Неотрывно наблюдая за слабыми энергетическими отблесками в склянке, я не сразу заметил, что перестал дышать. Взволнованно кашлянув, я постарался взять себя в руки.
Подумать только! Настоящее энергетическое зелье! Вадома рассказывала мне о таких. Ее прапрабабка, очень сильная ведьма, умела варить подобные настойки. Да и то лишь в том случае, если удавалось собрать в местах силы подходящие ингредиенты.
В мое же время все заповедные места силы уже являлись собственностью аристократов. Так что нам с моей воспитательницей приходилось довольствоваться обычными травами, из которых при всем желании энергетического зелья не сварить.
Но в этом мире, я смотрю, ситуация складывается немного иначе. Даже у простого слуги есть возможность приобрести такое зелье. Вряд ли док продал его Бертрану только ради меня. Значит, все упирается в наличие денег. Что в моем мире само по себе является нонсенсом. Такие штуки у нас только для привилегированных. А про цены я вообще молчу.
Кстати, вопрос об одаренных встал с новой остротой. Они здесь есть и их должно быть намного больше, чем в моем мире. Кто-то же эти настойки должен варить? Да еще и в таком количестве, чтобы хватало даже простым слугам.
– Сколько он с тебя содрал? – обратился я к Бертрану.
Слугу мой вопрос смутил.
– Это не важно, господин…
– Говори, старина, – подбодрил я его. – Мне необходимо знать.
– Господин… – качнул головой Бертран. – Давайте вопрос денег оставим на потом. Вы живы и это главное. Сейчас же вам необходимо набираться сил. Выпейте сперва лекарство, а потом, когда вам станет легче, я вам все подробно расскажу.
Наши взгляды встретились. Старик явно намерен гнуть свою линию. Ладно… Не буду настаивать. Сейчас главное – не передавить. Можно сделать только хуже.
– Хорошо, старина, – кивнул я, делая вид, что поддался на уговоры. – Твоя взяла. Но мы обязательно вернемся к этому разговору.
Лицо старого слуги просияло. Сколько участия и обожания было в его взгляде. Неужели этот Макс Ренар был настолько конченой скотиной, что не замечал такого прекрасного человека рядом с собой?
Если это так, то мне придется очень долго выходить из этого образа. Иначе резкие перемены в моем характере все сразу заметят. Хотя всегда есть значимый довод в виде тяжелого ранения, вследствие которого и произошло переосмысление прошлой жизни молодого Макса Ренара.
– Вот и хорошо, молодой господин, – словно курица наседка тут же закудахтал вокруг меня старик. – Надо набираться сил. У вас еще вся жизнь впереди. А деньги? Ну что те деньги? Зачем они старому Бертрану, когда господин при смерти. Я так и сказал господину лекарю, как только вас привезли после дуэли. Но в тот раз он сказал, что настойка все равно не поможет и что вы так и так умрете. Поэтому не продал мне ее. Мол нечего зря тратить редкое зелье. Но теперь другое дело! Боги услышали мои молитвы!
Краем уха слушая бормотание слуги, я мотал все на ус. Значит, энергетические зелья все-таки редкая штука, пусть и не настолько, как у нас. А док, кстати, невзирая на риск потери одолженных денег Максу, не спешил его спасать. Любопытная деталь. Надо запомнить.
Но для каких-то окончательных выводов необходимо понять, насколько эта настойка эффективна. Вот сейчас и попробую.
Бертран, заботливо придерживая мою голову левой рукой, правой медленно поднес к моим губам пузырек, на горлышке которого имелась небольшая узенькая насадка. Сделанная из какого-то металла она имела продолговатую форму. Похоже на дозификатор.
– Лекарь предупредил, чтобы принимали по одной капле в день, – произнес старик, внимательно следя за узким носиком дозификатора.
Я хотел было спросить, не говорил ли док, что произойдет если превысить дозировку, но не успел. Маленькая огненно-алая капелька, радостно блеснув, упала мне на язык.
Я напрягся… Увы, но какого-то супер-чуда не произошло. Чужая энергия всего лишь на короткое время спровоцировала ускорение запущенных ранее мною процессов в энергосистеме. Мои ярко-голубые энергоканалы мгновенно поглотили тусклую алую капельку, будто ее и не было вовсе. По физическому телу пробежала волна приятного тепла. Вот, собственно, и всё. К слову, стимулирующие зелья Вадомы из обычных трав, да и мои тоже, имели более длительный и заметный эффект.
Док был прав. Эта настойка – не панацея от всех болезней. Она не вытащила бы Макса Ренара из могилы. По крайней мере, не с таким уровнем концентрации алой энергии в жидкости.
Я открыл глаза и увидел напряженное лицо Бертрана. Сколько надежды и ожидания было в его взгляде. А еще мне показалось, что он был удивлен чему-то.
– Спасибо, старина, – не стал разочаровывать его я. – Мне намного легче. Я уже чувствую, что скоро пойду на поправку.
Губы старика растянулись в счастливой улыбке, а на глазах выступили слезы.
– О, боги! Как я счастлив!
– Кстати, – я решил воспользоваться моментом. – Уверен, что ничего не случится, если я выпью все содержимое этого пузырька прямо сейчас.
Старик тут же испуганно посмотрел на меня и медленно отвел руку с пузырьком себе за спину.
– Господин лекарь строго настрого запретил так поступать, – произнес он.
Я с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза и не высказать все, что думаю об этом лекаре. Сообщать Бертрану о своих способностях я пока не спешил. Мне пока не было ясно, умеет ли старик держать язык за зубами. И не напугаю ли я его этой новостью. Думаю, с него пока хватит и моей амнезии.
– Давай поступим следующим образом, – начал мягко говорить я.
От моего тона, старик еще больше напрягся. Хм… Видимо, мой предшественник ранее использовал подобные интонации перед совершением какой-нибудь пакости.
– Я ведь не собираюсь выпить эту настойку залпом. Скажем, по одной капле с интервалом в полчаса будет в самый раз. Взгляни на меня. По мне разве видно, что лекарство мне как-то навредило?
– Но лекарь… – начал было старик.
– Ты же знаешь этих лекарей, – фыркнул я. – Не хотят брать на себя лишней ответственности.
В моем мире этот прием обязательно сработал бы. Все люди любят обвинять в своих бедах кого угодно, кроме себя. Врачам, «которые не умеют лечить» от простого населения достается особенно.
Но с Бертраном получилось наоборот. Он еще больше напрягся.
– Господин Робер знает свое дело. Он – один из лучших лекарей в этом городе. Я лично знаком с некоторыми, кому он помог.
М-да… Промах. Эх, скорей бы уже тело начало слушаться! Беспомощное состояние начинало раздражать.
– Но вы правы, – неожиданно произнес Бертран. – Мне доводилось видеть действие настойки из пыли алого пустыша на одного человека. После одной капли он мгновенно заснул и проспал целые сутки. Но его рана даже близко не была такой опасной, как ваша. Вы же, я смотрю, даже взбодрились.
Значит, все-таки мне не показалось. Бертрана удивило то, что после приема лекарства я сразу не вырубился. Видимо, энергетические зелья на обычных людей действуют иначе, чем на одаренных.
– Вот видишь! – обрадовался я.
– Два часа, – быстро произнес Бертран.
– Что? – не понял я.
– Интервал. Два часа. И если я вижу, что вы теряете сознание – мы останавливаемся.
Бертран вытащил руку с пузырьком из-за спины.
– Договорились, – кивнул я.
– Тогда ждем два часа, – произнес Бертран и достал из маленького кармашка своего жилета небольшой брегет на тонкой цепочке. – Сейчас без четверти пять. Предлагаю принять лекарство после ужина.
Я проводил взглядом часы слуги, которые он снова спрятал в кармашек. Явно серебряная игрушка. Любопытно, откуда такая вещь у простого слуги?
Заметив мой взгляд, Бертран снова достал часы и с грустной улыбкой показал их мне.
– Подарок вашей покойной матушки, – со вздохом произнес он. – Еще ни разу не подвели меня. Часовых дел мастера Бергонии знают свое дело. В детстве вы всегда любили играть с этими часами. Жаль, что ваша матушка не увидела, как вы росли.
А вот и удобный момент подвернулся. Можно начать задавать вопросы.
– Пока ждем, расскажи мне о ней, – попросил я, подражая его грустному тону.
И старик постепенно, благодаря моим наводящим вопросам, начал выкладывать всю подноготную Макса Ренара и его семьи. Бертран говорил без умолку, будто старался использовать удобный момент, пока хозяин внезапно подобрел, и выложить ему все, что у него скопилось на сердце за последние годы.
Я же, в свою очередь, был благодарным слушателем. Когда надо, я грустно вздыхал, иногда негодующе качал головой, удивленно таращил глаза – в общем делал все, чтобы разговорить старика. Мы даже пропустили намеченный прием лекарства. Вернее, Бертран пропустил. Я-то следить за временем не прекращал, но остановить старого слугу даже не подумал – уж больно любопытные и удивительные вещи он рассказывал.
Спохватился он только тогда, когда комнату накрыл сумрак. Выдав мне следующую дозу энергетического зелья, Бертран, кляня себя за болтливость, убежал готовить ужин. Когда он удалился, я тяжело вздохнул и закрыл глаза.
М-да, попал я. Но могло быть и хуже.
В свои неполных двадцать лет Макс Ренар успел уже покуролесить. Но судя по тому, как Бертран рассказывал о похождениях моего двойника, такое поведение для молодых отпрысков знатных родов было в порядке вещей. И в какой-то степени даже закономерным. Высокое положение родителей, вследствие чего – безнаказанность, плюс наличие денег, помноженное на молодые гормоны и вседозволенность. Короче, Макс Ренар не был исключением из правил.
Но имелись свои нюансы. А именно – печать незаконнорождённого. Макс был бастардом графа Фердинанда де Грамона. Нужно отдать должное папаше – дитя, рожденное в грехе, он признал и принял самое деятельное участие в его воспитании. Правда, фамилию, как и полагалось бастардам, Макс унаследовал от матери.
Бертран сказал, что граф очень любил мать Макса, которая к слову хоть и не являлась аристократкой, но была дочерью богатого столичного купца Паскаля Леграна. Его любимой дочерью, которая, увы, умерла во время родов. Макс, как и я в моей прошлой жизни, стал причиной смерти матери.
Несмотря на то, что Бертран всячески пытался говорить о матери Макса только хорошее, мне не стоило труда составить о ней собственное мнение.
Короче, мамаша была еще той оторвой. Когда ей исполнилось восемнадцать, она умудрилась сбежать с каким-то красавцем гвардейцем северянином и тайно с ним обвенчаться. Так она стала Анной Ренар.
Спустя некоторое время, когда прихваченные из отцовского дома деньги и личные драгоценности быстро улетели в трубу, вести веселый и разгульный образ жизни больше не представлялось возможным. Юная Анна, дочь купца из золотой сотни, с детства привыкшая к роскоши и армии нянек, неожиданно осознала, что жизнь без денег – это вовсе не жизнь.
Она написала слезливое, полное раскаяния письмо своему богатому папаше, который тут же примчался на помощь к любимой дочурке. Он быстро решил с гвардейцем-супругом вопрос с разводом, дав тому приличную сумму отступных, благо тот тоже более не горел желанием жить с избалованной оторвой. В конечном итоге, Анна, уже будучи Ренар, вернулась в столицу.
Первое время она жила затворницей, старательно играя роль несчастной вдовы. Именно за эту легенду заплатил папаня гвардейцу. Но спустя несколько месяцев начались еженедельные поездки на личном экипаже в столичный театр, посещения приемов и столичная жизнь снова подхватила и понесла юную Анну в направлении новых приключений.
На одном из таких приемов она влюбилась в графа Фердинанда де Грамона, который к тому моменту уже был женат и имел двух сыновей и трех дочерей.
Быстро вспыхнувший роман закончился рождением Макса и смертью Анны.
Разбитый горем Паскаль Легран после потери любимой дочери в пух и прах разругался с графом. О новорожденном внуке он не хотел ничего слышать. Он запретил всей своей семье под страхом лишения наследства даже упоминать о бастарде и его графе отце, которые, по его мнению, по сути, и стали причиной смерти его милой дочурки.
В общем, Макс Ренар воспитывался, как истинный аристократ, но только не в доме графа, а в старой столице, где у него был собственный особняк, слуги и учителя.
Единственным связующим звеном с купеческой семьей, как ни странно, и был Бертран, который всю жизнь прослужил Анне Ренар и, согласно ее предсмертному желанию, остался при маленьком бастарде.
Собственно, именно поэтому Макс и не любил старика, который своим существованием напоминал ему о его происхождении. Отсюда и отвратительное отношение к бедняге, которое с каждым годом усугублялось. Особенно в свете последних событий, поставивших жизнь юноши с ног на голову.
Дело в том, что Фердинанд де Грамон и еще несколько десятков представителей древнейших родов Вестонии участвовал в заговоре против своего короля Карла Третьего Победителя.
Изменники потерпели поражение и папаша Макса, а также его соратники были обезглавлены. Большая часть собственности графа ушла в казну, а часть была унаследована младшим братом Фердинанда, графом Генрихом де Грамоном. Кстати, именно младший братишка настучал в королевскую канцелярию о заговоре, чем и сохранил часть собственности брата-изменника. Король был щедр в те дни к своим сторонникам и союзникам, особенно на фоне массовых казней именитых заговорщиков на столичной площади.
Сыновья Фердинанда, также участвовавшие в заговоре, были казнены вместе с отцом, а дочерей и слегка тронувшуюся умом жену графа взял на содержание дядя-стукач.
Макса же, как бастарда, никто всерьез не воспринимал. Дядя выдал ему триста серебряных крон и выгнал взашей из подаренного отцом дома. Да еще и с наказом убраться подальше от столицы. Куда-нибудь на границу королевства.
Собственно, вот так Макс Ренар и оказался в небольшом городе на западе королевства Вестония под названием Абвиль, где и проживал последние девять месяцев.
Оказавшись без привычного присмотра нянек и учителей, он был очарован свободой. Рядом с ним тут же нарисовался отряд прилипал из разных бездельников, почуявших запах легких денег. Громкие гулянки и пьяные кутежи, дорогие наряды, подарки шлюхам, карты и кости – Макса на всех парах несло в пропасть, в которой, собственно, он в конце концов и оказался.
Три сотни крон, что по местным меркам – огромная сумма, за неполных три месяца были успешно потрачены. Оставшись без средств Макс не растерялся и начал активно одалживать деньги у местных аристократов, без зазрения совести прикрываясь именем дяди.
Первое время его охотно ссужали довольно крупными суммами, которые он продолжал тратить направо и налево. Но потом, когда до аристократов Абвиля дошел слух об изгнанном бастарде, все изменилось.
В кредитах было отказано, как и в посещении домов уважаемых граждан. Макс покинул дорогие апартаменты в центре города и переехал в маленький флигель доходного дома в торговом квартале.
Затем начались походы в ломбарды и к скупщикам, где Макс и оставил свое последнее более или менее ценное имущество. И как вишенка на торте – юный бастард умудрился нарваться на дуэль с профессиональным бретером из-за какой-то местной актрисульки.
Кстати, на мой взгляд, с этой дуэлью не все так однозначно. С этим мне еще предстоит разбираться – интуиция подсказывает, что этот Винсент де Ламар просто так от меня не отстанет. Ему же хуже.
Хотя я предпочел бы убраться из этого городка по-тихому. О чем и намекнул в разговоре с Бертраном. И снова дал маху. Моя идея старика напугала. Оказалось, что как только я тайно покину город, не навестив перед отъездом всех моих кредиторов, меня тут же объявят преступником, и в следующем городе первый же стражник будет в своем праве арестовать меня.
Единственная причина, по которой Макс до сих пор не оказался в долговой яме, это имя графа де Грамона, которое нынче имело вес в королевстве, особенно после того, как Генрих, пожертвовав родной кровью, показал преданность королю.
Кроме того, кредиторы все еще тешили себя надеждой, что влиятельный дядя смилостивится над своим непутевым племянником и оплатит все его долги. Причем бастард он или нет – не имеет значения. Древняя кровь, что течет в его жилах – вот, что важно. Сегодня непутевый племянник в немилости, но кто скажет, что будет завтра? Вдруг его сиятельству взбредет в голову снова приблизить бастарда брата? Такое происходило сплошь и рядом.
Только вот, слушая Бертрана, я нарисовал в своей голове совершенно другую картинку. Дядя Макса еще та сволочь. Предал родного брата, чтобы прибрать к рукам его собственность. И на племянника ему плевать. Он наверняка уже и забыл о нем.
Короче, так себе наследство мне досталось. Но есть и плюсы. Я жив.