Учитель: У всех, живущих в нашей стране, у всех идёт в минус. У всех. Потому что у нас нет опоры. Мы не верим ни во что. У нас нет веры ни в науку, ни в церковь, ни в себя. Ни во что. Так сложилось исторически. И поэтому, конечно, нам сложно. Как только радость приходит, мы в меру своих сил пытаемся её не показывать особенно, ну настолько, насколько хватает сил. Если даже спросят: «Ты чего такая счастливая?» «Да не, ничего. Так. Всё нормально». «Ты что? А у тебя, может быть, вот это? Слушай, может быть, ты замуж вышла?» «Да не, ну просто так повстречалась с ним». Это наше состояние сознания. Ну я много раз об этом говорил. Плохо ли, хорошо ли? Это просто как факт, вот так. Вы, как специалисты, соответственно, должны это понимать и с этим что-то делать. То есть йога стоит на чётком осознании, что мы, кто мы, как мы и что нам с этим делать. То есть йога, то есть вот когда вы полностью отвечаете за свою жизнь, то есть за своё тело, за своё сознание, за свои мысли. А не то, что «у меня вот на радость поддерживающих мыслей нет». Осознали? Теперь надо и формировать поддерживающие мысли на радость. Ну и так далее. Это вот наша реальность. А вы – специалисты, по крайней мере, в потенции. То есть йога, мы говорили – это стиль жизни, то есть вот полностью осознаёте себя, свой внутренний мир, свою внутреннюю философию. В соответствии с ней выстраивается ваше тело, его болезни. Умрёт ли оно от инсульта, умрёт ли оно от онкологии, умрёт ли оно от инфаркта, умрёт ли оно ещё от чего-нибудь и так далее – это всё ваше, ваше сознание, ваша реальность. То есть на этом стоит йога. То есть вы целиком и полностью отвечаете, что вот завтра будет то-то, завтра обширный инфаркт. Вы собрали вещички, сложили и сказали всем деткам, что «ага, вот маечку эту Васе, футболочку Пете, тапочки оставьте мне, положите их со мной, они всё-таки мне дороги». И спокойно легли, и тут случился инфаркт, и так далее, это оно всё нормально.
Ученик: А если такая осознанность, то зачем инфаркт?
Учитель: Ну как зачем? Как-то надо из жизни уходить. Со своим запасом. Вы же понатворили в прошлой жизни массу всего. И это же всё равно же никуда не уберёшь. Надо… куда-то надо это деть. Ко мне приходят смертники и говорят: «Вот Ан-148 разбился. Как их всех подтянули? Почему их всех подтянули в один самолёт? Там и детки были восемь месяцев, и ещё что-то. Почему их всех? Только он родился, а ему уже говорят: „Всё, хватит. Отпел, отплясал“». Значит почему-то это надо. Или вы думаете: «Раз я всё осознал, то теперь мне всё прощается!» Нет. Это, конечно, очень здорово, что всё осознали, это великолепно, но то, что было тогда, за это надо заплатить собственной жизнью. А вы думаете: «Раз я всё осознал, теперь я буду жить вечно». Да вы сами от себя устанете в этом теле. «В этом теле ещё корпеть столько времени, в этом несуразном бестолковом теле ещё. Всё, что мог, попробовал суразное вот в этом всём. Даже Вася не идёт в гости».
Ученик: Ну вечно, конечно, нет. А вот вопрос к тому, что если уже сознание настолько, что человек может контролировать свой уход, то, наверное… зачем ему инфаркт, если он знает, что…?
Учитель: Вы достигли уже этого?
Ученик: Нет.
Учитель: Ну вот. И мы же к этому идём. Это только путь, это начало пути. А, когда мы придём уже к тому моменту, Мие можно на скамеечку сесть, и скажет: «Я уже осознала». И три берёзки, которые там вот… у кого-то песня есть, где поют: «Как хочется стреляться среди берёзок средней полосы».
Ученик: Когда мы были в мае на семинаре тибетском, там читали лекции, и там много историй разных рассказывают, в том числе те, которые как бы люди как бы вот живут и они точно осознают, вот она там понимает, что завтра она умирает, а сегодня она ещё бегает, со всеми прощается, всё, всем сказала «до свидания».
Учитель: И умерла, и ушла, нормально.
Ученик: Да. Без всяких там инфарктов…
Учитель: А нет, извините! Что значит без инфаркта? Она знает, что вот завтра у неё будет инфаркт. И поэтому она сейчас всё раздала и легла, ждёт. И тут он пришёл.
Ученик: То есть это не факт, что это прям так осознанно она.
Учитель: Нет, это у вас розовые мечты: раз осознанно, значит, вот я легла, дыхание остановила, увидела цветочки в глазах, и всё-ё-ё. И блаженно умерла. Нет. Вы только осознали, что у вас будет: или инсульт схватит, или инфаркт, или ещё чего-нибудь. Понимаете, что он рядом, он уже пришёл, он уже звонит вам в дверь, он уже занёс топор свой. Остаётся только одно – нажать на ручку, открыть дверь. Потому что, если не нажмёте на ручку, он выломает дверь. Лучше обойтись меньшими потерями, чтобы оставшиеся в живых меньше расходовали средств на ремонт квартиры. А вы думаете, что если осознала, то уже всё, то уже я ухожу спокойно, ложусь или сижу, пью чай, Боженька рядышком садится, обнимает за плечи, говорит: «Ну, кисонька, пойдём».
Ученик: Ну вот отсюда опять же масса всяких историй про лам там и все прочие. То есть это всё равно что-то с телом приключается?
Учитель: А как же? Вы пришли в тело, которому будет конец, рано или поздно.
Тот или иной. Он живёт в данных условиях, в данном месте, в данной ситуации, которая не блещет экологией хорошей, чистой атмосферой, добрыми людьми вокруг не блещет.
Я вот вчера посещал Дом книги. Ну и вот. А там Лимонов выпустил свою книгу. Ну помните Лимонова? Лимонов, он сейчас ещё живой. Вот он выпустил свою книгу. И там такой фрагмент мне просто понравился. Познакомился он там с каким-то майором, что-то там делали в девяносто девятом году. Вот. В Красноярске. И вот он часто приезжал в Красноярск. Тоже тот же отель, тот же мост, но всё уже иначе, уже иные люди и майора этого уже нет. Он умер от побоев в двухтысячном, когда гражданскую войну поднимал. Ну там Лимонов поднимал, чего-то такое было. И маленький фрагмент: умер от побоев, расстался с телом. Нормально, спокойно. Маленький фрагмент.
Всё равно, что бы ни думали, вот даже завтра, скажем, вы думаете: «Ну вот настанет этот день, это утро, когда надо будет уходить», вам принесут чистую рубашечку, вам дадут на прощание маленькую чашечку кофе. Или попросите манной кашки, или ещё чего-нибудь, и вам всё дадут. Но наступит, когда скажут: «Всё. Всё. Двери закрывай. Дверку закрывай. Дальше глаза закрывай». И вы засыпаете последним сном в этом теле. Больше в нём никогда не проснётесь. Да, вы проснётесь в другом и не поймёте, вы или не вы. Вы проснётесь в теле Фроси: «Ба! Откуда у меня такие сосцы? Да, откуда? Я свои искала едва-едва. А тут, ба! Куда ни посмотришь, они. Справа, слева, впереди, сзади». И сознание, конечно, будет способно выдержать это, такую метаморфозу. Всё конкретно реально. Без шуток, без игр. Всё. Так, как и мы говорим о работе с сознанием, основная сложность, основная вообще сложность восприятия, понимания простых вещей, основная сложность вообще-то, да. Не понимаем никак. Вот сейчас как раз вот тоже отметили, мы живём в состоянии недоверия ничему, недоверия ничему. На этом фоне какая медитация может быть? Ну какая? Фон недоверия, то есть фон, мягко говоря, плохонький. Какие картинки на этом плохоньком фоне могут хорошо выглядеть? Да никакие. Если фон плохонький, все картинки будут достаточно хреновые. Вот когда было в понедельник, вторник и в среду небо голубое, все картинки выглядят вокруг хорошо. Когда небо хреновое, ну то есть не голубое, не чистое, не яркое, они не пойми чего, не пойми как, не пойми с чем, и всё вот так же уныло. Поэтому, когда вы говорите, что мысли отрицательные, а какие могут быть ещё? Не хочется стреляться среди берёзок средней полосы. Ну не хочется никак. Потому что… «Ну что? – думаешь. – Ну я тогда вот на пригорочке. Небо чистое, голубое и травка зелёненькая, берёзоньки беленькие. Ну уж тут Матушка Россия, и вот тут уж можно и стреляться». Стреляться за честь, да? Да, тогда уже понимаешь: «Вот да. Здесь в этом почти райском месте вот отомстить за поруганную честь – это же святое!» А когда всё вокруг дерьмо, все в дерьме, стреляться в этом дерьме совсем не хочется. Так и в медитации. На фоне общего недоверия ничего хорошего не будет. Поэтому мы и говорили о формировании состояния благодарности. И оно нам даётся с трудом. Потому что понимание с трудом. Как благодарность, за что-то? Если мне Вася принёс цветы, я ему благодарна. Если Вася вместо цветов, которые я его сама просила купить, отдав ему последние четыре тысячи, он всё пропил совершенно, а мы должны ещё ему быть благодарны? Вася, спасибо, что пришёл. Да? Очень сложно вот благодарность не за что-то. Хотя да, кстати, у Далай-ламы есть интересное выступление. Он выступает по поводу альтруизма и говорит: «Что вот, допустим, вы человеку сделали хорошее, для него сделали всё. Вот. А он в отместку вам пакость какую-то и ещё какую-нибудь мерзость сделает. Вы не должны ему мстить, вы не должны о нём плохо думать. Надо думать хорошо обо всех людях». Может, этот Вася впал в заблуждение. Но это же не означает, что он плохой. Но в нашей ментальности это фантастически трудно, это почти нереально. Хотя вроде бы это вещь достаточно очевидная. Потому что каждый, вот сейчас мы смотрим, Мия сидит очень тихая, бантик сзади на макушке, всё комфортно. Ну думаешь: «Ну девочка – просто паинька». Но в какой-нибудь другой момент эта паинька вам вилами в бок, и даже не задумается. Будет считать, что она всё правильно сделала. А вы ей должны на последнем вдохе говорить, что «Миечка, не переживай! Я на тебя зла не имею». Как-то с трудом. Как-то с трудом. Хотя вот на самом деле это должно быть заложено в этот фонд благодарности. Да, вот его надо заложить, фонд благодарности. А что Фрося вам ответит? У неё всегда ответ стабильный, конкретный: «Я свободный человек». Хотя я, как в физике: «Какая вы свободная? Вы на Земле живёте». От тяготения мы не свободны. Прыгнуть на шесть метров без шеста не сможете. Даже с шестом не сможете, даже при интенсивной работе лет двадцать с шестом не сможете. Какая свобода? Никакой свободы. Сила тяготения есть, она давит, хотим ли мы этого или не хотим. Она давит. Всё. Ничего не поделаешь. А при этом при всём наше состояние благодарности. А так хочется, чтобы муж был, да? Ну хочется, пока его нет. Когда он есть, уже не хочется. Потому что хочется мужа в каком-то своём воображении, такую маленькую тёплую киску, которую за ушком пощекотал, она мурлычет. Надоела, её откинул, она ушла. С мужем так не получается. У него какие-то свои заскоки, свои привычки. Плюс, хорошо если у вас два санузла, а если один? Он ведь будет сидеть там и читать чего-нибудь. Говоришь: «Вась, вылезай уже! Сколько можно?» «Да, да, да». И опять. Или по телефону общается, чтобы вы этого не видели. Или ещё чего-то. «А зачем мне нужна была такая обуза? Я так жила хорошо и свободно тогда. Было всё спокойно и тихо. Теперь вот надо на своей же жилплощади объяснять Васе, что туалет всё-таки не для него только. Не только для того, чтобы там сообщениями с курочками обмениваться, но и для иных целей». Сразу думаешь: «А зачем?» И так далее. И так далее.
Все вы знаете, что мы, конечно, страшная секта. В интернете о нас информация стабильная, что мы секта, мы зомбируем. Зомбируем. Страшное слово «зомбируем». Я же много раз объяснял, поднимите руку те, кто не зомбировал ни разу никого. Одним словом «милый, я тебя люблю» вы уже зомбированы. Всё. Милый может быть даже не думал, он вежливо с вами в кино сходил пару раз или в театр. Он случайно прикоснулся в темноте к вам бедром, потому что потенция поднялась, темнота, и чего-нибудь пощупать, а вы ещё в юбке мини. И что ему не полезть вдруг? Вы ему: «Тихо, тихо, мешаем, вдруг смотрят, смотрят, смотрят». А он себе фантазирует всё много. И вы ему потом: «Вася, я тебя люблю!» У Васи всё опускается: «Твою мать, во влип, а, во влип». Хорошо, если Вася не окультурен. Тогда скажет: «Да пошла ты со своей любовью!» Это счастье будет. А, если окультурен, будет: «Ну как же? Так нельзя сказать, что я её не люблю. Она же ведь из лучших побуждений». И Вася терпит, а вы достаточно умная, вы продолжаете свою активность, не даёте ему возможности сказать «нет». Вы активизируете свою деятельность: «Вась, ну как? А ты меня любишь? Ну глянь, какая луна хорошая! Посмотри, какое полнолуние, какая сказка, прямо магические вещи! Чувствуешь, всё для нас? Кругом спектакль сказочный!» Вася: «Да, спектакль сказочный, луна, всё красиво!» «А ты сильно меня любишь, да?» «Не, ну, конечно, да, конечно. Ведь действительно это было всё хорошо, всё красиво». Вот вы уже приняли всё это за чистую монету, всё. Если Вася окультурен, он продолжает идти, как барашек на цепочке. Вот вы уже цепочку всё ближе, ближе, ближе, ближе, и Васечка уже как барашек на заклание идёт, уже и под венец с ним, он молчит, идёт, соглашается. Думает: «Твою мать!» Терпит год, терпит два, терпит пять, терпит десять. И думает: «Ну достало уже всё, вот так вот!» Чем это не зомбирование? Чистейшей воды зомбирование. Чистейшей воды зомбирование. Классическое. Хорошо, если ещё не осознанное до конца. Но уже двадцать первый век, мы знаем, уже век матриархата. Женщины уже более осознанные, чем мужчины. Мужчина – он наивен, скромен и девственен. Почему? Что его ведёт? Он идёт чисто по животной силе. Животная сила тянет его – самку надо. Всё. И у него уже глаза слепые, ничего, он только видит то, что юбку поднять надо. Всё. И то лучше в темноте это делать, чтобы не пугало. Потому что мужчины… не любят они, когда натура обнажённая, то есть они не любят, они не понимают этого. Это же женщина привыкла к этим вещам. Для неё там месячные – это норма. Она с ними почти всю жизнь. Там вечно мокрая, вечно в красном, в крови – для неё это норма. Для мужика в крови – это беда. Чаще всего он теряет сознание, кровь увидев. А, когда он видит, как выглядят половые органы женщины, он вообще в ужасе. Он делает вид, что «я такого никогда не видел, я вообще не знал, что это такое и куда вхожу». Потому что он входит обычно в темноте, обычно на ощупь, обычно где-нибудь как-нибудь, лишь бы чтобы на это всё не смотреть. На это всё не смотреть.
Поэтому, когда люди говорят, что вот вы секта, ну это смеха достойно. Какое зомбирование? Какое? Наивное, детское, скромное по сравнению с тем, что делает каждый. Что каждый делает. Когда вот как-то здесь видел женщину, с мужем разводилась, говорит: «Мне надо, чтобы он мне оставил большую сумму денег». Он оставил большую сумму денег. Потом говорит: «Я чего-то спать не могу. Он мне чего-то всё время снится». «А чего снится-то?» «Я думаю, может быть, я слишком много попросила?» Я говорю: «Ну уж попросили, уже всё. Чего уже? Уж отдал и отдал. Всё тут уже». Так кто зомбирует-то? Интересно теперь вопрос задать. Кто зомбирует? Это секта зомбирует? По-моему, нет. По-моему, нет. По-моему, это каждый день зомбируют – что мужчины, что женщины. Только с логикой у нас сложности, поэтому мы начинаем что-то выдумывать: «Ба! Секта зомбирует!» А государство? Не зомбирует? Попробуйте-ка лечиться не в поликлинике, лекарства не пить. Нет, конечно, может быть, никто к вам в квартиру не придёт ругать вас, ну только если все ваши родственники. Да вы сами себя загрызёте. Потому что у вас сразу появится сомнение: «Слушай, а, может, всё-таки таблетки – шанс? Вон пишут, что лекарства спасают от этого, от этого, от этого. Может, они действительно всё-таки помогут? Конечно, есть подделки. Но, может, действительно есть честные лекарства, может, действительно?» И так далее. Вы уже зомбированы. Все. Всё. Всё уже в голове сидит. Поэтому мы как секта, людям вредно, как зомбирующая организация, людям вредно, мы являемся честной, наивной, скромной, девственной, духовной организацией. Поэтому всё, что нам приписывают, это бред чистой воды. Критики не выдерживает никакой. Просто никакой. Любая женщина по сравнению с нами – такая матёрая зомби, что просто сказка. А мы лишь девственные, наивные подмастерья, которые ходим в учениках у этой женщины. Пытаемся учить, как она это делает, как она там зомбирует, как она объясняет Васе, что она его любит. Поэтому мы говорим о силе нашего сознания, о силе нашей мысли. Вот она, сила нашей мысли – она здесь, во всём, в каждом шаге.
Или у вас иное какое-то мнение на этот счёт? То есть вы никогда не говорили мужчине, что вы его любите?
Ученик: Мне кажется, это зомбирование каждый раз. Да даже родители уже своих детей сразу – раз, в определённую сторону. И ещё знают, куда нажать. С одной стороны не сработало – с другой стороны: «Сейчас я тебе ещё вот так, чтоб оно сработало». И ты пошёл туда, куда ему надо.
Учитель: Так вы пытаетесь и своего мужа выставить, чтоб он шёл туда, куда надо. Так он пошёл за хлебом, но на пути, когда он идёт за хлебом, вы ему на всякий случай позвоните, чтобы он, не дай Бог, не свернул, но у вас есть для этого повод. Почему вы ему звоните? Не просто для проверки, а чтобы не забыл ещё и макароны взять. Чуть не забыла просто. Но одновременно для контроля. Ага, понимаете, он на верном пути, идёт в тот магазин и за тем товаром. А потом будете говорить мне: «Ой! Мы не знаем, во что мы верим! Ой, мы не знаем! У нас вот нет этой опоры, нет философии внутренней. Мы не знаем, когда вы спрашиваете: „Какая философия у вас внутренняя?“ Ой, мы не знаем, какая у нас философия внутренняя! У нас вообще никакой философии нет». Угу! Угу! Вы просто не готовы ясно осознавать её в полной мере, какая она. Даже не потому, что мы, собственно, боимся этого, нет. Но где-то какой-то подсознательный элемент нас держит, что мы делаем вид: «Ой! Всё как в первый раз! Всё как в первый раз! Лежу, ничего не понимаю». На самом деле всё понимаем и всё знаем. Всё, и на это рассчитано.
Ученик: Ну а вот получается, что со стороны на какого-то смотришь, там как-то легко прям всё раскладывается.
Учитель: А на себя?
Ученик: А на себя… и тут вдруг есть такое ощущение, как будто…
Учитель: Конечно, всегда же есть объяснение, оправдание – «ну я не потому что, а вопреки всему». Не потому, что я вот такая злая, нет. Просто вопреки всему, ну вот так, значит, ситуация складывается.
Ученик: Потом ещё вот эта отговорка, что типа, «ой, у меня всё время так получается, вот надо же, как это? У меня так всё время так получается».
Учитель: Да. И вот всё время радостное не поддерживается, а плохое поддерживается. Вот оно вот так бывает. «Я-то, Розочка, тут ни при чём. Я розочка же ведь? Я цвету и цвету в саду. А шипы торчат и торчат, торчат и торчат. Ну я тут ни при чём. И шипы себе растут сами, я-то тут чего? Я тут ничего. Шипы просто сами. И случайно я попала на раз сто сорок восьмой, случайно».
Все мы знаем о законе о силе мысли. Всё вроде понятно до тех пор, пока это не касается нас. Когда это начинается касаться нас, тогда закон о силе мысли начинаем трактовать так, как нам удобно, так, как нам выгодно. И так далее и тому подобное. Понятно, что это непросто всё. Понятно, что это не игрушки, это понятно. Просто вот это клеймо, говорить о нас как о секте – ну это глупо. Это глупо. Потому что ну таких каких-то страшных вещей мы, по крайней мере пока, не делаем. Пока. Не зарекаемся на будущее, мало ли вдруг впадём в прелесть, будем подстерегать всех, кто не с нами.
Ученик: А вот наша благодарность, практика благодарности – это же тоже самозомбирование.
Учитель: Ну, конечно. Надо себя просто включить в другое состояние, конечно. Надо себя включить в другое состояние, позитивное. Мы можем включить негативное состояние или позитивное. Да. Ну просто это закон о силе мысли. Вот оно всё… Зомбирование – это сила мысли в общем-то, используемая для разных целей, для каких угодно. Если не сдерживать какими-то моральными элементами эту силу мысли, можно использовать на что угодно.
Ученик: Георгий Леонидович, а вот выражение «простите меня», вот я помню, что вот как бы в детстве мне всё время там: «Как это натворила? Попроси прощения». И типа всё прощается. А сейчас я призадумалась и думаю, в принципе-то, как-то это вообще ни о чём. То есть, если уже дело сделано, ты подходишь: «Простите меня…» Ну как элемент какого-то, может быть, проявления уважения.
Учитель: Ну, конечно, нет. Ну, если вы шли в раздевалку, тут Мия попалась, вы ей локтем в бок и каблуком наступили. Случайно. Поэтому здесь логическое «Мия, ты прости, я тебя не заметила». Шла, как Евочка идёт, локтями размахивает и каблуками машет, локтем – раз в живот, каблуком – раз. Просто надо ей пройти. И не заметила, что Мия аккуратненько стрункой себе идёт, тихонечко себе. «Ах! Прости, извини! Так получилось». Можно.
Ученик: Но если ты что-то сделал…
Учитель: Уже сделали, уже в бок врезали локтем, уже каблуком наступили на стопу. То есть стопа уже искалечена. Бок уже болит. Да, и что теперь прощения просить? Не имеет смысла. А чего просить прощения? Уже всё равно. Может быть, лучше уже тогда и добить?
Ученик: Нет, ну есть же ещё такой вариант, когда кто-нибудь тебе же наступил и больно сделал, ещё и сказал: «Чего ты здесь мешаешься вообще-то? Я иду, а ты тут стоишь».
Учитель: Да.
Ученик: Уж лучше прощения попросить, чем сказать так вот, что сама виновата.
Учитель: Вы случайно это сделали и просто вы не заметили, и прошли, и всё. И какие проблемы здесь? Я проблем не вижу.
Ученик: А проблем нет. Просто я понимаю, что всё равно ты это уже сделал и это вот уже там в твою карму попало. А ты типа человек…
Учитель: Ну то есть вы считаете, что, если вы посмотрите на мир презрительным взглядом, что слабый жить не должен, поскольку всё равно уже всё сделали, на карме уже след, поэтому что уж тут прощения-то просить, а? Теперь смотришь: «Ну что? Чего, ещё дышишь? Ну дыши пока». Не надо под бок-то вставать. Получается так?
Ученик: Ну, на самом деле, как посмотреть. А можно и наехать, сказать: «Ну чего ты? Вот теперь у меня карма испачкана. И всё из-за тебя».
Учитель: Испачкала всю карму Мия. Вся карма испачкана. Мия, как вы могли? Вы чем думали, когда туда шли? Всю карму извозила. Только отмыл, только отчистил, вышел – и на тебе, опять!
Ученик: Ну вот это вот там «простите», «прошу прощения» – ну это означает, что человек должен простить или нет. А он скажет: «А я не прощаю». А почему он должен решать, что меня простить?
Учитель: Нет, не он должен решать. Это вы просите у него прощения, дальше его выбор. Он делает свой выбор, а вы свой. Вы просите прощения, потому что вы не заметили, шли. А дальше его выбор. Не стоите и не ждёте: «Ой! Она будет говорить: „Так! Ты знаешь, я тебя не прощаю. Не, ну если ты пятнашку дашь, тогда ладно“». Нет, конечно, такого нету. Вы извинились, потому что вы не заметили. Всё. А дальше дело Мии. И карма её. Прощать вас, нет – карма её. Вы пошли дальше, а она может вам вслед кинуть: «Да будь ты проклята!» Ну это её игра уже.
Ученик: Ну, в общем, и с Васей мы также себя зомбируем, как бы вот он рядом, он, чисто там, не знаю, на импульсах на каких-то.
Учитель: Потому что уже вы зомбированы – обществом и родителями, потому что мама всё время объясняла вам, что Вася должен быть, пускай хоть плохонький, да мой. Потому что, конечно, надо рожать деток, ещё чего-то. Для кого? Зачем? Кому? Каких деток? Не понятно.
Ученик: То есть какой-то всеобщий крах получается.
Учитель: Конечно. Поэтому мы и говорим о реальных вещах. А не об игрушках. О нашей ответственности за эту жизнь, то, что мы делаем. Не о том, как в социуме жить. Как в социуме жить – для этого психологи есть. Которые вам объяснят, что для того, чтобы в социуме было нормально, чтобы с мужем было нормально, надо общаться вот так, так. Надо бы иногда при этом рассказать, иногда нет, иногда поделиться, иногда ласково встретить, ещё что-то. Это психологи вам объяснят. Как строится данное общество. А мы говорим, как жить в йоговском стиле жизни независимо от какого-то общества.
Ученик: Тогда в основе философии должно быть радоваться и не обижаться на всё происходящее, должны лежать совершенно другие представления.
Учитель: Ну так положите их! А то получается, как вот с майором с этим, который у Лимонова был. Майором был, военным там, выполнял военный долг, его били. Пошёл выполнять мирный долг за страну, опять бьют. От этого и умер. Где хорошо? Где плохо? Там бьют и там бьют. Там чужие бьют, здесь свои бьют. И как быть? А, с другой стороны, ты, майор, воин, ну и должен умереть от побоев.
Ученик: С благодарностью.
Учитель: С благодарностью. Ну не знаю, смог ли он благодарность осилить. Боюсь, что нет.
Ученик: Ну я про другое.
Учитель: А я про то. Ну это примерно одно и то же всё. Это же всё.., так казалось бы, «я вот не могу хорошо ни о ком думать». Ну это я перефразирую, но примерно одно и то же. Хотя, с другой стороны, о ком хорошо думать-то? Мия рядом сидит, вон в часики играет. Или о Еве хорошо думать? Или о президенте хорошо думать? Никто не достоин вообще хороших размышлений. Никто.
Ученик: Почему?
Учитель: А чем? Что хорошего Ева сделала? Да ничего. Что хорошего Мия сделала? Ничего.
Ученик: Ну всё хорошо, пока на какую-нибудь больную мозоль не наступили.
Учитель: Чтобы не наступили на больной мозоль, надо придерживаться большого расстояния. Тогда не наступят. Причём, ещё лучше тёмные очки одеть, чтобы не было видно выражения глаз. А то сглазят. Так тогда ещё надо и в броню закутаться, чтобы никакая стрела не прошла. А в этом ходить будет невозможно. Тогда нужен бункер какой-нибудь, чтоб там сесть и сидеть.
Ученик: А мысль-то прорвётся.
Учитель: Да мысли прорвутся везде, мы сами себя тогда сгноим: «Вот, дожила, в бункере сижу, уже выйти не могу, нажила себе врагов». Вот. Поэтому мы говорим о благодарности, о состоянии благодарности. Благодарность всем. Благодарны Мие, благодарны Татьяне, Татьяне другой, благодарны Эмили, благодарны Еве, благодарны даже президенту до тех пор, пока президент не сказал, что он самый лучший. До тех пор, пока Эмили какую-нибудь глупость не сделала, на ваш взгляд. И так далее, и так далее. Поэтому всё оно не так легко и просто. Совершенно вроде бы простые вещи. Мы уже много времени официально говорили о том, что всё, организуем как бы Центр – это основное, и от него отходят ветви – отделения. Отделение Питерское, отделение Иркутское. Но в силу ряда наших особенностей, где-то, может, время упустили, теперь в Питер я каждый раз приезжаю, мне говорит Анна собственно: «А почему это в Москве Центр?». Я говорю: «Ну так вот». «Нет, это что? Это потому, что вы живёте там? Ну давайте, будете здесь жить». Потому что ей удобно. Ей удобно, что Центр тогда будет в Питере, тогда она «Владычица морская», она хозяин всего. Она не хочет, чтобы Фрося указывала ей, что надо делать. Как и каждый не хочет, да? Попробуйте Мие указать: «Мия, а теперь ты встаёшь в полпятого, делаешь то, то, то». А Мия скажет: «Подожди же! У меня вон Витька рядом. Я не могу встать полпятого, потому что он сразу нервничает, просыпается». «Нет, ты обязана!» Конечно, лучше, когда Мия хозяйка, Владычица морская и делает то, что ей удобно. Удобно.
Или Иркутское отделение, даже и не собирается. Всё.
Если что, Анна делает попроще. Она человек простой, открытый или потому что я иногда приезжаю чаще в Питер, чем в Иркутск. Вот.
А Татьяна просто, как ей чего-то неудобно, она просто молчит. Её нет. На связи нет. Потом, когда возникает вопрос – надо бы денег для того, чтобы офис снять, тогда она просыпается, говорит: «Ой, надо вот нам юрту менять». Вот оно всё, элементарные вещи. Вы попробуйте-ка с этим договориться. Ха, вроде элементарные вещи. Подумаешь. Ну да, решили, что центральное отделение в Москве. Хорошо. Проблемы какие? Нет. Проблемы не просто, а серьёзные. Никто не хочет, чтобы над ними стояло какое-то центральное отделение. Никто не хочет. Всё просто вроде бы, казалось, мы говорим о духовной организации, ни о чём ещё. Ничего подобного.
Ученик: Так всегда было вроде Центральное отделение.
Учитель: Да вот… вот идите, объясните. Расскажите всем, что всегда было. Сейчас рамки введут, тут же Питер скажет: «Ага! Мы вот организовали там первые, мы сделали то-то, вот то-то, то-то, то-то. И вообще у нас в Питере всё есть, а в Москве у вас ничего нет». Что мы скажем? Ничего. Да, делали, и ничего нет, а у них есть. Иркутск тоже скажет: «У нас есть. А у вас ничего нет опять же». Да?
Поэтому вроде бы элементарные вопросы, их решить невозможно. Элементарные вопросы, да? Даже когда и речь-то о деньгах больших не идёт, вообще о деньгах речь особо не идёт. Ан нет. А амбиции-то всё-таки то.
Поэтому оно вроде бы как бы смешно, покуда не касается конкретного дела. Вот только касается конкретного дела: «А почему собственно так?». Всё. И сразу непонятно чего делать, как общаться. Ну вроде как вопрос элементарный, решаемый. Вон Еве сколько раз я говорю, что надо делать серьёзную работу. Ева взялась вести коммерческую организацию, казалось бы, для Школы, во имя Школы, делай. Нет, бесполезно. Ева делает так, с пониманием своим, главное, чтобы ей пятнадцать рублей хватило на её собственное обеспечение. Потому что больше не убавить. Не знает, как убавить. Говорю: «Ева, надо шагать!» «Да, да, да, да!». Потом Ева поступает так же, как Татьяна – исчезает, без связи, исчезает. Потом спустя месяц, полтора появляется, как чёртик из табакерки, делая невинный вид, думая, что я всё забыл, уже всё, и поэтому «ну а теперь у нас то-то-то-то, то-то-то-то». Я говорю: «Да, да. То-то. Всё хорошо». Киваю головой как болванчик китайский. Ева радостно убегает: «Фух! Отлегло, не коснулось больных вопросов». А я всё думаю: «Твою мать, ну сколько можно? Одно и то же, а?». Одно и то же вместо того, чтобы делать. Хотя, по классике, слово Учителя – закон. Закон! Сказал, должен сделать. Не знаешь как, обязан, обязан собрать все данные, обязан сделать. Да, это вот трудно. Собственные страхи все.
Ученик: Ну у кого-то есть коммерческая жилка, а у кого-то нет.
Учитель: Если Учитель сказал: «Надо сделать», значит, можно умереть, а сделать. Независимо, есть у вас жилка или нет. Учитель сказал, он знает, что, кого и как. Вы берётесь – обязаны сделать. А, когда вы не делаете, это означает, что ваше собственное мнение намного более значимо, чем мнение Учителя. Хотя, с другой стороны, это парадоксально. Логика тоже хромает у вас. Когда вы приходите учиться, там возьмём институт, вы обязаны профессора слушать, хотите вы этого или не хотите. Он даёт вам задание, которое вы обязаны к завтрашнему дню сделать. Если вы не сделаете, вы вылетаете из института без вопросов. Никто даже обсуждать не будет. То есть о том, что «а у меня вот такое мнение». Но, может быть, ближайшие пять минут послушает, если серьёзно будет – вдруг вы гений. Вдруг у вас что-нибудь действительно гениальное. Но когда увидит, что ничего гениального, а ахинея одна, то наплевательство возникает. Чего? Всё. А мы считаем нормой, что «не, ну я же лучше знаю, я это не могу делать, о чём вы говорите». А чего пришли учиться? Зачем? Тогда в чём смысл? Смысл как раз именно в том, чтобы сделать то, что боишься, не умеешь, страшно, но делаешь. Тогда смысл есть. А иначе смысла нет. Иначе смысла нет. Иначе получается полная дрянь. Поэтому я и говорил вам, все пропускают мимо ушей, начали мы с лёгкого, с тела. Работа с телом – самая лёгкая. Но мы и в теле особо ничего не делаем. Хотя с телом вроде всё более-менее ясно. И то ничего не делаем. А с сознанием вообще не понятно. Даже вот элементарная вещь, ну вроде бы, то есть базовая, элементарная, в смысле того, что она вот начальная – формирование состояния благодарности. «Да твою мать! Да за что мне всех благодарить, а? А что, там внутри начнётся счастье? Отец пил, мать пила, меня там бросила, ещё что-то. Я должен благодарить этот мир? Я выжил сам и т-т-т». Какая благодарность может быть? Да никакой. И переключиться в это состояние нужны серьёзные усилия. Действительно серьёзные усилия, фантастические усилия. Для этого и пришли в Школу. Как раз мы говорим, что нас никто не наказывает, никто не выгоняет, на самом деле более страшной формы не существует, не существует. Вас никто не наказывает, вы делаете то, что делаете. В вашем личном деле записано то, что вы делали. Учитель вам даже слово не говорит. Ладно, делают люди и делают. Всё. В вашей учётной карточке это всё есть, всё записано, что было, как было, когда, в какой момент. Потом, когда вы вдруг начинаете вспоминать, а как было. А как? Вот оно, вот оно, вот оно. Всё записано. Всё. Учитель с палкой не стоял, ничего, вы делали всё сами. Задание вам дано, вы делали сами. Всё записано. И не отвертеться. От Учителя можно отвертеться ещё, а тут нет. Всё записано. Поэтому Учитель, он и не стоит с палкой над вами и не кричит, что «а-а-а, давай-й-й», ещё что-то. Ну не хотите, не надо, нет так нет, нет проблем, нет вопросов. Просто мы не понимаем, что такое духовная Школа. Нам кажется, что это: «А подумаешь. Что в обычной школе. А не буду я сегодня уроки делать. Не хочу. Не хочу делать». И то не проходит, эти хвосты остаются, и так и остаются хвостами на всю оставшуюся жизнь. Поэтому тут всё серьёзно. В духовную Школу пришли, всё серьёзно тут. Никаких, никаких игр. «Ой, я понарошку сейчас, а вот потом я начну всерьёз». Нет. Потом всерьёз ничего не бывает. Ну или сразу всерьёз, либо никогда. Так устроено в силу этих фундаментальных законов. Вот. Поэтому они и озвучивались сначала, чтоб вы имели возможность, да, имели возможность о них подумать. И Учитель имел возможность сказать, что я о трёх законах вам сообщил. А то, что вы на них внимания не обратили – это ваш вопрос. Всё оно серьёзно, всё оно по-настоящему. Потому что опять же сознание, оно отличается тем, что организм, я много раз об этом говорил, работает на привычке. И такие банальные примеры привожу. Вам вот до какого-то момента сложно поднять на человека руку, до тех пор, пока вы не подняли однажды. Когда уже однажды подняли, второй раз идёт почти на автомате. Почти на автомате в силу первого фундаментального закона – мысль материальна. Вы справились с неким запретом внутренним на повреждение физического тела другого, справились. Вынесли Мие по уху, она ходила с опухшим ухом два месяца. Дальше раздача оплеух происходит почти автоматически с увеличивающейся скоростью. Только кто-то что-то вам не то сказал, у вас сразу сознание взыгрывает, сразу рука поднимается, и лезет в ухо сразу рука. Это закон мысли так работает. И никуда мы от этого не можем убежать. Никуда.
Хотя по идее вы на лёгкой форме работы с телом должны были накопить опыт, как справляться, или ещё что-то для того, чтобы уже дальше в более тяжёлой, сложной, неуловимой работе, работе с сознанием, уже было легче, есть опираться на что. Есть опираться на что. Так вот, что называется, в теории оно вот так задумано. Но практика, она, конечно, богаче. Вносит свои коррективы. Ну вот оно получается вот так.
Самое страшное совершается в начале фактически, когда вам сообщают о фундаментальных законах. Когда вам сообщают о фундаментальных законах, тогда лучше ушки закрывать. Ну тогда можно будет сказать: «Я не слышала этого. Потому что ушки были закрыты». А когда ушки не были закрыты, а вы слышали, то всё тогда. Вы уже знаете, знаете, а остальное всё – дело ваших рук. Что будете с этим делать, как и почему – дело ваших рук.
Ученик: А можно быть счастливым, когда всё время бьют?
Учитель: Кто бьёт? Никто же вас просто так не бьёт.
Ученик: Ну вот с этим, с майором, вы приводили пример. Вот там белые бьют, красные бьют.
Учитель: Да, ну у него карма своя. Как карма своя – решил военным быть, ну и всё. Отойди от военного, подними флаг белый, скажи: «Всё, ребята, я вот себе сижу здесь, я „чайник“ и вообще не парюсь. Ни за красных, ни за белых не воюю. Я за мир». Конечно, тоже не гарантия, что не влетит ни от тех, ни от тех, это тоже не гарантия.
Вот ты должен тогда уже иметь серое вещество и не находиться в тех местах, где могут заехать.
Фундаментальные законы – это огромная сила, которая всё объясняет. Мысль материальна. Всё вокруг живое, то есть реагирует на всё. Реагирует на всё.
Вот, допустим, Ева подумала, что «какая противная дверь, открывается плохо со скрипом», дверь постояла, постояла, подумала, подумала, потом Ева подходит к двери, дверь на неё с петель срывается, падает. Как бы сама, винтики открутились просто, случайно. Случайно. Но почему-то на Еву. После определённых инсинуаций, определённых действий, почему? Может быть, совпадение, конечно, может быть, это просто слесарь был и плохо закрутил? Но слесарь плохо закрутил именно потому, что надо, чтобы дверь вовремя сработала.
Ученик: Ну всё равно нету понимания ещё во многих местах.
Учитель: Ну надо же думать. Конечно, понятно, что оно же «понимание» просто так-то не придёт. Это же нам надо долго-долго размышлять, долго-долго думать, сопоставлять, пытаться, бороться для того, чтобы однажды дошло. Если бы всё было просто так легко, все бы давно были бы ангелами уже. Потому что, извините, допустим, вас Вася раз обманул, Петя два там обманул, пришёл Миша третий, искренний, скромный, любящий вас безумно, бескорыстно, а вы уж не доверяете после двух первых-то. Уже всё. Миша наивно говорит: «Вот, Фросечка, я тебя так люблю!» А вы ему в ухо сразу же, потому что вы слышите знакомые фразы, от первого такие же были. Ему сразу в ухо. «Фросечка, за что?». Ещё что-то. «Ах, ты меня опять обманываешь!». И так далее. Только убив Мишу случайно, вы вдруг поняли, что «ах-х-х». И потом возвели его в ранг святых, потом над могилочкой поставили памятник ему уже и ходите в платочке всё время каяться каждый день.
Ученик: Ну это уже своя игра получается.
Учитель: Это своя игра уже идёт, потому что убили же вы, а не кто-нибудь. А убили, потому что не поверили вовремя. А не поверили, потому что уже опыт был первых двух.
Ученик: А опыт первых двух был, потому что карма такая.
Учитель: Потому что вы её сложили так. Музыку пишете вы.
Ученик: А, с другой стороны, вы же говорите, что надо быть реалистом и понимать.
Учитель: Реалистом. И понимать, что Миша же настоящий и любящий. А надо в глаза смотреть-то. В глаза смотреть.
Ученик: Так и первому в глаза смотрели.
Учитель: В глаза смотреть надо же. Всегда смотреть в глаза – первому, второму, третьему, и отличать, где чистые глаза, где нет.
Ученик: Ну отличается же на опыте. А опыт получается…
Учитель: Ну почему же на опыте-то? Что же?
Ученик: Ну если ты всё время видел только одни глаза и…
Учитель: И какие глаза видели? Глаза первых.
Ученик: Первых. Вторых.
Учитель: А потом второго, другие глаза уже были. А потом третьего. Наивные, искренние, чистые, а вы уже в страхе, в испуге. В вас этот страх надел шоры на глаза, и вы сквозь эти шоры ничего не слышите.
Ученик: Нет, нет, нет. Мы как вот нам Учитель говорил. Мы ищем мотивацию. Чего-то с мотивацией.
Учитель: Мотивация – это ваше доверие. Я верю каждому, кто скажет, что он любит меня. Поэтому вы поверили первому, поверили второму.
Ученик: Ну это тоже надо как мантру читать, чтобы оно стало…
Учитель: Конечно, да. Конечно. И всё по-настоящему, всё время во благо. Ну вот в чём работа сознания? Она вот сложная. Почему мы с таким трудом к ней подходим? Потому что она не простая. Так там легко, может быть, сесть, подышать, там ещё что-то, посчитать. На самом деле – непростая часть, потому что так ничего не понятно. Потому что то, что мы говорим «благодарность», извините, на фоне общего недоверия, что может вырасти на почве недоверия? Ничего хорошего не вырастет. Одни сорняки вырастут, больше ничего.
А кстати, не знаю, как в Москве, наверное, тоже в Москве уже появились и клопы, и много ещё что-то. Вот как я слышал, ежедневно специалисты выезжают пять раз в день. Бригада выезжает пять раз в день по вызову насчёт клопов, пытается с ними там бороться. В сознании в том числе нашем.
Ученик: То есть это наши тараканы всё?
Учитель: Видимо. Или, может быть, старый замшелый Петербург в сырости погряз. Дома старые, затхлые, вонючие. Кто там ещё может жить? Кто, кто может выжить в тех условиях?
Вот оно – сознание наше.
Как вот вспомним подростковый период свой. Всем наплевать, что там мама говорила. Всем по фигу, что там папа объяснял, всем по фигу. «Я сама знаю. Мне уже всё, мне уже семнадцать. И вообще пила и пить буду, курила и курить буду. И отстаньте все от меня. Сама знаю. Моя жизнь. Умру в двадцать два, ну и хорошо. Сама хочу». Спустя двадцать лет своим деткам объясняем: «Доченька, не пей, пожалуйста, не надо. Дочка, не кури, не надо. Ты же понимаешь, как это важно для твоего организма». Спрашивается, где вы были всё это время? Где голова была? Что было вместо неё? Однозначного ответа нет. Что-то вместо неё было. Но что? Неизвестно.
Ученик: Ну потому что интересы были другие.
Учитель: Интересно, откуда взялись эти интересы?
Ученик: А хотелось быть красивой, с сигаретой.
Учитель: А красивая что? А что мы там по поводу зомбирования говорили?
Ученик: Тверской бульвар, лавочка, мальчики вокруг, и ты с сигаретой. Это же оно, вы не понимаете, это же кайф.
Учитель: И с сигареткой, и в мини-юбочке она такая. «Да ладно, подожди, потом, дай докурю». Да?
Ученик: Мотивация беречь свой организм в восемнадцать не приходит.
Учитель: Да. Уже объясняете дочкам: «Дочка, не надо, не кури, пожалуйста».
Ученик: Я даже не объясняю, толку-то же нет всё равно никакого.
Учитель: Лучше в ухо сразу. «Брось сигарету, дура!» Да? Оно конкретней и понятней. В следующий раз будет неповадно. А сначала оглядится, есть там вы рядом, нет, потом покурит. Да?
Вот они – наши игры сознания все, здесь они все, в этом. А всё говорили: «Да, там была животная сила!» Она и была, потому что в сознании у всех хаос был, у родителей хаос в сознании, они не понимают закономерностей, и культуры не было никакой, которую бы вкладывать надо с первых дней жизни. И вот этот хаос. А мы сейчас уже говорим о том, что вы уже профессионалы, должны понимать что, отчего, как. А не просто стихийно. «Ну вот гормоны полезли. Ну клопы полезли. Ну что теперь с ними сделаешь? Пускай кусают». Клопы сознания пускай кусают, мозг разъедают.
Или, как мы тут говорим, формируйте свою внутреннюю философию в конце концов. Чем вы живёте? Что? Что для вас вот конкретно ценно? Можно даже не делиться ничем. Вот про себя-то уж знайте про себя, что вот это моё – курила, курю, курить буду; самцам отдавалась, отдаюсь, отдаваться буду; сифилисом болела, болею болеть буду. Вот нормально тогда будет. Всё ясно. Надо осознавать внятно и чётко, что оно вот пока вот так. И то, что лучше обвенчаться в церкви, чтобы надёжнее брак был. Ребёнка лучше покрестить, конечно, я не верю, но на всякий случай, мало ли, а вдруг чего-нибудь есть. Вдруг чего-нибудь есть, надо окунуть ребёночка пару раз. Ну и так далее. То есть надо хапнуть отовсюду на всякий случай. И лучше как можно больше лучшего. Получается так?
Как раньше покупали бумагу туалетную, такими уже этими венками почти целыми, вдруг на всякий случай, потому что могут не завезти. А завтра в туалет нечем, зад вытирать нечем. Вот они – игры сознания нашего. А всё-таки как хочется самца рядом или самочку, да?
Ученик: Ну, конечно, это ж один из элементов любви.
Учитель: Ой! Что же такое любовь-то? Куда же она потом девается-то? Куда же она потом вот девается-то, любовь-то?
Ученик: Мы же про иногда говорим.
Учитель: Чего иногда? Иногда то есть любовь есть. Ну то есть вы звоните Ваське: «Васька, я тебя сегодня вечером люблю. Приезжай». Назавтра: «Васька, пошёл отсюда. Надоел. Мне нужен Колька теперь. Всё». Так что ли? Или как? Я люблю до конца, но не только тебя одного. Вот попробовал бы Вася это вам сказать. Вот это бы я посмотрел! Вот бы посмотрел на ваше выражение лица! И на то, что у вас в руках будет. Не дай Бог, вы тесто раскатываете скалкой в это время. Вот не дай Бог! Не дожил бы Вася до конца жизни своей. Хотя за пять минут до этого вы думали о том, что Вася такой замечательный, такой розовый, такой прям поросёночек, прямо так хочется. А через пять минут Вася: «Ты знаешь, я ведь тебя люблю, но не тебя одну. Сейчас я иду к Наташке». И тут всё. Скалка, хорошо бы она летит под стол, тарелки разбиваются об его голову. Истерика в голосе: «Пшёл вон вообще!!!» Но дверь закрывается, чтобы не пошёл. Получает по полной. Сдержанный, со слезами на глазах сел и плачет. Говорит: «Извини, любимая. Ну я же действительно так думал, искренне. Хорошо. Если тебе не нравится, что ещё Наташка есть, я не буду больше с Наташкой». Но такого надо найти. Такого надо найти. Или скажете, что у вас не так? Да? Вот я посмотрю, вот я посмотрю на то, как будут развиваться события в подобной ситуации. Конечно, вы думаете: «Ну со мной подобной ситуации не будет никогда! Ну чтобы у меня так! Да никогда!». Через день она нагрянет. Ба! Да вы сами не заметите, как тарелка вырвалась у вас из рук и разбилась об его голову. Вы даже сами не успеете пикнуть, как она уже будет там. И тесто будет валяться на полу, и любимый будет с пола соскребать его.
Ученик: Вот всё не из этой жизни. И тесто, и скалка. Это какое-то первобытное общество описываете.
Учитель: Вы никогда пироги не делали, да? Ну даже в двадцать первом веке, Фрося, да вы что? Оно должно подходить. Поставили его в шесть вечера, чтоб к одиннадцати оно уже подошло. Муку рассыпали, всё тесто – раз, немножко примяли, разложили, раскатали его.
Ученик: Это воспоминание из детства. Когда бабушка была жива, я лепила всё.
Учитель: Я сам лепил их сколько раз.
Ученик: Пусть цивилизацию мужчины развивают, чтобы скалок уже не было. Чтобы им не попадало.
Учитель: Сейчас матриархат. Всё. Сейчас матриархат, я же говорю, сейчас же норма. Если раньше увидеть женщину в винном баре одну – это фантастика, это редкость. Сейчас это норма. Норма. Приходит женщина одна, две, сядут, вина возьмут, себе спокойно попьют. Всё. Уже мужчинка становится редкостью в винном баре. Редкостью.
Ученик: Но зато мужчинка становится не редкостью где-то в СПА или маникюре. Раньше, допустим, если мужчина пошёл на маникюр – это было вообще прям, ты чего.
Учитель: Конечно. Ногти покрасить, ещё чего-нибудь. Маникюр себе сделать. А как же? Всё нормально.
Ученик: Меняемся мы. Но вот всё-таки такой вопрос про любовь-то.
Учитель: Про любовь-то? Давайте.
Ученик: Всё-таки вот то, что вы рассказали, больше, мне кажется, социальная схема, когда скалкой и прочим.
Учитель: Какая социальная?
Ученик: Потому что вот реально, когда хочется секса хорошего или какие-то чувства охватывают – ну это редко бывает. Это вот ну…
Учитель: То есть секса не хочется, чувства не охватывают.
Ученик: Вот так, чтобы сильно-сильно? Нет, в последнее…
Учитель: Тогда зачем любовь? Тогда зачем любовь нужна?
Ученик: Ну вот такого какого-то сильного…
Учитель: Чего?
Ученик: Оно очень редко бывает.
Учитель: Какого? Чего такого?
Ученик: Когда вот прямо сердце заходится – ну это я не знаю.
Учитель: Я сейчас найду стихотворение, которое у меня есть, отыщу в мобильнике, молодого современного поэта. Раз о любви пошла тема, ну ладно, о глубоком, о настоящем. Я аргументирую фактами.
«Можно тебя на пару ночей?
Можно на пару снов?
Тёплыми пальцами на плече,
Солнцем, что жжёт висок».
О любви?
Ученик: Да.
Учитель: Вот. Или врёт?
Ученик: Ну, по крайней мере, честно.
Учитель: Честно? Так секс есть или нет?
Ученик: Есть. Чуть-чуть.
Учитель: Чуть-чуть? Когда секса нет, когда секса нет уже, тогда нет и творчества. Потому что эта энергия связана взаимно, однозначно. Если вспомним Ландау, он только и делал, что бегал за юбками. Это было его хобби основное. Тогда, как вы говорите, что вот любовь – это… Если скалки нет, тогда что останется от любви? Если секса нет, скалки нет.
Ученик: Как? Секс есть.
Учитель: Вы же говорите, есть секс чуть-чуть.
Ученик: Ну как получится.
Учитель: Как как получится?
Ученик: Ну скорее всего получится.
Учитель: Что значит получится?
Ученик: Ну давайте ещё раз.
Учитель:
«Можно тебя на короткий вдох, выдох, мурашек бег?»
Можно или нельзя?
«Время плести из мгновений-крох, стряхивать с шапки снег.
Общими сделать табак и чай, поздний сеанс в кино.
Петь под гитару, легко звучать музыкой общих нот».
И так далее.
«Можно тебя в неурочный час,
в самый отстойный день?
Куртку неловко стащив с плеча, молча отдать тебе».
Ну и так далее.
Это что такое? Это секс или что? Или гон, ну просто вот период гона, хочется, вот и всё?
Ученик: А дальше что там?
Учитель: Дальше сейчас. Сейчас, сейчас, сейчас.
«Трогать ботинком осколки льдин, времени сбросив счёт.
По переулкам пустым бродить до покрасневших щёк.
Можно тебя на недолгий срок в комнате для двоих?
Следом руки украшать бедро, выстроив ровный ритм».
Ну и так далее.
Это не секс?
Ученик: Секс?
Учитель: Это любовь?
Ученик: Да.
Учитель: А где скалка?
Ученик: А не надо скалку.
Учитель: А как без скалки? А пирожки кто? После секса что есть?
Ученик: Ну пиццу заказал, и всё.
Учитель: Пиццу заказал. Раз заказал, два заказал.
Ученик: А всё, там на пару раз. И всё, там на пару ведь, Георгий Леонидович.
Учитель: Вот. Современная позиция.
Ученик: Ну вот это там оно, когда чувства есть.
Учитель: Когда фонтан есть.
Ученик: Когда фонтан есть, да. А потом…
Учитель: Почему фонтан исчезает? Почему фонтан исчезает? Куда он девается?
Ученик: Пропадает доверие. Накапливается вот эта часть, когда ты думаешь, что всё-всё плохо и всё, и дальше начинается.
Учитель: Вот, вот, вот. Потому что фоновое состояние недоверия. Когда вот волна захлёстывает, потом чуть отпустила. «А вдруг она завтра с другим пойдёт? Лучше я буду лежать один, отдыхать». Вот она, благодарность-то, должна где быть. Хорошо, что она будет с другим и порадует его своим естеством. Классно же? Ан почему-то не классно. Особенно, если он радует другую своим естеством, трогая губами её ухо. Почему-то.
Отмечали там вчера день Святого Валентина. Вообще, на самом деле, это всё ересь. По большому счёту. Какой Валентин? Где Валентин? Был Валентин? Не был Валентин? Валентинов было несколько. Один был гомиком. И вроде бы в честь его. Другой был другим каким-то этим. И ещё что-то. Был Иисус? Не был Иисус? Всё это выдумано. Никто не знает, в двадцать первом веке никто не знает уже. Никто не знает, что было в двадцатом. Уже многие современные не знают, что была война Великая Отечественная у нас в России. Всё. Потому что всё время ушло, всё прошло дальше. Поэтому уже легенда – была война, не было войны, кто их знает, может, никого не было вообще. Ну и чего? Значит, не было войны, значит, Валентина не было, Иисуса не было, никого не было вообще. Только мы живём. Любви нет. То, что вы родились – это период гона. Вася Машу захотел, под кустами ею овладел, изнасиловал просто-напросто, появились вы. Но дальше общество решило как-то это привязать, чтобы не государство платило за всё это, а Васька, который вот вами овладел, и всё. Дальше стала вырастать вся «кухня» здесь. ЗАГСы, платья, росписи, венчания, весь этот бред никому ненужный, с другой стороны. С третьей стороны, ведь вы, когда случайно с Петькой просто поехали на пароходике в воскресенье на Москву-4 какую-нибудь, да, и поплыли себе. Хорошая погода, солнышко, вы в тенёчек заплыли, бутылочка винца у вас на столе, все с палубы ушли. Вы ей юбочку подняли, овладели, вы ему тоже отдались. Было так романтично. Так тепло. Для вас это место святое стало. И вы говорите: «Петь, слышишь какое место? Смотри, даже птички затихли, когда ты меня обнимал. Представляешь, как здорово? Давай будем всегда в этот день приходить сюда, даже если мы не будем рядом. Давай будем, даже если я не знаю, я не буду знать твой номер телефона, просто будем оказываться здесь, в этом святом месте». Чем, как называется, как не зомбирование-то? Стопроцентное.
Ученик: Георгий Леонидович, ну тут в основном зомбирование даже не Пети, а себя.
Учитель: И себя, и Пети. Какая разница кого? Да какая разница кого? Кого – какая разница? Какая разница? Вы испытываете такие чувства только потому, что Петя вам поднял юбочку и вами овладел, хотя до этого вы думали, что вы никому не нужны в ваши восемнадцать лет. А тут ба, Петьке чего-то в голову стукнуло, да, ну сперма ему в голову стукнула, и всё. Решил овладеть по глупости. И вы: «А-а-а-ах!» И чтобы Петьку-то тоже на крючочек: «Ты же слышал, как хорошо нам было? Ты же не дурак?» Так что это классное зомбирование, мне кажется. Или я ошибаюсь? А мы страшная секта при том.
«Звёзды ловить, захватив балкон, кутаясь в темноту,
и перекатывать языком вкус твоих губ во рту».
Классно? Или зомбирование? Или любовь? Или просто-напросто гон?
Ученик: Запутали.
Ученик: Тут уже теперь разобраться сложно.
Ученик: В глаза надо посмотреть.
Учитель: Многие стесняются в момент поцелуя в глаза смотреть. Иногда закрывают, потом открывают, подсматривают, куда ты смотришь. Действительно ли ты отдан акту или в это время на часы смотришь, сколько времени тебе ещё осталось? Классно же, да? Вот он – спектакль жизни. Весело. Потому что мысль материальна, всё вокруг живое и мы за всё отвечаем. У нас Вселенские законы все. Или, как вот в интернете показывали, как у Жириновского спрашивают: «Ну вы счастливы в браке?» Он говорит: «Сапоги, шуба, сапоги, шуба. Мы тридцать лет женаты, только одно и слышу – сапоги, шуба, сапоги, шуба. Двадцать пар сапог, сто шуб, и всё одно и то же».
Так что вот. Всё интересно.
Ученик: Ну и что, Георгий Леонидович, вот в Москве гимназии есть, в которых жён готовят. У них правило, что месяц ты не должна приходить в учебное заведение в одинаковой одежде. Вот через месяц можешь поменять. Конечно, шубу надо и сапоги. Это сколько же в месяц? Это тридцать один день.
Учитель: Сапоги, шуба. Поэтому ищем Жириновского. И сапоги-шуба, давай сапоги и шуба. Или с Петькой. «Ладно с романтикой, Петька, давай завязывай. Тут уже какие там клубы, не до этого. Сапоги гони давай, шубу, а то всё».
«Можно тебя, крепко сжав ладонь, вывести за порог?
Выменять скучно-спокойный дом на пыль больших дорог.
Взять напрокат развалюху-додж и превратить в постель.
Громко смеясь, выносить под дождь жар обнажённых тел».
Додж нужен, чёрт возьми, плюс сапоги и шуба.
Ученик: А можно всё стихотворение в новостях напечатать? А то частями как-то…
Учитель: Ну чтобы фрагменты доходили до нужного места. Ну прикольно пишет?
Ученик: Ну с любовником всегда интереснее, чем с мужем.
Учитель: А, когда это входит в обыденность, как вы и говорите, ну секса чуть-чуть.
Ученик: Ну.
Учитель: А сапоги, шуба нужны.
Ученик: Это к мужу.
Учитель: Ну извините, что значит к мужу? Секс вы будете с кем чуть-чуть? А это умалчивается. Это я сейчас прошу прощения, что спросил. Да, да, да. Что-то я не о том спросил как-то. Как-то неаккуратно, некорректно повёл себя.
Так что видите, вопрос-то о любви, он открытый остаётся.
Йога утверждает, что любви нету. Вон президент Школы «Крылья совершенства» утверждает, что любви нету. Есть гон, порыв, радость там, луна, солнце, тень, ландышами пахнет. Нет, вот когда ландышами пахнет, там плохо, потому что там много комаров, это страшное дело. Только разденешься, весь зад будет опухший. Нет, другое место. Не до ландышей. За ландышами не идём. Вот это я вслух говорю. За ландышами не идём.
Так что опять мы возвращаемся к состоянию благодарности, благодарности. Если состояния благодарности нет, эти все стихи ни о чём. Ни о чём.
А благодарность, как её формировать, если хочется… Вон Фрося как специалист конкретный, чёткий говорит: «Благодарить надо за что-то». Ева вон рядом говорила: «Это вообще не имеет смысла, потому что раз уже свершилось, да и хрен бы с ним. Чего теперь благодарить, какой смысл? А всё равно уже в карме записано, ну и катись оно всё». Катись оно всё.
Надеюсь, вы будете формировать это состояние благодарности. Причём же, мы знаем, есть люди оптимисты. У которого всё отними, говорит: «Ну ладно, ну ничего. Ничего страшного. Можно и на ступеньках». Ступеньки отними. «Ну ладно, хорошо. Можно и на дорожке». Дорожку отними. «Ну ладно. Можно и без дорожки, можно и так, стоя на одной ноге». Ногу отними. «Ну ладно. Ещё могу сидеть, ладно, где-нибудь сяду».
Или можно наоборот. Всё хочу, всё, всё плохо. Ну квартира сто пятьдесят метров, четыре туалета, кухня, ну всё плохо. Убирать надо. Уже уборщица есть. Но ворует. Опять плохо. Балкон есть, большой. Пыльно. То есть, значит, останавливаемся на формировании чувства благодарности.
Ученик: Угу. Или основы философии своей внутренней.
Учитель: Осознание своей философии, осознание. Потому что почти каждый, в принципе, довольно неплохой человек. Чего там? Да? Фросечка разве плохой? Нет, не плохой человек, вообще ангел. Сейчас будем искать все плохие черты, не найдём. Не найдём. Ну Фросечка у себя тоже ничего не найдёт. Нормально. Выполняет свои обязанности внятно, чётко, конкретно. Всё. Но вдруг в какой-нибудь ситуации незначительный вылезет такой дьяволёнок, и потом сами думайте, откуда это он взялся-то? Вроде ничего не предвещало такого. Вроде всё было хорошо. Всё было хорошо, тихо, спокойно. Да?
Ученик: Нет.
Учитель: Чего нет? То есть дьяволёнок где-то рядом?
Ученик: Да ну. Я о себе столько знаю.
Учитель: Но такого ещё не знаете, который выскочит.
Ученик: Ну выскочит новый.
Учитель: Ну вот, о том и речь. Так что всё-таки сформировать состояние благодарности, которое действительно непростое, непонятное, особенно для нашего человека после всей нашей истории. Хотя мы говорим: «Да не, ну что, подумаешь». Но то, что всё-таки мы свою веру сами задавили, оно бесследно не проходит. Это должно, что называется, из сознания улетучиться, только тогда что-то можно будет иное формировать. Оно пока вот в сознании сидит, хотя это не вы лично делали, оно в сознании сидит. Раз в сознании сидит, что потомственного бизнеса в России почти нет, почти нет. Потому что история пока складывается, что всегда что-нибудь отнимали. Всегда. Всегда. Так пока складывалась история наша. Поэтому какой потомственный бизнес? И какое доверие? Да никакое. Поэтому вот этот страх-недоверие, он сидит.
Ученик: Вы вот часто говорите, что русские свою веру истоптали. Вы вот что имеете в виду? Ведь не христианство, а что-то другое?
Учитель: А ничего другого. Христианство у нас было одной из основных вер. У нас больше ничего не было. Одна из основных вер.
Ученик: Ну до христианства же было язычество.
Учитель: Ну это не берите дальние формы. Было язычество, у всех оно было. Те далёкие формы вы не берите. Берите близкие. Когда там язычество было в каменном веке, никто об этом и не помнит уже.
Ученик: Но в христианстве раскол был. Это же тоже.
Учитель: Это тоже было давно. У вас вот сейчас, то, что у вас сейчас, полтора века как, оно значение имеет. А то, что раскол где-то был, ещё что-то – это ни о чём всё. Потому что до шестьдесят первого года, до реформы шестьдесят первого года была страна рабская в полном прямом смысле этого слова. И лишь с реформы Столыпина стали… Причём, реформа – это лишь закон, написанный на бумаге. А фактически он так и не пришёл в жизнь. Только начали воплощать. А потом революция пятого года, потом семнадцатого, потом репрессии, потом война. Всё. В чём там история?
Ученик: А в Сибири народ разве не посвободней был, чем мы?
Учитель: Да примерно одно и то же. Где же он посвободней был? Откуда? Да бросьте. Все свободные там в Штатах. А не свободные все здесь. Поэтому об этом спорить можно, где и кто свободен – это абсолютно не принципиально, там на микрон больше, на микрон меньше, это совершенно не принципиальные вещи.
Ученик: Ну а те, кто уезжают в Штаты отсюда и там приживаются, то есть они…
Учитель: Ну они уезжают и уезжают. И живут себе там, ну и чего, они живут себе там с нашей ментальностью, они живут себе там. Всё равно себя изменить, вы по себе знаете, это архитрудно. Какие-то вещи мы начинаем понимать, лучше слышать, но изменить себя – это архитрудная задача.
Ну ладно. На этой оптимистичной ноте сейчас закончим.