23 декабря 1237 Р.Х. День двенадцатый. 03:55. Рязанское княжество, река Истья, где-то в районе современного поселка Панинская слобода, пепелище славянской веси, ночная стоянка тумена темника Бурундая
Неласковой была эта декабрьская ночь для монгольского тумена. Очередное славянское селение оказалось брошенным местными жителями. Причем перед уходом его сожгли. Воздух был насыщен запахом гари, а кое-где еще тлели угли. Мелкие отряды «белых мангусов», окружившие тумен, были подобны разъяренным пчелам, что роем окружают покусившегося на их мед медведя. Они не давали монголам развернуться в широкий веер для того чтобы изгоном пройтись по этой земле, собирая полон и запасы фуража с таких вот деревенек. Засады неуловимых отрядов одетых в белое призраков вынудили темника свернуть изгон в общую походную колонну.
Удельный город рязанского княжества Ижеславль, который был назначен его главной целью, также оказался брошенным и сожженным. Лишь ветер гулял на пепелище, да вороны с тоскливыми криками носились над догорающими развалинами. Темник, узрев столь безрадостную картину, поежился от недобрых предчувствий. Поживиться здесь явно было нечем; леса же вокруг вымершего города буквально кишели местными воями и ополченцами, а также злющими «белыми мангусами», с легкостью истребляющими десятки и наносящими тяжелый урон целым сотням. Короткий звук «бздынь» – и несколько десятков болтов, описав стремительную пологую дугу от опушки леса до монгольского разъезда, втыкаются в живые человеческие тела; причем ни панцирь, ни щит не являлись достаточно надежной защитой от их чуть притупленных бронебойных наконечников.
Поиски стрелков в лесной чаще обычно не увенчивались успехом. Выпустив единственный залп из самострелов, те тут же вставали на свои короткие лыжи и растворялись под пологом леса. Как правило, это были местные вои или ополченцы, которым «белые мангусы» давали свое оружие и белые одежды, но бывало, что монгольские разъезды натыкались на группы высоких всадников в белом – и тогда после залпа из самострелов следовала стремительная атака и ожесточенная рубка баш на баш, оставляющая после себя только мертвых и умирающих, после чего мангусы снова исчезали в безвестности, чтобы потом появиться в другом месте.
Из-за этих мелких стычек еще две недели назад полнокровный тумен в десять тысяч всадников понес невосполнимые потери. Более трети его состава было убито в боях или умерло в обозе от тяжелых ран, и при этом тумен не достиг почти ничего. Полона взять не удалось, ибо те урусуты, которых получилось прижать там, где невозможно было скрыться (в основном при сопровождении обозов, вывозящих зерно и фураж), дрались насмерть и живыми в руки монголов не дались. То небольшое количество зерна, овса и сена, что удалось при этом добыть, давно было проедено самим туменом, кони которого теперь были вынуждены глодать древесную кору.
Бурундай, как всякий инициативный и талантливый командир, прекрасно понимал, что продолжать в таких условиях выполнение предыдущего задания бессмысленно, и направил свой тумен на соединение с основными силами. При этом он рассчитывал частично реабилитироваться, проходя через еще не разоренную34 другими темниками часть Рязанской земли. Но он жестоко просчитался. Белые мангусы и присоединившиеся к ним местные не принимали боя на монгольских условиях, заставляя тумен идти по выжженной безлюдной земле. Там монголам не удавалось найти никакой добычи, зато у каждого камня подкарауливала внезапная смерть в виде арбалетного болта, вылетевшего из засады, или наскока неистовых «белых мангусов» и их рязанских союзников, тоже умеющих лихо рубить наотмашь.
Но так как тумен Бурундая до минимума сократил разъезды, высылаемые в стороны и вперед по ходу движения, то была вероятность, что его ядро в целости и сохранности доберется до основных сил Бату-хана. А это Серегин хотел предотвратить любой ценой. Даже того монгольского войска, которое уже осаждало Рязань, было многовато для того, чтобы разделаться с ним одним ударом, а тут еще и Бурундай. Именно поэтому, едва переправив семью рязанского князя в мир Содома, Серегин, Кобра и отец Александр предприняли меры для полного уничтожения тумена.
Для этого было решено использовать доставшуюся Серегину вместе с танковым полком самоходную гаубицу 2С1. К гаубице прилагалось три осколочно-фугасных снаряда, два из которых планировалось использовать для пристрелки, а третьему, с наложенной на него Коброй и отцом Александром печатью Хаос-Порядок, мощностью около двух килотонн в тротиловом эквиваленте, предстояло поставить окончательную точку в существовании этого монгольского войскового соединения. Как уже говорилось, своими зверствами против мирного населения монголы поставили себя вне рамок цивилизованной войны, и даже отец Александр и Анна Струмилина не возражали теперь против применения по ним магического аналога оружия массового поражения.
Чтобы избежать неприятных побочных последствий – таких как риск потери устойчивости печати и ее срабатывания прямо при выстреле – накладывать ее на снаряд было желательно прямо на месте за считанные минуты до применения. Мертвая металлическая болванка, набитая изнутри тротилом – это вам не живой человек, на энергетику которого можно замкнуть подпитку заклинаний, поддерживающих стабильность наложенной на него печати. Именно поэтому никому и в голову не пришло накладывать такие бинарные печати на магические мины, риск самоподрыва которых к исходу первых суток приближался к ста процентам. Один только Хаос или один только Порядок ведут себя намного более предсказуемо, зато и мощность бинарных боеприпасов настолько же выше, насколько хуже их стабильность.
Поэтому после полуночи на позицию в четырех километрах от Пронска и в тринадцати километрах от цели была выведена одна самоходная гаубица и машина старшего офицера первой батареи старшего лейтенанта Шарипова. Одновременно в пяти километрах от цели вблизи вершины одного из холмов, откуда прекрасно наблюдался монгольский лагерь, заняла свою позицию командно-штабная машина командира той же батареи капитана Маркова, в обязанности которого входила артиллерийская разведка. Вместе с разведчиками на наблюдательный пост напросился и Велизарий, которому захотелось новых горизонтов бытия и расширения восприятия мира. Ночь стояла ясная, но безлунная и морозная. Видимость была миллион на миллион, так что операции ничего не препятствовало.
Некоторое время у артиллерийских офицеров ушло на привязку к наблюдаемым ориентирам и производство предварительных расчетов. Потом самоходная гаубица в полной ночной тишине тяжело харкнула осколочно-фугасным снарядом. Вспышка выстрела полным зарядом и весьма нехарактерный для тринадцатого века звук были прекрасно видны и слышны в Пронске. Описав баллистическую кривую на пределе дальности, снаряд упал на окраине монгольского лагеря, убив и ранив до десятка устроившихся на отдых монгол и изрядно напугав остальных. Капитан Марков выдал поправку, добавив два деления по дальности и убрав одно деление по направлению, после чего снаряд второго выстрела лег у противоположной окраины временного становища. Пора было стрелять тем самым последним снарядом, а то еще Бурундай поймет, что это жу-жу-жу неспроста, и прикажет своим башибузукам разбегаться.
Тем временем отец Александр и Кобра склонились над вскрытым снарядным ящиком, положив голые руки на гладкую серую, чуть теплую после мира Содома, поверхность самого обыкновенного осколочно-фугасного снаряда калибра 122-миллиметра, разработанного еще в достославном 1938 году для гаубицы М-30. Минут пять спустя они разогнулись, а на сером боку снаряда, постепенно остывая, сиял серебристо-белый с ало-желтым знак инь-ян, говорящий о том, что печать наложена и теперь надо действовать по схеме «цигель-цигель, ай лю-лю». Увидев, что со снарядом все готово, боевая лилитка, исполняющая обязанности заряжающего с грунта35, ловко подхватила снаряд и через задний люк отправила его внутрь боевого отделения штатному заряжающему орудия. Минуту спустя, когда в самоходке сыто чавкнул досылатель, туда же была отправлена и гильза с зарядом.
Третий выстрел прозвучал точно так же, как и два предыдущих; за двадцать пять секунд полета бешено вращающийся снаряд сперва взобрался на высоту шести с половиной километров, и уже оттуда, как с крутой снежной горы, стремительно покатился вниз. Удар об землю почти в самой середине монгольского лагеря привел в действие взрыватель, настроенный на мгновенное осколочное действие. В ту микросекунду, когда стенки снаряда зазмеились множеством огненных трещин, магическая печать оказалась разрушена, энергии Хаоса и Порядка вырвались на свободу и вступили между собой в непримиримое аннигилирующее противодействие.
Результат оправдал ожидания. Второе солнце, что величаво, в полной тишине, поднималось среди ночи в темное небо, постепенно остывая и подергиваясь дымкой, видели и в Пронске, и в Рязани, и в Переяславле-Рязанском, и в Коломне; и даже в далеких Москве, Твери и Владимире люди могли наблюдать на горизонте грозное и необъяснимое зрелище, от которого брала оторопь. Горожане, повысовывавшись из окон, неистово крестились в суеверном страхе, вознося молитву Честному кресту. До Пронска звук взрыва и ударная волна докатились через пятьдесят секунд, до Переяславля-Рязанского за две минуты, до Рязани за две с половиной, до Коломны почти за шесть, а Москва, Тверь и Владимир услышали отдаленное ворчания разбуженного Зверя из Бездны почти через одиннадцать минут.
Наибольшее впечатление от происходящего получили капитан Марков и его расчет артиллерийских разведчиков, находящиеся в партере этого спектакля и своими глазами наблюдавшие срабатывание магического ОМП. По причине небольшого расстояния до эпицентра их неплохо приложило ударной волной. Мат-перемат, истерический смех и прочие слюни – короче, реакция у капитана Маркова и его подчиненных была парадоксальной. Один Велизарий, отряхнувшись от снега, остался смущен и задумчив. О том, что почувствовали в момент нанесения по ним тактического плазменного удара Бурундай и его подчиненные, история умалчивает по причине превращения всех этих персонажей в горстку раскаленного пепла, тут же вознесенного к небесам и развеянного по ветру. Еще одним монгольским туменом на русской земле стало меньше.
При этом установленные на машине артиллерийских разведчиков приборы противоатомной разведки остались к этому взрыву презрительно-равнодушны, помимо небольшой порции ионизирующего гамма-излучения, не зафиксировав ни разносимых ветром радиоактивных изотопов, ни альфа– или бета-частиц. Да и откуда было там взяться этим изотопам и различным частицам, если из печати высвободилась чистая энергия, на сто процентов превратившаяся в световое излучение и ударную волну.
Сто девяносто шестой день в мире Содома. Около полудня. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство
Анна Сергеевна Струмилина. Маг разума и главная вытирательница сопливых носов
Ну, удружил Сергей Сергеевич так удружил. Подкинул княжий выводок из четырех девиц от пяти до пятнадцати, а к ним – тридцатисемилетнюю мамашу и пятидесятишестилетнюю бабку, мать рязанского князя, чем-то похожую на школьную директрису моих школьных лет, на гербе которой было начертано «Держать и не пущать». В качестве бесплатного приложения к этому семейству шли две молоденькие женщины. Одна была княжьей невесткой Евпраксией, вдовой ее сына Федора, убитого по приказу Батыя на переговорах, вторая, по имени Весняна-Гликерия36 – женой его племянника Олега Красного37, в смысле красивого.
Впрочем, эта особа, на руках которой было годовалое создание по имени Роман, никаких особых опасений мне не внушала. Нормальная смешливая конопатая молодая женщина, вполне себе в тонусе и влюбленная в своего мужа-красавчика, даром что настоящая княгиня. И я была потрясена, узнав о том, что случилось с этой семьей в нашей истории. Сергей Сергеевич, перед тем как ускакать по очередным делам, успел шепнуть мне, что все прибывшие к нам на временный постой, кроме младенца Романа, при взятии монголами Рязани претерпели от них мученическую смерть.