Эти твари были не такие шустрые, но они все равно двигались шустрее нас. И целеустремленность, с какой они ринулись на штурм лестницы, не позволяла счесть эту угрозу менее опасной.
Ананас оставил свою позицию и присоединился ко мне. Встав у края площадки, он начал бить короткими очередями по наседающим на лестницу противникам. Я до сих пор не мог привыкнуть к той одержимости, с которой они всегда это делали. Было в ней нечто такое, отчего всякий раз у меня по коже пробегали мурашки. Такое поведение уже не позволяло относить копателей к людям, даже страдающим тяжелым психическим заболеванием. Обуздать их в состоянии столь безудержной агрессии могли разве что их поводыри. Да и они поступали так лишь затем, чтобы направить ту агрессию в нужное русло, не давая ей растрачиваться понапрасну.
Глядеть на буйство человекообразных монстров, которых не страшили летящие в них пули, было жутко, хотя эта картина давно стала для меня привычной. Но в то же время их злоба прекрасно меня отрезвляла и избавляла от всех иллюзий. Стоило лишь мне представить, что будет, если эта орава доберется до нас, как мой палец сам начинал жать на спусковой крючок, а глаза наотрез отказывались видеть в беснующихся зомби людей. И уж тем более я не выделял среди них отдельных личностей. Чем дольше копатель шел к Котловану, тем больше он обрастал грязью, покрывался гнойниками, язвами и другими незаживающими болячками, отчего переставал походить даже на обычного бомжа. А когда такое существо еще и проявляло к тебе агрессию, вся жалость к нему вмиг улетучивалась без остатка.
Это за крепкими стенами какой-нибудь фортеции можно сидеть в уютном кабачке и философствовать о великой ценности человеческой жизни, даже если эти жизни принадлежат копателям. А когда они окружают тебя в дикой глуши и тебе неоткуда ждать помощи, вся эта гуманистическая философия сразу превращается в пустой, бессмысленный звук. После чего ты быстро учишься ценить иные, гораздо более жизнеутверждающие звуки: грохот твоего автомата или дробовика. Потому что лишь оружие способно окончательно разрешить дилемму, чья же все-таки жизнь тебе дороже: твоя или жизни тянущихся к твоей глотке зомби…
Последнюю пулю в их бешеную свору выпустил я, поскольку у Ананаса к этому моменту как раз иссякла пулеметная лента. «Вепрь» бабахнул в последний раз и умолк, а с ним умолк и последний атаковавший нас копатель. Он подбирался к лестнице по агонизирующим телам собратьев и тоже присоединился к ним, увенчав собой эту кровавую пирамиду из растерзанной пулями плоти.
– Похоже, Иваныч, не сработало сегодня твое «правило Квадро», – заметил Ананас, отставляя перезаряженный пулемет и закуривая очередную сигарету. – Глянь, как все складно вышло. Пришли, увидели, победили, и дело в ажуре! А ты говоришь – так не бывает…
«Правило Квадро», о котором упомянул Панкрат и которое я вывел на заре своей наемничьей карьеры, гласило: ни одна работа, за которую я бы ни взялся, не проходит в строгом соответствии с первоначальным планом. Не потому, что я был таким уж дерьмовым планировщиком и стратегом. Просто условия, в которых нам доводилось работать, складывались всякий раз чересчур непредсказуемо. И мы при всем старании не могли предусмотреть все ожидающие нас вероятные и невероятные сюрпризы.
Охотясь на бандитов, мы рисковали в любой момент привлечь к себе копателей либо столкнуться с другими противниками (так, как я столкнулся, к примеру, с Ананасом). Ну а про стаи зомби и говорить нечего. Они были воистину неукротимой, своенравной стихией, чье передвижение вписывалось лишь в одни рамки – рамки теории Хаоса. Любой не зависящий от нас случайный фактор – резкая перемена ветра, раздавшийся неподалеку шум, блеснувший в глаза солнечный зайчик, незнакомый запах, промелькнувшая над головой птица и многое-многое другое – мог изменить характер поведения копателей. После чего, согласно вышеупомянутой теории, менялась и вся картина происходящего вокруг нас. И не факт, что менялась окончательно. За одними переменами могли стремительно последовать другие, за ними – третьи, и так далее.
Конечно, полностью отказываться от планирования и действовать наобум тоже было нельзя. Поэтому мы старались выстраивать наши планы максимально гибкими. Такими, чтобы их можно было оперативно корректировать прямо на ходу. Это уменьшало наши шансы на ошибку, но не отменяло «правило Квадро», с которым не так давно познакомился Ананас.
– Так не бывает. «Правило Квадро» не дает осечек, – вновь повторил я старую, проверенную временем истину. – Давай сначала убедимся, что наша работа завершена, и уже тогда…
«…И уже тогда будем делать окончательные выводы», – хотел сказать я, но не договорил. Меня отвлек раздавшийся внизу новый шум. Он сильно отличался от шума, источник которого мы только что устранили. И причина, которая его породила, тоже двигалась сейчас в нашу сторону…