После бурного трудового дня хорошо усталый Миша едет к своей Ане. Она почти каждый вечер проводит «с лошадками».
Аня по профессии дефектолог. Получила диплом и устроилась поначалу в интернат для детей-инвалидов. Работа изматывала. Пожалуй, не столько даже работа, сколько условия, в которых содержались несчастные дети, оставленные родителями и никому не нужные. Пока не родилась Любочка, Аня трудилась без выходных: привязалась к своим подопечным, а уж они души в ней не чаяли.
С появлением дочки все изменилось. Беспомощный младенец нуждался в матери. Естественно, поначалу все время было отдано новорожденной. Когда пришел срок возвращаться на работу, возникли трудности: интернат расформировали, большинство Аниных учеников находились теперь за городом.
Аня получила лицензию частного предпринимателя, открыла поначалу центр для семей, воспитывающих детей с ДЦП, аутизмом, синдромом Дауна. Родители нуждались в помощи не меньше детей: они всем сердцем хотели помочь своим детям, но сколько же препятствий – и материальных, и моральных – стояло на их пути.
Аня уже по опыту знала, как многому можно научить, казалось бы, совсем безнадежных, лишенных всякого интереса к внешнему миру инвалидов, если они чувствуют любовь и тепло живой души, старающейся им помочь. Постепенно, месяц за месяцем, год за годом, совершались чудеса, цену которым осознавали лишь те, кто вплотную сталкивался с больными детьми. Чудо происходило, если замкнутый, полностью погруженный в себя ребенок начинал улыбаться матери или своему учителю. Чудо случалось, если молчавший годами вдруг начинал говорить. Аня давно поняла: если сама веришь в чудо, оно обязательно объявится в реальности. Так и было. Каждый день – новое чудо. И огромная порция счастья. И детского, и родительского.
Выросла Аня в деревне, в Калужской области. Отец работал агрономом, заведовал хозяйством огромного процветающего в те времена совхоза. Держали в совхозе и лошадей. У отца имелся свой персональный транспорт: кобыла Искра. На все свои объекты, по всем делам папа отправлялся верхом. Искра была сильной, выносливой, спокойной и уравновешенной лошадью. Вечерами Аня прибегала к отцу в контору, он подсаживал дочку на седло, вскакивал сам, и они отправлялись на прогулку: вдоль реки, потом лесом, лугом, снова по берегу речки и домой.
Спешившись и расседлав Искру, папа первым делом вел ее на луг за их домом, чтоб она паслась на свободе. Он, правда, слегка опутывал ее ноги, чтоб она не ушла куда глаза глядят.
Пока они ужинали, Искра паслась. После ужина папа, мама и Аня шли на реку плавать. Синие стрекозы вертелись у поверхности воды, мальки стайками метались туда-сюда, за рекой мычали коровы: их пора было доить, пастухи стегали землю своими бичами, покрикивали на коров, собирая их в стадо…
Накупавшись, возвращались домой. Мама поджидала корову, звала ее ласково. Папа и Аня шли за Искрой.
Если Искра хотела домой, она легко откликалась на зов и шла с людьми. От нее пахло летом и красотой жизни – так Аня для себя определяла запах любимого существа.
Бывали вечера, когда Искра хотела погулять. Она легко освобождалась от своих ножных пут и медленно-медленно уходила все дальше и дальше от дома. Приходилось ее искать. Вот уже становилось темно. Они брели по травам и звали, смеясь: «Искра!» Смеялись, потому что знали: все равно найдется, это она так немножко играет с людьми, проверяет, любят ее или нет. Наконец в летней светлой ночи виделся силуэт лошади. Она щипала травку и будто ничего больше не замечала, не слышала зова и звука шагов. Но стоило подойти ближе, она делала несколько прыжков в сторону и снова пропадала в зыбкости мглы.
Отец и дочь садились на пенек или бревнышко и терпеливо ждали. Как только Искра переставала чувствовать преследование, она начинала сама искать своих людей: не заблудились ли? Папа и Аня сидели тихо, проверяли, найдет их лошадь или нет. Искра всегда находила. Появлялась неслышно, как фея, из темноты. Вырастала рядом из ниоткуда. Стояла и ждала, пофыркивая.
– Нагулялась? – ласково спрашивал отец.
– Фрррр, – подтверждала Искра.
– Поехали тогда домой?
Лошадь согласно кивала.
Папа легко вскакивал на неоседланную Искру, свесившись, подхватывал Аню, усаживал перед собой.
Искра спокойно шла.
Ночной туман покрывал поля. Казалось, вокруг расстилается огромное озеро. Искра, папа, Аня плыли по этому озеру тихо-тихо.
У самого дома Аня уже крепко спала. Отец передавал ребенка маме, та укладывала девочку в кровать, укрывала. И приходили счастливые сны.
Аня мечтала, что вырастет, заведет конюшню. Будет у нее много-много лошадей. Самых лучших на свете друзей, которые понимают все и не умеют предавать.
И вышло, что мечта сбылась. Только не сразу, а окольными путями. Но свелось, пусть не все, но многое, к лошадкам.
Богатый процветающий совхоз развалился. Вместо него возникло какое-то ООО. Что-то приватизировали местные, какие-то участки земли, коровники, ангары для техники.
Отец, видя мучения лошадей, брошенных и никому не нужных, сумел приватизировать конюшню. Выхаживал старых больных животных, которых знал еще только появившимися на свет жеребятами, кое-как латал крышу.
В это время участки плодородной ухоженной земли стали раскупаться дачниками. Пошло строительство диких дворцов, до которых наконец домечтались зажатые в тиски своих крошечных жилплощадей горожане.
Любке было полгодика, когда дед в спешном порядке отзвонил в Москву: «Как хотите, тут несколько га земли продается за копейки. Задушат природу на корню. Покупайте и стройтесь. Чтоб внучке хоть что-то осталось от ее родины». Так и сделали. Подключили соседей, Федю с Ирой. Вместе так вместе. Пару хороших друзей нашел Миша. Договорились: замки не строить, оберегать ландшафт, незаметно и без ущерба вписываясь в окружающую среду.
Летом в дедовой конюшне работали все новые дачники. Ухаживали за лошадьми, готовили корма на зиму, ремонтировали, чинили. Аня радовалась за Любочку и Женю: они проживали такое же счастье, как она сама в детстве. Только ей все казалось вполне естественным и бесконечным. Городским детям лошади всегда представлялись чудом природы, которому они не переставали удивляться.
Уже организовав свой центр, Аня услышала об иппотерапии, лечении с помощью лошадей[2]. Стала мечтать: вот бы привезти в Москву пару лошадок, найти площадку для занятий… Как бы Аниным подопечным деткам было хорошо. Мечта овладела ею настолько, что она прошла курс «Лечебная езда» в институте физкультуры в дополнение к своему диплому. И убедилась: мечты сбываются. Если, конечно, сильно-сильно мечтать.
К ней обратились родители пятилетней Юленьки, страдающей церебральным параличом. Девочке было трудно держать голову и вообще прямо держаться. Отец, обожающий дочку, был человеком богатым. Видимо, богатства достались ему разными путями, в том числе и неправедными. Он и вбил себе в голову, что дочка своей болезнью расплачивается за его грехи, о чем не раз вздыхал, когда присутствовал на занятиях Ани с Юленькой. Аня учила девочку правильно говорить. Та капризничала, кричала, замахивалась на учительницу, которую ждала, любила, ценила. Но когда раздражение брало верх, ребенок забывал и о любви, и о своем ожидании уроков.
– Ее бы на лошадку, – вздохнула как-то Аня после очередной вспышки гнева несчастной малышки.
– Нам только лошадки не хватает для полного счастья, – горько вздохнул отец, приняв за шутку слова педагога.
– Лошадки именно и не хватает, – согласилась Аня. – Смотрите: во время верховой езды Юленька будет получать физические нагрузки и положительные эмоции. Лучше любого массажа. Еще Гиппократ говорил, что верховая езда освобождает от темных мыслей и порождает мысли веселые и ясные.
– Да разве это возможно? Она же голову еле держит! – не поверил отец.
– Все возможно, увидите. Невозможно другое: место для выездки найти, для конюшни небольшой. А остальное – за мной.
Тут-то мечта и сбылась. Сначала Анина. Появилась при ее центре конюшня и все, что полагается.
И вскоре удивленный Юлькин отец смог убедиться, что Аня говорила чистую правду: лошадки подпитывали девочку своей доброй энергией и силой настолько, что та вскоре стала легко держать голову. Улыбка не сходила с ее личика, когда она сидела в седле. Вспышки гнева сошли на нет.
Летом Аня вывозила своих подопечных с родителями и помощниками к себе на родину, там было вольготнее. В городе почти каждый день в послеобеденное время она была «у лошадок», как привычно называли ее занятие в семье.
Жена была оживленна, как всегда, когда общалась с лошадьми и детьми.
– Поскачем немножко? – предложила она. – Бери Розу.
Веселая красавица Роза, понятливая, но своенравная, пока еще привыкала к своим «целительским» обязанностям. Сейчас она стояла под седлом, ожидая седока. Мишу она уже хорошо знала и относилась с уважением.
Они двигались рядом. Лошади шли спокойным ритмичным шагом. Так их тут учили. Ведь главное их дело – общение и помощь больным детям.
– Представляешь, – рассказывала Аня, – не зря мы гнедого жеребчика Генералом назвали. Он сегодня решил меня подчинить. Подошел и головой своей мне на затылок принялся давить. Хотел меня на колени поставить. Но главная тут я. Поработали – понял, расслабился.
– Это как с людьми. Они, если силу твою не будут чувствовать, обязательно пригнут. До самой земли. В крови это у всех живых, что ли?
– Наверное, да, – вздохнула Аня. – Главное, помнить об этом.
– Сильному – зачем помнить? – возразил Миша. – Сила, если есть, сама о себе напомнит.
– До силы тоже нужно дорасти, – задумчиво сказала жена. – Давай возвращаться, нам домой пора…
У песочницы на пустующей детской площадке сидел в позе роденовского «Мыслителя» Федор и задумчиво курил.
Увидев Аню с Мишей, он встрепенулся:
– Садитесь, перекурим.
Аня не курила, к тому же стремилась домой. Надо было приготовить ужин. Да и взглянуть на Любину радость – щеночка – хотелось поскорее.
Она приветливо помахала рукой, оставляя мужчин с их мужскими разговорами.
– Миш, – начал, как-то особенно загадочно улыбаясь, Федор, – Люба сказала, что вы согласились. Ну и мы после этого тоже согласились. А времени утром не было, понимаешь… Спешили. И что-то, кажется, погорячились. Недосмотрели.
Уже интересно, подумал Миша. Некая догадка мелькнула в его усталом мозгу:
– Федь, вы сколько дали? На щеночка? – спросил он, заранее готовый услышать ответ.
Федя, тоже человек сметливый, покивал головой, мол, да, и на старуху нашлась проруха, одурачили-таки родные детки, и с загадочной улыбкой вымолвил:
– Да небось столько же, сколько и вы! Десятку! Это дешевле не стоит.
Интонация, с которой Федор выговорил невинное указательное местоимение «это», заставила Мишу насторожиться:
– Ты о чем?
– Не о чем, а о ком! Об этом крошечном невинном существе, об этой жертве людской жестокости, которую надо было именно сегодня спасать от чудовищного утопления. Интересно, кто из них эту версию придумал? Как считаешь?
– Об утоплении? Или – что деньги предназначены на щеночка?
– Нет, деньги на щеночка. Не сомневайся! Они у нас – честные ребята. На щеночка, щенулю двухмесячного. Я об утоплении.
– Любка, наверное, – предположил Миша. – Типично женский прием, чтоб захватить врасплох, разжалобить и отрезать все пути к отступлению. Ну, чего уж теперь. Пусть у них будет щеночек. Летом на дачу отвезем.
Федя нервно засмеялся.
– Отвезе-ем! – уверил он. – Это обязательно. Ему воздух нужен. Лишь бы только в машину к лету влез. Чтоб не пришлось автобус заказывать.
– Да ладно, – не поверил Миша, – залезет. Не слона же купили.
– А фиг его знает, – раздумчиво откликнулся сосед. – Я знаю, о чем говорю. Я это уже видел. А ты пока нет.
– Пойдем, покажешь, – предложил заинтригованный Михаил, поднимаясь.
– Пойдем, – поднялся вслед за ним Федор. – Но учти: я тебя предупредил.
– А то! – откликнулся Миша. – Предупрежден – значит, вооружен.
Едва они открыли дверь в их общую просторную прихожую, с младенчества принадлежавшую их ненаглядным деткам, как выкатилось к ним нечто. Да, не зря Федор многозначительно произносил «это», говоря о малютке-щеночке.
На первый взгляд походило «оно» на перспективно развивающегося ребенка-медведя. Крепкие толстые лапы, мощная голова с маленькими ушками, небольшие пытливые молочно-синие глазки. Вес – никак не меньше десяти килограммов.
– Это девочка, пап! – показалась совершенно счастливая дочкина мордаха. – Кавказская овчарка. Красавица, да? Мама говорит, что она просто чудо.
Миша посмотрел на сияющую жену. Поди пойми этих женщин. Но если они счастливы, мужчинам полагается вздохнуть с облегчением и на время расслабиться.
– Слышал я, – голосом былинного сказителя произнес между тем Федор, – что растут эти малютки быстро и дорастают килограммов так до семидесяти. И очень плохо поддаются дрессировке.
– Пап, про них написано: «Не раб, а компаньон». На врага нападает молча, зря не лает. Ест даже меньше, чем такого же размера псы других пород, – вступился Женька.
– И кто ж нас, таких красивых, таких малюсеньких мисюток-симпампуток топить собрался? – нежно заворковала Ира. – И у кого бы это рука поднялась на такое преступление?
– А наверное, у того самого, кто за эту симпампутку двадцать штук с превеликим удовольствием отхватил, – в тон ей ответил супруг.
– Ну, ладно, пап, – одернул отца Женька своим подростковым колючим голосом.
– Это я так придумала, – хныкнула Люба, – простите меня, ну, просто если бы мы сегодня ее не взяли, другие покупатели уже хотели забрать. Она – лучшая из помета! Самая активная, самая недоверчивая, самая красивая. Вы же сами видите!
– Красавица! – восторженно подтвердила Женькина мама. – Мишутка-малютка.
– Имя уже дали? – спросил Федор, протягивая руку к мишуткиному паспорту.
– У нее все есть! И имя, и ушки купированы, и прививки! Смотрите тут, дядь Федь, ее Михаэла Северная Звезда зовут.
– В твою честь! – льстиво обратилась Аня к мужу.
Было совершенно очевидно, что женское население этажа влюблено с первого взгляда и навсегда в пушистую «симпампутку» Михаэлу.
– Ладно, Миха, добро пожаловать! – склонился над медвежонком Михаил.
Пушистая красавица немедленно улеглась на спину, подставив розовое детское пузо взрослому «компаньону».
Все человеческие сердца зашлись от нежности к новому члену семьи.