В последнее десятилетие своей полной событий жизни Чарльз Диккенс написал серию прекрасных очерков, которые были опубликованы в виде книги «Путешественник не по торговым делам» (1860–1869). В одном из этих малоизвестных эпизодов он рассказывает о встрече с «очень странным мальчуганом», который мечтает поселиться в особняке на Гэдс-Хилл в графстве Кент – в месте комичной попытки ограбления, совершенной Фальстафом в «Генрихе IV. Часть первая» Шекспира. Мальчик говорит, что отец сказал ему: если он будет «очень упорно и много трудиться», то когда-нибудь сможет жить в этом доме. «Я порядком удивился, услышав такое от этого странного мальчугана, – замечает рассказчик, – потому что тот дом – это МОЙ дом, и у меня есть все основания полагать, что сказанное им – правда». В этой истории квинтэссенция диккенсовских произведений: романтическое очарование детства, викторианское стремление преуспеть за счет личных усилий, наслаждение литературными ассоциациями и способность превратить заурядное происшествие в захватывающий, волнующий и значимый эпизод.
Чарльз Диккенс родился в Портсмуте, графство Гемпшир, 7 февраля 1812 года, когда Наполеоновские войны близились к завершению, и провел самые счастливые дни своего детства в Чатеме (Кент), где его отец Джон Диккенс (1785–1851) был служащим Военно-морской кассы. Диккенс бережно хранил воспоминания о периоде с пяти до десяти лет в немалой степени потому, что для него детство закончилось, когда у семьи возникли финансовые проблемы. Двенадцатилетнего Чарльза забрали из школы и отправили работать на лондонскую фабрику, где производили ваксу: он клеил этикетки на баночки с ваксой прямо у окна, на виду у всех прохожих. Как будто этого унижения было мало, его отец попал в долговую тюрьму. Но даже после того, как Джон Диккенс вышел на свободу, мать Чарльза Элизабет (1789–1863) настаивала, чтобы сын продолжал работать на фабрике и помогал содержать семью. «Я никогда не мог забыть, никогда не забуду, просто не смогу забыть, – с горечью писал Диккенс во фрагменте автобиографии, опубликованном посмертно его другом Джоном Форстером (1812–1876), – что моя мать настаивала, чтобы меня снова туда отправили»[3]. До самой смерти писателя этот важный год оставался тайной, которую Диккенс тщательно скрывал ото всех, за исключением жены и ближайшего друга. Этот опыт пробудил в Диккенсе яростную решимость добиться успеха своими силами и обеспечить себе финансовую защищенность. А чувство глубокого унижения, порожденное столь суровым испытанием, оставило после себя неуверенность и сомнение в собственной респектабельности, не покидавшие его, несмотря на позднейшую славу и богатство.
В девятнадцать Диккенс страстно влюбился в Марию Биднелл (1811–1886), дочь банкира. Ее родители считали его социальные и финансовые перспективы неподходящими, и в течение четырех лет она, кокетливая и капризная, то поощряла его, то заставляла ревновать и отчаиваться. Через два года после того, как он отказался от надежды завоевать Марию, он заключил помолвку с Кэтрин Хогарт (1816–1879), дочерью своего редактора в «Ивнинг кроникл» (Evening Chronicle). Их отношения были нежными и полными юмора, но отнюдь не страстными – и тем не менее в апреле 1836 года они поженились, полагаясь на контракт на «Записки Пиквикского клуба». Она родила ему десятерых детей, но в 50-х годах их отношения стали натянутыми. В 1857 году Диккенс познакомился с молодой актрисой Эллен Тернан (1839–1914) и на следующий год разошелся с Кэтрин. Эллен оставалась его постоянной спутницей и, возможно, любовницей до конца его дней.
Как раз в те непростые годы – 50-е – на продажу был выставлен дом на Гэдс-Хилл. Именно такой идеализированный поворот судьбы дарил Диккенс своим героям и героиням романов. К этому моменту он уже был автором множества популярных романов, издателем успешного еженедельного журнала, известным лектором, талантливым актером-любителем, активным участником благотворительности, уважаемым мужем и отцом десятерых детей – и тем не менее ему казалось, что вся его жизнь рушится. Его брак распадался, он был влюблен в молодую актрису, ровесницу его дочерей, он порвал со своими издателями и сжег скопившиеся за все эти годы письма и личные бумаги. «Почему так получается, – писал он Форстеру, – что сейчас, стоит мне упасть духом, как на меня обязательно наваливается ощущение того, что в жизни я упустил одно счастье, не встретился с одним другом и спутником?»[4]