Грузия – это место, где греки искали золотое руно.
Место, где Медея помогла Ясону и последовала за ним, пожертвовав всем. Что было с Медеей, легко узнать из мифологии.
Часто мне кажется, что Грузия стоит на разбитом сердце женщины.
Не только Медеи.
Тбилиси. Возле церкви Метехи, около 6 октября 2018 года.
С начала моего путешествия прошло около четырех месяцев. Приходится себе напоминать, что это мой осознанный выбор. Я всегда могу стать официанткой, пойти в колледж или получить платно второе высшее образование. Вот что меня ждет, если я вернусь из путешествия. Но это будет значить, что я проиграла.
Глушу в себе желание умереть, говорю, что это – всего лишь игра эмоций. На уровне, где я – медитативное существо, явь нереальна точно так же, как и сон. Это все игра, но я продолжаю ее. Куда меня приведет этот стиль жизни?
Проходя мимо уличных кафе, заглядываю в чужие тарелки. Я одна. Без денег, связей, знания языка, в чужом городе, со статусом любовницы, внешностью туристки и повадками попрошайки. На холоде сложнее визуализировать и быть счастливой. Во мне тысячи кинжалов от кристального, звенящего одиночества.
Я – вечная медитативная душа. Но сейчас я снова играю в девушку, сбежавшую из своей страны от налоговой. Сбежавшей путешествовать и искать работу мечты. А вместо этого живущую жизнью попрошайки и страдающей от того, что работы, позволяющей свободно путешествовать, в будущем так и не предвидится.
Как же сложно быть счастливой. Я надеюсь, что такие моменты отчаяния расшевелят меня и заставят изменить свою жизнь. Ведь самое темное время – перед рассветом.
Можно ли путешествовать без денег? Не использование ли это человеческой доброты? Я раздаю свою одежду беднякам, дарю последнюю еду, зная, что существует обмен энергией. Когда я отдаю что-то свое, ко мне приходит то, чего я хочу, хотя я об этом даже не прошу.
22 июня 2018 года, 4 утра. Выхожу из аэропорта Батуми. Черные босоножки на плоской подошве, того же цвета юбка по колено, футболка персикового цвета, подведенные синим карандашом глаза, за плечами два рюкзака, напоминающие школьные.
Темно. Вокруг орут таксисты, пассажиры уверенно идут к встречающим. За меня цепляются взгляды. Смакуют глазами. Хочу смыть неуместный макияж, но назад, в аэропорт, уже не пускают. Юбка была проклята в первые минуты моего пребывания в Грузии.
До прилета в Батуми я видела на карте, что море совсем недалеко, шесть километров. Но сейчас на моем смартфоне нет интернета, поэтому ищу, кого бы спросить, в какую сторону к нему идти.
Глаза прячу. Мужчины, глядя на меня, откровенно облизываются. Решаю спросить у полицейских. Читала, что они в Грузии порядочные.
Один из служителей порядка оборачивается. Выражение лица такое же сальное, как и у остальных. Мысль переночевать в полицейском участке как-то сразу улетучивается.
С горем пополам узнаю, как пройти к морю. Переодеваюсь в джинсы за автомобилем, натягиваю джинсовую куртку, хотя и в одной футболке в ночном Батуми мне было жарко.
Какой-то таксист предлагает подвезти до пляжа. Записываю номер его автомобиля и с его телефона отправляю мужу, который находится в Беларуси. Техника безопасности одиночного женского автостопа.
– А это не моя машина, – говорит мне таксист, когда мы уже в пути. – И не мой телефон.
Готовлюсь выпрыгивать из автомобиля на ходу. Надо же было вляпаться в первый день.
Но все обходится. Просто он решил припугнуть девочку, не знакомую с жизнью. Через полчаса мы на пляже курим марихуану. Рассвет. В нескольких сотнях метров от нас совокупляется парочка.
Я свободна. Я все-таки это сделала. Дальше как-нибудь, да сложится, – думаю про себя.
Таксист уезжает спать. На просьбу вынести из своего дома еду для меня отреагировал холодно, приютить меня в семье на денек тоже отказался.
Утро. Съедаю подтаявшую мятную шоколадку, купленную мамой. Гадость редкостная, но выбрасывать жалко до слез. К тому же есть нечего. В кармане 15 долларов и банковская карта, на которой неприкосновенные 231$ – для Непала, в который я поеду в следующем году. Если выживу в этом…
После еще нескольких километров ходьбы на жаре, рюкзаки, как и свою жизнь, я возненавидела.
Бросила их в пункте проката велосипедов. С разрешения, конечно. Просто потому, что дальше сил идти уже не было. Разговорились. Точнее, это выглядело как допрос, но уставшая я таких тонкостей еще не улавливала. Нельзя быть налоговым резидентом Республики Беларусь, купила билет в один конец, 24 года, ищу работу… Такие важные сведения выбалтываю с отвратительной открытостью. Мне предлагают устроиться экскурсоводом. Прыгаю от радости, хотя собеседование через несколько дней.
Работодатели, которые предложили мне эту вакансию, свозили меня с группой, как стажера, на экскурсию: водопад Махунцети, мост царицы Тамары. Водопад красивый. Я же, как ассистент экскурсовода, умудрилась сказать пару «вя» по поводу Шоты Руставели и его отношениях с царицей. Вдохновилась. При мысли о том, что я стану экскурсоводом, сладко заныло внутри. Вот она, работа мечты. А потом можно пройти курсы… Надо же, нашла дело своей жизни в первый день пребывания в новой стране.
Темнеет рано. С сумерками моя эйфория поутихла. Лица прохожих снова стали сальными (хотя я уже была в целомудренных шароварах), а я внезапно поняла, что никто из родных не знает, в какой части города я нахожусь. И главное – у меня до сих пор нет жилья.
Робко спрашиваю у работодателя:
– Вы помогаете мне, чтобы сделать своей любовницей?
Честный порядочный грузин смеется:
– Что ты, нет конечно!
И показывает фотографии своих любовниц, женщин 35+.
Для спокойствия сбрасываю геолокацию мужу. А к 10 вечера спрашиваю, нет ли дешевого хостела поблизости. У меня есть деньги, чтобы заплатить за первые три ночи.
Меня провозят по ночным батумским закоулкам. От пляжа мы отъезжаем на четыре-пять километров, но от вида трущоб становится жутко.
Заходим во двор. Шестеро или семеро мужчин глушат алкоголь. Когда я вошла в хостел, один из них поднялся, и, шатаясь, пошел следом. Собутыльники усадили его на место.
В хостеле ни одного посетителя. Мой номер не закрывается на ключ. Работодатель, который обеспечит мне собеседование на экскурсовода, успокаивает:
– Шота (хозяин хостела) мой товарищ. Все будет хорошо. Ничего не бойся.
И добавляет, как всякий честный порядочный грузин:
– Если у тебя будут какие-то проблемы, звони, я сразу тебя вытащу.
И уходит.
А я запираюсь в туалете и реву до поздней ночи. Вспоминаю все фильмы из этой оперы, начиная от «Груз 200» и заканчивая самыми банальными ночными кошмарами про изнасилования. А внизу шестеро пьяных мужиков продолжают догоняться. И знают, что я здесь единственный посетитель. Одна. Девчонка.
Водостойкая косметика смылась после часа слез, а в мою душу пришло спокойствие. Все будет хорошо. Третий этаж, выпрыгнуть из окна не успею, но позвонить в полицию смогу. Если что, добегу до туалета. Да и в конце концов, этот хостел – его бизнес. Не станет же он рушить свой бизнес из-за одной светловолосой девчонки? Все будет хорошо.
Кладу иконку (атеист с 17 лет) и включенный мобильный телефон у изголовья и засыпаю.
Просыпаюсь от того, что на меня с нежностью смотри 50-летний Шота, сидящий на кровати напротив. С трудом его выпроваживаю.
Так будет каждую ночь, до тех пор, пока я не сбегу.
Я как в сказке, но только сказка эта в духе братьев Гримм.
1 июля
Я приехала в Грузию в курортный сезон. Это то самое время, когда грузины запасаются деньгами перед «зимней спячкой». Пока здесь дождливо, поэтому они ещё не сильно звереют. Ещё меня спасает то, что я одинокая девушка, которой так и хочется помочь. Но я этим не злоупотребляю, конечно.
Итак, чтобы сэкономить на отдыхе в Грузии, можно использовать некоторые знания. Вот самые поверхностные:
1. Ехать не в сезон. В Аджарии сезон заканчивается в конце сентября. Золотую осень можно застать и в ноябре… Весной в Грузии туристов мало, а природа порадует, как и в любое время года.
2. Покупать товары не на рынке. Рынок здесь не всегда дешевле магазина. В первую неделю своего пребывания я умудрилась купить рис за 5 лари ($2). Было бы больше денег, просадила бы и остальные, не «въезжая» в обстановку. Если ты турист, на тебе можно нажиться.
3. Ездить в маршрутках. Для сравнения: экскурсия на водопад Махунцети стоит ± 60 лари, а на маршрутке из Батуми до него можно доехать за 2 лари. То же с крепостью в Гонио и другими достопримечательностями. Я пока умудряюсь ездить к достопримечательностям без денежных трат.
4. Самое лучшее в Грузии можно получить бесплатно. Лучшее – это море, горы и пейзажи. Из остальных ништяков – осенние овощи и фрукты (сейчас, летом, местные тоже покупают привозную продукцию). Ещё здесь легальна марихуана и её покуривают даже подростки. Если об этом заговорить, марихуану тебе предложит каждый. То же и с вином, в общем-то. Но пить надо белое. Красное – только в небольших дозах (так местные советуют).
5. Подружиться с грузинами. Туризм многих испортил, на людях стараются не просто нажиться, а выжать кошелек до копейки. С другой стороны, истинно грузинское гостеприимство, когда путника угощают и помогают, тоже встречается. Его я встречала больше, когда путешествовала с попутчиком, все же у одиночного женского своя специфика. Если же вам с ходу грузины набиваются в лучшие друзья, то такое гостеприимство – всего лишь бренд. Грузины гостеприимные, белорусы толерантные и хлебосольные, русские щедрые и прочая лапша на ушах. Говорю не о всех. Скорее о тенденции, которая совсем не такая, как стереотипы о народах.
6 июля.
Я здесь уже две недели. Вижу Грузию с витрины и немного с изнанки. Я увидела, что Аджарию, (регион Грузии, где я нахожусь) кормит курортный сезон. Предприимчивые люди имеют несколько бизнесов (Шота, у которого я жила в хостеле, владеет кафе, прокатом мотоциклов, продвигает хостел и делает экскурсии). Менее предприимчивые работают за копейки.
…Грузины с удовольствием смотрят мои фотографии достопримечательностей. У них нет времени сходить и посмотреть на эти места, к тому же они платные даже для местных. Многие в море за этот сезон не купались ни разу.
Я выгляжу как турист, но схожу с ума от запаха выпечки и шашлыков, купить которые я не могу. Бюджет – на 5 килограммов крупы. Сочетаю в себе бедность местного и ненасытность отдыхающего в отпуске.
И все равно дикое путешествие для меня лучше организованной турфирмой поездки. Я могу любоваться страной до ряби в глазах, пока не затошнит, могу увидеть страну изнутри. Но моя поездка отличается от хождения с палаткой и спальником за спиной (здоровье тяжести таскать не позволяет). Я бы ее назвала «Выживание в социальных джунглях».
Работа экскурсоводом накрылась. Шанс устроиться на работу официанткой я не использовала (эту нишу социальной стратификации я прошла еще семь лет назад, возвращаться не тянуло).
Позвонила Шоте и предложила ему быть уборщицей в хостеле за еду и жилье. Он с радостью согласился. Даже принес две бутылки красного вина на второй день моей работы.
Работа была странная. Внизу хостела находилась маленькая забегаловка, где работала Теа – женщина, которую я успела полюбить. Она выполняла всю работу: бармен, кассир, официант, повар за копеечную зарплату. Мне сказали, что одна из моих обязанностей – помогать Теа в работе (в частности, разносить подвыпившим мужикам пиво и мыть посуду). Еще моей работой было содержание хостела в чистоте и стояние в аэропорту с табличкой «Хостел» для привлечения туристов. В свободное время я могла ходить на море и купаться. Ночью же моим занятием было постоянное выпроваживание Шоты из своего номера (на что он заставлял меня по новой вымыть хостел, который я драила днем ранее).
Еще одним опытом было разведение бедных туристов на деньги. До сих пор стыдно, что из-за меня он получил 120 лари (около 60 долларов), когда я предложила для литовских путешественников его услуги в качестве экскурсовода. Я из этих денег получила 5 лари.
Тогда же я познакомилась со своим коллегой Лешей, администратором пустующего хостела и (по совместительству) экстремистом из России. Ростом он был где-то метр шестьдесят, коротко стриженный, с рыжими бакенбардами. Носил он неизменную майку камуфляжной расцветки, шорты и кроссовки. На тот момент он уже год жил в Грузии, работал за еду и жилье или за копейки. Раз в месяц созванивался с мамой. Мне он напомнил давнего друга, который был, так сказать, скелетом моей души. Когда ушел (ибо я отказалась быть его любовницей), он снился мне в осознанных снах, и это были самые счастливые моменты из моей жизни.
И вот мы сидим с Лешей в хостеле, глушим подаренное Шотой вино (ибо у меня стресс накопился). Он дает мне такие важные и классные советы, которые моя душенька еще не готова воспринять:
– Тебе нужно использовать мужиков. Стать стервой… Грузины… они свои обещания не выполняют. Тебе нужно быть осторожной. Все здесь будут пытаться тобой воспользоваться. Меня они всегда пытались нае.. Тебя они будут пытаться еще и вые…
Я слушаю, потом жалуюсь на то, что Шота каждую ночь врывается ко мне в комнату, и я боюсь, что рано или поздно он меня изнасилует. Экстремист клянется защищать.
В эти моменты парень из Омской или какой-то там дальней области России кажется мне чуть ли не земляком. Учителем. Мы говорим с ним о политике, истории, он советует мне перечитать «Государя» Макиавелли. Прилежно читаю.
В один из дней мы целуемся возле двери в мою комнату. Я говорю о том, что меня надо добиваться не один месяц. Он говорит, что ему эта ерунда не нужна.
Господи, благослови мое равнодушие к сексу. Смогла отшить.
Но от несчастной влюбленности пару дней мучаюсь.
…Дни мои похожи. Третий этаж дома – хостел, который я должна убирать. Коричневые покрашенные полы, бетонная пыльная лестница, деревянные резные перила, два балкона, два санузла, в желтоватых тонах и в бирюзовых (вымыла все). Из окна видны горы Аджарии. Внизу – усыпанный мелкими камешками дворик размером с зал в обычной белорусской хрущевке. Иногда я отбираю у Теа веник и подметаю окурки сама, стараясь не загребать в совок и камни. Сейчас, через полгода, не могу вспомнить, были ли столы в кафе пластмассовыми или деревянными. Часть столов была точно деревянная, черная, лакированная, с облезшим местами лаком. Я протирала их тряпкой, убирала пепельницы, старалась быть хорошей официанткой.
В комнатушке Теа всегда душно. По утрам она готовит хачапури с яйцом (я наелась их до тошноты, Шота был жаден и о кормежке персонала не сильно заботился), и обжигающий воздух заставляет задыхаться. В это время я предпочитаю протирать столы, только чтобы не находиться в этой парилке.
Кормит меня Теа. Делает вкусный батумский кофе, угощает супами (грузинская кухня для меня слишком острая, а еще я ненавидела кинзу, но все равно спасибо ей за еду). Кофе в Батуми для меня тоже особенный: на одну маленькую кружку напитка берется то же количество перемолотых зерен, которое используем мы (русские, белорусы), заваривая себе пол-литровую кружку. В Турции такой кофе подается вместе со стаканом воды, потому что от крепкого напитка одолевает сушняк.
Именно Теа мне сказала о том, что славянки испортили свой имидж и их стали считать легкодоступными, похотливыми самками. И я косвенно стала жертвой этого сформированного имиджа. Но на тот момент от этого мне было не легче.
В полупьяном состоянии (в каморке Теа мы выпиваем по рюмашке вина, чтобы легче работалось) я разношу пиво для посетителей. Периодически разговариваю с посетителями, а они принимают разговор со мной за флирт.
Шота зачем-то говорит, что, если он увидит кого-то в моей комнате, то я лишусь работы. При этом сам ест меня глазами при стоящей рядом жене (а жена его лет на пять всего лишь старше меня, и очень красивая) и, как я узнаю через несколько месяцев, говорит всем своим соседям, что он каждую ночь со мной кувыркается.
В просьбах дать мне комнату с ключом он отказывает, а на пожелание врезать замок на мою дверь говорит, что денег у него нет.
Грузины лгать умеют… Обещать и не выполнять обещания. Хвалиться тем, чего не было. Сделать селфи с девчонкой, например, а потом всем рассказывать, что спал с ней. Это я тоже потом узнаю.
Ну а пока…
Наученный жизнью Леша к происходящему относился не так трагично. Где было возможно, филонил. С уборкой хостела мне не помогал (только если я его настойчиво попрошу), ел наравне со всеми, пил за счет посетителей.
По вечерам я прислуживала и ему, протирая столик, за которым он сидел.
Одним из собутыльников экстремиста был здоровяк, который как-то купил мне пива. Огромный, ростом под два метра, широкоплечий, темноволосый. Ему было 36 лет, он обладал обаятельной улыбкой и проникновенным взглядом, который обращался прямо в душу.
Я сказала, что пью только вино, и купленный бокал был выпит за меня. Далее последовали бесплатные шоколадки, которыми я делилась с Теа, мороженое, кофе. И готовность помочь:
– Будут проблемы, обращайся.
И они появились.
9 июля.
Пока я работала за еду и жилье, я попросила мужа разослать мои резюме во все издания России и Украины, до чьих электронных адресов дотянутся наши руки. Везде получила отказ. После этого появилась идея писать блог с уклоном в отношения мужчины и женщины (когда мне каждый день предлагают переспать или косвенно намекают на это, другой темы и не придумаешь).
А в голове у меня в это время звучали слова Милы Деменковой: «Не думайте ехать в Грузию. Вы потолстеете. Вы начнете пить. Вы влюбитесь в грузина, и он разобьет вам сердце». А я думала, кто же станет этим грузином.
Им стал тбилисский армянин.
Начало июля.
– Ну и вали отсюда! Да тебя пустят по кругу, будут е… все, кому не лень!!! – Шота захлебывается слюной, а извечные собутыльники во дворике с мелкими камешками с любопытством вглядываются из темноты. Любопытство было оправданным, ведь Шота им всем сказал, что я его любовница.
– А ты хотел быть первым, похотливый говнюк, – сказала бы я сейчас. Но тогда я молчала и думала, не изнасилует ли он меня, когда я поднимусь на третий этаж забирать свои вещи.
– Пожалуйста, не кричите на меня. Мне трудно говорить, когда на меня кричат. Я вызову полицию, – бормочу я чуть ли не себе под нос, поднимаясь по лестнице в хостел.
В номерах по-прежнему темно и пусто. Бизнес не задался, как сказал Леша.
Да и сбежать я решила из-за него. Оставаться одной в пустом хостеле, когда Шота решил ночевать в нем, было неприемлемо. Экстремисту же не понравилось, что Шота пытается из него выжать последние соки (хотя я на тот момент думала, что мой политический преступник просто не хочет работать). И вот в один день Леша сказал, что уходит.
– Ты со мной?
Я согласилась. Даже предложила план:
– Помнишь Ваньку, который мне шоколадки дарил? Он обещал помочь, если у меня будут проблемы. Мы можем попроситься к нему переночевать.
Оставалось пережить прощание с «начальником». Договорились, что я иду на море, а Леша в это время уходит из хостела. Потом прихожу я и ухожу тоже. Встречаемся возле полицейского участка в сотне метров от нашего места работы.
Так что Шоту можно тоже понять. Одновременно потерял двух работников и мутную перспективу мять молодое тело на недавно купленных простынях.
Прихожу в сумерках с моря, в макси-юбке и джинсовой куртке. Из комнатушки Теа запах кофе и хачапури, в дверях стоит мужчина ее мечты – муж – и смотрит на нее. За столиками пьют пиво из пол-литровых стеклянных бокалов (как я уставала их мыть, а краник для пива постоянно выдавал не то количество пены). Стук столовых приборов. Шота здесь же, внизу. Ко мне добродушен.
– У вас есть большой пакет? – спрашиваю. Дело в том, что купленные рис и гречка не вмещались в рюкзаки, а оставить их здесь было для меня кощунством.
– А зачем тебе?
– Я хочу собрать вещи…
Потом помню, как Шота бегал по комнатам хостела и вопил, предсказывая мне полное орально-вагинальных удовольствий будущее. О том, какая я плохая работница, а он – хороший работодатель. Я же в молчаливой истерике запихивала неподдающиеся вещи в рюкзаки (почему их так много?!), в панике старалась закрыть молнии, а они не поддавались. Торопилась, потому что боялась: в любой момент к нему может прийти эта самая мысль. Напоследок. Сердце колотилось, во рту пересохло. Руки дрожали, а мозг быстро соображал, не забыла ли я какую-либо вещь. Назад дороги не будет. Зубная щетка здесь, на тумбочке. Икона. Ночнушка. Мобильный телефон. Зарядник. Проверить сейф. Я прятала документы под слой белья, а копия паспорта всегда находилась в рюкзаке. Вроде бы все собрала.
Спускаюсь по лестнице и с каждым шагом понимаю, что мне очень повезло. Сегодня ничего плохого не случится.
– Ну и вали отсюда!
И я валю. Даже не осмеливаюсь попрощаться с Теа, с которой меня разделяют какие-то пять метров. Что она обо мне думает? Поверит ли Шоте, который – друг ее мужа? Поверит ли мне, ведь я открыла ей всю душу в этих посиделках в ее каморке? Я этого уже не узнаю.
В тот вечер такси приехало через полтора часа. Ванька привез нас к себе во двор, напоил пивом. Сидим, как заправские алкоголики, за деревянным столом посреди двора, вокруг шумят деревья. Я то натягиваю, то снимаю джинсовку: не могу решить, лучше выглядеть целомудренной и потеть на жаре или все же быть в футболке и продолжать потеть от волнения.
Мистер Чача, как Леша себя называл, вылакал немало пива, но остался трезвым. Я слегка пригубила и с нетерпением ждала, когда же мы окажемся дома.
Ваньке 36 лет, он живет с родителями. Он сказал, что мама и бабушка у него русские. Леша на меня выразительно посмотрел, имея в виду, что Ваня хочет продолжить традицию. И не просто так он меня от Шоты забрал.
Ступеньки в подъезде местами стертые, с округлостями по краям. Свет загорается не по хлопку, а, скорее, от грохота, сравнимого с падением тела с лестницы.
Квартира состоит из зала, кухни, санузла и двух маленьких комнатушки. На полу паркет, потолок сделан в духе евроремонта. Ваня хвалится, ведь все в этой квартире он сделал своими руками. Захожу в санузел помыть руки. Штукатурка местами обвалилась, плитка на полу побита. Возле ванной стоят полки со старой обувью. Бежевая дверь с облупившейся краской, как в СССР, закрывается на крючок.
В квартире живут родители Ваньки, он, его сестра и трое племянников. Одно из спальных мест – кухня, в которой живет отец, когда приходит с работы. Курит бесчисленное количество сигарет и смотрит российские новости.
Уже где-то час ночи, но Ванька идет к холодильнику и достает для нас какой-то грузинский соус. Едим за столом в зале.
В это время выплывает мама Ваньки и зовет его «на пару слов». Мистер Чача шепчет: «Нам здесь не рады», – и мы молча договариваемся уйти на следующий день.
…На следующий день мы ушли из дома Ваньки, и, усевшись на берегу реки Королисцхали (речка возле Батуми, которая впадает в море), принялись глушить захваченное из дому белое вино.
Мужчины подтрунивают надо мной, что я всех за волков принимать стала. Вытряхиваю из штанов муравья, ржут:
– И муравьи у тебя тоже волки, в штаны норовят залезть.
В конце дня Леша решил остаться ночевать в заброшенном доме возле речки, а меня Ваня отправил к себе домой снова.
– Ты можешь у меня жить, пока не найдешь работу, – сказал он. – За маму не волнуйся.