Другъ нашъ, Родонъ, окруженный внезапно послѣ бала, подъѣхалъ къ дому мистера Мосса на Курситоръ-Стритѣ, и былъ какъ слѣдуетъ, представленъ въ это гостепріимное жилище. Уже свѣтало, когда извощичій кабріолетъ остановился у воротъ арестантскаго замка, гдѣ путешественниковъ встрѣтилъ какой-то рыжеватый съ красными глазами. Родона ввели въ покой нижняго этажа. Мистеръ Моссъ, его дорожный товарищъ и хозяинъ, предложилъ своему гостю радушный вопросъ: не желаетъ ли онъ чего-нибудь выпить съ дороги.
Полковникъ не принадлежалъ къ числу тѣхъ слабыхъ смертныхъ, которые способны предаваться глубокому отчаянію, какъ-скоро заставляютъ ихъ промѣнять великолѣпный палаццо на тѣсныя комнаты въ долговой тюрьмѣ. Впрочемъ, если сказать всю правду, онъ уже не разъ гостилъ въ заведеніи мистера Мосса. До сихъ поръ мы не считали нужнымъ упоминать въ нашей исторіи объ этихъ слишкомъ мелочныхъ событіяхъ повседневной жизни; но читатель, вѣроятно, догадался и самъ, что этихъ маленькихъ неудобствъ трудно избѣжать джентльмену, получающему круглый нуль годоваго дохода.
При первомъ визитѣ къ мистеру Моссу, полковникъ, тогда еще холостякъ, былъ освобожденъ великодушіемъ своей тётки, Матильды Кроли, но когда это несчастіе повстрѣчалось съ женатымъ человѣкомъ, мистриссъ Бекки, воодушевленная необыкновенною отвагой, заняла незначительную сумму у лорда Саутдауна, и заплативъ кредитору своего мужа (этотъ джентльменъ былъ поставщикомъ шалей, бархатныхъ матерій, носовыхъ платковъ, перчатокъ и кружевныхъ издѣлій для мистриссъ Родонъ) частицу долга, уговорила его взять росписку на остальную сумму. Въ обоихъ случаяхъ такимъ-образомъ арестъ и освобожденіе сопровождались дружескою любезностію со всѣхъ сторонъ, и Родонъ Кроли былъ въ лучшихъ отношеніяхъ къ мистеру Моссу.
– Вы найдете здѣсь старую вашу постель, полковникъ, и увидите, что все содержится въ исправномъ порядкѣ, смѣю васъ завѣрить честнымъ словомъ, сказалъ мистеръ Моссъ. Постелька ваша бывала занята все джентльменами. Еще прошлую ночь спалъ на ней кептенъ Фемишъ изъ пятаго драгунскаго полка. Засадили молодца недѣли на двѣ, но онъ тутъ заказывалъ только мое шампанское, да еще какъ! весело было смотрѣть. Каждый вечеръ приходили къ нему джентльмены, одинъ красивѣе другаго, все изъ Вестъ-Энда. Вы найдете здѣсь очень пріятное общество, мистеръ Кроли, имежду прочимъ капитана Рагга, съ которымъ, вѣроятно, вы знакомы. Наверху живетъ у меня одинъ докторъ философіи, человѣкъ очень милый и любезный. Мистриссъ Моссъ содержитъ общій столъ, и мы обѣдаемъ въ половинѣ шестаго. Вина вдоволь, какого угодно. Послѣ обѣда поигрываемъ въ карты, и занимаемся музыкой. Очень, очень весело. Не прикажете ли теперь чего-нибудь?
– Я позвоню, если что нужно будетъ, сказалъ Родонъ, и спокойно отправился въ свою спальню.
Мы уже сказали, что былъ онъ старый служака, привыкшій встрѣчать мужественно непредвидѣнные удары судьбы. Другой на его мѣстѣ тотчасъ-же распорядидся бы отправить письмо къ своей женѣ съ плачевнымъ извѣстіемъ о приключившемся несчастьи, но мистеръ Кроли не думалъ торопиться этой мѣрой.
«Зачѣмъ тревожить ее въ эту же ночь? разсуждалъ нѣжный супругъ. Она и не узнаетъ, дома я, или нѣтъ. Написать успѣю завтра, когда она выспится, да и я вздремну немножко. Сто-семьдесятъ фунтовъ, не велика бѣда; расквитаемся.»
И затѣмъ, подумавъ о малюткѣ Родонѣ (который никакъ не долженъ былъ знать этого непріятнаго приключенія съ отцомъ), полковникъ легъ на постель, гдѣ почивалъ недавно кептенъ Фемишъ, и уснулъ довольно спокойно. Было десять часовъ, когда онъ проснулся. Рыжеватый юноша принесъ ему серебряный бритвенный приборъ отличной доброты. Домъ мистера Мосса былъ довольно грязенъ, но блистателенъ и роскошенъ въ тоже время. На буфетѣ стояли грязные подносы, и початыя бутылки съ виномъ; вызолоченные грязные карнизы обрамляли комнаты во всѣхъ этажахъ, и грязные желтые шелковые занавѣсы картинно рисовались надъ окнами, выходившими на Курситоръ-Стритъ. На стѣнахъ всюду виднѣлись грязныя вызолоченныя рамки, и въ нихъ картины извѣстнѣйшихъ живописцевъ, переходившія тысячу разъ изъ рукъ въ руки, пока, наконецъ, не суждено имъ было украсить собою жилище одного изъ главныхъ помощниковъ лондонскаго шерифа. Полковнику принесли завтракъ на грязномъ и великолѣпномъ серебряномъ подносѣ. Миссъ Моссъ, черноглазая дѣвица въ папильйоткахъ, явилась съ чайникомъ, и улыбаясь спросила, какъ полковникъ провелъ ночь. Она также принесла ему Morning Post, гдѣ, на этотъ разъ, былъ весьма подробно описанъ вчерашній балъ у лорда Стейна съ исчисленіемъ особъ, удостоившихъ своимъ присутствіемъ шарадный спектакль. Мистриссъ Родонъ Кроли была изображена въ самомъ великолѣпномъ свѣтѣ, какъ олицетворенное совершенство во всѣхъ видахъ и родахъ.
Подавъ завтракъ новому гостю, миссъ Моссъ присѣла на противоположномъ концѣ стола, живописно выставивъ напоказъ свою ножку, обутую въ грязный шелковый чулокъ и атласный башмачокъ, который былъ когда-то бѣлаго цвѣта. Послѣ нѣкоторыхъ любезностей съ этой леди, полковникъ потребовалъ себѣ бумаги, пера, чернилъ, и миссъ Моссъ немедленно исполнила его желаніе, снабдивъ его въ избыткѣ писчимъ матеріаломъ. Много въ своей жизни эта черноокая дѣвица передавала листовъ бумаги своимъ гостямъ, и много бѣдняковъ чертили отсюда на скорую руку посланія къ своимъ родственникамъ и знакомымъ, которые должны были ихъ выручить изъ этой западни. Въ ожиданіи отвѣта они обыкновенно расхаживали по комнатѣ взадъ и впередъ. Посланія этого рода, неввѣряемыя городской почтѣ, отправляются всегда съ разсыльными. Кому не приходилось получать этихъ интересныхъ записочекъ съ предварительнымъ докладомъ, что человѣкъ внизу дожидается отвѣта?
Вотъ что писалъ Родонъ Кроли:
«Любезнейшая Бекки!
«Надѣюсь, ты севодни почивала хорошо, а обо мне ни беспокойся, ежели не принесу тебѣ шикаладу. Вчерась вѣчеромъ когда я возвращался домой и курилъ цыгару случилась непріятность. Подцѣпилъ меня Моссъ изъ Курситоръ-Стрита, и я въ гостяхъ у нево въ той раззолоченой и демонски роскошьной комнатѣ, гдѣ ты была у меня за два года передъ этимъ. Миссъ Моссъ принесла мне чаю, она растолстела, и какъ водится, чулки у нее сползли до пятокъ.
«Это по делу жида Натана, сто пятьдесятъ фунтовъ, а съ процентами и тюремными издержками, пожалуй што набѣрется до сту семидесяти. Пришли мне мою шкатулку и какое-нибудь платье, я вить здѣсь въ бальныхъ чулкахъ и башмакахъ, какъ этакъ какая-нибуть миссъ Моссъ, а тамъ; въ шкатулкѣ-то моей, наберется авось до семидесяти. Отопри и поезжай съ ними къ Натану, и предложи ему семьдесять-пять, и попроси, чтобы на остальное взялъ мою росписку, подождалъ бы. А за обедомъ мы станемъ пить хересъ, а не шампанское – тутъ оно демонски дорого.
«А есть ли паче чаянія жидъ не согласится, возми мой золотыя часы и какія-нибуть изъ своихъ вѣщей, безъ нихъ можешь обойдтись, и отошли ихъ продать на толкучій, авось квечеру и все деньги. Хорошо, если Родя не пріехалъ вчерась изъ училища домой. Не хочется просидеть больше нынешняго дня, такъ какъ завтра воскресенье. Постели здѣсь ужасть какъ неопрятны, и я ужь знаю, спокойно не какъ не уснешь. Но авось кзавтраму будитъ опять въ твоихъ объятіяхъ
«Твой верный
«Родонъ Кроли.»
P. S: Пожалуста паторопись и пріезжай сама.
Это письмо, запечатанное облаткой, было отправлено съ однимъ изъ разсыльныхъ, которые всегда въ изобиліи шатаются около заведенія мистера Мосса. Устроивъ это дѣло, Родонъ вышелъ на тюремный дворъ, и закурилъ сигару. Онъ былъ довольло спокоенъ, несмотря на желѣзныя рѣшотки, возвышавшіяся надъ его головой. Дворъ былъ огражденъ ими, какъ клѣтка, изъ опасенія, чтобы гуляющимъ джентльменамъ не пришла фантазія бѣжать изъ этого гостепріимнаго жилшца.
Трехъ часовъ, по его разсчетамъ, было слишкомъ довольно, чтобы Бекки могла привести къ окончанію это дѣло, и отворить двери его тюрьмы. Все это время мистеръ Кроли былъ почти такъ же спокоенъ, какъ у себя дома. Онъ курилъ сигару, почитывалъ газету, и встрѣтивъ въ общей залѣ пріятеля своего, капитана Уокера, сыгралъ съ нимъ въ пикетъ, по маленькой, чтобъ время не пропадало даромъ.
Но день склонялся нъ вечеру, а разсыльный не возвращался. Непріѣзжала и мистриссъ Бекки. Табльдотъ мистера Мосса начался, какъ объявилъ онъ, въ половинѣ шестаго, и джентльмены, бывшіе въ состояніи заплатить за этотъ банкетъ, приглашены были къ столу. Сюда явилась и миссъ Моссъ, безъ папильйотокъ и въ праздничномъ костюмѣ. Маменька ея, тоже принаряженная, сѣла за столомъ на первое мѣсто, и раздѣлила на порціи баранину съ рѣпнымъ соусомъ по числу гостей. Полковникъ, противъ обыкновенія, кушалъ безъ большаго аппетита. На вопросъ: не угодно ли ему поставить для компаніи бутылочку шампанскаго? мистеръ Кроли отвѣчалъ утвердительно, и дамы выкушали по бокалу за его здоровье. Мистеръ Моссъ сдѣлался необыкновенно разговорчивымъ и любезнымъ.
Среди самого банкета раздался звонокъ у подъѣзда. Рыжеватый юноша, сынокъ мистера Мосса, выскочилъ изъ-за стола съ ключами въ рукахъ, и воротившись черезъ минуту въ столовую, объявилъ, что воротился разсыльный съ шкатулкой и письмомъ для полковника Кроли.
– Не церемоньтесь, полковникъ, прошу васъ, читайте, сколько вамъ угодно, сказала мистриссъ Моссъ, махнувъ рукою.
Родонъ, нѣсколько взволнованный, взялъ поданный ему конвертъ. То было премиленькое письмецо, раздушенное, на розовой бумагѣ, запечатанное свѣтлозеленымъ сургучомъ. Полковникъ сломалъ печать, и прочелъ слѣдующее:
«Mon pauvre cher petit, я не сомкнула глазъ во всю ночь; и безпрестанно думала о своемъ ненавистномъ старомъ монстрѣ. Поутру я принуждена была послать за докторомъ (у меня лихорадка), и мистеръ Бленчъ предписалъ мнѣ успокоительную микстуру. Финетѣ приказано не принимать и не пускать ко мнѣ никого, и твой посланный – бѣдняга! долженъ былъ часа четыре простоять въ передней, пока мнѣ сдѣлалось легче. Вообразяи мое огорченіе, когда я прочитала твое безграмотное письмецо!
«Несмотря на свою болѣзнь, я тотчасъ же приказала заложить лошадей, и даже позабыла свои утренній шоколадъ; да и странно было бы пить его не изъ твоихъ рукъ, mon pauvre petit chat. Одѣвшись на скорую руку, я поскакала ventreàterre къ жиду Наѳану. Я плакала, умоляла, стояла на колѣняхъ – напрасно: жидъ остался неумолимъ, непреклоненъ. Онъ непремѣнно требуетъ всѣхъ своихъ денегъ, или, говоритъ онъ, ты сгніешь въ тюрьмѣ, mon adorable monstre!
«По возвращеніи домой, я хотѣла захватить всѣ вещи, какими только могу располагать, и сдѣлать triste visite chez mon oncle. Но этотъ дядюшка и безъ того владѣетъ многими нашими вещицами; за всѣ мои теперешнія бездѣлки онъ никакъ не далъ бы больше сотни фунтовъ. Дома я нашла милорда, и этого противнаго Испанца, Питерварадина; они, voyez-vous, пришли меня поздравить съ блистательнымъ успѣхомъ на вчерашнемъ балу. Затѣмъ, минутъ черезъ десять, прикатили этотъ чопорный заика, Паддингтонъ, и несносный Шампиньякъ; они просто замучили меня своими глупыми конфектными любезностями – меня, которая, не зная какъ отвязаться отъ всѣхъ этихъ господъ, думала буквально каждую секунду о своемъ pauvre prisonnier.
«Лишь-только они вышли изъ дверей, я бросилась на колѣни передъ милордомъ, объявила, что намѣрена заложить всѣ свои вещи, что мнѣ дозарѣза нужно двѣсти фунтовъ. Милордъ пришелъ въ неописанную ярость и, послѣ энергической брани, обѣщался прислать мнѣ завтра требуемую сумму. Закладыватъ вещи, по его словамъ, было бы непростительнымъ безуміемъ. Какъ-скоро деньги будутъ въ моихъ рукахъ, я не замедлю привезти ихъ моему старому чудовищу вмѣстѣ съ горячимъ поцалуемъ.
«Твоя Бекки.»
P. S. «Пишу въ постели: голова у меня болитъ страшно, и сердце не на мѣстѣ.»
Прочитавъ это письмо, Родонъ раскраснѣлся, побагровѣлъ, и глаза его приняли такое дикое выраженіе, что присутствовавшіе за столомъ немедленно догадались, что полковникъ получилъ дурныя вѣсти. Всѣ прежнія подозрѣнія, начинавшія мало-по-малу угасать въ послѣднее время, снова вспыхнули въ его разгоряченномъ мозгу. Ребекка не хотѣла даже продать какія-нибудь двѣ, три бездѣлки для выручки своего мужа. Она смѣстся и разсказываетъ о своихъ гостяхъ, въ ту пору, какъ мужъ въ тюремномъ заключеніи. Да и кто посадилъ его въ тюрьму? Позвольте: Венгемъ вызвался проводить его послѣ бала… неужели?!.. Ужасное, невыносимое подозрѣніе промелькнуло въ головѣ бѣднаго Родона. Онъ опрометью бросился изъ столовой, вошелъ въ свою комнату, отперъ шкатулку, написалъ на скорую руку записочку, съ адресомъ, на пмя сэра Питта, или, леди Дженни, впихнулъ ее въ руки разсыльнаго, приказалъ ему скакать въ Гигантскую улицу, и обѣщалъ подарить ему гинею, если онъ черезъ часъ привезетъ отвѣтъ.
Въ этой запискѣ, именемъ Бога и фамильной чести, онъ умолялъ милаго брата или сестру пріѣхать къ нему немедленно и выручить его изъ затруднительнаго положенія. Онъ былъ въ тюрьмѣ: сотню фунтовъ – только сотню! – ему нужно, чтобъ вырваться на свободу. Любовью къ сыну заклиналъ несчастный отецъ, чтобы выручили его.
Сдѣлавъ эти распоряженія, полковникъ опять воротился въ столовую, и потребовалъ вина. Онъ смѣялся и говорилъ съ какимъ-то буйнымъ одушевленіемъ, какъ показалось, по крайней мѣрѣ, гостямъ мистера Мосса. Рюмку выпивалъ онъ за рюмкой, бокалъ за бокаломъ, и судорожно прислушивался къ стуку экппажей, проѣзжавшихъ мимо дома.
Лишь-только коичился обѣдъ, передъ воротами долговой тюрьмы остановилась карета. Рыжеватый юноша вышелъ опять съ ключами. Въ каретѣ пріѣхала какая-то леди.
– Здѣсь полковникъ Кроли? спросила она дрожащимъ голосомъ.
Отвѣтъ былъ утвердительный. Рыжеватый юноша заперъ за нею наружную дверь, и затѣмъ, пройдя длинный корридоръ, отперъ и отворилъ внутреннгою дверь, сказавъ:
– Полковникъ, васъ спрашиваютъ.
Дама вошла въ комнату, отведенную для этого арестанта. Она была, повидимому, въ сильномъ волненіи.
– Это я, Родонъ, сказала она робкимъ голосомъ, стараясь, однакожь, сообщить ему веселую имтонацію. Это я, сестра ваша, Дженни.
Присутствіе этой леди и нѣжный ея голосъ произвели сильнѣйшее впечатлѣніе на мистера Кроли. Онъ подбѣжалъ къ ней, обнялъ ее, пролепеталъ нѣсколько невнятныхъ словъ, и почти зарыдалъ, склонивъ свое лицо на ея плечо. Леди Дженяи не понимала причины этого волненія.
Счеты мистера Мосса немедленно были уплачены, къ очевидному огорченію этого джентльмена, надѣявшагося, что полковникъ останется у него въ гостяхъ, по крацней мѣрѣ до понедѣльника. Счастливая и вполнѣ довольная своимъ поступкомъ, Дженни вывела Родона изъ долговой тюрьмы, и они отправились домой, въ извощичьей каретѣ, въ которой она пріѣхала сюда.
– Питтъ сегодня на парламентскомъ обѣдѣ, и его не было дома, когда принесли ваше письмо, сказала леди Дженни. Поэтому я ужь сама пріѣхала, милый братецъ.
И она крѣпко пожала ему руку. Можетъ-быть это и къ лучшему, что Питта не было дома. Родонъ сотню разъ принимался благодарить милую сестрицу, обнаруживая при этомъ какую-то странную пылкость, изумившую и отчасти обезпокоившую супругу баронета.
– Ахъ, охъ… ей-Богу, говорилъ восторженный мистеръ Кроли, – вы еще не знаете, какъ я перемѣннлся съ той поры, какъ узналъ васъ и… и… маленькаго Родю. Я бы хотѣлъ совсѣмъ переродиться. Вы видите, что я хочу… слѣдуетъ мнѣ быть… охъ!..
Онъ не кончилъ своей мысли, но леди Дженни понимала, что хотѣлъ онъ сказать. Въ этотъ же вечеръ, когда они разстались, супруга баронета долго просидѣла у постели своего маленькаго сына, и усердно молилась Богу о счастіи своего брата.
Оставивъ невѣстку въ Гигантской улицѣ, полковникъ пошелъ домой пѣшкомъ. Было девять часовъ вечера. Скорымъ шагомъ прошелъ онъ освѣщенныя улицы, и пробѣжалъ блистательные скверы передъ Курцонъ-Стритомъ. Остановившись передъ фасадомъ своего дома, бѣднякъ остолбенѣлъ, облокатился на желѣзныя перила, и почувствовалъ, что голова его идетъ кругомъ. Яркій блескъ свѣчей пробивался черезъ розовыя драпри въ первомъ этажѣ, и онъ услышалъ мелодическіе звуки фортепьяно. Какъ это? Бекки писала, что она лежитъ въ постели!.. лицо несчастнаго мужа покрылось смертельною блѣдностью при соединенномъ отраженіи на немъ газовыхъ фонарей и этого необыкновеннаго освѣщенія въ его собственномъ салонѣ.
Вынувъ изъ кармана ключъ, полковникъ тнхонько отворилъ наружную дверь, и при входѣ въ первыя комнаты, встрѣченъ былъ громкимъ хохотомъ, раздавшимся въ будуарѣ его супруги. Онъ былъ въ томъ же бальномъ костюмѣ, въ которомъ арестовали его наканунѣ. Никто въ цѣломъ домѣ не пошевелился при его входѣ, потому-что слуги всѣ были разосланы. Яснымъ и звучнымъ soprano, Ребекка пѣла ту самую идиллическую пѣсенку, которая наканунѣ доставила ей такой блестящій успѣхъ въ джентльменскомъ кругу. Хриплый и сардоническій голосъ безпрестанно повторялъ: «Браво! браво!» То былъ голосъ лорда Стейна. Родонъ зашатался, и дыханіе сперлось въ его груди.
Простоявъ нѣсколько минутъ, онъ съ трудомъ перевелъ духъ, и наконецъ рѣшился отворить. Maленькій столъ накрытъ былъ для двоихъ: вино и кушанья были поданы. Во второй комнатѣ, Ребекка въ бальномъ костюмѣ, осыпанная брильянтами, жемчугомъ, цвѣтами, сидѣла на софѣ и протягивала свою руку лорду Стейну, стоявшему передъ ней въ самой поэтической позѣ. Блѣдная фигура Родока, отворившаго дверь, обрисовалась прежде всего въ глазахъ его жены. Ребекка пспустила легкій крикъ, потомъ одумалась и попыталась улыбнуться, но ея улыбка на этотъ разъ получила видъ самой отвратительной гримасы. Лордъ Стейнъ обернулся; въ его глазахъ обозначались вмѣстѣ изумленіе и гнѣвъ; потомъ онъ тоже захотѣлъ улыбнуться, и принять, какъ слѣдуетъ, ошеломленнаго мужа.
– Ба! какими это судьбами! все ли вы здоровы, мистеръ Кроли!
Было на лицѣ Родона выраженіе страшное, отчаянное, отстранявшее всякую возможность остроумія и шутки.
– Я невинна, Родонъ! вскричала Ребекка; бросаясь къ мужу и обвивъ его шею своими голыми руками, украшенными браслетами, золотыми змѣйками и драгоцѣнностями всякаго рода. Милордъ, милордъ! скажите ему, что я невинна!
Лордъ Стейнъ въ свою очередь вообразилъ, что его поймали въ разставленную западню. Жена и мужъ уже давно потеряли всякое уваженіе въ его глазахъ, и теперь онъ былъ убѣжденъ столько же въ коварствѣ Ребекки, сколько и въ трусости Родона Кроли. Заранѣе подготовленный обманъ обрисовался въ его воображеніи со всѣми небывалыми подробностями.
– Невинна! И ты смѣешь увѣрять въ этомъ меня, воплощенный дьяволъ? закричалъ громовымъ голосомъ лордъ Стейнъ. Кому же, какъ не мнѣ, принадлежатъ всѣ эта брильянты и камни? И при всемъ этомъ, она невинна, чортъ побери! Ты грабила меня вмѣстѣ съ этимъ господиномъ, который проѣдалъ и пропивалъ мой деньги! Невинна такъ же, какъ мать твоя, актриса, и твой презрѣнный мужъ! Я не боюсь васъ, милостивый государь, слышите ли вы это?.. Прочь съ дороги?
И лордъ Стейнъ взялъ свою шляпу. Гордо, съ пылающимъ взоромъ смотрѣлъ онъ прямо въ лицо своему врагу, нисколько не сомнѣваясь въ своемъ тріумфѣ, но Родонъ Кроли былъ не трусъ. если жизнь его никогда не отличалась строгой нравственностью, если онъ позволялъ себѣ дурачить игроковъ въ карты и героевъ билльярда, зато на личной его храбрости не было до сихъ поръ ни малѣйшаго пятна. Въ эту минуту взволновалась вся ето натура, пылкая, раздражительная, буйная. Онъ схватилъ за галстухъ лорда Стейна и началъ его душить съ такимъ неистовствомъ, что тотъ закряхтѣлъ и зашатался.
– Ты лжешь, несчастный! вскричалъ Родонъ, ты лжешь!
И съ этими словами онъ оттолкнулъ его на нѣсколько шаговъ. Лордъ зашатался и упалъ.
Ребекка трепетала всѣми членами; не смѣя съ своей стороны принять ни малѣйшаго участія въ этой развязкѣ. Въ первый разъ она удивлялась своему мужу, страшному, храброму и сильному въ своей побѣдѣ. Родонъ Кроли выросъ въ ея глазахъ до степени гиганта.
– Поди сюда, сказалъ онъ ей. Она подошла. Долой всѣ эти вещи!
И дрожащею рукою она принялась снимать браслеты, кольца, ожерелья, не спуская глазъ съ грознаго супруга.
– Брось все это на полъ.
Ребекка повиновалась. Затѣмъ онъ сорвалъ аграфъ съ ея груди и бросилъ его въ лицо лорда Стейна; шрамъ на лбу отъ этого удара не заживалъ во всю его жизнь.
– Пойдемъ наверхъ, сказалъ онъ женѣ.
– Не убивай меня! О, не убивай меня, Родонъ! воскликнула Ребекка.
Полковникъ дико захохоталъ.
– Я хочу знать и видѣть, сказалъ онъ, оклеветалъ ли тебя этотъ человѣкъ такъ, какъ онъ оклеветалъ меня. Давалъ ли онъ тебѣ деньги?
– Нѣтъ, проговорила Ребекка, – это…
– Дай мнѣ ключи!
И они вмѣстѣ пошли наверхъ.
Ребекка отдала всѣ ключи, кромѣ одного крошечнаго ключика отъ завѣтной шкатулки, хранившейся въ секретномъ мѣстѣ, и которая, какъ знаетъ читатель, принадлежала миссъ Амеліи Седли. Бѣдняжка надѣялась спасти свои сокровища. Родонъ отворилъ замки, перерылъ пюпитры, коммоды, ящики и наконецъ добрался до завѣтной шкатулки. Ребекка принуждена была отпереть, тамъ хранились бумаги, старыя любовныя записки, драгоцѣнныя бездѣлки женскаго туалета – и, наконецъ, туго-набитый портфель съ банковыми билетами. Нѣкоторые были уже получены давно, лѣтъ за десять, но одннъ, въ тысячу фунтовъ, былъ еще новый: его прислалъ лордъ Стейнъ.
– Онъ что ли далъ тебѣ этотъ? сказалъ Родонъ.
– Онъ.
– Я отошлю его назадъ сегодня, сказалъ полковникъ (эти розыски продолжались нѣсколько часовъ, и разсвѣтъ новаго дня уже проглядывалъ въ окна). Надо заплатить нѣкоторые долги, и разсчитаться съ честною Бриггсъ: она такъ любила моего Родю. Ты мнѣ скажешь; куда послать остальные билеты. Ахъ, Бекки! тебѣ бы ничего не стоило удѣлить для меня изъ всѣхъ этихъ денегъ одну сотню фунтовъ: я всегда дѣлился съ тобою.
– Я невинна! сказала Бекки.
Родонъ оставилъ ее, не проговоривъ больше ни одного слова.
Она осталась неподвижною на мѣстѣ страшной сцены. Разсвѣтало. Часы быстро проходили одинъ за другимъ, и солнце уже бросило яркій лучь въ печальную комнату, но Ребекка все еще сидѣла на краю своей постели. Шкафы были отворены; драгоцѣнныя бездѣлки разбросаны по всѣмъ угламъ, шарфы и письма валялись по ковру; можно было подумать, что ночью происходилъ грабежъ. Въ ту пору, какъ Родонъ спустился съ лѣстницы, наружная дверь затворилась, Ребекка мало по малу вышла изъ своего усыпленія и угадала, что ему не воротиться. «Убьетъ ли онъ себя? спрашивала она сама себя. Нѣтъ, напередъ онъ отправитъ лорда Стейна.» Она оглянулась на свою длинную пршедшую жизнь, блистательную и мрачную вмѣстѣ, дѣятельную и безплодную, шумную снаружи, грустную и пустынную впутри; бѣдная, бѣдная женщина! Не принять ли ей Laudanum и разомъ покончить о всѣми этими надеждами, хитростями, мечтами, интригами, долгами?
Въ этомъ положеніи, среди развалинъ страшнаго крушенія, застала ее mademoiselle Fifine, Француженка-горничная, пришедшая поутру къ своей миледи. Эта дѣвушка была подкуплена лордомъ Стейномъ.
– Mon Dieu, Madame, что такое случилось? спросила она.
Что же случилось въ самомъ дѣлѣ? Преступна или нѣтъ, была мистриссъ Бекки? «Нѣтъ», говорила она сама: «но какъ тутъ разберешь? чему вѣрить и чему не вѣрить въ устахъ этой странной героини? Очень могло статься, что въ этомъ послѣднемъ случаѣ развращенное ея сердце было довольно чисто. Для насъ это – дѣло закрытое. Какъ бы то ни было, всѣ хлтрости и пронырства мистриссъ Бекки, ея эгоизмъ и геній – всѣ ея воздушные замки разбились въ дребезги въ одну минуту. Мамзель Фифина задернула занавѣсы, и обнаруживая всѣ признаки истиннаго или мнимаго участія, упросила свою добрую миледи лечь въ постель. Затѣмъ она сошла внизъ, и тщательно подобрала драгоцѣнныя бездѣлки, валявшіяся на полу съ той поры, какъ Ребекка, при уходѣ лорда Стейна, сбросила ихъ по повелѣнію своего мужа.