Памяти Анеурина Бевана посвящается
Человеческой памяти свойственно отбрасывать все лишнее и хранить лишь то, что кажется наиболее важным в свете последних событий. Но это одновременно и слабая ее сторона. Предубежденность не может способствовать сопоставлению прошлых реальностей с нынешними необходимостями и надеждами на будущее.
Осознавая это, я постарался представить факты настолько точно, насколько это только возможно. И если на книге все же сказалось влияния моих нынешних взглядов, это не должно приписывать ни недоброжелательности, ни защите протагониста, а скорее отнести на счет характера самой памяти и моих попыток пролить свет на прошлые встречи и события на основе моих нынешних взглядов.
В этой книге не столь уж много такого, чего хорошо подготовленный читатель не знал бы из опубликованных мемуаров и другой литературы. Однако, поскольку событие становится более понятным и осязаемым, если оно объяснено с большими подробностями, я счел небесполезным тоже высказать свою точку зрения. Считаю, что люди и человеческие взаимоотношения важнее сухих фактов, поэтому и уделил им больше внимания. И если в этой книге есть нечто такое, что можно было бы назвать литературным, это тоже следует в меньшей степени приписывать моему стилю выражения, нежели моему желанию сделать предмет описания более привлекательным, ясным и соответствующим истине.
Когда я работал над своей автобиографией, мне в 1955-м или 1956 году пришла в голову мысль выделить мои встречи со Сталиным в отдельную книгу, которую можно было опубликовать быстро и самостоятельно. Но я оказался в тюрьме, и, пока находился в заключении, мне не было удобно заниматься такого рода литературной деятельностью, поскольку, хотя моя книга и имела отношение к прошлому, она не могла не оказать отрицательного влияния на текущие политические отношения.
Только после освобождения из тюрьмы в январе 1961 года я вернулся к своей старой идее. Конечно, на этот раз, ввиду изменившихся обстоятельств и эволюции моих собственных взглядов, пришлось по-другому подходить к данному предмету. С одной стороны, мне надо было уделить большее внимание психологическим, человеческим аспектам исторических событий. Более того, оценки Сталина остаются противоречивыми, а его образ по-прежнему настолько ярок, что я счел необходимым предложить в конце собственные выводы об этой действительно загадочной личности, основанные на личных наблюдениях и опыте.
Более всего я руководствуюсь внутренним чувством необходимости не оставить недосказанным ничего такого, что может представлять важность для тех, кто пишет историю, и в особенности для тех, кто стремится к более свободному человеческому существованию. В любом случае и читатель, и я должны испытывать чувство удовлетворения оттого, что правде не был причинен ущерб, даже если она окутана моими собственными чувствами и суждениями. Потому что мы должны осознавать, что правда о людях и человеческих отношениях, какой бы полной она ни была, никогда не может быть чем-то иным, чем правда о конкретных личностях, которые остаются личностями и на данное время.
Белград, ноябрь 1961 г.