Современная Астрахань – совсем небольшой город. По сравнению с Москвой так и вовсе маленький. Спокойный, неторопливый, если не сказать медленный. И очень жаркий. Может, потому и медленный? Здесь, как в Средиземноморье, нужно поработать немного утром, потом закрыться на сиесту. А вечером собрать остаток сил и еще немного поработать. Вечером тоже жарко, но хоть немного легче дышится.
Астрахань как оазис в пустыне. Здесь много воды, потому и жизнь кипит. А вокруг города сушь и песок, и вся растительность там сжимается до редких безлистных кустарников да пучков ковыля. Когда ветер дует из пустыни, кажется, что дышит жаром из печи. А когда с Волги – свежесть и прохлада. Часто задувает с Каспия, до него здесь не так далеко, тогда начинает казаться, что ты на берегу моря: пахнет солью, йодом и беззаботностью. Астрахань, как Венеция, стоит на островах. Здесь много воды вокруг, но почти не бывает дождей: это самый засушливый город в Европе. Здесь очень долгое жаркое лето, а зима короткая, но такая суровая, что кажется, что многочисленные реки промерзают до самого дна.
В древние времена здесь был огромный город. Его полностью разрушил Тамерлан, но он возродился заново. Четырнадцатый век, по русским меркам, вполне себе древность, а ведь Астрахань тогда уже была крупным транспортным узлом, через нее проходили все караваны, идущие с востока на запад. Через золотоординский Хаджи-Тархан везли в Европу специи и шелк, а это были товары на вес золота. После него караваны расходились по разным дорогам: на запад, север или на юг. Роскошный город на большой реке: таким он остался в летописях, в воспоминаниях купцов и путешественников. Когда Хаджи-Тархан был разрушен набегами и пожарами, на его месте появился новый город – Цитрахан. За него бились и Орда, и турки, и русские. В середине шестнадцатого века, при Иване Грозном, Астраханское ханство все-таки было присоединено к России, но об этом факте истории города не знает только человек, который никогда не смотрит кино. «Казань брал, Астрахань брал», – гордо говорил с экрана Иван Васильевич, меняющий профессию. И говорил он абсолютную правду.
Астрахань защищала южную границу России. Она отправляла в Москву рыбу и соль. Через нее по Волге шло на север все то, что привозилось в Россию с юга и востока. Здесь всегда кипела торговля, и так было до тех пор, пока не появились железные дороги. Скорости выросли, расстояния сократились, а город остался в стороне от крупных магистралей. Живет он с тех пор сам по себе, жарится на солнце, подставляет лицо ветру и никуда не спешит.
Даша вдруг поняла, что очень рада своему приезду. Она хотела гулять по городу, узнавать и не узнавать его, видеть, как он изменился. Хотя и она ведь тоже стала совсем другой. Когда меняемся мы, нам кажется, что меняется все вокруг. Это так и не так. Мы смотрим на мир другими глазами, и, даже если бы он застыл и сохранился тем же, что и был, мы можем запросто не узнать его спустя время: наши глаза увидят его по-другому, не так, как когда-то.
Для Антона это был просто новый город, про который он почти ничего не знал. Ему было интересно познакомиться с ним, но особенно хотелось узнать о нем то, что не увидишь просто так сам и не прочитаешь в путеводителе: истории его жителей. Точнее, одного жителя, но самого-самого дорогого. А Даша с удовольствием показывала ему знакомые и когда-то любимые места, и вспоминала, и рассказывала:
– Лебединое озеро, кажется, каким было, таким и осталось. Это самое любимое место моего детства. Точнее, здесь я помню себя в детстве, совсем маленькой. Мы жили не очень далеко отсюда. Сначала меня водила бабушка, а потом стала и одна приходить. Но прежде всего для меня это место детства! Лебеди были здесь всегда. Они никуда не улетали, но зимовали где-то в теплых гнездах. Помню, как-то я пыталась угостить лебедя мороженым. Больше у меня ничего не было, а он подплыл ко мне и ждет. Я ему кусочек вафельного стаканчика предложила, и ему понравилось! Так мы почти все и съели вдвоем: само мороженое – я, а стаканчик – он. Может, это странно, но для меня Астрахань – это не кремль, и даже не Волга, а именно это место. Мое Лебединое озеро. И еще одно любимое место есть, оно тоже рядом.
Они держались за руки и шли, никуда не торопясь. Вокруг озера было много гуляющих: парочки разных возрастов, от среднего школьного до позднего пенсионного, мамы или бабушки с маленькими детьми. Малыши пускали на воду кусочки угощений, заготовленных их родителями, птицы вальяжно подплывали и аккуратно подбирали их длинными клювами. Иногда они смешно ныряли, чтобы выудить из-под воды затонувшие кусочки печенья: на полкорпуса уходили головой вниз, а над водой оставались смешно торчать их белые мясистые тушки хвостами и красными лапками вверх. Девушки одна за другой фотографировались на фоне воды и лебедей.
Даша тоже хотела фотографироваться: «У меня нет ни одного детского фото у озера. Пусть будет хотя бы взрослое». Села на парапет, вытянула красиво свои длинные ноги, поправила волосы: «Я готова!» Потом они шли дальше, через сквер вдоль кремля, задирали головы и любовались куполами его соборов.
– В детстве меня водили в художку. Ну, в художественную школу. Мне не особо нравилось рисовать, но получалось неплохо, вот меня и водили учиться дальше. А мне было совершенно не интересно и скучно: эти кувшины, дурацкие натюрморты. Нравилось только, когда мы уходили на этюды, рисовать пейзажи с натуры. Может, у мамы даже остались мои старые работы. Недалеко от художки старый монастырь, кажется, Благовещенский, и парк рядом с ним. А в другую сторону если пойти – там река. Небольшая такая речка, Кутум, она в Волгу впадает. На набережной тоже рисовали. Иногда и в кремль ходили. Но вот в монастыре мне больше всего нравилось. Мы с тобой туда сейчас идем.
Вокруг кремля сновали туристы: большие группы, одинокие путешественники, парочки, молодые и не очень. Фотографировались с древними башнями и стенами. Экскурсоводы увлеченно рассказывали своим подопечным местные легенды: у каждой башни была своя, да не одна. За несколько веков историй вокруг кремля накопилось великое множество. А Даша тем временем продолжала свою:
– А вот сейчас мне нравится рисовать, просто так, для себя. Правда, время для этого редко бывает. В основном делаю эскизы для работы: платья, снова платья! Но вот если бы тогда я не рисовала эти чертовы кувшины, может, и платьев бы не было, как думаешь?
А Антоха в этот момент и не думал ничего. Просто наслаждался моментом. Ему нравилось слушать Дашино воркование, нравилась ее безмятежность, нравилось вместе с ней погрузиться в ее воспоминания, пройтись по ее любимым тропинкам. Такое было с ним впервые. Это такое приятное чувство, оказывается: радоваться радости другого человека, чувствовать то же, что чувствует он рядом с тобой.
Так незаметно дошли они и до Дашиного монастыря. Они так и прозвали его между собой: для Антона он был «Дашин», а для нее – «мой». Улочки в этом квартале тихие и очень спокойные, а вокруг монастыря это особенно сильно чувствуется: здесь такое умиротворение, будто попадаешь в другое время и другую эпоху. Антон и Даша бродили вдоль белокаменных стен, любовались маленькими аккуратными церковками с зелеными скатами крыш и крошечными золотыми куполами. Невысокие, строгие, они робко выглядывали из-за зелени деревьев. Не было здесь парадности и торжественности больших центральных храмов. Но именно сюда хотелось зайти, чтобы найти уединение и спокойствие. Монастырь строили в течение нескольких веков, первые церкви еще семнадцатого века, а поздние старше на две сотни лет. Оттого и смотрится монастырь по-разному, в зависимости от того, с какой стороны подойти к нему. Даша рисовала его с разных ракурсов, в разную погоду, и получались на рисунках будто разные виды. И все же они очень похожи своим настроением: веет от них необыкновенным умиротворением. Вокруг монастыря небольшие скверики, можно было расположиться в одном из них и любоваться золотым куполом, виднеющимся сквозь листву деревьев, и переносить свое восхищение на холст или бумагу. Да, лучше бумагу: акварель точнее передаст эту воздушность и легкость.
Художественная школа была совсем недалеко от монастыря, и здание ее сохранилось, но теперь в этом особнячке было отделение банка. А ведь место для художки выбрали неслучайно: совсем рядом стоит Дом-музей Кустодиева, самого, пожалуй, известного из астраханских живописцев. Его румяных купчих знают даже те, кто совсем далек от изобразительного искусства. Небольшая нарядная усадебка на углу улиц сама по себе так и просится на картину, да и все близлежащие улочки такие старомодные, словно из музея, очень живописны.
Гуляли они долго, пора было и отдохнуть. Над старинным и очень симпатичным крыльцом недалеко от музея призывно красовалась вывеска, обещающая вкусные домашние блюда в лучших традициях Востока. Астрахань вообще во многом восточный город: пестрый, как ковер, колоритный, пряный. Культура и традиции купцов из дальних краев на протяжении десятилетий, да что там – веков, оставляли здесь свой след. Соседи – ближайшие и более отдаленные – приезжали и часто оставались, а вместе с ними оставались и распространялись обычаи, рецепты, наряды, песни. Все это приживалось, смешивалось, изменялось и становилось привычным: будто так и было здесь всегда.
– Так вкусно кофе пахнет! Давай зайдем? – предложила Даша.
– Да, кофе не помешает. И перекусить тоже, – Антон заметил, что время-то уже давно обеденное.
Это был небольшой, очень уютный ресторанчик, оформленный в стиле восточного дворика. Тут же вспоминался и Стамбул, и сказки из «Тысячи и одной ночи»: а что еще приходит на ум европейскому человеку, когда он думает о Востоке? Скорее всего, он еще вспомнит, что Восток – дело тонкое: спасибо кино за это лаконичное и справедливое определение. Они утонули в уютных диванчиках, обхватили подушки, которых тут было множество, и размечтались в ожидании чего-нибудь вкусного.
– Что желаете, молодые люди? – к ним подошел колоритный, очень добродушного вида мужчина, видимо, хозяин заведения.
– Для начала кофе! А дальше посмотрим.
– Откуда вы, ребята?
– Мы из Москвы. Путешествуем, – сказал Антон за них двоих.
– А мне кажется, мы с вами земляки, – хозяин ресторана пристально смотрел на Дашу. Она засмущалась и крепко вцепилась в Антохину руку.
– Почему вы так решили? – спросила она, взглянув исподлобья.
– А вы посмотрите на картину, ее же как будто с вас писали.
Одну из стен украшала большая, до потолка, роспись, имитирующая старинную манеру живописи. В окружении гранатовых деревьев изображена была девушка восточной внешности и в восточном же наряде. Губы ее очень робко улыбались, только намекали на улыбку, а вот глаза грустили. Платок скользил по ее темным волосам, а она придерживала его руками.
– Даш, и правда, смотри! Это же ты!
Она посмотрела на картину, на себя в зеркало, снова на картину. Распустила хвост, разделила на косы. Достала из сумки шарф точно такого цвета, как платок у девушки на картине, обернула вокруг шеи и волос. Склонила лицо, тронула прическу так же, как восточная красавица на стене.
– С ума сойти. Одно лицо! – одновременно сказали Антон и хозяин ресторана.
Пока Антоха снимал Дашу в образе, а она старательно позировала, хозяин удалился на кухню. Вернулся он уже с кофе и сладостями. Про еду все благополучно забыли: стало совсем не до нее.
– Вы ведь не москвичка, правда? – не отставал он от Даши.
– Я местная, из Астрахани, – призналась она.
– А родители?
– И они тоже. Прожили здесь всю жизнь. Их родители тоже почти отсюда, по крайней мере, с Волги. Больше я, к сожалению, не знаю.
– А девушка на картине, кто она? А вы сами откуда? – вступил в разговор Антон.
– Я живу в Астрахани уже давно. Сам из Азербайджана. Готовим все, как дома, в Баку, по традиционным семейным рецептам. Про картину не могу точно сказать. Знаю, что она скопирована с рисунка из какой-то старинной книги.
– Было бы интересно узнать, кто она. А вдруг это реальная девушка? – оживилась Даша.
– Давайте я попробую это выяснить. Пейте кофе, ребята, не буду мешать вам.
Хозяин ресторана удалился, Даша с Антоном продолжали разглядывать картину и сравнивать ее с фотографиями. Что правда, то правда: сходство было поразительное.
Вернулся Магомед – так звали хозяина – пока ни с чем, только с обещанием что-то разузнать. Они с Антохой обменялись номерами (не годится добропорядочному восточному мужчине спрашивать телефон у молоденькой девушки), на том и расстались.
У Даши была смешная привычка давать всем прозвища. Ее меткий глаз выцеплял какую-то деталь – это могло быть что-то во внешности или поведении человека, и вслед за этим придумывалось «имя». Была у нее своя особая логика для этого, Антон не мог ее уловить. Но, надо сказать, ее прозвища очень понятно (по крайней мере, для нее) характеризовали человека: услышишь – и сразу представляешь того, кто за ними стоит.