Доктор Евсиков был сыном легендарного революционера Эрнесто Че Гевары. Так, во всяком случае, утверждал сам Евсиков. Если точнее, то не просто утверждал, а впадал в какое-то доказательное исступление. Начиналось все спокойно: «да, это правда, Эрнесто Че Гевара – мой отец». Затем Евсиков пристально вглядывался в глаза собеседника и если замечал в них хотя бы малейший проблеск недоверия (а недоверие в той или иной степени имело место всегда), то заводился. Доставал из кармана фотографию Гевары, которую всегда имел при себе – посмотрите, какое сходство! Особого сходства, если честно, не наблюдалось, несмотря на геваровские усы и бороду. Далее начиналась арифметика. Дата рождения Евсикова – 28 июля 1961 года полностью укладывалась в его легенду. Известно же, что в конце октября 1960 года в Москву прибыла кубинская правительственная миссия, которую возглавил Эрнесто Гевара. Вот и считайте. В подтверждение прибытия делегации Евсиков показывал ксерокопию газетной статьи. К этому моменту он уже был сильно возбужден – срывался на крик, краснел, трясся. На все уточняющие вопросы Евсиков отвечал одной и той же фразой:
– У мамы был бурный скоропалительный роман, а потом родился я.
Впрочем, уточняющие вопросы задавались редко, людям не хотелось еще больше раззадоривать трясущегося Евсикова. Может, он такой же нервный, как и его предполагаемый папаша. Лучше не связываться.
Подстанционные старожилы рассказывали о том, как давным-давно один отчаянный фельдшер сказал в присутствии Евсикова что-то нехорошее о Че Геваре, то ли бандитом его назвал, то ли палачом. Недолго думая, то есть – совсем не думая, Евсиков ударом в челюсть свалил фельдшера с ног, а затем схватил за волосы и начал бить лицом о пол. Раз пять успел приложить, пока его не оттащили. После, конечно, помирились. Примечательно, что извинения принес фельдшер. Евсиков считал себя кругом правым – честное имя родного отца защищал.
Как и положено сыну такого папаши, Евсиков был отчаянным поборником справедливости во всех ее ипостасях. Но ему это прощали. Врачам скорой помощи прощают все, кроме частых запоев и отчаянного вымогательства. На «скорую», как и в приемные отделения, что уж греха таить, очередь из желающих трудоустроиться не выстраивается года этак с восемьдесят седьмого, а до тех пор выстраивалась из молодых врачей, которым хотелось всеми правдами и неправдами закрепиться в Москве, вместо того, чтобы отбывать трехлетнюю ссылку в каком-нибудь Мухосранске-на-Амуре. Было тогда такое правило: получил бесплатное высшее образование от государства – изволь отработать три года там, куда тебя государство пошлет. Но если принести в родной институт бумажку из отдела кадров скорой помощи, где написано, что такой-то товарищ может быть трудоустроен в качестве выездного врача, то был шанс избежать отъезда в дальние края. «Сменить ссылку на каторгу», как шутили циники.
– Был бы жив мой отец, все было бы иначе! – любил повторять Евсиков. Пациенты, не знавшие биографических подробностей, принимали его за сына Сталина.
С легкой руки подстанционного шутника доктора Смирнова к Евсикову прилипло прозвище «Геварыч».
– Правильнее было бы Эрнестович, – уточнял Евсиков, но на Геварыча в целом реагировал спокойно. Даже когда стажеры называли Сергеем Геварычем не обижался.
Однажды на подстанцию приехало кабельное телевидение (было когда-то такое в каждом округе столицы). Главный врач московской скорой профинансировал съемки и показ позитивного сюжета о героической работе «скориков». В числе прочих показали выступление Евсикова – «Был бы жив мой отец, Эрнесто Че Гевара, все было бы иначе…». То ли прикола ради пустили это в эфир, то ли случайно так вышло.
Спустя месяц на имя Евсикова на подстанцию пришло письмо в большом конверте. Обратный адрес – Посольство Республики Куба в Российской Федерации. Внутри было теплое дружественное письмо от самого посла, который был рад приветствовать сына легендарного Команданте, и красивый пригласительный билет на прием в посольстве по случаю Дня независимости Кубы, который должен был состояться 10 октября. Откуда в посольстве узнали о существовании Евсикова было ясно – из телевизионной передачи. А почему бы кубинцам не смотреть окружное ТВ? Подстанция и посольство располагались в одном и том же округе.
О том, что письмо может оказаться розыгрышем, никто и подумать не мог. Письмо на официальном посольском бланке (кто их, настоящие, видел-то?), пригласительный билет опять же.
В назначенный день и час Евсиков, сияющий как новенький гривенник, появился у ворот кубинского посольства на Большой Ордынке. Но дальше этих самых ворот его не пустили. Сказали, что пригласительный билет – подделка. Евсиков настаивал, что билет настоящий и, в подтверждение своей правоты, показал письмо от посла. Письмо тоже назвали поддельным. Евсиков возмутился и потребовал встречи с послом. Но вместо посла ему пришлось встретиться с дежурным майором из местного отделения.
В отделении Евсикова, что называется, понесло по кочкам. Что, по-вашему, будут делать стражи порядка с явно неадекватным гражданином, считающим себя сыном Че Гевары и угрожающим жаловаться на произвол «самому Фиделю Кастро», который потребует выдачи беспредельщиков и собственноручно их расстреляет? Разумеется, вызовут к неадеквату психиатров. Ну а у тех с «сыновьями лейтенантов Шмидтов» (это такой неофициальный термин) разговор короткий – укольчик плюс госпитализация. Ну и что с того, что коллега? На «скорой» еще быстрее умом тронуться можно, работа такая.
Кто там бывал или, хотя бы знаком с порядками понаслышке, тот знает, что вход в психбольницу стоит копейку, а выход – сто рублей. Вызволить Евсикова не смогла даже делегация с места работы, возглавляемая старшим врачом. Среди делегатов был и доктор Смирнов, публично покаявшийся в том, что это он так неудачно разыграл Евсикова.
– Такие поступки несовместимы с высоким званием врача, – сказал Смирнову заведующий отделением, в котором лежал Евсиков. – Человек болен, а вы, вместо того, чтобы помочь, обострение у него спровоцировали… Ай-яй-яй, коллега! Как вам не стыдно? Ну, ничего, мы его полечим и все будет в порядке.
Евсиков пролежал в психушке четыре с половиной недели. Раскаявшийся Смирнов регулярно навещал его, привозил передачи и чистую одежду. В результате они сдружились, да так, что водой не разольешь. Психиатры порекомендовали Геварычу спокойную работу, поэтому ему пришлось уйти со «скорой» в медицинский колледж, преподавателем. Если кто-то думает, что учить будущих медсестер нервно, тот явно не представляет себе, как нервно работать на «скорой».
В колледже доктор Евсиков про свое родство с Че Геварой не рассказывал. И правильно делал, а то бы юные девы, чьи сердца переполнены романтикой, начали бы массово в него влюбляться, что неизбежно привело бы к осложнениям, как психическим, так и по работе.
¡Patria o Muerte! ¡Venceremos![3]