Ничего такого… Подумаешь! Просто лежу на полу. А ведь только что был на ногах! Мир кувыркнулся вверх тормашками. Но, кажется, на этот раз я держался молодцом. Такие удары всегда получаешь внезапно.
Предметы и стены дрожат, меня подташнивает.
– Все в порядке?
Я киваю, будто изнутри стиральной машины.
– Можешь встать?
Конечно. Только не сразу. Можно я немного полежу?..
– Я не нарочно.
Словно в плохо настроенном телевизоре, Кристиан расплывается у меня перед глазами. Ну разумеется, он не хотел так сильно двинуть.
Мне нравится Кристиан. Мне вообще все здесь нравятся. Не удивлюсь, если и я им тоже.
– Дай ему передохнуть.
Это голос тренера. Он считает, что вера в успех двигает горами. И что у меня все получится, если я по-настоящему этого захочу. И я с ним согласен. Хотя сегодня что-то не очень… И наутро после тренировки тоже… И в школе… Особенно сомневаешься, когда вот так лежишь на спине и тебя тошнит.
Тренер с Кристианом помогают мне подняться.
– Отдохни, – советует тренер.
Не смея двинуть головой, тащусь к скамейке и сижу там, пока мир не перестает мерцать, вращаться и трястись.
– В боксе главное не сколько раз ты свалился, а сколько раз смог подняться, – замечает тренер, снимая с меня шлем и протягивая мешок со льдом.
– Ясное дело. Но, думаю, на сегодня с меня хватит.
– В среду увидимся?
– Еще бы!..
Кристиан похлопывает меня по плечу. Если бы он не жил на противоположном конце города, мы точно встречались бы каждый день после школы.
По дороге домой у меня начинает болеть под глазом. Понемногу проходит – ну вот, со зрением все в порядке. Я достаю наушники, включаю музыку и сразу забываю обо всем.
Вообще-то мне нравятся очень странные штуки. Например, блинчики с беконом. Стакан холодного молока посреди ночи. Падающие звезды – только настоящие, а не те, что потом оказываются самолетом или НЛО. Воспоминания о чем-то давно забытом. Или купанье летним днем на опустевшем пляже.
И еще когда мама шепчет что-нибудь приятное и ее губы щекочут мне ухо. Правда, это случается все реже.
Но есть кое-что покруче. От чего все внутри горит. Будто кто-то включил в животе духовку на полную.
Это пение. Нет, не как у моих одноклассников в радио или в айподах. Я люблю голоса, сокрушающие стекла и заполняющие ушные раковины до краев. Иногда я забываюсь и сам пою на всю улицу. Это немного мучительно… и прекрасно.
Старый дом, в котором я живу, мог бы быть и получше. В подъезде вечно кто-нибудь ошивается. Но, если об этом не думать, можно не замечать.
Мамы нет дома. Сделав себе два бутерброда, я сажусь за уроки.
В дверь звонят.
В голове проносятся мамины слова: «Никогда не открывай незнакомым!»
В замочную скважину вижу дядьку в униформе с визиткой в руках. На ней слово «Хафслюнн» и фотка, слегка напоминающая типа за дверью.
Он звонит опять. Потом стучит. Очевидно, именно таким и нельзя открывать. Но визитка из твердого пластика, и сам он такой солидный, что я сдаюсь.
– Линда Нарум дома? – спрашивает он сквозь дверную цепочку.
– Нет, мама вышла.
– Я пришел отключать электричество.
Иногда мама опаздывает с оплатой счетов – это с каждым может случиться. Всех дел ведь не упомнишь, а про счета наверняка забыть легче всего.
Меня осеняет, что неплохо бы прикинуться умирающим.
– Не выйдет, – говорю я траурным голосом.
– Извини, парень. Но по-другому не бывает, когда вовсе не платят по счетам.
– Вы же не хотите, чтобы я умер?
И тут мой голос делается совершенно замогильным.
– Скоро лето, парень, поди не помрешь.
– Умру, – говорю я и делаю глубокий вдох, будто мне не хватает воздуха. – По ночам, чтобы не отдать концы, я сплю в кислородной палатке. А без электричества это невозможно.
«Хафслюнн» недоверчиво смотрит на меня.
– В кислородной палатке? – переспрашивает он.
– Ничего не поделаешь, заболевание легких… Хотите взглянуть на палатку? – Я напрягаю гортань и с присвистом выдыхаю.
– Ну… ты, парень, не того… не волнуйся. Я… мне не так уж обязательно отключать электричество именно сегодня. Но твоя мама должна оплатить счета.
– Вероятно, она просто об этом забывает.
– Годами?
Я пожимаю плечами. Чем больше нагородишь, тем легче запутаться. Нет у меня никакой палатки. И вовсе я не при смерти. И вообще, лгу редко. Ну, во всяком случае – не каждый день.
Честно говоря, куда ни глянь, все только и делают, что врут. Не скажешь же человеку: «У тебя омерзительная прическа…» Или: «Какого черта ты напялил эти уродские штаны?» Или вот еще так: «Ты поступил как дурак…» Нет, ничего такого не принято говорить в лицо. Я, по крайней мере, не говорю. Держу рот на замке и язык за зубами.
В городе жить без электричества – все равно что оказаться в чистом поле. Или в бронзовом веке. Маме про счета – ни слова. Расстроится…
А неплохо дома одному – можно немного посмотреть телек и потом лечь спать.
Вот только если быстро заснешь, то быстро и проснешься.
Открываю глаза – надо мной что-то шепчущая мама.
– Что-что? – бормочу я.
– Привет, малыш. Ты у меня такой славный, такой хороший.
– Ты тоже, мамочка.
Мы крепко обнимаемся. Я нравлюсь маме, правда. И она мне. Мама, продолжая меня нахваливать, тоже ложится спать. Я помогаю ей забраться на диван и расправляю на ней одеяло.
– Мальчик мой, ты такой замечательный, – говорит она, засыпая.
А где-то падают звезды. Я в этом совершенно уверен.