– …Что будешь, спрашиваю? Икру свою хренову? Щас в кровать вам кину… Иди ешь, кобель поганый. Картошка стынет с огурцами.
Вовчик разлепил один глаз и увидел привычный узор на ковре, отделявшем кровать от стены. Значит, он дома. Кто-то дышал в спину. Неужели?.. События после парка тонули во мраке.
Он осторожно лёг на живот, отвернул голову от ковра, проведя носом по подушке. Два испуганных глаза уставились на него. Степаныч…
Фу-у… А он-то уж подумал. Он принял прежнюю позу, предпочтя деду ковёр.
– Мамка-то злая! – горячо прошептал сзади Степаныч.
Вовчик перелез через него. Натягивая тренировки, буркнул:
– Пошли. Мама есть зовёт.
Однако Степаныч остался лежать. На всякий случай. И, пожалуй, он не прогадал.
Из кухни долетали громкие голоса, без искажений и завалов по всему частотному диапазону.
– Я тебе сказала не приводить никого!
– Ты сказала, чтобы бабу не приводил.
Вовчик, которому было хреново, нехотя отбивался. Превосходящие силы пошли в новую атаку.
– Сам еле держится, и этого привёл. Ночью стоят, шатаются. У! У! За косяки хватаются.
– Дай попить.
– Попить ему! Ты говорил, не пьёшь.
– Не пью.
– Сколько лет, как уехал, всё сказки!
– Мам, ну дай попить.
– Лучше бы бабу привёл!
– Тебе не нужна баба. Характерами не сойдётесь…
– Тебе нужна, на!
Раздался глухой звук. Металл нашёл контакт с обтянутой кожей поверхностью.
– По лбу-то зачем? – воскликнул Вовчик. – Сам налью!
Он прошёл в свою комнату, отхлёбывая из одной кружки, другую протянул Степанычу, который, залпом выпив напиток, произнёс: «божественно…». Вовкина мама сама делала квас, и получалось это у неё действительно «божественно». Так казалось наутро после возлияний.
– Иди есть! – на кухне загремели посудой. – Грей тут ему опять.
– Пошли, дядя Паш.
Степаныч замялся. Интеллигентность брала своё.
– Она сказала «иди», а не «идите».
– Пошли, пошли. Я её знаю. Наложит обоим.
– Эх, – Степаныч отвернул глаза в сторону, – сейчас бы граммчиков сто…
– Да уж, – интонация не позволяла определить позицию Вовчика по вопросу. – У тебя не запой часом?
– У меня отпуск, – то ли обиделся, то ли согласился Степаныч.
Вовчик почесал затылок:
– Ну, как у меня, в общем. После вчерашнего разница между нами стёрлась.
Павел Степанович, как был, – в рубашке, брюках и ботинках, – сел на краю кровати.
– Что это было? Люди, полиция. Ресторан? Мы были в ресторане?
– Сударь, Ваше платье помято. Да и лицо тоже. Это тебе приснилось.
Дядя Паша прошёл к окну, задумчиво водя ладонью по щетине. Его не интересовал вид за окном, нет, – он сегодня не доверял обрывкам своих воспоминаний. Полиция, люди, сидячая забастовка на асфальте. Или это ему действительно приснилось? А ресторан? Тоже?
Размышляя, он отвернулся от окна, заметил Вовкин причудливый телефон на столе. Рука сама потянулась к чужой трубке: посмотреть, пощупать, ощутить его на ладони.
– Стой, укусит! – крикнул Вовчик, но было поздно.
Вскрикнув, дед отдёрнул руку, с недоумением разглядывая пальцы.
– Кусается, гадина!
– А нефиг зариться на чужое. Пошли!
Степаныч долго умывался в ванной, а перед кухней остановился, не решаясь войти. Так и топтался в дверном проёме.
– Дядя Паша, ты смотри, так можно и ложкой в лоб получить, – шепнул ему Вовчик.
– А этот, синий, что стоит? Пусть садится! – скомандовала мать.
– Мам, это Павел Степанович. Ты его знаешь, отец Димки.
Звонок в дверь прервал его речь.
На лестничной клетке стояли нагруженные пакетами Дима и Влад.
– О-о-о! Барон!
Влад без раздумий, широко улыбаясь, шагнул через порог, поставив на пол сумки, облапал друга и долго, будто это не он вчера доставил товарища на родину, не отпускал из тесных объятий. Димыч из-за спины Влада сочувственно подмигнул:
– Держись, братишка!
Он, само собой, как всегда в жаркую погоду, сегодня предпочёл майку с коротким рукавом и джинсы.
Все знали крепость объятий Влада, особенно, если он под градусом. «Наверное, уже клюкнули», – подумал Вовчик.
– Сколько лет, сколько зим! – шумел Влад, играя роль. Он давно заметил, что Вовкина мать отходила при его «выходах на сцену» на второй план, затихая. Увидев, что Вовчик слабо радуется встрече, что его мама стоит с ложкой за углом, и, догадываясь, как прошёл вчерашний вечер у Вовки с дядей Пашей, он решил поиграть.
С трудом вырвавшись из цепких объятий Влада, Вовчик приготовился поздороваться с Димкой, вошедшим следом. Он по привычке отвёл правую руку далеко в сторону, собираясь схлестнуться в крепком рукопожатии, однако в самый последний момент пронёс пятерню ниже. Ладони разошлись, так и не встретившись. Димка, забывший об этой уловке, в отместку также заключил друга в объятия, чтобы не выделывался.
– Ну, всё, всё, – откуда-то с Димкиной груди глухо доносились мольбы Вовчика.
Он вырвался, наконец, и, радостно ероша волосы, провозгласил:
– Все на кухню!
– Ещё два алкоголика, – недовольно сказала Александра Михайловна, когда ватага ворвалась в крохотное шестиметровое помещение.
– Привет, пап, – Димка быстро оценил обстановку, слова его прозвучали тихо.
– Здравствуйте, – задорно приветствовал всех Влад и, помогая себе руками, которые замелькали перед лицом хозяйки, начал ей «наглядно» втолковывать:
– Мы вот тут шли, шли. Дай, думаем, зайдём.
– А тут мы. Вдруг. Да? – развёл руки Вовчик, подыгрывая Владу. – Зашли?
– А то!
– Ну, а кто же без гостинцев заходит? – спросила вдруг Вовкина мама, поджав губы. В глазах её появилась лукавинка, которая с генами перешла к сыну.
– А у нас с собой, – не растерялся Димка и достал из пакета бутылку. Степаныч довольно хлопнул сына по плечу.
– Ладно, ладно, – Дима стал доставать колбасу, тушёнку, хлеб… – Тебе ещё домой.
– А что это вы меня всё домом пугаете?
Обстановка разрядилась. Хозяйка присела со всеми и даже пропустила пару рюмочек.
Пришла пора вопросов и ответов.
– Вы куда вчера запропастились? – глядя на Вовку, спросил Димка. – Плёл по телефону какую-то ерунду про сольный концерт, про полицию, что задержала вас за исполнение песен.
Вовчик переглянулся со Степанычем:
– Кстати, насчёт полиции. Кепку жалко, потерял. Полицейский, грубиян, всё в спину толкал.
Влад подмигнул Димке.
– Так вы весело проводили время в отделении полиции? Верю!
Он засмеялся, приблизив к Вовчику лицо на расстояние, когда уже надо косить глазами, чтобы чужие нос и губы попали в фокус.
– Верю! – поддержал друга Димка. – Барон непринуждённо пел перед личным составом, а отец сопровождал сольное выступление танцем. Чувствуешь, Влад? Начинается!
Вовчик не выдержал:
– Видели бы вы, как он отплясывал вчера! Нам, молодым, фору даст.
– Верю! – упорствовал Димыч. – Одна загвоздка: ни разу в жизни не видел танцующего отца. Многое отдал бы, чтобы посмотреть! А тебе вообще медведь на ухо наступил. Гитара есть, а ни одной песни от тебя никто никогда не слышал.
– Я слышал! – Димкин отец нахмурил брови. – Вовчику рукоплескали сотни людей. И вообще, объяснит мне кто-нибудь, почему вы его зовёте бароном?
– Сотни людей, Влад, слышишь? – Дима хохотнул. – Не верю!
– Да что вы заладили: верю – не верю? Как Немирович с Данченко. Я врал хоть раз?
Этими словами Вовчик вызвал взрыв хохота друзей. Влад, вытирая слезу, потянулся к бутылке.
– Ну… – рюмки были подняты, все уставились на готового что-то сказать Влада. – Как-то тяпнули два раза, лишь бы выпить. Давайте за встречу. Когда-то барон ещё приедет?
– А чё он барон-то? – тихо спросил Степаныч, но, не получив ответа, последовал примеру присутствующих. Они пили и закусывали.
Ненадолго установилась тишина. Вовчик со Степанычем суетились, выискивая по карманам папиросы, Димка улыбался, глядя на них. Вовкина мама сжимала у груди двумя руками ложку. На стол она выложила нож и вилку, да одну глубокую тарелку с надписью по каёмке «Общепит», считая, что этого достаточно.
– Так где вы вчера были-то? – Влад хотел всё же знать, почему встреча не состоялась.
– А-а… – Вовка отмахнулся, пуская в сторону форточки дым. – Вы всё равно не верите.
Степаныч тоже курил, с удовлетворением отмечая положительные сдвиги в своём состоянии.
– Так всё и не пьёшь? – спросил Влад, посерьёзнев.
– Да, десять лет уже. Да больше! Вечерок с вами раз в год не в счёт. Да… Со Степанычем вчера вот ещё…
– Работа такая, понятно. Вокруг спортсмены, пить нельзя.
– Да я и раньше, на предыдущей работе, не пил. И купить было негде, и контракт запрещал. Да и не хотелось. Зачем?
– Где это ты не мог купить спиртное? – Влад заинтересовался. – А что за контракт?
– Стоп! – перебил вдруг его Димка, вскочив. – Я скоро вернусь. Без меня не рассказывай, я тоже хочу послушать. Вставай, идём домой.
Последние слова были обращены к отцу. Тот сопротивлялся, ему только захорошело, но Димка настоял на своём. Влад вызвался прогуляться с ними.
Через полчаса, сдав Степаныча в надёжные руки, друзья вернулись.
Они снова сидели на кухне, ожидая продолжения.
– Ну, и где это у нас в стране невозможно купить водку? – напомнил Влад тему.
Вовчик прищурился.
– Вот представьте. Остров. Вокруг вода, берегов не видно. Огро-омное озеро.
– И контракт? Что пить нельзя? Если негде купить, зачем контракт? Проверка на вшивость?
Вовка вздохнул.
– Контракт на выполнение определённых работ в области военных разработок. Точнее, близких к военным. Всё строго. Вино один раз пил, было такое. Волшебное вино. Но это с разрешения начальства и даже, можно сказать, в ходе исследований.
Влад с Димкой возмущённо загалдели, отпуская ехидные реплики в адрес друга. Тот, ожидая тишины, тем временем закурил.
– Ну? Всё сказали? – произнёс он невозмутимо. – Так вот…
Облако дыма понеслось на мужчин. Димке пришлось открыть окно.
– Такой пункт был включен в договор с неким неформальным отделом в составе Министерства обороны, занимающимся… впрочем, там было много других условий, в этом договоре. Но что можно, я расскажу. Всё же события происходили весьма занятные и неординарные.
Иногда, приезжая, как сейчас, в отпуск, он удивлял друзей, рассказывая о странных и невероятных вещах, приводивших их в замешательство. То ли этот чудак нуждался в сочинении подобных историй, то ли… как бы это выразиться… немного с головой у него что-то. Ещё хорошо, это «что-то» безобидно для окружающих. Как заметил однажды Дима, «крышка у него поехала». Может, выпьет немного, и начинает брехать. Однако Вовкины монологи ни разу не разочаровали, настолько они были интересны.
Сейчас друзья притихли, удобно устроившись на стульях и смиренно ожидая момента, когда из уст Вовчика польётся небыль, нафаршированная эпизодами, должными уверить всех в правдивости рассказанного.
– Меня доставили вертолётом на остров посреди озера. Остров как остров. Понятное дело, никто из посторонних туда попасть бы не смог. Впрочем, даже опытный глаз не нашёл бы и намёка на то, что остров охраняется. Секретный объект, сверхсекретный проект, лучшие специалисты. Несколько коттеджей, сосны, пляж с лежаками, пирсы, выныривающие из прибрежных камышей. Санаторий, да и только.
Кстати, до сих пор не знаю, что это за озеро и где оно находится. Да и в России ли вообще.
Куратор проекта, полковник, повёл меня к мужчине в шортах, махнувшему нам рукой с террасы одного из коттеджей. Сам куратор шёл передо мной по грунтовой дорожке, снимая на ходу майку. Хорош, подумал я тогда: видно, с любовью строит своё тело, не забывая ни про косые мышцы, ни про широкие плечи, ни про крепкие ноги.
Он быстро взбежал по каменным ступеням, заставляя меня поторопиться.
«Здравия желаю», – но вместо рукопожатия просто стиснул в объятиях встречающего.
Затем он обратился ко мне:
«Прошу любить и жаловать: Владимир Иванович. Психолог».
Фамилию я по понятным причинам забыл. А чего вы в усы улыбаетесь? Думаете, мне психиатр требовался?
Влад тихо ржал, тряся опущенной головой.
– Давай по существу! – выдавил Димка, с трудом справляясь с уголками губ, которые вели себя неконтролируемо. Хозяин умудрялся ненадолго придать им обычное положение, но они предательски дрожали при этом, а потом стремились к мочкам ушей, что заставляло Диму закрывать рот кулаком и покашливать.
– Владимир Иванович, – повторил Вовчик, задумавшись. Дым опять заполнил небольшое пространство кухни, и Димка открыл вторую створку окна, чуть не сбив при этом рассказчика с табурета. До кульминации было ещё далеко, помирать же от никотина не хотелось.
– В числе секретных технологий, собранных воедино, – заговорил, наконец, Вовчик, – была и определённая предварительная работа с «наблюдателем», как официально именовался я в документах. Без психолога ничего бы не получилось.
Так вот, когда мы вошли в дом, я обомлел. Весь первый этаж представлял собою некое подобие студии. Десятки экранов, какие-то пульты, компьютеры. Сергей Иванович, ну, полковник который, объяснил, что здесь будут обрабатываться результаты всех «вторжений», как он выразился, и компетентная комиссия, с которой по определённым причинам меня пока нельзя знакомить, будет анализировать результаты моих действий, корректируя их по мере необходимости.
«Жилой блок, – он поднял голову, – на втором этаже. Всё, что необходимо для хорошего отдыха и быта, имеется. Ограничения расписаны в договоре по пунктам. Ну, – он улыбнулся, – сам увидишь. И даже если что-то не пойдёт, дело-то неизведанное, без предельной самоотдачи ко мне потом на отчёт лучше не появляйся».
Он обнял меня. «Я буду рядом, – сказал, – буду знать каждый твой шаг, мне расшифруют любую кривую с любого участка твоей электроэнцефалограммы… или кардиограммы. Ты даже не представляешь, что мне ещё расшифруют. Ты должен забыть обо всём. Успеха!»
Он оттолкнул меня легонько и вышел из здания. Вертолёт улетел. До конца экспериментов я довольствовался лишь обществом Владимира Ивановича.
Учитывая, что новые знакомые обычно быстро признаются, насколько легко со мной общаться, я не ожидал сюрпризов.
Владимир Иванович спокойно отнёсся к тому, что я предложил называть его Володей. Сам он, не спрашивая, уже вечером первого дня стал называть меня Вовчиком. К чему – к чему, а к этому я был готов.
Он не дал мне времени на раскачку, сразу приступив к делу. Показал студию. В тот момент, ещё не представляя себе толком основную работу, я плохо понял его объяснения, когда он показывал мне графики и осциллограммы, фиксировал моё внимание на задержках эхо-сигнала, на форме сигнала, у которого есть фазы атаки и затухания. Всё это я знал. Но у меня произошёл какой-то разрыв между тем, что я ожидал, и тем, что, – кажется, – всё банально сводится либо к подводным анализаторам звуков, их характеристикам (вокруг острова вода, заметьте), либо к локаторам воздушных целей. В чём же тогда моя миссия? Всё, что он мне рассказывал, знают даже студенты.
Я нашёл в себе силы отбросить эти мысли. Ты здесь зачем, мужчина? Работай!
Перед тем, как отправить меня наверх, психолог протянул то ли зажигалку, то ли флэшку. На корпусе гаджета располагались кнопка и излучатель (как мне сначала показалось, – светодиод). На мой вопросительный взгляд коротко бросил: «Поляризатор. Пригодится».
…Это только снаружи коттедж выглядел великолепно. Моя комната обескураживала. Кровать с железными спинками, как у меня дома. Стул, стол, шкафчик. Узкое окно. В другом конце комнаты, за занавеской, ведро для отправления надобностей. Первые секунды, конечно, шок. Зачем было городить такой красивый большой дом? И в нём вот это?!
Я в растерянности сел на скрипнувшую кровать. Ни на столе, ни на стене никакого средства связи. Хотя бы телефона, скажем.
Я более внимательно осмотрел комнату. Её интерьер совсем никак нельзя было увязать с тем впечатлением от острова, что я испытал сначала.
Под потолком деревянный, со щелями, брус – перекрытия. Писк моды? Что-то непохоже. Ведро за занавеской – писк моды? А стены. Неровно наложенная глина, под которой угадываются закреплённые крест-накрест деревянные, вручную выщепленные, рейки. Может, продольной пилой, или даже ножом. Я провёл пальцем по угадывающейся рейке. Неровная структура дерева, – словно лучину кололи. Явно не на станке пилена.
Пока рассматривал стену, добрался до двери. Добротная, не филёнка. Из толстенных досок, тоже вручную щепали ствол, топором ровняли. Сбита поперёк двумя досками, под которые вырезаны небольшие углубления. Ручка дивная. Великолепной работы кованая ручка.
Я толкнул дверь. Не открывается. Сильнее. Закрыта? Неужели меня закрыли? Двинул плечом. Чёрт, больно.
Нащупав в кармане поляризатор, навёл его на дверь и нажал кнопку. Ничего не изменилось, дверь не поддалась.
Несколько минут я сидел на кровати. Хорошо, дома такая же, металлическая. Привык.
Глупо как-то. Я закрыт. На потолке, – а я смотрел как раз вверх, – паутина. За задёрнутой шторкой… понятно, что. Ах, да. Надо заглянуть в шкафчик.
По поскрипывающим половицам медленно, словно собирался что-то украсть, подошёл к шкафу. Узкий, но высокий. Если попробовать отгадать, – что там? Я закрыл глаза. Ну, допустим, постельный набор… что ещё? Пара белья? Возможно. Но остаётся ещё достаточно места. Для чего? Женщина бы сообразила, для чего.
А-а-а, да что там гадать?!
Я распахнул шкаф. Наверху, очень высоко, и впрямь, две полки. Постельное бельё, занавески. Но взгляд сразу скользнул ниже. Что за чёрт! Никаких полок, а в глубине, в полутьме, угадывается дверь. Не думая, я надавил на ручку…
Вспомнились граф Монте-Кристо и Анжелика, что-то ещё, из молодости. Стало холодно, как в погребе. Вниз вела каменная винтовая лестница, освещённая зыбким светом еле подрагивающих пламенем свечей, что спиралью заворачивали куда-то вниз, зазывая меня в неизвестность. «Испытания начались?» – мелькнула мысль, задавая мне направление по ступеням вниз. Я на службе. Знал, что будет нелегко. Хотя, конечно, неожиданно. Но какие здесь могут быть угрозы?
Внизу на моём пути возникла ещё одна дверь, такая же основательная и настоящая, как и та, которую мне не удалось открыть. С некоторым волнением я толкнул её и едва не ослеп. Заходящее солнце брызнуло своими искрами в незащищённую после полутьмы сетчатку.
Игривая тропинка вела через лужайку с редкими маками к виднеющемуся невдалеке лесу. Чем дальше я шёл, тем больше красных цветов кивали мне своими головками. Они были прекрасны, эти огромные красные головки! Встречавшиеся на лужайке белые и голубые цветы вытеснялись красным волнующимся морем. Где-то посередине пути меня окружали только маки. Это от них исходил сладковатый усыпляющий аромат. Я немного заволновался, подумывая, не вернуться ли мне с этого поля на лужайку, оглянулся, высматривая здание, из которого несколько минут назад вышел. Здания не было! Тропинка – вот она, а лужайка была пуста. Надо успокоиться. Спокойно, Вовчик, сейчас твою кардиограмму изучают… У тебя контракт! Я взял себя в руки. Несмотря на лёгкое головокружение, продолжил идти в сторону леса. Маковое поле кончалось, появилась зелёная трава, до деревьев – рукой подать. И вот здесь я увидел Льва, лежащего средь дивных цветов – «…он спал, широко раскинув лапы…» Вот так штука! Я остановился в растерянности. У меня с собой нет даже газового баллончика, хотя вряд ли он поможет, если Лев меня услышит.
Неожиданно «…на лужайку выскочил жёлтый дикий кот. Оскалив острые зубы и прижав уши к голове, он гнался за добычей».
«Добычей» должна была стать серая полевая мышь. И стала бы ею через секунду-другую, если бы не странное железное существо, отрубившее на моих глазах голову дикому коту.
– Железный Дровосек? – прервал Димка. – Элли и Тотошка?
Вовчик вздохнул. А Димыч продолжил:
– Не мог придумать что-нибудь такое, что мы в детстве не читали?
– Завтра он про Урфина Джюса рассказывать будет, – разочарованно вздохнул Влад.
– Ну, как хотите, – Вовчик потянулся за пачкой сигарет.
– Давай дальше, – Дима вернул «подмиг» Владу.
Мимо Вовчика не прошло перемигивание друзей.
– Мигуны чёртовы, – пробормотал он, направив струю дыма сначала на одного, затем на другого.
Наступила пауза, поэтому пришлось разлить по стопкам.
Вовка выпил, закашлялся.
– Вы бы хоть дослушали. Самое обидное, когда не верят. А врёшь – лапшу на ушах не заметят.
– Мы внимаем, – с готовностью отозвался Влад, подозрительно улыбаясь.
Но Вовчик захлопал своими глазами без ресниц, опустив голову, стал их тереть, делая вид, что чешутся.
– У меня и орден боевой за эту операцию есть, – блёкло сказал он.
– Покажешь? – хором спросили друзья.
– Всё в Москве, в квартире. Что я, возить буду, что ли?
Он отвернулся к окну.
– Так это… – Влад был не из тех, кого можно разжалобить всякой ерундой. – А чё дальше-то?
Вовчик повернулся, блестя глазами.
– Короче, один очкарик изобрёл приборчик, выложил краткое описание в сеть, надеясь подзаработать. Ну, а военные быстренько прикрыли эту лавочку, вовремя прикрыли. Правда, краткое описание не пук, вылетит – не поймаешь. Так по сети и гуляет, множится благодаря блогерам. Но у наших – очкарик на коротком поводке со своими наработками, а за рубежом только краткие сведения об изобретении.
– Фигня, – сказал Димка, – Врёшь! Причём тут сказка? Не верю!
Вовка снова отвернулся к окну.
– Ну, ладно, Вовк, рассказывай, – Влад требовал продолжения. Он улыбался, умилительно глядя на Вовчика.
– Хорошо! – Вовка повернулся к собеседникам. – Сейчас уже этим вопросом занимаются не только у нас. Франция, Япония, США, Австралия… Иначе я не стал бы рассказывать. Какие там горизонты открываются, об этом могут знать только военные. Скажу лишь, что даже я, хоть и принимал участие в проекте, не знаю, что милитаристы извлекают из результатов тех опытов. Я участвовал в мирной части проекта. Тот же Владимир Иванович возглавлял группу, нашедшую возможность материализовывать ситуации, причём не только реальные, но и сказочные.
– Да ладно! – Влад раскраснелся, он вытянулся и от удивления высунул язык.
– У нас к тому времени был гандикап в пять-семь лет перед учёными других стран. Редкий случай, когда мы впереди планеты всей. Изобретение очкарика оказалось предвестником целого направления в работе учёных. Методика постепенно совершенствовалась и трансформировалась, обрастая сделанными попутно открытиями. Более того, вся эта история – цепочка случайно сделанных открытий, позволивших освоить не только время, но и пространство. Наши конкуренты топтались на месте, пока мы плодотворно работали. Я появился в проекте, когда для исследований понадобился «наблюдатель». К этому моменту на основе того самого приборчика удалось создать некий генератор. Создаваемое им поле совершило прорыв в исследованиях. Я был первым, кто попал в сказку.
– Кажется, я начинаю смутно понимать, – откликнулся Димка. – Но ты сказал, что ситуации, в которые можно проникнуть, могут быть и сказочными, и реальными. Я вот сижу тут сейчас, в реальной ситуации, без твоего генератора! А?
Вовчик оживился.
– Чем отличается книга «Лолита» от книги «Волшебник Изумрудного города»?
– Ну, ты привёл сравнение!
Влад растерянно смотрел то на одного, то на другого.
– Согласен, не подумал. Вместо «Лолиты» возьмём «Войну и мир». Ну?
Ответа не последовало, Димка чесал нос.
– А-а. Не знаешь, – Вовчик не сразу ответил на свой же вопрос. – И то, и другое – плод воображения. Ну, как тебе ещё объяснить? Первый писатель придумал сюжет, похожий на правду, а другой сочинил явную сказку, переписав на свой лад оригинал, созданный американским автором. Обе книги при-ду-ма-ны! Такого на самом деле не было, ясно? Толстой же не мемуары чьи-то писал, а по мотивам, так сказать. Олитературивал, создавал грандиозное художественное полотно.
– Всё! – Влад хлопнул себя по коленям. – Дошло! Не было! Одну книгу читаешь и веришь, в другой сразу видишь подвох, но читать-то интересно… Блин! Значит, попасть можно как в описанную действительность, так и в описанный сюжет сказки. Ничего себе… блин…
– Вот такой блин, братцы, – медленно качая головой, задумчиво произнёс Вовчик.
Димка заелозил на стуле:
– Ладно, ты давай дальше. Что дальше-то?
Вовка не торопился.
– Дальше? Дальше, если вы помните, надо было найти способ вытащить Льва с поля. Иначе он не проснулся бы.
– Ну, понятно, мышь оказалась Королевой полевых мышей Раминой, и тысячи серых полёвок вытащили при помощи ниток Льва с макового поля, – Димке не терпелось. – А ты с ними разговаривал?
– А как ты думаешь?
Димыч пожал плечами.
Вовчик улыбнулся.
– Я не двигался и не разговаривал. Как объяснил позже Владимир Иванович, я мог вести себя как угодно, герои сказки всё равно не узнали бы, что рядом находится чужак, который наблюдает за ними.
– Позвольте! – Влад кипятился. – Как можно изменить книгу? Она уже написана!
– Понимаешь, я читал именно такого «Волшебника Изумрудного города». Несколько раз. И в тот момент для меня важнее всего было не сделать непоправимых ошибок. Тогда я ещё ничего не понимал. Поэтому тихо себе стоял в сторонке.
– С чего ты взял, что там что-то должно поменяться? – не унимался Влад. – Писал автор, почти твой однофамилец, кстати…
– Я не за это люблю его книги.
– …и с чего ты взял, что в книге что-то должно поменяться, даже если ты там нарисовался?
– Вот пристал! Я уверен, что поступил правильно. На всякий случай не вмешивался, а инструкций на тот момент у меня не было.
– Ладно, – буркнул Влад. – Дальше.
– Дальше Льва вытащили, Рамина подарила Элли волшебный серебряный свисток, – начал было перечислять Вовчик, – да вы всё это знаете!
Итак, я отправился обратно. Голова, и правда, кружилась. Тем не менее, тропинка привела меня на лужайку, с которой я вышел на маковое поле. Как найти дверь, чтобы попасть на лестницу, я не понимал. Прошёлся по тропе, вернулся к началу макового поля. Вот эти белые и голубые цветы, впереди маки. Неужели у меня начались глюки? Я присел, озадаченный происходящим. Посетила мысль: возможно, тропинка раздваивалась, и я пошёл не по той. Да нет, я бы запомнил. Рука автоматически полезла в карман за папиросами. Нащупала зажигалку. Но на ладони у меня лежал поляризатор, на который я уставился, вспоминая, где мог оставить пачку. И тут меня осенило! Надо нажать на кнопку! В направлении, заданном тропинкой, ничего не изменилось. Я расстроился, потому что казалось, что из двери сразу попал на тропу. Стоп! Стоп… Меня ослепило солнце! Был невольный поворот вправо, после чего я вышел на тропинку.
Нервное движение рукой с поляризатором… влево… вправо от тропы… Есть!
Буквально в трёх метрах от меня появился фрагмент серой стены, попавший в пятно излучения поляризатора. Кусок здания висел прямо в воздухе, разглядеть его целиком не представлялось возможным. Я вскочил, стал пятиться назад. Вскоре пятно поляризатора выявило почти всё здание. Поводив гаджетом вверх-вниз, удалось создать целостное впечатление об объекте. Передо мной возвышалась серая круглая башня без окон с единственной деревянной дверью внизу. Тропа, действительно, проходила мимо, а не вела ко входу.
Дверь легко открылась. Пламя свечей колыхнулось, когда я быстро взбежал по лестнице. Поляризатор не понадобился ни в шкафу, ни у той двери, которую совсем недавно я пытался выбить плечом.
Радостный, я влетел в зал-лабораторию на первом этаже. Посреди помещения, засунув руки в карманы, с едва заметной, как у Джоконды, улыбкой стоял Владимир Иванович. Я остановился напротив него, не зная, что сказать.
– Туалеты там, – указал он большим пальцем правой руки через своё плечо и добавил к улыбке несколько делений.
Вскоре мы сидели на террасе за столиком напротив друг друга. Я любовался мелкой рябью у берега, ожидая, пока Володя приступит к ужину. А он сидел, подперев подбородок сложенными в замок кистями рук, опираясь локтями на стол, и откровенно рассматривал меня. Достаточно мне было открыть рот, а я собирался задать вопрос новому знакомому, как он вдруг, опередив меня, спросил:
– Вовчик, как ты думаешь, какое сегодня число?
Если честно, он сразу поставил меня в тупик. Я хорошо помнил, что именно с двадцатого июля должен был приступить по контракту к работе. Да, чёрт побери, сегодня утром, двадцатого июля, я прилетел с Сергеем Ивановичем на этот остров.
Возможно, он подметил острым глазом следы кратковременной растерянности, думаю, он считал некую информацию с моего лица за доли секунды. Но уже в следующее мгновение я бодро отвечал:
– Двадцатое июля, Володя. Разве это тест? Так, разминка.
Подвинув к себе тарелку с овсянкой, поверх которой заманчиво таял кусок сливочного масла, он запустил ложку в кашу. Смотря на его пока ещё небольшие залысины, я также приступил к приёму пищи.
Мы время от времени поглядывали друг на друга. Он молчал, мне это не мешало. По-прежнему сохранялось благоприятное впечатление об этом человеке, сложившееся с самого начала.
– Двадцать первое, – неожиданно заявил он, когда я, наслаждаясь компотом, «завис» в задумчивости взглядом на том месте, где озеро сходилось с небом. Так хотелось различить эту черту, но это всё не удавалось, а мысли остановились. У меня были вопросы к этому человеку, но не сейчас, пожалуй… Позже. Надо уловить эту черту.
– Двадцать первое, – повторил он и опять сумел меня удивить, добавив, – августа.
Я подавился жидким компотом. От неожиданности забухало сердце. Осипшим голосом вопросил:
– Какого года?
– А… Не пугайтесь, прошу Вас.
Он перешёл на «вы», очевидно, чтобы успокоить.
– Год тот же, – добавил он, – но прошёл месяц… как ты прибыл сюда.
Сердце всё ещё разрывалось.
– Пульс учащённый, – произнёс он, внимательно вглядываясь в моё лицо. Я вспомнил слова Сергея Ивановича о контроле моих параметров круглые сутки.
– Кажется, ты успокаиваешься, – сказал он. Мне, я начал понимать, импонировала его манера вести разговор. Просто до этого он либо молчал, либо мы находились в разных точках пространства. А он тем временем выдавал мне информацию.
– Я понимаю, неожиданно… ты, вижу, потрясён. Мы в лаборатории ждали тебя целый месяц. Это… это, – он начал подбирать слова, – как… замедленная съёмка, понимаешь? Сегодня двадцать первое августа, утро. Ты ушёл «туда» двадцатого июля, ближе к вечеру.
Только тут я обратил внимание на положение солнца. Перед моим первым вторжением оно стояло над лесом, сейчас же брало разбег с противоположной стороны, над озером.
Я «там» был час, ну, два… Здесь прошёл месяц.
– Работа нашей группы свелась к рутине, мы просто записывали видео происходящих с тобой событий, потому что смотреть на то, как ты проходишь по полю дистанцию в метр, было просто физически невозможно. Ты проходил метр за час. Работали по двое, сменяясь через каждые восемь часов. Видеозапись, записанную каждой группой, ускоряли в десятки раз, чтобы просмотреть в нормальном темпе. Но, кроме перечисленных неудобств, к счастью, есть плюсы. Мы можем оперативно влиять на процесс. И ещё – много времени на анализ. Ты «там» провёл не более двух часов. У меня прошёл месяц. Я постарел? Заметно?
Он грустно улыбнулся. Человек, который мог отдавать мне приказы, только что сыграл маленькую роль в небольшой сцене.
– Контракт до двадцатого сентября, – он откинулся на спинку стула, положил ладони на колени. – За это время, как теперь становится понятно, нам не выполнить всю программу. У меня есть указание сверху предложить тебе подписать новый контракт на других условиях. И теперь вместо трёх месяцев на год. Надеюсь на твоё согласие и… – он завертел головой, пытаясь подобрать какие-то слова.
– Понимание? – спросил я.
– Понимание, – подтвердил он. – Это был пробный шар, или вторжение, как любит говорить Сергей Иванович. Получена масса ценной информации, теперь надо набирать статистику и дотошно исследовать этот мир, не пропуская ни одной детали. Если ты согласен… есть время подумать. Вот новый контракт, – он протянул мне листы, лежавшие до сих пор на краю стола. – Сергей Иванович просил тебя как служащего с большим опытом диверсионной работы и грамотного специалиста не отказывать и не затягивать решение вопроса. Да и мне… Вовчик… приятно с тобой работать.
Он встал, отойдя к перилам на краю террасы.
Вот ведь! Утро двадцать первого! Вечером овсяную кашу не подали бы. Так всё неожиданно… если только не… врут. Лёгкая паника охватила меня.
Я углубился в чтение.
Те же пункты, кое-где изменены даты, сроки, цифры. Цифры – это сумма контракта, естественно. Увеличена не пропорционально, а в два раза больше, чем можно было бы подумать. Не хотят, чтобы отказывался.
Минут тридцать я листал договор просто так, обдумывая ситуацию.
Володя подошёл, сел на своё место. Ничего не спрашивая, стал смотреть на меня.
Я ему до сих пор благодарен, он помог мне избавиться от ощущения подвоха. Последовавшие события только подтвердили это моё впечатление. Конечно, договор я подписал. Мною двигало не чувство наживы. Нет, правда. Деньги впоследствии я получил более чем приличные. Но где найдёшь столь увлекательную, полную адреналина, работу? Я жаждал эту работу, и глупо было отказываться от неё.
Срочно захотелось прояснить пункт, касающийся свободного времени. О чём я немедленно и спросил у Володи.
– Да, приказ о вторжении может поступить в любое время, – подтвердил он, – но я буду знать об этом заранее. Так что не волнуйся. Если хочешь по острову побродить или с удочкой постоять – не вопрос. С одним условием. Я всегда должен быть в курсе.
…Я тут же предложил ему осмотреть вместе остров. Понятное дело, подумал, откажется. Всё тут ему давно, до камушка, известно. Но Володя согласился. Попросил меня посидеть несколько минут, а сам ушёл в дом. Вернулся с двумя корзинами, отдал одну мне, натянул себе на голову панаму и мне предложил такую же. Бог знает, что тут в лесу. Я тоже прикрыл голову. Хотя бы от солнца.
Остров оказался совсем небольшим. Это я понял, когда мы поднялись на верхнюю точку, пройдя по тропе через лес, покрывший склоны. С пятидесятиметровой сопки в центре, осматриваясь по сторонам, я видел лишь воду. Большое озеро и маленький остров.
Вытянутый по форме, он протянулся с севера на юг метров на шестьсот, может, семьсот. Не больше трёхсот метров в ширину. По сопке всё сосны. В низинах осины, дубы, ели. Деревья крупные, но стоят довольно редко. На вершине Володя показал дно своей корзины. Там уже было много грибов.
– Что-то у тебя не густо, – заметил он, заглянув в мою.
Я махнул рукой:
– Беру подосиновики, подберёзовики. Белые – и то боюсь. Мне показывали как-то ложные белые. С мужиком присели на опушке прикурить. Он, пока рассматривал мои грибы, половину выкинул. Сказал, отравлюсь.
– Розоватые такие?
– Вроде, да. Не помню.
Володя хмыкнул и повёл меня вниз, в осинник.
Вечером на столе нас ждало жаркое из грибов, в основном, подосиновиков, собранных нами среди осин.
Днём позагорал, искупался…
– Вот врать… – не выдержал Влад. – Искупался он! В воду зайти боится!
– Ну, как искупался… – Вовчик улыбнулся, наклонив в сторону голову. – Ходил по колено в воде. Вода холодная. Озеро. Только у берега чуть теплее.
– Это, как его… – обратил на себя внимание Димка, – а макового поля не видел?
– Кстати, – оживился Вовчик, – меня тоже терзали эти мысли, но с сопки всё видно как на ладони. Никакого поля. Не, мужики, если не верите, я могу и закончить. Давайте о бабах.
– Мм, – промычал Влад. – Если сегодня успеешь рассказать, что было дальше… А то водка кончилась.
– Слышь, Вовк, мы с Владом сгоняем… подождёшь?
– Валяйте.
…Когда Влад с Димкой вернулись, мама Вовчика огрызнулась, указывая на дальнюю комнату:
– Вон ваш друг…
Друзья приоткрыли дверь в Вовкину комнату. На кровати у самого коврика, свернувшись калачиком, в брюках и рубашке спал отпускник.