Не очень страшное путешествие


Сравнительно недавно, лет в одиннадцать, сынишка Иван назвал велосипедную поездку на карповый пруд «страшным путешествием». Расстояние для мальчишки было действительно не малое – тридцать два километра и это лишь для того, чтобы половить до обеда и – обратно. Шестьдесят четыре километра в целом… И к тому же грянула в пути сильнейшая гроза со шквалом и ливнем, промочив нас до нитки. Словом, после того «страшного путешествия» с опаской сын относился к дальним поездкам. Но не зря же я, твердый сторонник велосипеда, купил и сыну транспорт с двадцать одной скоростью и толстыми колесами с зацепистыми «мохнатыми» протекторами.

До Старожильска – сорок километров. Нам на километр ближе по шоссе, но еще километра три «пилить» по лесной дороге, пышущей жаром. Без наших грузовых первых скоростей на передних и задних звездочках, не тронуться бы с грузом и тележкой по песку, если попытаться сделать это на обычном велосипеде. Хотя и так нелегко. Но Иван в нынешние свои тринадцать лет держался на удивление стойко и, забегая вперед, скажу, что на обратном пути даже занесся гордостью высокомерной гоночной и не позволял себя обогнать попутным велосипедистам…

Большая Кокшага в этих местах чиста и миловидна, с песчаными ивняковыми косами и обрывистыми берегами напротив кос-пляжей. Под обрывами лежат упавшие дубы, обтекаемые со звоном стремительными струями. Эти звонкие струи бегут под узловатыми ветвями поникшего, но живого еще дерева и закручиваются в водовороты. В бурылях нередко бьет тяжелый хвост, и прыскает серебристая мелочь-верхоплавка. Юрко проносятся над водой речные кулички, и парят в высоком небе ястребы-тетеревятники, вольно опираясь широкими крыльями на теплые восходящие потоки. Тонкий плеск стремительной воды естественно вплетается в сонный гул дубрав и боров, уставших от полуденной жары. И от этой музыки речной и лесной жизни теплеет душа и делается спокойно.

Но эти места довольно людны, особенно в праздники и выходные дни. И в этом случае у велосипеда большой плюс: он проедет везде, а где не проедет, там хозяин на себе перенесет… И не добраться до заповедных мест шумным компаниям на автомобилях. После этих компаний на берегах и плесах нередко остаются смердящие помойки.

По Большой Кокшаге часто проплывают любители тоже заманчивого и энергичного вида туризма-отдыха – сплава. Большей частью они здороваются, проходя мимо. Как-то разговорившись с путником на резиновой лодке, я по акценту понял, что он не наш, не местный. Выяснилось, что – с Казани. Встречал я казанцев и в устье речушки Рутки, по которой нередко сплавляются и нижегородцы.

– У вас же самих река под боком, притом большая и рыбная. Зачем куда-то ехать и барахтаться в ручейке? – с удивлением интересуюсь у казанца.

– Э-э, изгадили все у нас. И река не та, и рыбы не стало. А у вас тут чисто и народу мало, – ответствовал собеседник. И мы попрощались, пожелав друг другу удачи.

Как бы не сотворить и нам то, что сотворили люди с реками и лесами у больших городов. Тяжелеет на душе от того, что, казалось бы, в чистой реке, но рядом с поселком уже явно становится меньше рыбы. Все же, видимо, успевают гаденькие люди ударить исподтишка током в живую плоть реки Кокшаги…

Пока ехали по шоссе, путешествие было не в тягость. Останавливались по первому Ванькиному требованию, и пили холодный смородиновый морс из термоса. Увидев на рынке «знаменитый» китайский ширпотреб в виде жалких проволочек-креплений и крошечной капроновой бутылочки, я провел испытания своего рыбацкого небьющегося литрового термоса на предмет удержания уже не тепла, а холода, прокалив его на солнце целый день. Жидкость осталась ледяной, как и была изначально. Представляю, какая бурда получилась бы в покупной капроновой емкости на жарком солнце… Крепление для термоса я также изготовил сам, простое и надежное.

Едва свернули в лес, как откуда-то из тенистых зарослей посыпались маленькие, но злющие комары. Пришлось обувать сапоги и защищаться накомарниками. А выехали на место – длинную песчаную косу – и, словно открылся совершенно другой чистый и светлый мир! Ветер ерошил быструю воду и гладил вспотевшие лица.

– Позавтракаем, Ванюха? – предлагаю

– Рыбачить хочется, – вздыхает сын, но тут же соглашается. – Лано-лано, и есть тоже хочется…

Перекусили и забросили пару донок-удочек с колокольчиками на вершинках. Одна из донок была оснащена маленькой кормушкой. Из насадки у нас была, кажется, любая на вкус речной рыбы: перловка, крутая манка, горох пареный и зеленый консервированный, опарыш, черви. Едва донки настороженно замерли над речными струями, как та, что была оснащена кормушкой, резко качнулась, вершинку «телескопа» повело против течения, звякнул колокольчик. Подсечка!.. Из воды в брызгах вылетела какая-то длинная серебристая рыбина. Да это же елец!.. Давно его не ловил, наверное, с детских лет… Причем елец взял крупный. Такие мне еще не попадались: сантиметров около двадцати пяти, если не больше. Потом заклевали ельцы калибром помельче.

А сын тащит из воды сорожку! Она выбрала зерна перловки, перемешанной с молотыми жареными семечками, для запаха. Рыба клевала не крупная, но от малой реки чего еще ожидать?..

Когда день перевалил за вторую половину, над противоположным берегом повисли тяжелые синие тучи. В них засверкали молнии и глухо заворчали отдаленные раскаты грома. Пришлось спешно ставить палатку: укладывать поперек гибкие ветви ивняка, а на них – слой береговых лопухов, густо покрывших верхнюю часть косы. Под навес-предбанник спешно укладываем с Ванькой вещи. И вовремя… Резко хлестнул ливень, и небо над нами треснуло в ослепительных вспышках молний.

– Не люблю грозу, – шепчет Иван, блестя испуганными глазами в полумраке навеса.

Мне тоже неуютно, поскольку молнии постоянно хлещут в землю, но я подбадриваю сына.

– А ты погляди. На той стороне стоит высокая елка. Она и будет молниеотводом, если что. Железяки велосипеды от нас в стороне.

– А мобильник? – ехидно допрашивает сын. – Притянет молнию и – пух!.. Сгорели мы…

– А мобильник я сейчас выкину в реку, мне он все равно уже надоел…

– А-а, ну ладно, пусть гроза ворчит, а мобильник не выкидывай, он нас утром разбудит в три часа.

Лукавит, хитрец, ему бы только до игрушек добраться в телефоне, мало ему компьютера.

Дождь хлестал непрерывно, но неожиданно выглянуло солнце, и струи ливня засеребрились в его лучах, а там и радуга разноцветьем изогнулась над рекой.

После дождя, несмотря на классическое утверждение о клеве после оного, рыба брать отказывалась. Но тут пришла подсказка от неопытного, казалось, сына.

– А на хлеб… Давай на хлеб попробуем.

Как-то забылась эта немудреная насадка в череде разных изысков для современной избалованной рыбы. А если попробовать?.. Насаживаем на крючки донок катыши ржаного хлеба. И… сорожка заклевала. А потом нас подкинул с бревна-сиденья резкий звонок колокольчика закидушки, у тяжелого грузила которой, в порядке эксперимента, также была установлена небольшая кормушка, набитая пшенно-горохово-перловой кашей со жмыхом, жареными молотыми семечками и…веточками свежего укропа… Помнится, на Волге ловили мы с моей «Оби-3» моторной на «кольцовку» язей, приманенных подобной прикормкой. Здесь же взял на «бутерброд» из червя с опарышем подлещик, затем – еще один, но оба не крупнее трехсот граммов.

Потемну ужинаем у небольшого костерка и заваливаемся в палатку, в спальные мешки. Ночи пришли прохладные, знобкие и уже не по-летнему длинные.

На рассвете меня разбудил сильный всплеск и возня где-то у привязанного к рогатине садка, опущенного в воду. Затем над палаткой прошелестели большие крылья и все стихло. И одновременно запел будильник мобильного телефона. Вылезаем с сыном из палатки и видим на песке рядом с садком крупные птичьи следы. У Ваньки – пытливого исследователя динозавров – своя аналогия.

– Птеродактиль!..

– Похоже, тут вор в перьях был, – досадую. – Серая цапля, скорее.

И точно. Выклевала, носастая, рыбу из садка, а теперь стоит за поворотом на своих ногах-ходулях с невинно-постной физиономией и поклевывает себе мелочишку, словно бы ничего и не случилось. Хоть бы выбрала, ворюга, рыбу в садке ту, что помельче. Так нет, оскоромилась редким для меня крупным ельцом, подлещиками и сорожками. Никакой порядочности у местной гарпии!..

Несмотря на наши ожидания и опять же классику, утренний клев был отвратительным. Не брала рыба никакую насадку и все тут… Но зато на отмели, почти у самых ног, отчаянно клевали пескари. А на другой стороне в яме… А в яме время от времени ворочался и булькал в воде какой-то хищник… На жереха вроде не похоже. А что если…? Переоборудую закидушку под живцовую снасть: ставлю поводок повыше, в метре от грузила. Привязываю крупный крючок и насаживаю пескаря за обе губы. После заброса, несмотря на шум от падения тяжелого грузила, колокольчик закидушки мягко, без звонка, подался вперед, а затем последовал сильный рывок! Подсечка!.. И на леске загуляла, зарыскала из стороны в сторону сильная рыбина. Вскоре она показалась и забилась на поверхности. Это был окунь за полкило…

– Ура-а!.. Окунек попался!.. А ты говорил нет крупной рыбы! – запрыгал на песке Ванька.

– Белого-то крупняка ни одного не поймали, – осаживаю сына, но и сам повеселел. А то уже тоска мутная легла на сердце от вида мертвой воды.

А «белый крупняк» тут все же водится, несмотря на жлобское вмешательство человека. Ясно, что места ниже, у Сабанаково и Маркитана еще богаты рыбой, поскольку туда труднее добраться, но и рядом со Старожильском случается зацепить матерого золотого леща, как и выпало мне в следующий мой приезд сюда. Но ловил я сорожку, густеру и лещей с лодки на «кольцовку», привязавшись к дереву над ямой, в перекрестье двух речных струй.

Наверное, еще не раз предстоит открывать для себя по-новому эти места, вновь и вновь возвращаясь к золотистым плесам и чистой воде Большой Кокшаги…

Загрузка...