Валя сложила руки на коленях и заглянула мне в глаза:
– А теперь вот звонят по моему старому номеру и сообщают о новом убийстве.
– Ты-то какое отношение имела к этому делу? – удивилась я.
– Работала на процессе, – вздохнула Валентина. – И уже тогда зародились в моей душе сомнения. Я видела много подсудимых, встречала и таких, которые отрицали свое присутствие на месте преступления, даже если свидетелей было море. Но, знаешь, когда человек врет, у него на дне глаз плещется нечто… этакое, и я всегда понимала: заливает по полной программе. А у Медведева ничего подобного и в помине не было. Я стала сомневаться в правильности выводов следствия. Иногда улики можно подтасовать или неверно истолковать.
– Ты работала секретарем в суде? – спросила я.
Валентина поежилась:
– Нет, прокурором.
– Кем? – с сомнением переспросила я.
Валя сказала:
– В судебном процессе участвует немало людей, среди них непременно есть представители как защиты, так и обвинения.
– Знаю, – весьма невежливо перебила я хозяйку, – но ты совершенно не похожа на строгую даму в прокурорском костюме, которая требует сурового наказания для подсудимого. Ты же даже голоса повысить не можешь, изъясняешься почти шепотом!
Валентина улыбнулась:
– Я не хотела идти на юридический, да мама заставила. Она полжизни судьей отпахала.
– Баба Нила? – обомлела я.
– Нет, – улыбнулась хозяйка дома, – моя родная мать. Она очень строгой была, я ее боялась, никогда не спорила. Приказала она в юридический идти, я поступила. Она мне карьеру выстилала, меня повышали и выдвигали по ее ходатайствам – судью Кочергину Анну Ивановну очень уважали, поэтому не обращали внимания на ляпы ее дочери. Коллеги меня ненавидели, и я знала причину. То, за что их мордами о стол прикладывали, мне спускали и на следующую карьерную ступеньку заботливо подсаживали. Я совершенно не подходила для прокурорской должности. Как увижу на процессе мать, жену, детей подсудимого, такая жалость берет! А иногда потерпевшие подлые попадались, в особенности в делах по изнасилованиям. Когда мою мать инсульт разбил, я под предлогом ухода за ней уволилась, старый мобильный отключила, новый завела. Мама умерла быстро, двух недель не пролежала.
– Где ты сейчас работаешь? – поинтересовалась я.
Валечка опустила глаза:
– Моя бывшая одноклассница Ната Корчевникова владеет кафе, я там сутки через трое барменом стою.
Я была потрясена: из прокуроров в составители коктейлей – крутой, однако, вираж.
– Мне нравится, – продолжала Валя, – платят, правда, немного, потому Коля и решил первый этаж сдать. Живем мы на деньги от жильцов, еще городскую квартиру сдаем, прибавь пенсию бабы Нилы и мою зарплату. К сожалению, расходов тоже хватает, в доме надо то одно, то другое починить.
– Да уж, – сочувственно подхватила я, – скажи спасибо, что у вас отопительная система в порядке.
– Тьфу-тьфу, – суеверно отреагировала Рублева, – еще лекарства бабы Нилы очень дорогие, а Коля много тратит на организацию бизнеса. Пока ему не везет, а на чужого дядю он пахать не желает.
Я кивнула. Выгодная позиция: Николай хорошо устроился, ищет путь к богатству, а пока его не нашел, сидит у жены на шее.
– Коля непременно добьется успеха! – жарко воскликнула Валя. – Спиртовой завод – фуфло, муж придумал новую, очень оригинальную идею, через год он станет олигархом. Не смотри на меня такими глазами, я вполне довольна своей жизнью, есть в ней много положительных моментов.
– Назови хоть один, – выпалила я.
– Моя мама с Колей постоянно цапалась, – призналась Валя, – она в глаза ему заявляла: «Ты женился на Валюше по расчету, сел ей на шею и поехал. Мужик обязан деньги в дом приносить, а ты ерундой занимаешься, иди работать». Она не понимала, что Коля творческий человек. Зато когда мама заболела, у них возник полный альянс, зять за тещей ухаживал, книги ей читал.
– Идиллия, – съязвила я и прикусила язык.
Валечка не уловила иронии:
– Да. Теперь я живу тихо. Вот только этот звонок душу растревожил. Что там случилось, на улице Фастова? Надо срочно туда ехать.
Я решила успокоить Рублеву:
– Валюша, оцени ситуацию со стороны. Ты давно не включала телефон и не пользовалась старым номером. Следовательно, люди, с которыми ты свела знакомство, став барменшей, не могут звонить, они этого номера не знают.
Валентина кивнула:
– Новый телефон я сообщила Коле и очень близким людям. Кому попало не давала.
– Ты уверена, что преступление снайпера удалось сохранить в тайне от газетчиков. Значит, простой хулиган ничего не мог о нем слышать. Напрашивается вывод: над тобой решил позабавиться кто-то из прежних коллег. Вероятно, вы вместе работали над делом Медведева, и ты чем-то ущемила его интересы. Подумай и сообразишь, кто автор дурацкой шутки, – оттарабанила я.
– А если снайпер на свободе? – прошептала Валя. – Если на самом деле взяли не того? Вдруг он продолжит убивать? Я поеду на Фастова.
– Опасная и безрассудная затея, – попыталась я остановить Валентину. – Знаешь, иногда бывают подражатели, они тщательно копируют серийного убийцу. Лучше позвони Белову.
– Василий Сергеевич умер, – ответила Валя и покраснела. – Утонул на рыбалке, упал с лодки, от холодной воды у него случился сердечный приступ.
– Тогда о звонке нужно сообщить в милицию, – не успокаивалась я.
– А если это шутка? – нахмурилась Рублева. – Прикол? Представляешь последствия?
Я протянула Валентине сотовый:
– Забери, да не забудь его выключить, а лучше выброси симку. Тогда уж точно никто тебя не достанет.
Валя встала.
– Ты куда? – насторожилась я.
– На улицу Фастова, – решительно ответила она.
– На дворе мороз, – я предприняла последнюю попытку ее остановить, – снег идет.
– Февраль есть февраль, – согласилась Рублева.
Я взяла сумочку:
– Давай тебя отвезу.
– Зачем? – испугалась Валя. – Я сама доберусь.
– Мне все равно надо на встречу, – пояснила я. – Заодно и смотаемся.
– Ну только если тебе это не внапряг, – сдалась она. – На машине, конечно, удобнее. Сейчас, только глаза накрашу, без туши я на поросенка похожа.
Мне не хотелось сидеть у Рублевой, пока та приводит себя в порядок. Решив прогреть машину, я спустилась в прихожую и не удержалась от смешка. Под вешалкой стояли не особенно дорогие сапожки на искусственном меху. На них голубели бахилы, которые приобретают посетители больниц. Обычно люди натягивают их на обувь, чтобы не занести в помещение уличную грязь. А вот баба Нила поступает иначе: она бережет обувь от воздействия внешней среды. Ее сапоги, купленные на самом дешевом столичном рынке, отнюдь не шикарны, но старуха считает их огромной ценностью. У Рублевых туго с деньгами, учитывая тот факт, что Колян не имеет стабильного дохода, Валентина зарабатывает гроши, а баба Нила пенсионерка. Обеспеченные люди не станут сдавать часть дома. А Рублевы сводят концы с концами только благодаря жильцам. Понятно, почему старуха с пиететом относится к сапогам. Всякий раз, выходя на улицу, она напяливает бахилы, бормоча себе под нос:
– Гады! Сыплют реагент, кожа портится, коробится, сгниют сапожки, где новые взять? Че, я Буратино с золотыми монетами? Сама зарабатываю, цену рублям знаю! Отменили калоши-то! Вот я и выкручиваюсь!
В бахилах баба Нила идет до станции, в электричке их снимает, потом снова натягивает, чтобы добежать до метро, в подземке стаскивает, и так целый день. Зато обувь цела! Бахилы старуха добывает в клинике, где моет полы. Подозреваю, что она забирает использованные посетителями, в сарае у нее хранится целый мешок с ними. Кстати, о сарае. Баба Нила собрала там огромное количество барахла, а в подполе держит овощи, выращенные на своей делянке, и собственноручно закатанные банки. Консервы у нее великолепные, огурчики хрустят, помидоры не теряют цвет, чеснок вышибает слезу.
Только, к сожалению, на земле много людей, которые, как стрекоза из известной басни, все лето танцуют, поют, а зимой есть хотят. Помнится, егоза притопала к муравью и вежливо попросила ее накормить… Человек же поступает иначе – он попросту лезет в чужой погреб. Пару раз при мне баба Нила лишалась части запасов. Кто-то уносил ее банки, отсыпал картошку. Потом старуха заподозрила, что некто шарит в отсутствие хозяев и в доме. Грабитель действовал аккуратно, но хозяйский глаз заметил неправильно сложенные полотенца в шкафу и еще ряд мелочей, указывающих на появление постороннего лица. Вот тут терпение бабы Нилы лопнуло, и она решила поймать мерзавца. Чтобы застать негодяя на месте преступления, старуха придумала сигнальную систему: самая обычная веревка, хитро натянутая на полу сарая, «выходит» в огород, змеится, на манер электропроводки, на специально вбитых кольях и заканчивается на кухне целой гирляндой колокольчиков. Заденет чужая нога «тревожный шнур», – раздастся трезвон, который вор не услышит, но услышит пенсионерка. Дальше – понятно.
Надо отметить, что баба Нила совсем не жадная, она радушно угощает всех, кормит супом и меня, и Томаса, и Нину, и Прасковью Никитичну. Мы живем коммуной, продукты в холодильнике и содержимое кастрюль на плите считаются общими. Почему же она так хочет поймать вора? Да потому что он вор! Приди человек в дом открыто, попроси он с голодухи пять картошин, баба Нила вручит ему мешок и еще консервов даст в придачу. Но воровать нельзя! Грабителя следует отловить и прилюдно высечь розгами. К преступникам баба Нила беспощадна.
Так что теперь мы ожидаем поимки грабителя.
…Втиснувшись в мою малолитражку, Рублева засопела и заерзала на сиденье.
– Неудобно? – заботливо осведомилась я.
– Тесно, ноги некуда вытянуть, – призналась она.
– Сбоку есть рычажок, потяни его, и кресло отъедет назад, – объяснила я.
– Супер! – воскликнула Валя. – Хорошая машина, но очень низкая, и «морды» почти нет, а Коля говорит: «Чем длиннее капот, тем длиннее жизнь».
– Твой супруг прав, – кивнула я. – Собираюсь пересесть на джип.
– Ух ты! – восхитилась Валя. – Какой?
– Сейчас покажу, – пообещала я. – Видишь вон там, справа, в соседнем ряду, серебристый?
Валентина чуть не свернула шею, разглядывая внедорожник.
– Шутишь, да? Это же «БМВ», он более ста тысяч долларов стоит. Последняя модель, напоминает по виду бульдога.
Настал мой черед удивляться:
– Извини, я глупо пошутила! А ты хорошо разбираешься в машинах?
– Да откуда, у нас с Колей колес нет и никогда не было. Машина – дорогое удовольствие, сначала ее купить надо, потом застраховать, чинить, мыть, бензином заправлять. Лучше на общественном транспорте ездить. А про джип «БМВ» я от бабы Нилы знаю, она Коле брелок для ключей купила, синий. А мне объяснила: «Это логотип крутой автомобильной марки, но она, зараза, дорогая».
Я поняла, что случайно наступила на больное место. Вероятно, Валентина хотела бы сама сидеть за рулем, но ей никогда не купить собственный автомобиль.
Остаток дороги мы провели под аккомпанемент радио, которое безостановочно вещало о пробках, пело о неразделенной любви и рекламировало средство тройного действия от облысения, поноса и насморка в одной таблетке.
Улица Фастова оказалась небольшим переулочком, зажатым между несколькими высотными зданиями. Она была прямой и хорошо просматривалась.
– И где труп? – спросила я.
– Может, его увезли? – предположила Валя. – Звонили-то давно.
– Но тогда здесь должны находиться люди, изучающие место преступления, – резонно возразила я. – Сама знаешь, этот процесс не прост, он занимает много времени.
– Наверное, уже закончили, – промямлила Валентина, – дома тут дорогие, не захотели жильцам неудобство создавать.
Мне последний аргумент показался совсем уж нелепым. Похоже, Рублевой очень не хочется верить в хулигана, который решил поиздеваться над бывшим прокурором. Я вылезла из машины, огляделась, увидела маленькую пекарню и направилась к ней. Вошла внутрь и спросила у тетушки за прилавком, очень смахивающей на фрекен Бокк:
– Не видели здесь труп?
Баба уронила на пол плюшку с вареньем и переспросила:
– Что-что?
– Сегодня на улице кого-нибудь убили? – уточнила я.
– Где? – заморгала продавщица.
Я указала на большое окно:
– Там, на тротуаре.
Тетка наклонилась, подняла булочку, сдула с нее пыль, без всякого колебания положила на поднос к другим плюшкам и буркнула:
– Ты из дурки сбежала?
Я достала рабочее удостоверение, подтверждающее мой статус частного детектива. Хорошо, что в нем не сказано о закрытии нашей разыскной конторы.
– Из ментовки, – сделала глубокомысленный вывод пекарша. – И чего?
– Нам сообщили об убийстве на улице Фастова, – сухо сказала я. – Где тело?
– Спокойно у нас, – не проявила волнения тетка, – ни азеров, ни чеченов, люди вокруг тихие, на хороших машинах. Пошутил кто-то.
– Вы Зинаида? – продолжила я.
– Нет, Тамара Федоровна, – с достоинством представилась булочница, – частный предприниматель Изотова, все бумаги в порядке. Хочешь булочку? Могу кофейку налить.
– А где Зина? – спросила я.
– Какая? – прозвучало в ответ.
– Та, что здесь торгует.
– Я одна тут, и пеку, и за прилавком стою, – пояснила Тамара Федоровна. – Хозяйка, уборщица, торговка – все я. Никаких Зин нет.
– Вы уверены? – уточнила я.
Тамара Федоровна уперла руки в бока:
– Конечно!
– Мобильный вам не оставляли? – ощутив прилив злости, поинтересовалась я.
Булочница взяла из кассы телефон:
– Звоните, не жалко, у меня безлимитный тариф.
Я схватила аппарат. Значит, хотя бы часть информации, сообщенной шутником, оказалась правдой.
– Спасибо, вы нам очень помогли.
– Ерунда, – во весь рот улыбнулась Изотова.
Я повернулась и сделала шаг к двери.
– Эй, стой! – забеспокоилась частная предпринимательница. – Ты куда?
– В машину, – ответила я.
– Трубку верни, – потребовала Изотова. – Много вас таких шляется. Если ты из милиции, это еще не гарантия, что не сопрешь мобилу, а она новая. Отсюда звони, я подслушивать не стану.
Мне пришлось вернуться к кассе.
– Вы дали мне свой телефон?
Тамара Федоровна вновь подбоченилась:
– А то чей?
В булочной сильно пахло ванилью, корицей и сдобным тестом. От большого электродухового шкафа, в котором румянились багеты, исходил жар, а кондиционера не было. Я расстегнула куртку.
– Человек, рассказавший мне про труп, предложил заглянуть в эту пекарню.
– Обалдеть! – возмутилась тетка.
– Сказал, что оставил продавцу Зинаиде мобильный, – устало договорила я.
Духовка противно запищала. Тамара Федоровна нацепила толстые рукавицы, распахнула дверцу, вытащила противень, установила его на специальной доске, повернулась ко мне и зачастила:
– Никого тут не замочили, Зинаиды здесь никогда не было, мобила моя, сегодня ко мне только постоянные покупатели шли. Ложный был вызов, придурки балуются или дети. Забудь.
– Вы правы, – пробормотала я и открыла дверь.
Звякнул колокольчик. Мне почему-то стало нехорошо, закружилась голова – скорее всего, пребывание в помещении, где нечем было дышать, губительно подействовало на сосуды. Валентина стояла у машины. Увидев меня, она шагнула на проезжую часть, направляясь на противоположную сторону улицы, где я пыталась справиться с дурнотой.
С неба раздался странный звук, словно кто-то наступил на сухую ветку. Я вздрогнула, обернулась, увидела за собой дверь пекарни, перевела взгляд на Валю и приросла к грязному асфальту.
Валентина чуть согнула колени, опустилась на мостовую как в замедленной съемке, запрокинула голову и легла на правый бок. Висевшая на ее руке лаковая сумочка отлетела в сторону. Вокруг рухнувшего тела взметнулись крохотные фонтанчики грязи и осели на бежевой куртке.
Я медленно побрела вперед. Каждый шаг давался с трудом, на голове словно сидела шапка из ваты. Потом бац – невидимая рука ее сдернула, перед глазами перестала трястись черная пелена, я кинулась к Вале.
Первое, что я увидела, – кровавое пятно справа от ее головы.
– Убили-и! – завопила Тамара Федоровна, выскакивая из пекарни. – Убили-и!
– Дай телефон, – приказала я и помчалась в булочную. Костин в отъезде, но не все же его коллеги отправились в Украину…