Местом его рождения стала дремучая чаща, заветный уголок, надёжно укрытый от случайного пришельца в лесное царство. Первой его заметила сорока. Она спешила по неотложным делам, но, увидев новорождённого, сразу обо всём забыла.
– Чудесный кроха! – несколько раз повторила она. Не обращая ни малейшего внимания на то, что ей никто не ответил, сорока продолжала: – Это невероятно! Как такая кроха нескольких часов от роду уже может стоять и даже ходить! Я считаю, что это просто изумительно! Впрочем, вы, олени, превосходны во всём!
– Извините, – тихо промолвила мать. – Я не могу сейчас с вами разговаривать. У меня совсем не осталось сил…
Сорока продолжала оживлённо трещать о том, как беспомощны только что вылупившиеся из яиц птенцы, обо всём, что только знала на эту тему, но её так никто и не слушал… Когда она наконец умолкла – возможно, слегка устала сама от себя, – то решила лететь дальше. Она думала лишь о том, как глупы эти создания, не умеющие поддержать разговор.
Олениха не заметила её исчезновения. Она ласково, осторожно вылизывала языком своего маленького сына, его растрёпанную шубку в белых крапинках. Его детское личико было сонным.
Малыш пока не познал в своей жизни ничего, кроме материнского тепла, нежности, ласки и заботы. Кроха сумел найти источник материнского молока и приник к нему. Мать новорождённого в это время прислушивалась к окружающему их миру – к его шорохам и звукам. Успокоившись, не услышав ничего подозрительного, она в порыве счастья целовала ребёнка и снова и снова восторженно повторяла шёпотом его имя: «Бемби, мой маленький Бемби!»